lekcii_po_istorii_russkogo_jazyka

Лекции по истории русского языка

Конспект №1.

Тема: Следствия падения редуцированных гласных: изменения в области согласных звуков.

После утраты редуцированных гласных ь,ъ для согласных фонем сформировались новые фонетические позиции: положение в абсолютном конце слова («новозакрытые» слоги) и положение перед следующим согласным в таких консонантных сочетаниях, которые были ранее невозможны (новые группы согласных внутри слова). В этих позициях согласные подверглись следующим изменениям, которые принято называть следствиями падения редуцированных в области согласных.

1.Оглушение конечных звонких согласных. Парные звонкие согласные, произносившиеся перед конечным гласным ь или ъ (ср. ся-дь, са-дъ), оказавшись после утраты редуцированных ь, ъ конечным звуком слова или грамматической формы, оглушились: [с’ат’] [сат]. В результате в конце слова всегда произносится только парный глухой согласный, ср. зубъ→ зуб→ [зуп], рогъ→рог→[рок], возъ→воз→[вос] и т.п. Таким образом, именно падение редуцированных привело к оформлению соотносительности согласных по признаку звонкости-глухости, так как до этого процесса не было позиций нейтрализации глухих и звонких согласных, необходимой для возникновения коррелятивных пар глухой – звонкий. Обе современные позиции, в которых звонкий и глухой не различаются, совпадая в глухом варианте, возникли вследствие утраты ь или ъ: это позиция конца слова или позиция перед следующим глухим согласным (см. об этом в п.3).

В результате оглушения звонких губно-зубных [в] и [в’] возникли согласные [ф] и [ф’]. ср. кровъ →кров→[кроф]; кръвь→кров’→ [кроф’]; лавъка→лавка→[лафка] и др. До этого процесса наличие согласного ф было признаком заимствованных слов, в самой фонетической системе славянских языков глухой фрикативный губно-зубной звук отсутствовал. В части диалектов древнерусского языка согласный в был билабиальным (губно-губным), поэтому его оглушения не наблюдается: в конце слов и перед согласными на месте w появляется гласный у (неслоговой), а в начале слова – у слоговой: лавъка→лаука, възяти→узяти и т.п. Отсюда древнерусские написания типа: Ольга со унукы своими; оулЬсти оу корабль и под., отмечаемые в южнодревнерусских текстах со 2 половины XII века.

Наиболее ранние случаи отражения оглушения конечных согласных на письме относятся к XIV веку; написания с буквой ф вместо в (стадо короф) встречаются не ранее XVI в. В некоторых говорах (костромские, владимирские, брянские и др.) сохраняется и теперь произношение исконно звонких согласных в конце слова.

2. Отвердение конечных мягких губных согласных. Губные согласные вторичного смягчения, исторически находившиеся перед редуцированным переднего ряда ь, после его утраты в конце слова обнаруживают тенденцию к отвердению, которая в разной степени проявляется в различных диалектах. Речь идёт о произношении слов типа [с’эм] - семь, [л’убоф] - любовь, [голуп] – голубь, [запраф] - заправь и т п. с твёрдым губным согласным, что характерно для многих севернорусских диалектов, частично южнорусских говоров, а также просторечия.

В литературном языке отвердение мягких губных ограничено отдельными грамматическими формами с конечным согласным м на месте исконного м’: ср. глагольные формы дамь→дам’→дам; Ьмь→ем’→ем; формы твор.п.ед.ч. столъмь→столом’→столом и др. Отсутствие отвердения губных в словах типа морковь, голубь, семь и проч. объясняется морфологическим выравниванием основы в пределах парадигмы: во всех остальных формах склонения существительных мягкий губной не занимает позицию конца слова (моркови и т.д.) и, следовательно, не может отвердеть.

Язычные согласные вторичного смягчения сохранили мягкость в позиции абсолютного конца слова (ср. путь→пут’, гусь→гус’, боль→бол’ и т.д). Следовательно, процесс падения редуцированных сыграл важную роль в освобождении неисконно мягких согласных от их древнейшей позиционной зависимости: мягкость согласного становится независимым признаком самостоятельной фонемы (ср. угол – уголь, цеп – цепь и под.).

3. Ассимиляции и диссимиляции согласных внутри слова. Падение ь,ъ привело к возникновению разнообразных групп согласных, что вызвало влияние одних согласных на другие (процессы уподобления и расподобления соседних согласных).

1) Ассимиляция по глухости-звонкости, ср. лодъка→лодка →ло[т]ка (оглушение), просьба→прос’ба→про[з’]ба (озвончение);

ассимиляция по твёрдости-мягкости, ср. ровьныи→ров’ный→ровный (отвердение), сътихати→стихати→с’тихать (смягчение);

ассимиляция по месту и способу образования (полная ассимиляция), ср. съ женою→ з женою→;ж-женою; в диал. обман→омман, ладно→ланно и др.

2) Диссимиляция по способу образования, ср. мякъко (корень мяк-, родственны слова мякоть, мякина, мука)→мя[кк]о→мя[хк]о; льгъко→ле[гк]о→ле[кк]о →ле[хк]о. Совпадение в произношении [хк] этих двух слов привело к орфографическому казусу: они со временем уравнялись и в написании: мягко, легко. На основе диссимиляции произошло упрощение аффрикаты ч (ч→ш) в возникших сочетаниях чн, чт: чьто→что→што; коньчьно→конечно→коне[шн]о.

4. Упрощение групп согласных. Если после утраты гласного ь или ъ возникла сложная для произношения группа согласных (чаще всего это наблюдается при стечении трёх согласных подряд), то она упрощается путём выпадения одного из элементов, ср. грустьныи→грустный→гру[сн]ый; жьстъко→жестко→жё[ск]о. Именно этим процессом объясняется отсутствие суффикса прошедшего времени л в таких формах глагола, как мог (ср. мог-л-а, мог-л-и), рос (ср. рос-л-а, рос-л-и) и т.д. : в форме муж.рода конечное сочетание согласных упростилось (ср. стри-глъ →стригл→стриг→стри[к]), в результате чего в совр.яз. мы выделяем в формах типа стриг нулевой формообразующий суффикс.

Иногда фонетический результат изменения группы согласных, отражённый в письменных источниках после падения ь,ъ, в дальнейшем устраняется морфологическим путём – выравниванием грамматической основы слова в парадигме. Ср.: им.пад. чьсть, шьсть, тьсть→честь, шесть, тесть; род. пад. (и остальные косвенные падежи) чьсти, шьсти, тьсти→чсти, шсти, тсти→чти, шти, цти (упрощение группы согласных широко засвидетельствовано именно такими написаниями)→ совр. чести, шести, тестя (результат влияния формы им.пад., обобщение одинаковой основы им.п. и косвенных падежей).

Изменения согласных, связанные с падением редуцированных, в разной степени отражаются в текстах: это зависит от принадлежности текста к той или иной жанрово-стилистической группе и уровня образованности писца (наиболее ценным источником являются малограмотные деловые записи и частные письма – «грамотки»). Падение редуцированных гласных в значительной степени усилило различие между звучанием слова и его написанием (постепенно складывается основной принцип орфографии – единое написание морфем: слышим но[ш], со[н]це, пишем нож, солн-це, т.к. нож-а, солн-ышко и т.п.). Если то или иное слово в истории языка теряет «родственников» (деэтимологизируется), то орфография часто следует за произношением. Ср. Дьбряньскъ (название древнего города этимологически связано с сущ. дебри)→Дбрянск→Брянск (упрощение группы согласных); истъба (ср. нем. Stube – печь, комната)→истба→исба →изба (упрощение группы согласных и ассимиляция по звонкости) и т.п. примеры современных фонетических написаний деэтимологизированных слов.

Конспект №2.

Тема: Переход [э] в [о] в истории русского языка (е→о).

Фонетические условия изменения е в о.

Переход е в о является наиболее важным фонетическим процессом эпохи после падения редуцированных гласных. Изменение е в о (передвижка гласного по ряду и его огубление, т.е. лабиализация) наблюдается в позиции после мягкого согласного перед следующим твёрдым согласным:

древнерус. медъ (е – исконный гласный, ср. лит. medus) →м’ед→[м’от];

древнерус. пьсъ→п’ес (е на месте вокализованного ь, ср. пса )→[п’ос].

Мягкость предшествующего согласного перед [о] сохранялась, т.е. процесс перехода е в о сыграл важную роль в истории согласных вторичного смягчения, которые освобождались от позиционной зависимости и становились самостоятельными фонемами, противопоставленными твёрдым согласным в одной и той же позиции, ср. вол – в’ол, нос – н’ос, ток – т’ ок и т.д.

Изменение е→о не коснулось гласного средне-верхнего подъёма h, ср. древнерус. лhсъ→ совр. [л’ес], а не [л’ос], следовательно, в период фонетического процесса изменения е в о гласный h сохранял особое произношение напряжённого долгого гласного, отличного от е, с которым впоследствии совпал.

Переход е в о – общерусское явление (исключением являются отдельные говоры, преимущественно на территории рязанской мещеры, где е сохранился без изменения: [м’ет], [п’ес]). В тех диалектах, которым свойственна редукция безударных гласных, а также в литературном языке переход е в о возможен только в положении под ударением: ид’от, пч’олы; в окающих говорах севернорусского наречия возможен е→о в безударных позициях (заударное и предударное ёканье: в’осна, выжд’от). Следовательно, главным фонетическим условием передвижки гласного являлось воздействие на него последующего твёрдого согласного. По мнению некоторых исследователей, это воздействие твёрдого согласного на предшествующий гласный возникло вначале лишь в «новозакрытых» слогах, где е и следующий согласный были в пределах одного слога (ср. л’он, п’ок), а позднее е→о и в открытых слогах, ср. [с’о] –ла, о-[п’о]-нок, зе-[л’о]-ный и т.д. В позиции перед мягким согласным фонетического перехода е в о нет: ср. с’ел’ский, д’ен’, п’еч’ка (объяснение случаев отступления от фонетического закона типа бе[р’оз’]е см. ниже).

Итак, для литературного языка фонетические условия перехода е в о можно сформулировать так: е→о в ударной позиции после мягкого согласного перед следующим твёрдым. В полном соответствии с законом находится чередование гласных е//о в случаях типа село (нет перехода в безударной позиции) – сельский (нет перехода перед мягким согласным) – с’ола (есть переход е в о под ударением перед твёрдым согласным), ср. также перо – перья – п’орышко, пчела – пчельник - пч’олка и т.п.

Хронология процесса е→о. Изменение е в о могло начаться только после появления согласных вторичного смягчения (иначе мед изменилось бы в [мот], а не [м’от]), а также после падения редуцированных, о чём свидетельствует переход в о того гласного е, который возник на месте ь в «сильной позиции» (ср. п’ос – пса, л’он – льна и под.). Следовательно, начало процесса может быть отнесено ко 2 пол. XII – XIII вв. Окончание фонетического процесса относят к XVI в. на том основании, что в это время произошло отвердение исконно мягкого согласного ц. В XVI в. в московском койнэ (разговорном языке наддиалектного типа, который лёг в основу формирующегося национального языка) cогласный ц стал произноситься твёрдо, но перехода е в о перед ним не наблюдается (ср. кузнец, глупец), значит, живого воздействия согласного на гласный в это время уже не было. Об особенностях перехода е в о перед отвердевшими согласными см. ниже, п. I.3.

Памятники письменности отражают е→о с конца XII века, вначале лишь после непарных исконно мягких согласных, т.е. в написаниях типа чорныи, дошолъ, въ чомъ; позднее встречаются написания типа Потръ (Пётр), Фодоръ (Фёдор), за моромъ (за морём) и под. – они отражают возникшую орфографическую проблему: как передать на письме звучание [о] после парного мягкого согласного? В XVII-XVIII вв. использовался диграф io, в котором буква i указывала на мягкость предшествующего согласного: Пiотръ, ср. название журнала, издаваемого Екатериной Великой: «И то и сiо». В конце XVIII в. появилась буква ё, заменившая этот диграф.

Особенности отражения е→о в современном литературном языке. При синхронном подходе к фактам современного русского языка обнаруживаются многочисленные случаи несоответствия произношения е или о(ё) _фонетическому закону е→о, и речь идёт не об отдельных «исключениях», а о больших лексических пластах. Во-первых, в массе слов нет перехода е в о при наличии фонетических условий, т.е. под ударением перед твёрдым согласным сохраняется е, ср. верх, билет, женский, небо и др. Во-вторых, достаточно регулярно наблюдается фонетически незакономерный переход е в о при отсутствии важнейшего условия – последующего твёрдого согласного, ср. идёте, копьё и др. Каждое из таких «отступлений» имеет историческое объяснение.

I. Отсутствие перехода е в о под ударением перед твёрдым согласным в словах современного языка может быть объяснено с исторической точки зрения факторами разного характера – лексическими, стилистическими, собственно фонетическими.

1) Нет перехода е в о в лексике иноязычного происхождения – заимствованиях нового исторического периода, ср. газета, балет, буфет, конфета, арест, комета, атлет, ребус, пакет, ракета, момент, сектор и т.д. Эти слова-европеизмы, как и многие другие, вошли в лексический состав русского языка не ранее XVII в., а большей частью – в XVIII-XX вв., в то время как верхняя граница действия живого фонетического процесса – XVI в. (ср. фонетическое освоение русским языком более ранних заимствований типа свёкла).

2) Изменение е в о не было известно классическому старославянскому языку (иначе проблема графического обозначения о после мягкого согласного была бы решена уже создателями кириллического алфавита), соответственно этому русская церковнославянская традиция закрепила произношение исконного е под ударением: жены, а не жёны, Петр, а не Пётр и т.д. Литературные нормы, в том числе произносительные, формировались под огромным влиянием церковнославянского языка, поэтому слова, исторически входившие в церковнославянский лексический фонд, закрепились именно в этой фонетической огласовке – с е, а не о, ср. ковчег, перст, крест, пещера, надежда, вдохновенный, вертеп, вселенная, скверна и т.п. Если слово (или производные от него слова) попадает в русло народно-разговорной речи, теряя оттенок «книжности», то оно, как правило, отражает переход е в о, ср. крест, но: крёстная мать, перекрёсток; перст указующий (фразеологизм книжного стиля), но: напёрсток (нейтральное слово, обозначающее бытовой предмет).

Влияние церковнославянских произносительных норм на литературный язык ярко отразилось в поэтическом языке XVIII-XIX вв.: отсутствие перехода е в о приобрело традиционно-поэтический характер, что отчётливо отражено в рифмах типа удел – расцвел, совет – растет, вселенной – раскаленной, человек - потек и т.п.

3) В современных словах с сочетанием ер в окружении согласных в корне (ср. верх, верба, первый, зеркало, терпит и проч. слова, отражающие русский рефлекс древнего сочетания редуцированного с плавным в окружении согласных - *tьrt) отсутствие перехода е в о объясняется тем, что в период действия фонетического закона е → о согласный р произносился мягко: произношение типа [в’ер’х] широко распространено в диалектах и просторечии до сих пор, а относительно недавно, в 1 пол.XX в., было литературной нормой. В то же время в позиции перед твёрдым зубным (переднеязычным) согласным (т,д,с,з,н) согласный р в аналогичных сочетаниях отвердел значительно раньше, и такие слова оказались охвачены фонетическим процессом е→о, ср. мёртвый, твёрдый, вёрсты, мёрзнуть, зёрна.

4) Современное литературное произношение отражает переход е в о в позиции перед твёрдыми шипящими ж,ш (ср. дёшево, идёшь, молодёжный), и отсутствие перехода в позиции перед твёрдым ц, ср. отец, кузнец, без колец и т.д. Исторически были мягкими как ц, так и шипящие, следовательно, их отвердение было неодновременным: в период действия закона е→о ц ещё сохранял исконную мягкость, а шипящие уже отвердели. Такая последовательность отвердения исконно мягких согласных характерна для севернорусских диалектов (в некоторых северных говорах ц и до сих пор сохраняет мягкость), а влияние северного наречия на формирование языка Московской Руси в начале старорусского периода истории языка было преобладающим, только с XVI в. возрастает влияние южнорусского произношения, где ц отвердел раньше.

Таким образом, причина сохранения е в словах групп 3 и 4 общая: хронологическое несовпадение процессов перехода е в о и отвердения согласных: в период действия закона е→о согласный был мягким (р’, ц’), следовательно, условий перехода не было. Этой же причиной могут объясняться и другие случаи сохранения е, ср. деревенский, служебный и проч., где, видимо, ассимиляция согласных по твёрдости (после утраты ь в суффиксах -ьск, -ьн) произошла поздно.

Во всех остальных случаях, т.е. в незаимствованных словах, исключая позицию перед ц (ср. конец) и в составе группы ер внутри корня (ср. меркнуть), отсутствие перехода е в о под ударением перед твёрдым согласным – свидетельство того, что е исторически восходит к древнему «ятю» (h): пена (← пhна), белый (←бhлыи), лето (←лhто), резать (←рhзати) и т.п.

II. Фонетически незакономерный переход е в о объясняется действием закона морфологической аналогии в разных аспектах его проявления.

1) Произношение о между двумя мягкими согласными, как правило, обусловлено процессами выравнивания парадигмы (влиянием одних грамматических форм на другие): а) в склонении имён существительных происходит выравнивание основы, ср. в полёте, на берёзе, о новосёле, на утёсе и т.п. – форма предл.пад. (в 1 скл. также дат.пад.) «подчиняется» другим падежным формам, где конечный согласный основы твёрдый и е изменяется в о закономерно, ср. полёт, берёза и т.д; б) в парадигме глагола (при спряжении) выравниванию подвергается система личных окончаний, ср. ждёте, несёте – форма 2 лица ед.ч. «подравнивается» под окончания других форм парадигмы, ср. ждёт, ждёшь, ждём – с закономерным переходом е в о перед твёрдым согласным..

Реже наблюдается выравнивание основ в словообразовательных парах (влияние производящего слова на производное или наоборот): мешоч-ек (из фонетически правильного мешечек)←мешок, зелён-енький←зелён(ый) и т.п.

2) Незакономерный переход е в о в абсолютном конце слов (имён существительных, местоимений, кратких прилагательных) обычно отражает влияние твёрдого варианта склонения на мягкий: плечо ←(плече) - как гнездо, село; всё, моё – как то, само и под. формы с исконным о в твёрдом варианте склонения. Аналогичный процесс наблюдается также в формах твор. пад. ед.ч. в 1 склонении существительных, ср. землёй, свечой – под влиянием твёрдого варианта: водой, рукой и т.п. форм с исконным окончанием -ой/-ою.

Закон морфологической аналогии проявился также в отдельных случаях произношения о на месте е, восходящего к «ятю»: произношение во мн.ч. звёзды, гнёзда вместо звезды, гнезда (ср. древнерус. звhзда, гнhздо) возникло под влиянием типичных отношений между формами ед. и мн.числа у сущ.с корневым е, ср сестра – сёстры, весло - вёсла и проч.; формы прош.врем. цвёл, обрёл (от цвhсти, обрhсти) – по аналогии к глаголам с исконным е в корне, ср. вести – вёл, мести – мёл, брести – брёл. Эти случаи «морфологического» перехода относятся к новому историческому периоду (XVIII-XIX вв), когда h и е совпали в литературном произношении, а в склонении имён существительных начались акцентологические изменения (передвижки ударения).

Обратим внимание на то, что за пределами литературной нормы - в диалектах и просторечии – фонетические закономерности меньше подвергаются воздействию со стороны морфологии и словообразования, ср. распространённое произношение «правильного» е в словах типа мешечек, на березе, звездочка и под.

Конспект №3.

Тема: История номинативных форм множественного числа типа города (новообразования им.-вин. падежей с окончанием –а у имён существительных мужского рода).

Время появления нового окончания.

Основное окончание формы именительного (=винительного) падежа у сущ.муж.рода – -ы (столы, дворы), -и (волки, ключи) – можно признать исконным: в его истории отражаются лишь изменения, связанные с взаимодействием и ранним объединением им. и вин. пад. мн.ч. в развитии противопоставления одушевлённых и неодушевлённых существительных.

Ярким поздним новообразованием для существительных мужского рода является номинативное окончание –а, которого не было в им.мн. ни в одном из древних типов склонения. Новые формы типа леса, луга, мастера в единичных случаях фиксируются в деловой письменности конца XV-XVIвв., но только в языке нового исторического периода – с середины XVIII века – они получают распространение и становятся несомненным морфологическим фактом: в массовом употреблении в текстах XVIII в. находятся формы мн.ч. вечера, голоса, города, доктора, паруса, острова, якоря, терема, луга, леса, края, погреба, обшлага, снега, пояса, хлева, повара, дома (но чаще старое домы) и др. Список слов с новым окончанием приводит в «Российской грамматике» 1755 г. М.В.Ломоносов. На протяжении XIXв. формы на –а развивают высокую степень активности, отвоёвывая свой участок морфологической системы и вытесняя исконные формы с окончанием –ы(-и): дома вместо домы, ястреба вместо ястребы, волоса вместо волосы и т.д. (В произведениях и письмах А.С.Пушкина находим формы гроба, автора, цензора и проч.); этот процесс продолжается в живом языке XX-XXI вв., ср. новообразования шофера, слесаря, джемпера, флаера, локера, бампера и проч. формы, часто порицаемые строгой литературной нормой. В отношениях старой и новой номинативной формы может наблюдаться семантическая и стилистическая дифференциация, ср. цветы и цвета, образы и образа, пропуски и пропуска, договоры и договора и т.п.

Происхождение окончания –а. Откуда взялось новое окончание в склонении сущ.муж.рода? В почти единогласном освещении этого вопроса представители классического языкознания (А.И.Соболевский, А.А.Шахматов, С.П.Обнорский, Л.А.Булаховский и др.) указывают на то, что в формах двойственного числа сущ.муж.рода во 2 склонении было именно окончание –а, следовательно, появление форм типа города обусловлено влиянием со стороны форм типа глаза, бока, берега, рукава, рога (исконные формы дв.ч., получившие значение мн.ч.). В качестве других факторов влияния отмечается роль форм среднего рода с исконной флексией –а (ср. дела, места), что отражено в «Критических заметках по истории русского языка» И.В.Ягича, а также наличие окончания –а в небольшой группе древних лично-собирательных имён существительных (сторожа, господа, братия), которые в дальнейшем стали восприниматься как форма им. п.мн.ч. (Обнорский С.П.)

В современном языкознании проблема происхождения окончания –а получила принципиально новое освещение. Все три вышеназванных фактора внешнего морфологического влияния (со стороны дв.ч., среднего рода, бывших собирательных), безусловно, значимы, но их роль второстепенна: это факторы поддержки новой флексии, а не причины её появления в языке нового времени. Прежде всего необходимо отметить, что новое окончание –а всегда находится под ударением, а во всех указанных формах исконное ударение было на основе (ср. два берега, вся братия, свои дhла ==-в акцентированных текстах), и сама перетяжка ударения на флексию в формах типа бока, места, сторожа требует объяснения.

Причиной появления новой формы с обязательно ударным окончанием –а является не внешняя аналогия, а внутрипарадигматические процессы – изменения, затронувшие всю систему грамматических форм парадигмы множественного числа. Современное освещение вопроса, изложенное в работах В.М.Маркова и поддержанное Г.А.Хабургаевым, К.В.Горшковой, В.В.Колесовым и др. учёными, заключается в следующем.

В языке нового времени (18-19 вв) весьма заметное место занимают акцентологические изменения в склонении имён существительных: ударение становится важным грамматическим средством противопоставления числовых парадигм. Если в ед.ч. ударение сохраняется на флексии (сестра, сестры…), то во мн.ч. оно перетягивается на основу: сёстрам, сёстрам… (этот тип перетяжек очень характерен для 1 скл.); если в ед. ч. исконное ударение на основе (город, города, городу…), то в парадигме мн.ч. оно смещается на систему окончаний (такой тип акцентных противопоставлений представлен во 2 скл.). В этот исторический период в формах косвенных падежей множественного числа уже закрепился унифицированный набор окончаний: -ам (дат.п.), -ами (твор.п.), -ах (предл.п.), а значит, при перетяжке ударения с основы на окончание под ударением окажется именно гласный а: городам→городам, городами→городами, (в) городах→в городах. При перетяжке ударения с основы на флексию в номинативной форме (им.=вин.пад.) вместе с новым местом ударения закрепился и сам ударный гласный а: городы→города, вместо ожидаемого городы – под влиянием форм косвенных падежей городам, городами, городах. Таким образом, возникновение форм типа дома, снега, острова и проч. – типичный пример выравнивания парадигмы, причём в данном случае именительный падеж испытывал влияние косвенных. В результате парадигма мн.ч., кроме отличия от парадигмы ед.ч. по месту ударения, получила дополнительно яркую примету множественности: ударный гласный а в окончаниях, объединяющий все формы, кроме родительного падежа, который вообще занимает обособленное место в системе форм.