Античная литература / Катулл. Избранные стихотворения
.pdfСовременники Катулла
10.Крепкую шею его покрывали небрежные
кудри — Крепкая шея была светла сквозь небрежные кудри...
1J. Сколько раз простирал я руки к движимой тени!
Сколько раз отводил я руки от движимой тени!..
12.Ибо солепый пот в трудах проступает на
теле...
13.Сколько, Луцилий, в тебе недостатков,—
|
|
|
|
|
готов |
доказать я, |
|||
|
Даже |
Катона |
в |
свидетели |
|
взяв,— ведь |
|||
|
|
|
|
Катон, твой |
поклонник, |
||||
|
Сам принужден у тебя исправлять |
|
|
||||||
|
|
|
|
|
неудачные |
строки. |
|||
|
Тонко |
работает |
он — понятно, |
что |
вкус его |
||||
|
|
|
|
|
|
|
|
|
лучше, |
|
Чем у |
иного, в |
которого |
смолоду |
палкой и |
||||
|
|
|
|
|
|
|
|
плеткой |
|
|
Вбили |
готовность |
прийти |
во |
всеоружье |
||||
|
|
|
|
|
|
|
|
|
науки, |
|
Чтобы почет поддержать писателей |
древних, |
|||||||
|
Мы, молодые, глядим свысока... |
|
на коих |
||||||
|
|
|
|
||||||
14. |
|
...кто не знает стыда, а |
краснеет,— |
||||||
|
Знать, у того |
под полой |
красная |
рыба |
|||||
|
|
|
|
|
|
|
|
|
зудит. |
15. |
...И похититель |
немалых словес |
седого |
||||||
|
|
|
|
|
|
|
|
Катона — |
151
Дополнения
Тот Саллюстіій Крисп, что иро Югурту писа:
16.Ежели в этом саду ты поставишь ведро из
колодца Наземь, то негде стоять будет тебе самому.
17.В консульство Цезаря то, а не в
консульство Бибула было:
В консульство Бибула, друг, не было впрямь ничего,
ПРИЛОЖЕНИЯ
M. Jl. Гаспаров
ПОЭЗИЯ КАТУЛЛА
1
Катулл — любимец читателей нового времени; на это звание он может притязать больше, чем любой другой античный лирик. Время его славы началось лет двести назад: до этого ему приходилось делиться читательской любовью с более именитыми классиками, но после того, как предромантики и романтики объявили, что истинная поэзия — там, где непосредственность и страсть, Катулл оказался ближе всего к этому идеалу. Рядом с ним Гораций кажется холоден, Ови-
дий — легкомыслен, |
Тибулл — вял, |
Проперций — мно- |
|
гословен, а из их |
греческих образцов Алкей и Сап- |
||
фо — отрывочны, |
а александрийские эпиграмматисты — |
||
мелки. Конечно, |
ученые историки |
античной литерату- |
ры, привыкшие равно уважать каждое поэтическое слово, сохранившееся от древности, находили одинаково почтительные выражения для любого из этих поэтов; но и у них, когда заходила речь о Катулле, в этих словах обычно звучало больше теплоты и живости. А о рядовых читателях, не стесненных научным этикетом, не приходится и говорить: Катулла и переводили больше, и читали шире. Так было в XIX в., так осталось и в наши дни.
Но за популярность есть расплата: упрощенность. Чем общедоступнее образ поэта, тем он беднее и схематичнее, тем меньше он похож на сложную и противоречивую полноту исторического подлинника. Катулл вошел в сознание нового времени как открыватель романтической, духовной любви, впервые нашедший
155
M. Jl. Гаспаров
слова для этой, казалось бы, врожденной человеческой потребности. Только этим он и был интересен. Его любовный роман с вероломной светской красавицей Лесбией восстанавливался из стихотворных осколков и обсуждался до мельчайших психологических подробностей. Его двустишие о любви-ненависти (№ 85) зпали даже те, кто не знал больше ничего из всей латинской поэзии:
Ненависть — и любовь. Как можно их чувствовать вместе?
Как — не знаю, а сам крестную муку терплю.
Но что не относилось у Катулла к этой теме, что не укладывалось в образ Катулла-влюблениого, то оставляло читателя нового времени равнодушным. Для массовых изданий во всех переводах всегда предпочитался не полный, а избранный Катулл — т. е. его любовные стихотворения (обычно расположенные в искусственной последовательности стадий реконструированного любовного романа), и лишь для оттенения их —стихи о друзьях и недругах, о брате и быте. Таким его знает и помнит большинство читателей и в наши дни.
Если же от такого сокращенного Катулл^ обратиться к Катуллу полному — в том виде, в каком он лежит перед читателем настоящего издания,— то первым естественным ощущением будет растерянность. Во-пер- вых, неожиданным будет то, какую малую часть занимают любовные стихи в общем корпусе (и без того небольшой) «книги Катулла Веронского» — не более четверти всех стихотворений, не более десятой части всех строк! — а во-вторых, то, как прихотливо они разбросаны по этой книге, Тому есть своя причина. Мы
156
Поэзия Катулла
не знаем, кто был составителем дошедшего до пас кагулловского сборника — сам Кату; л или (что вероятнее) неизвестный посмертный издатель его стихов. Но принцип, которым ои руководствовался в расположении стихотворений, очевиден: он назывался «пестрота», или «разнообразие» (poikilia), он был во времена Катулла живой литературной модой, он требовал перемежать и перемешивать стихи разных размеров и разных тем, чтобы читателю доставляло удовольствие самому нащупывать и ощущать перекличку схожих стихотворений из разных мест книги. Античный читатель к такому чтению привык; но у современного читателя от него рябит в глазах. Попробуем же разобраться в этой пестроте; попробуем рассмотреть стихи Катулла пе в порядке их расположения в сборнике, а в порядке сходства их тем и настроений.
Больше всего стихотворений в сбориике оказывается таких, которые деликатнее всего можно было бы назвать ругательными. Современному читателю они малоприятны, и начинать с них наш обзор не хотелось бы. Но не замечать их нельзя: сам Катулл выдвинул их на слишком видное место. В общей сложности они составляют половину катулловского корпуса. Это — тот фон, на котором выступают все остальные, гораздо менее многочисленные группы Катулловых стихотворений.
Самое замечательное — это насколько немотивпрованиа эта ругань. Мы видим, что Катулл разъярен — или
притворяется разъяренным,— но с |
трудом |
понимаем, |
||
почему. «Чтоб тебя, Коминпй, мертвого, |
растерзали |
|||
все |
звери сразу!» — вот все содержание стихотворения |
|||
Ла |
108; за что — неизвестно. «Дикие |
звери |
тебя |
поро- |
дил^ бесчувственную (или: бесчувственного) к |
моль- |
157
М. Л. Гаспаров
бам!» (№ GO) — за таким стихотворением можно, конечно, вообразить, например, любовную ситуацию, однако в самом стихотворении ее нет Зато сами бранпые выражения, которыми Катулл поносит своих жертв, хоть и не очень разнообразны, но всегда очень круты. «У Эмилия рот и зад друг друга стоят!» «У Вектия тоже!» «У Руфы — тоже, да еще она и побирушка!» «Эгнаций зубы мочой чистит!» «Азиний, ты
воруешь |
полотенца — берегись стихов!». |
«Талл, ты |
|||||||
воруешь |
в |
банях — берегись |
плетей!». «Вибенний — |
||||||
тоже |
банный |
вор, |
а |
сын |
его — продажный |
мальчиш- |
|||
ка!» |
(№ 97; |
98; |
59; |
39; |
12; |
25; |
33, ср. 106). «Галл сводит |
племянника с теткой!». «У Мециллы за 15 лет вместо двух любовников стало две тысячи!». «Я накрыл раба над рабыней и то-то с ним расправился!». «Девка просит за себя десять тысяч — с ума она что ли сошла?» (№ 78; 113; 56; 41, ср. 103). «Вот бестолковый муж, который не умеет следить за женою,— сбросить бы его с моста в грязь». «Вот другой бестолковый муж,
чья жена |
водила любовников!» |
(№ |
17; 67). |
О Назоне |
|
у |
Катулла |
наготове каламбур — не |
совсем |
понятный, |
|
но |
заведомо непристойный (№ |
112). Если |
вдруг ме- |
няет гнев на милость — то в том же стиле: «Ипсифила, я о тебе соскучился, приходи немедленно!» (№ 32).
Когда Катулл снисходит до того, чтобы мотивировать свой гнев, то причина обычно бывает простейшая — любовное соперничество. «Ты, Равид, лезешь отбивать, кого я люблю,— берегись!». «Вы, кабацкие, отбили у меня девчонку — берегитесь!» (№ 40; 37). Руф отбил у Катулла любовницу — и Катулл сразу пускает в ход привычные выражения: «у тебя козлом пахнет из-под мышек!», «и еще у тебя подагра!» (№ 77; 69; 71). Геллию Катулл доверил свою любовь, но тот злоупот-
158
Поэзия |
Катулла |
ребил этим и стал Катуллу соперником (№ |
9 1 ) — и |
Катулл забирает еще круче: «Ты кровосмеситель, ты путаешься и с матерью и с сестрою», «и с теткою и с дядею», «и еще того хуже», «так только персидским волхвам впору»; Геллий пытается отбиваться ответны-
ми |
колкостями, |
но |
Катулл отвечает: «пе боюсь!» |
||||
(№ |
91; |
88; |
89; |
74; |
80; |
90; |
116). |
Иногда одна издевка цепляется за другую, и мы даже можем уследить их последовательность. Вот Катулл обращается к некоему Квинтию: «если хочешь быть мне дорог— не отнимай того, что мне дорого!» (№ 82). Это опять назревает ссора из-за женщины: «Квиитий влюблен в Авфилену,—будь ему неладно!». На Авфилену же Катулл напускается: «берешь, а не даешь: нехорошо!», а затем, по накатанной дорожке: «и вдобавок блудишь с родным дядею!» (№ 100; НО; 111). Вот Катулл ухаживает за юным Ювенцием: «Я хотел бы целовать тебя без конца», «а ты гнушаешься моими поцелуями» «и предпочитаешь любить какого-то приезжего» (№ 48; 99; 81). Ухаживание происходит на глазах у приятелей Катулла — Аврелия и Фурия; они поднимают его на смех за робость, а он свирепо отвечает: «вот ужо я вам докажу, какой я мужчина!». Уезжая куда-то, Катулл оставляет мальчика под надзором Аврелия, по грозно предостерегает, чтобы тот его не трогал; и, конечно, после этого Катуллу приходится бранить Аврелия за приставания к Ювенцию и
учить |
Ювешщя отделываться от |
Фурия (№ 16; |
15; |
||
21; 24). А обоих соперников Катул; |
по своей обычной |
||||
логике, ни с того, ни с |
сего, попрекает бедностью; оба |
||||
они живут впроголодь, |
особенно |
Фурий (JYs 23), у |
ко- |
||
торого |
и вшла-то в закладе (АЬ |
26). |
|
159
M. Jl. Гаспаров
Кроме любовных причин для брани иногда угадываются политические — но именно лишь угадываются. В эпиграммах Катулла мелькает имя его знаменитого современника Юлия Цезаря, но только на втором плане. На первом плане — ничтожный Цезарев офицер по имени Мамурра, которого Катулл ненавидит гораздо более люто: «Мамурра и Цезарь — мерзавцы, друг друга стоят, с одними девками гуляют» (№ 57), «Мамурра — мот и развратник, а Цезарь и Помпей ему потворствуют» (№ 29), «другие цезарианцы тоже хороши: один безголов, другой немыт, третий воняет» (№ 54); «не лучше ли помереть, коли такие идут в гору?» (№ 52). Конечно, и такие стихи мало приятны для Цезаря; но Катулл гордо заявляет: «Сердишься, Цезарь, иль нет,— а мне наплевать» (№ 93). Однако о Цезаре он больше не пишет, а сосредоточивается на Мамурре, которому приклеивает кличку «Хрен»: «Хрен
блудит — потому |
что он и есть хреи» (№ 94), |
«Хрен |
|||
большой |
человек, да все-то он лишь большой |
хрен» |
|||
(№ 115), |
«Хрен |
тщеславится |
поместьем, |
а оно |
убы- |
точно» (№ 114), |
«Хрен лезет |
в поэты, а |
Музы |
его — |
|
вилами!» |
(№ 105). Разгадать политическую позицию |
Катулла по таким стихам нелегко. Мелькает у Катулла имя и другого политического современника, Цицерона (№ 49), с комплиментами самыми гиперболическими, но такими бессодержательными, что сам со-
бой |
напрашивается вопрос: не издевка ли это? (ср. |
№ |
42). |
Наконец, иногда для брани находятся причины более тонкие — эстетические. «От речей Сестия у меня
простуда!» (№ |
44). «Суффен всем изящен, да только |
|
не стихами!» (№ 22). «Аррий манерничает |
выговором!» |
|
(№ 84). Здесь |
Катулл оживает как поэт. |
Атмосфера |
160
Поэзия Катулла
кромешной брани редеет, мир перестает быть таким однообразно раздражающим. У Катулла, кроме врагов, есть и друзья, стихи которых ему нравятся; и свое удовольствие оп изъявляет с обычной гиперболической безудержностью. «Кальв, я спать ие мог от радости после того, как мы вместе взапуски сочиняли стихи!» (№ 50). «Ципна написал поэму, которая переживет века!» (№ 95). «Цецилий, твои стихи прекрасны — приезжай скорей и послушай мои!» (№ 35). Впрочем, для оттеиения и тут Катулл не обходится без колкостей: поэму Цинны он противопоставляет стихам популярных графомапов, задушевного друга Кальва обзывает «шиш красноречивый» (№ 53) и в шутку грозит его уморить стихами дурных поэтов (№ 14).
Кроме литературных приятелей у Катулла есть и просто приятели. С ними оп застолышчает («Мальчик,
палей нам |
неразбавленного вина!» — № 27; |
«Фабулл, |
||||||||
приходи |
ко |
|
мне |
в |
гости, |
только |
со |
своим |
угоще- |
|
нием!»— № |
13), |
их любовными похождениями лю- |
||||||||
буется |
(«Ах, |
как |
|
любят |
друг |
друга |
Септимий |
и |
||
Акма!» — № |
45), |
а |
когда |
не может любоваться, |
то |
требует, чтобы они сами о них рассказывали все под-
робности: «Корнелий, расскажи: пе выдам!» |
(№ |
102), |
||
«Камерий, где ты притаился?» |
(№ 55), «Флавий, что-то |
|||
с кем-то у |
тебя есть, а ты |
молчишь — нехорошо!» |
||
(№ 6). Тон этих стихов светлый и игривый, |
но |
они |
||
па удивление |
немногочисленны. |
|
|
Место действия всех этих стихов — столичный Рим (или загородная вилла, как в № 44), реже — родная провипциалытая Вероиа (№ 67). ГІо однажды поэт с друзьями вырывается из Италии в поездку на Восток — в Вифииию, азиатскую область между Мраморным и Чериым морем. К пашему удивлению, восточ-
11 ^&тудд |
m |