Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

titova_aa_evoliutsiia_povsednevnoi_zhizni_naseleniia_gorodov-1

.pdf
Скачиваний:
4
Добавлен:
14.11.2020
Размер:
1.71 Mб
Скачать

«благонадежностью», большая роль протекции при устройстве на службу и т.д. С другой стороны, стали проявляться и набирать силу те новации, которые были рождены модернизационными преобразованиями. Бюрократия становилась не столько внесословной, сколько надсословной социальнопрофессиональной группой. Были сняты сословные ограничения на доступ в эту группу. Однако возникли новые препятствия, обусловленные требованиями к образовательной подготовке из-за набиравших силу профессионализации и специализации управленческой деятельности. С середины XIX в. российское общество вступило в эпоху буржуазной модернизации, а потому не могло мириться со средневековыми пороками чиновничества, особенно с его пристрастием к «безгрешным доходам». Общество стало открыто и настойчиво предъявлять претензии чиновничьему корпусу, и это со временем не могло не оказать благотворное влияние на очистительный процесс в системе государственного управления. В среде российской бюрократии, в том числе и провинциальной ее части, стала формироваться и крепнуть устойчивая тенденция к изживанию коррупционных пороков. Изменение социального облика чиновников, рост их образовательного и культурного уровня привели к возникновению новых ценностных установок и мотивов в жизни государевых слуг. Выявленные изменения настолько очевидны, что позволяют говорить о разрушении прежних традиций в служебной и внеслужебной повседневности и формировании новых. Основным фактором, определявшим эволюцию российской бюрократии, стала модернизация российского государства и общества.

2.3. Разрушение сословных традиций и формирование новой повседневности крестьянства

121

Крестьяне в городах изучаемого региона появились с момента возникновения самих городов. Особенностью социально-экономического развития курских городов являлось то, что большинство крестьян-горожан были заняты земледелием, причем сельскохозяйственные участки они имели и за пределами города. Аграрная специализация региона и слабое развитие крупной городской индустрии на протяжении всего XIX в. заставляла городских крестьян оставаться крестьянами и заниматься сельским хозяйством. После отмены крепостного права жители из окрестных деревень активно мигрировали в города, многие из которых там и оседали. Они становились неотъемлемой составляющей повседневности этих городов. Таким образом, в пореформенный период в городах проживали две группы крестьян: коренные крестьяне-горожане и пришлые крестьяне. В совокупности они представляли собой новую многочисленную социальную группу – новое городское крестьянство. При этом следует отметить, что пришлые сельские крестьяне, вливавшиеся в состав городских крестьян, представляли собой в большей части 20–30-летних грамотных крестьян, переселившихся в города для постоянной (или долговременной) жизни и деятельности и сохранивших крестьянскую ментальность. Они трудились на кустарных предприятиях, в строительстве, занимались извозом, не теряя связи с селом, готовые в любой момент вернуться обратно.

Косность социальной структуры не позволяла крестьянам оперативно менять свой социальный статус, в отличие от мещанства или купечества. Это обстоятельство закрепляло крестьян в своем сословии с определенными характерными чертами, родом занятий, нормами поведения, интересами и мировоззренческими установками, особенностями повседневного быта. Однако, несмотря на традиционализм этого сословия, модернизационные процессы способствовали трансформации и формированию новой повседневности городского крестьянства.

Вплоть до начала XX в. Россия оставалась крестьянской страной, в которой сельское население составляло абсолютное большинство населения,

122

а мелкое крестьянское хозяйство – основу сельского хозяйства. В частности, это положение, как уже отмечалось выше, было характерно для Курской губернии. В материалах Всеобщей переписи населения 1897 г. отмечается, что «...в отношении главных занятий население Курской губернии принадлежит к коренным земледельческим, так как почти 83 % всего населения показали себя существующими от земледелия и промыслов тесно с ним связанных, как-то: лесоводство, животноводство, рыболовство и т.п.». Согласно переписи, население Курской губернии составляло 2 371 012 человек, из которых 2 216 910 человек, или 93,5 % всего населения, являлись крестьянами. По уездам эта цифра колебалась от 81,8 % (Курский уезд) до 95,9 % (Тимский уезд)233. В сравнении с общероссийскими показателями, доля крестьян среди сословий Европейской России была несколько ниже и составляла 85,9234. Социальный состав и демографические процессы в исследуемом регионе подробнее рассматриваем в главе 1.2.

Демографическая ситуация в регионе во второй половине XIX в. обострилась из-за интенсивного роста численности населения и чрезмерного предложения рабочих рук. Если в 1860 г. в Курской губернии проживало 1 618 816 душ сельского приписного по ревизскому счету населения, то к концу 1900 г. состояло наличного по переписи сельского населения 2 279 358 человек (на 40,8 % больше). В соседней Воронежской губернии сельское население за этот период увеличилось на 42,5 %, а в Тамбовской – на 54,2 %235. Некоторые исследователи в факте бурно растущей численности сельского населения усматривали одну из главных причин всех проблем пореформенной деревни, отрицая связь между обеднением значительной части крестьянства и развитием капитализма (процессом первоначального

233Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. XX. Курская губерния / под ред. Н.А. Тройницкого. СПб., 1904. С.60-61.

234Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.): В

2 т. 3-е изд., испр., доп. Т.I. СПб., 2003. С.130.

235 Материалы высочайше утвержденной 16 ноября 1901 г. Комиссии по исследованию вопроса о движении с 1861 г. по 1900 г. благосостояния сельского населения среднеземледельческих губерний сравнительно с другими местностями Европейской России. СПб., 1903. Ч. I. С.14-16.

123

накопления капитала), особенностями аграрной политики. В Европейской России 1863 по 1897 г. прирост сельского населения составил 26 323 тыс. человек. За эти годы около 3 млн. крестьян ушло в города и превратилось в наемных рабочих. К началу XX в. в Европейской России возникло аграрное перенаселение236.

Впореформенное время влияния города на социально-экономическую

икультурную жизнь региона, несомненно, усиливалось, происходил рост городского населения. Источником пополнения населения городов были миграционные процессы, уход крестьян на заработки, на постоянное место жительства в город. Пореформенное отходничество крестьян способствовало увеличению жителей городов более чем в 2 раза237. Так, население уездного города Белгорода Курской губернии с 1861 по 1897 гг. увеличилось в 2,2 раза (с 11 930 до 26 518 человек). В этом немалая заслуга крестьянства, доля которых среди горожан возросла в 11,6 раз (с 1 154 до 13 429 человек)238.

Развитие миграционных процессов в России в конце XIX в. отражают материалы Всеобщей переписи 1897 г., к которым неоднократно обращаются исследователи. Оценивая уровень миграции в целом, составители переписи отмечали, что «громадное большинство населения повсеместно состоит из уроженцев местных, той же губернии, где их застала перепись»: 85,4 % были жители, уроженцы того же уезда, где живут, 5,2 % – других уездов, но той же губернии, и лишь 9 % – выходцы из других губерний, 0,4 % – из других государств239.

ВКурской губернии уход на заработки уроженцев других губерний по

отношению к населению данной губернии составлял 14,7 %. Это

236Анфимов Л М. Крестьянское хозяйство Европейской России 1881–1904. М. 1980. С.1011, 23-26, 229.

237Рындзюнский П.Г. Крестьяне и город в капиталистической России второй половины

XIX века (Взаимоотношение города и деревни в социально-экономическом строе России).

М., 1983. С.212.

238См.: Терещенко А.А. Социально-экономическое развитие провинциального города Центрального Черноземья во второй половине XIX – начале XX века. Курск, 2003. С.115.

239Общий свод данных по империи результатов разработки данных Первой всеобщей переписи. СПб., 1905. Т.1. С.1-2.

124

подтверждает вывод, что основная масса населения в период проведения переписи была уроженцами данного уезда и данной губернии240. В самих же городах доля неместных уроженце среди горожан, то есть жителей, родившихся вне уезда, где находился данный город, была несколько выше. В Курской губернии процент неместных уроженцев ко всему городскому населению составлял 22,2 %.

К концу XIX в. в Европейской России неместными уроженцами были в среднем меньше половины жителей (47,8 %), как правило, это были выходцы из сельской округи или перешедшие из мещанских обществ других городов. Более значительным, выше среднего, этот процент был в губерниях столичных, некоторых торгово-промышленных (Казанская, Ярославская), портовых городах (Астрахань), т.е. в губерниях, где имелись крупные города241.

При несомненно существующем в конце XIX в. притоке крестьян в города крестьянский элемент среди горожан был далеко неодинаков в разных городах и разных регионах. Только в столичных губерниях процент крестьян, живущих в городах – а это в основной своей массе пришлые крестьяне – или приближался к половине (45,7 % – в Московской) или был даже выше (64,1 % – в С.-Петербургской). В массе центрально-европейских и поволжских губерний он был небольшим и составлял лишь 5–7 %242.

Основная масса крестьян, живших в городах, не входила в число горожан. Это крестьяне независимо от прочности связи с городом и длительности пребывания в нем продолжали числиться членами своих сельских обществ. В то же время крестьяне в составе городского населения занимали по численности второе место после мещан.

Высокий процент крестьянского элемента в городах Курской губернии большей частью не был связан с высокой экономической развитостью этих

240Кошман Л.В. Город и городская жизнь в России XIX столетия: Социальные и культурные аспекты. М., 2008. С.174.

241См.: Рашин А.Г. Население России за 100 лет (1811–1913 гг.). Статистические очерки.

М., 1956. С.136.

242 Кошман Л.В. Указ. соч. С.176.

125

городов и активными миграционными притоками извне (урабанизационными процессами). Особенности местных географических и экономических условий губернии способствовали наличию значительного количества крестьян среди горожан еще до реформы. В конце XIX в. из общей численности горожан Курской губернии (221 527 человек) на долю крестьян приходилось 57,6 % (127 732 человек). В уездном городе Мирополье крестьяне составляли 94 % населения; большой процент был в Хотмыжске (79 %), Суджа (74 %), Тим (73 %). Меньше 50 % крестьян от общей численности горожан проживало в Рыльске и Льгове. В заштатном городе Богатом Обоянского уезда крестьян было только 16 %, тогда как мещанство составляло 71,4 % населения (см. табл. 1.1)243.

Крестьянство, проживавшее в городе, находилось в более приниженном положении по сравнению с городскими сословиями, и это относилось ко всем его категориям: домовладельцам, мастеровым, чернорабочим, прислуге и пр. Все они либо совсем не пользовались правами городского гражданства, либо находились в двойном подчинении и были обременены многими повинностями. Примером может служить группа крестьян-домовладельцев, которые как горожане несли все повинности и подчинялись городскому суду, а как крестьяне находились в ведении уездного (сословного) суда244.

Крестьянство в целом служило источником пополнения всех сословий, но перемещения в него из других социальных групп были малочисленны, а сравнительно с численностью крестьян просто ничтожны. Практически оно варилось в собственном соку, и в этом состояла одна из причин длительного существования особой крестьянской культуры, социальной и культурной обособленности крестьянства от других сословий.

243Подсчитано по: Первая Всеобщая перепись населения Российской империи. С.60-61.

244Рындзюнский П.Г. Крестьяне и город в капиталистической России второй половины

XIX века (Взаимоотношение города и деревни в социально-экономическом строе России).

М., 1983. С.186.

126

Эта группа горожан, как и другие, не была однородной. Среди крестьян выделялись более зажиточные, которые владели своими домами в городе, заводили торговлю, ремесленные мастерские и т.п., сближаясь с соответствующими группами других сословий (мещанства, мелкого чиновничества, мелкого духовенства). Некоторые из них имели возможность перейти в мещанство и даже в купечество. Другие – всю жизнь оставались по закону крестьянами, хотя трудились мастеровыми, чернорабочими, прислугой. Процесс классовой дифференциации стирал сословные различия и границы и делил в конечном итоге все городское население на имущих и неимущих245.

Желание и стремление сельских крестьян переместиться в город было достаточно велико, поэтому рост городов за счет миграции крестьян не мог не происходить. П.Г. Рындзюнский отмечал, что условия жизни в деревнях были настолько тяжелы, что они порождали в широкой массе крестьянства стремление к выселению из родных деревень в иные места, прежде всего в города246. Однако в этом процессе были и затруднения, задерживающие переход крестьян: сложность ликвидации деревенского хозяйства, неуверенность в возможности удовлетворительно обосноваться в городе и обременительность самой процедуры официального оформления. Этот процесс порождал неодинаковую степень преобразования сельского жителя в горожанина. Переезд крестьянина в город имел двоякий смысл и значение: 1) территориальное перемещение крестьянина без изменения его прежних обязательств и прав как члена сельского общества; 2) перемена крестьянином его сословной принадлежности, т.е. выбытие его из сельского общества и вступление в какое-нибудь городское сословие.

Наиболее простым и распространенным способом ухода крестьянина из деревни был отход на заработки. Различаются сельскохозяйственный и неземледельческий крестьянский отход. В губерниях Центрального

245Анохина Л.А., Шмелева М.Н. Быт городского населения средней полосы РСФСР в прошлом и настоящем на примере городов Калуга, Елец, Ефремов. М., 1977. С.28.

246Рындзюнский П.Г. Указ. соч. С.198.

127

Черноземья в первые двадцатилетия XIX в. представлен преимущественно первый путь, а с середины 1890-х гг. в потоке временных мигрантов стал преобладать неземледельческий отход (плотники, гончары, прочие ремесленники). Это связано с востребованностью в городах услуг квалифицированных работников в сфере строительства, обслуживания и ростом требований к уровню и качеству профессиональной подготовки. В отходе участвовали не только мужчины, но и женщины. Так, к началу XX в. среди курских отходников было 90 % мужчин и 10 % женщин в возрасте от 18 до 40 лет. Всего же в 1900 г. в отходе участвовало 126 тысяч человек, из них 23 % работников и 3 % работниц247. Следует отметить, что отход был важным катализатором повышения общекультурного уровня крестьянства, способствовало распространению образования.

Крестьянин-отходник являлся лишь временно отлучившимся членом своего сельского общества. Даже такая простейшая отлучка от своего места приписки сопрягалась со сложной и нелегкой процедурой документального оформления. Для крестьянина радикальная перемена в его положении наступала лишь при его выходе из сельского общества и приобретении им сословных прав мещанина или купца. Хотя это не всегда означало его отстранение от сельскохозяйственных занятий и переезд в город. Войдя в городское сословие и приписавшись по нему к какому-нибудь городу, крестьянин, оставшись в прежнем местожительстве, уже не подчинялся сельским властям в податном и юридическом отношении.

Желание зачислиться в горожане требовало от крестьян больших усилий и немалых материальных затрат. Наиболее сложным из условий было разрешение вопроса о судьбе участка надельной земли, закрепленного за крестьянином по праву и по лежавшему на нем обязательству. От выходящего из общества крестьянина закон требовал, чтобы он

247Третьяков А.В. Крестьянский отход как фактор развития низшей сельхозшколы Центрального Черноземья в пореформенное время // Население и территория Центрального Черноземья и Запада России в прошлом и настоящем. Материалы региональной конференции по истории демографии и истории географии, посвященной 75-лерию проф. В.П. Загоровского (1925-1994). Воронеж, 2000. С.48.

128

предварительно сдал свой надел обществу, отказавшись от него навсегда. Это ставило его в тяжелое положение: в случае неудачи на новом месте он не имел возможности возвратиться к прежнему хозяйству. Так же наличие земельного участка влекло за собой несение повинностей, не соответствующих доходам от надела. В силу этого нелегко было найти человека, которому можно было бы передать свой надел. Круговая порука по платежам за землю и по отбытию повинностей, лежавших на податных сословиях, сковывала односельчан трудно расторжимыми узами.

Еще одним ограничением для выхода из сельского состояния и перехода в иные, в том числе городские, сословия было то, что в первые девять лет после реформы 1861 г. в общих случаях заявлять о таком желании крестьянин мог лишь с согласия на это помещика и сельского общества248.

После 1870 г. положение несколько облегчилось, меньше сказывалась контролирующая роль помещика (в некоторой мере она стала выполняться губернскими по крестьянским делам присутствиями). Решение вопроса об освобождении крестьянина от его связи с сельским обществом для перехода в иные сословия стало больше зависеть от сельского общества, являющегося низовым звеном общегосударственной административной системы.

Крестьяне, поселившиеся в городах, в большинстве своем разрывали связь со своим сословием и прежним бытом. В силу существовавших правил, они долгое время вынуждены были еще обращаться к местам своей прописки за получением паспортов. Дети крестьян, родившиеся в городе, получали государственную прописку, хотя по традиции продолжали числиться крестьянами. Их городские занятия ничего общего не имели с деревенскими, они выступали как промышленные рабочие, предприниматели, служащие. Бывшие крестьяне становились городскими жителями, потерявшими дефакто, по существу свою прежнюю сословную принадлежность249.

248Рындзюнский П.Г. Указ. соч. С.227.

249См.: Иванов Л.М. О сословно-классовой структуре городов капиталистической России // Проблемы социально-экономической истории России. Сборник статей. М., 1971.

С.318.

129

По мнению П.Г. Рындзюнского, в общем миграционном потоке вселение в города крестьян является достаточно весомой струей – они представляют 40,76 % всех людей «сельского состояния», оказавшихся ко времени переписи населения 1897 г. не в местах своего рождения250. Жители городов составляли на тот момент 12,89 % всего наличного населения Европейской России. Из этого видно, что опережающий рост городского населения в России того времени более всего обеспечивался переселением в города крестьян. При этом крестьянство проникало во все слои городского общества, но наиболее значимым для дальнейшей истории России был переход крестьян в ряды рабочего класса.

Другой точки зрения придерживается Б.Н. Миронов, который считает, что переселение крестьян в город, процесс урбанизации в пореформенное время происходил довольно вяло251. Это было связано с тем, что после эмансипации крестьяне сохранили лишь немного уменьшенный значительный фонд земель. Надельная земля постепенно выкупалась; естественно, крестьяне, вкладывавшие в нее большие средства, всеми силами стремились ее сохранить за собой, в чем русским крестьянам сильно помогала передельная сельская община. Процесс раскрестьянивания был в большой степени парализован. К тому же аграрные и административновоенные города не могли предоставить работу переселенцам из-за слабого развития промышленности и торговли.

Крестьянин нередко рассматривал и статус гражданина, и сам город как нечто временное и поэтому поддерживал с деревней постоянные деловые и родственные связи и при неудачном повороте событий всегда готов был вернуться к родным пенатам, тем самым способствуя обратимости процесса урбанизации252. Так, многие из отходников, отправлявшиеся на заработки в город, оставляли свои семьи в деревне. В результате один член семьи жил в

250Рындзюнский П.Г. Указ. соч. С.214.

251Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.): В

2 т. 3-е изд., испр., доп. Т.I. СПб., 2003. С.317.

252 Миронов Б.Н. Русский город в 1740–1860-е годы: демографическое, социальное и экономическое развитие. М., 1990. С.180.

130