Шаталкин А.И. Политические мифы о советских биологах

сиянов, 1989; цитировано по: Шноль, 201О). «Кольцов не сдался, "не разоружился" как тогда говорили. Его сняли с поста директора. Но не арестовали. Возможно именно потому, что он не шел ни на какие компромиссы» (Шноль, 2010, с. 166).

Я думаю, Н.К. Кольцова не трогали, учитывая его революцион­ ное прошлое. Николай Константинович был старейшим московским революционером, причем не был замешан в связях с питерскими революционерами. Он для высшего руководства страны свой, рево­ люционер, вступивший в революционную борьбу не корысти ради. Таких уважают. Как бы это выглядело - осуждение за научные взгля­ ды активного борца с царским режимом в годы первой русской рево­

люции. И непримиримость Н.К. Кольцова вполне объяснима и про­ стительна с точки зрения старых коммунистов. Он участвовал в ре­ волюционном движении, связывая с этим определенные надежды на изменение жизни страны, согласно его идеалам. Понятно, что если ты хочешь защищать свои идеалы, то надо уходить из науки и стано­ виться профессиональным революционером. В противном случае ты будешь работать на других, представления которых в отношении того, как обустроить жизнь после революции, т.е. после свержения царя, могут радикально отличаться от твоих.

Так оно и получилось. Политика большевиков, кuгорым Н.К. Коль­ цов в свое время помогал, не вписывалась в его идеалы. Но власти терпимо относились к его разочарованию. И это была государствен­ ная политика 1930-х гг. в отношении спецов. Конечно, если они не были связаны с теми, кто вынашивал планы насильственной смены действующей власти, и если они не были замешаны в экономичес­ ких преступлениях и в коррупционных делах 20-х - начала 30-х го­ дов. Страна строилась и Н.К. Кольцов был активным Строителем (с большой буквы) в биологической науке. И спорил он с Н.И. Вавило­ вым по вопросам строительства, о чем и говорит его обеспокоен­ ность состоянием дел в преподавании генетики. Такая позиция нахо­ дила понимание наверху, поскольку там также сидели строители. В рамках борьбы с фашистской идеологией в предвоенные годы Со­ ветское правительство осудило евгенику. И оно надеялось, что эти усилия будут поддержаны авторитетом ведущих советских генети­ ков. К сожалению, ни Н.И. Вавилов, ни Н.К. Кольцов не откликну­ лись на это пожелание властей, что безусловно не осталось для са­ мих ученых без последствий. Позиция, занятая Н.К. Кольцовым в отношении евгеники, вступала в противоречие с политической ли-

нией нашей страны, направленной на борьбу с фашизмом. Речь здесь не идет о самой позиции Н.К. Кольцова. В другое время она была бы вполне терпима. Основная проблема касается допустимости ограни­ чения ученого со стороны государства.

8.2.Евгеника как точка противостояния

всоветском обществе

Евгеника, как следует из сказанного выше явилась еще одной

точкой противостояния советских ученых, докатившегося до наших дней.

За научными разногласиями, если они приобретают форму ост­ рой борьбы научных групп, как правило стоят более приземленные интересы. Боролись не только против Т.Д. Лысенко и его сторонни­ ков. После победы над ними наш ведущий генетик Н.П. Дубинин подвергся нападкам, теперь как бы со стороны своих и был снят с поста директора института генетики. Из книги С.Э. Шноля (2010) я узнал, что еще один выдающийся советский биолог Х.С. Коштоянц подвергался нападкам.

А всех троих объединяло то, что они вышли из низов, но тем не менее добились в науке больших успехов. Я думаю, что неслучайно Н.П. Дубинин (1975, с. 8) акцентировал внимание читателей на этом моменте, поскольку знал, откуда дует ветер, неся в адрес его и дру­ гих выходцев из низов нелицеприятные слова: «Многие из нас са­ мой жизнью и тем, что стали людьми науки, целиком обязаны Совет­ ской власти. У нас свой голос и свои песни. Преданность новой России и понимание ее у большинства из нас органичны как дыха­ ние, как жизнь». В этих проникновенных словах советского патрио­ та я обращаю внимание на выделенное мной предложение. У нас есть своя советская точка зрения на происходящее в мире, в том чис­ ле и в науке.

В этой связи мне хочется возразить П.А. Пантелееву (2015, с. 104), который писал в своих воспоминаниях: «Злые языки шипели иногда, что Н.П. [дубинин] даже в партию вступил, чтоб только стать директором Института. Но его сначала назначили директором, и лишь затем, очевидно, вынудили вступить в партию. Невозможно пред­ ставить, чтобы он добровольно на склоне лет вдруг воспылал жела­ нием строить коммунизм под руководством той же самой организа-

432 Глава 8. Некоторые соображения о мотивах...

ции, которая не очень давно официально уrвердила лысенковскую лженауку... Так ломала "свободу совести" ученых великая партия большевиков».

Мне трудно согласиться с последним утверждением автора. Н.П. Дубинин был не только большим ученым, но и организатором советской науки, т.е. по факту одним из организаторов нового обще­ ства, которое после взятия власти вознамерились построить больше­ вики. Николай Петрович бьm активным строителем нового общества и, думаю, не изменил своим идеалам. Это означает, что он искренне включился коммунистический проект и как сознательный участник социалистического строительства мог считать себя коммунистом. Поэтому, я думаю, что для него не было проблемы с вступлением в Партию, в отличие, скажем с сожалением, от меня и многих моих современников, живших в плену политических мифов.

Мы уже говорили о критическом выступлении в адрес генети­ ков на IV сессии ВАСХНИЛ в декабре 1936 г. Б.М. Завадовского (1937, с. 164-165). Касаясь того прискорбного положения, что «формальная генетика не сумела ни предусмотреть, ни объяснить, ни включить в себя блестящие работы академиков И.В. Мичурина и М.Ф. Иванова, не смогла до сих пор найти место» в своих постро­ ениях и для работ Т.Д. Лысенко, он продолжил: «Вместо того, чтобы представители генетической науки показали нам, какое место, какой идейный вес должны занять эти достижения... и подумать над тем, какие выводы вытекают из этих работ для самой генетической на­ уки, мы видим какую-то совершенно непонятную игру, когда генети­ ки уrверждают, что они не могут принять Т.Д. Лысенко в свою среду, потому, что акад. Т.Д. Лысенко не генетик и его работы не затрагива­ ют интересов генетики. Несколько лет назад физиологи растений также заявляли, что акад. Т.Д. Лысенко не физиолог... и те и другие пытаются переадресовать акад. Т.Д. Лысенко к третьей "прогрессив­ ной" науке - механике или динамике развития, но мы знаем уже, что и официальные представители этой отрасли биологии также не склонны признавать акад. Т.Д. Лысенко "за своего"...».

А что это значит, что Т.Д. Лысенко для большого числа советс­ ких ученых являлся чужим? Что имел в виду Б.М. Завадовский? Чу­ жим он мог быть для них по своему происхождению - из крестьян. Но из крестьян бьmо много других ученых. Но Т.Д. Лысенко отли­ чался от остальных тем, что добился признания самостоятельно. Я думаю, что подспудно здесь сказались печальные последствия увле-

чения нашей интеллигенции евгеникой, осознание своей групповой исключительности как интеллектуальной элиты. Не захотели потом­ ственные ученые пускать в свои ряды малоинтеллигентного по ма­ нерам крестьянина, который им ничем не обязан. И опасность именно такого элитарного противостояния четко осознал академик Б.М. Зава­ довский, встав безоговорочно на сторону Т.Д. Лысенко. Ведь у нас было в ту эпоху государство рабочих и крестьян, которое возглавля­ ли как раз выходцы из низов и об этом интеллигенции, воспитывав­ шейся на евгенических идеях генетического неравенства населения никак нельзя бьmо забывать.

Интеллектуальная элита в конце концов победила Т.Д. Лысен­ ко, изгнав его из своих рядов как лжеученого. Но ведь и другой со­ ветский ученый, выбившийся в ведущие ученые из низов, был снят с поста директора института по евгеническим мотивам, как это дело преподнес американский историк науки Лорен Грэхэм. А ведь со сто­ роны, тем более американской, перед которой не особо скрывали свои потайные мотивы, всегда виднее.

Давайте посмотрим, не было ли в советской науке других уче­ ных, воспринимавшихся в качестве «чужих». Обратимся к важным свидетельствам Н.П. Дубинина.Он пишет(1975, с. 180-181): «В 1939 году Институт экспериментальной биологии пережил тяжелое собы­ тие: Н.К. Кольцов был освобожден от обязанностей директора ин­ ститута, а на его место назначили Г.К. Хрущова. Произошло это при следующих обстоятельствах. В том году были объявлены вакансии для выборов в действительные члены Академии наук СССР. Инсти­ тут экспериментальной биологии выдвинул кандидатом в академики Н.К. Кольцова... Однако кандидатура была отклонена. Препятстви­ ем были евгенические ошибки Н.К. Кольцова>). « Мы - продолжил свое повествование Н.П. Дубинин (с. 181) - должны бьmи внести ясность в этот вопрос. Для этой цели проводилось общее собрание института, на котором мне пришлось выступать с докладом)). Была по этому поводу принята резолюция, которую мы приводим по тек­ сту книги Н.П. Дубинина (там же):

Коллектив научных сотрудников Института эксперимен­ тальной биологии считает евгенические высказывания Н.К. Кольцова глубоко неправильными. Коллектив подчерки­ вает, что евгенические высказывания Н.К. Кольцова не сто­ ят ни в какой связи с теми генетическими концепциями, ко-

торые занимает Н.К. Кольцов, и решительно отметает вся­ кие попытки их связать ме.жду собою... вся система биологи­ ческих взглядов Н К. Кольцова не связана с его евгеническими ошибками... В последние 1О лет в институте уж:е не ведется никакой евгенической работы, и большая часть коллектива пришла в институт после прекращения евгенической работы...

«Мне пришлось доводить эту резолюцию общего собрания до президиума Академии наук СССР. Президент В.Л. Комаров выразил большое удовлетворение резолюцией. О.Ю. Шмидт, бывший тогда первым вице-президентом, расспрашивал о деталях собрания и так­ же подчеркнул важность того положения, что евгенические взгляды Н.К. Кольцова не нашлив институте ни одного защитника. Да, мы бьши единодушны в оценке того, что евгенические взгляды Н.К. Кольцо­ ва - это серьезная ошибка, наложившая печать на развитие гене­ тики в нашей стране» (дубинин, 1975, с. 181-182, выделено нами).

Бьша ли искренней эта позиция Н.П. Дубинина или она бьша вынужденной и связана с суровыми обстоятельствами тех дней, ког­ да одобрение, выраженное в любой форме, евгенических «ошибок» Н.К. Кольцова могло поставить под вопрос существование самого института? Я склоняюсь к тому, чтобы принять первое, учитывая тот факт, что Н.П. Дубинин был последовательным в своем неприятии евгеники и в те годы, когда за симпатии к евгенике не преследовали.

Мы уже говорили о резонансной дискуссии 1960-1970-х гг. о роли биологического и социального в жизни человека. Вот что об этом писал Н.П. Дубинин (1975, с. 411-412): «Попытки обелить ев­ генические ошибки лидеров прошлого этапа генетики, более того, представить содержание старой ошибочной евгеники как идейную основу для приложения к человеку новых успехов генетики, такие попытки делали Б.Л. Астауров и А.А. Нейфах - сотрудники инсти­ тута биологии развития АН СССР, М.Д. Голубовский - сотрудник института цитологии и генетики Сибирского отделения АН ССР. В.П. Эфроимсон выступил с ошибочными взглядами о якобы гене­ тической обусловленности духовных и социальных черт личности человека. Литератор В.В. Полынин начал пропагандировать старую евгенику... На пленуме Всесоюзного общества генетиков и селекци­ онеров и Научного совета по генетике и селекции в 1967 году я выс­ тупил с решительным возражением против этого идеологически чуж­ дого нам направления и стремился доказать, что его ошибочность

кроется в смешении принципов биологического и социального на­ следования. Увы, я встретил там хотя и небольшую, но монолитную группу в лице Б.Л. Астаурова, С.М. Гершензона, С.И. Алиханяна, Д.К. Беляева, вставших на ошибочные позиции в этом вопросе».

В третьем издании своей книги Н.П. Дубинин (1989, с. 412) еще раз подчеркнул: «Моя позиция по проблеме человека, разработка проблемы социального наследования вызвали оппозицию со сторо­ ны ряда наших ведущих генетиков, в первую очередь Д.К. Беляева, Б.Л. Астаурова, В.П. Эфроимсона и некоторых других. Они полага­ ли, что я умаляю роль генетики, видели в моей позиции неоправдан­ ное преувеличение значимости индивидуального развития мозга под влиянием деятельности человека. Они отказывались понять, что при­ знание никем не доказанной генетической детерминации духовных качеств человека неизбежно ведет к признанию евгеники, социал­ дарвинизма и расизма. Эти человеконенавистнические течения ос­ нованы на том, что все проявления психики человека можно объяс­ нить, исходя из законов генетики». «Возникшие разногласия - до­ бавил Н.П. Дубинин - оказали заметное влияние на моральный кли­ мат в кадрах генетиков».

Как видим, позицию упомянутых советских биологов Н.П. Ду­ бинин квалифицирует как евгеническую. Так может быть в этой по­ зиции нет ничего плохого и зря Н.П. Дубинин и некоторые биологи высказывали и высказывают на это счет опасения.

Чтобы понять существо дела, давайте более строго охарактери­ зуем позиции противостоящих сторон в этой дискуссии. А для этого обратимся к мнению стороннего человека, которому, чтобы не быть обвиненным в искажении позиции генетиков, приходилось выска­ зываться предельно ясно и однозначно. Специалист по криминоло­ гии И.С. Ной (1975, с. 88) в дискуссии по соотношению в человеке биологического и социального отметил: «На основании марксистс­ кого положения о сущности человека как совокупности всех обще­ ственных отношений стала преодолеваться и вульгарная социологи­ зация личности, связанная с отрицанием в человеке единства двух детерминаций - социальной и биологической, обусловленных под­ чинением человека не только законам общественного развития, но и биологическим законам, законам природы». Кто же из наших уче­ ных занимался социологизацией личности. Оказывается сторонни­ ки Т.Д. Лысенко в социальных науках. После «преодоления» мичу­ ринской биологии генетики и им сочувствовавшие стали утверждать,

что Т.Д. Лысенко будто бы отрицал роль внутреннего (т.е наследствен­ ности) в определении организмов. Этот миф собственно и породил в 1960-е гг. дискуссию в обществе о соотношении в человеке биологи­ ческого и социального, продолжавшуюся несколько десятилетий. И.С. Ной (1975, с. 95) в рамках этой дискуссии следующими слова­ ми сформулировал данный миф: «... методологическая ошибочность решений августовской (1948 г.) сессии ВАСХНИЛ состояла в непра­ вильном определении соотношения «внутреннего» и «внешнего» в генезисе живого: абсолютизировалось значение «внешнего» в ущерб

«внутреннему». В свете таких концепций рассматривались тогда и многие явления общественной жизню>.

И.С. Ной четко сформулировал суть укоренившегося в обще­ стве мифа, будто бы сторонники Лысенко отрицали какую-то бы ни бьшо роль наследственного начала в социальной жизни человека. Как можно говорить такое о Т.Д. Лысенко, если тот написал специаль­ ную книгу о наследственности, кстати, переведенную в США. Я так полагаю, что этот миф, возникший в недрах советской генетики, в общественных науках поддерживался некоторыми учеными, чтобы «привязать» своих противников в общественных науках как догма­ тиков к поверженному Лысенко. Кстати, Н.П. Дубинин, если прав в своей оценке событий Лорен Грэхэм (1991), оказался жертвой этого мифа, поскольку бьш смещен со своего поста директора Института общей генетики за поддержку догматиков, выступавших против но­ ваций в социологии, озвученных И.С. Ноем.

Создается впечатление, что Н.П. Дубинин в этом вопросе зани­ мал пролысенковские позиции. И это явилось как бы основанием для того, чтобы начать борьбу с ведущим ученым-генетиком. На са­ мом деле борьба шла вокруг подымавшей голову после временного

запрета евгеники, которую Н.П. Дубинин не считал за науку.

С.Э. Шноль (2010, с. 167) рассказал нам о еще одном советском ученом, физиологе Х.С Коштоянце, который, как и Н.П. Дубинин, выступил в те же предвоенные годы с осуждением евгенических «ув­ лечений» Н.К. Кольцова. С.Э. Шноль (2010, с. 170) утверждает, что это осуждение аукнулось Х.С. Коштоянцу, когда через много-много лет тот баллотировался в академики и был не избран как «лжеуче­ ный». Я не знаю всех обстоятельств дела, но думаю, что Академия разумно решила сразу погасить назревающий скандал, связанный с анонимными «правдолюбцами», ополчившимися на Х.С. Коштоян­ ца. Я также думаю, что и сам ученый понимал, ненужность сканда-

ла, затеваемого неизвестными вокруг его имени. Но вопрос остает­ ся, надо ли полагать, что Н.П. Дубинин пострадал за его довоенную и послевоенную критику евгеники?

Итак, сторонники Т.Д. Лысенко, коль скоро они непосредствен­ но занимались изучением наследственности, по определению не мог­ ли отрицать ее роль в социальной жизни. Наследственной основы в социальном есть столько, сколько в ней ее присутствует на самом деле. Однако оценить эту меру биологического в социальном гене­ тика тех лет не имела возможности. Как впрочем и сейчас. Что же касается утверждений, что мичуринцы в отличие от генетиков будто

бы умаляют роль наследственности, то это предмет научного анали­ за конкретных форм социального поведения человека. Генетика к такому анализу пока не готова и может предложить лишь умозри­ тельные догадки в рамках натурфилософских рассуждений.

Назначение мифа, озвученного И.С. Ноем, состоит в том, что­ бы прикрыть реальную проблему, разделявшую с самого начала ге­ нетиков на противников евгеники и тех, кто ее воспринимал поло­ жительно. Вторые признавали существование генов, определяющих социальные характеристики людей, первые это отвергали. Мы уже приводили мнение на этот счет Н.П. Дубинина (1989, с. 407). Повто­ рим снова его ключевую фразу: «... в генетике нет доказательств су­ ществования генов, определяющих общественное положение, генов эволюции общественных отношений, генов интеллекта, совести, преступности и других духовных свойств человека». В другой кни­ ге, видимо, имея в виду высказывания В.П. Эфроимсона в его рабо­ те «Родословная альтруизма» (1971), Н.П. Дубинин (1983, с. 154) пишет: «... порой без особых доказательств и анализа социального положения и психического состояния преступников высказывается предположение, что в поведении человека, совершающего преступ­ ление, непременно проявляется "дурная наследственность". Степень преступного деяния ставится в зависимость от отягощенности гено­ типа преступника особыми генами преступности».

Мы согласны с мнением крупнейшего советского генетика, что нет генов преступности. Но тему «дурной наследственности», нам кажется, рано закрывать, пока не исследована еще одна возможность: не наследуется ли она по типу длительных модификаций? С этой точки зрения трудно согласиться с мнением М.Е. Лобашева (1966, с. 601), который считал возможным говорить о сигнальной наслед­ ственности, но одновременно утверждал, что «Сигнальная передача

не может называться наследственностью в полном смысле слова, поскольку она не обусловлена генами». Но это она в классической модели наследственности не находит себе места в системе генети­ ческих понятий. Для более широкой модели, включающей некото­ рые ламаркистские положения, она отражает явление наследствен­ ности, поскольку отвечает исходному определению - наследствен­ ность есть сходство родителей и детей.

Н.П. Дубинин (1989, с. 407) говорит, что «нет доказательств су­ ществования генов», определяющих социальное положение челове­ ка, оставляя тем самым возможность, что со временем такие доказа­ тельства могут быть найдены. Поэтому приведем мнение еще одно­ го большого ученого академика М.М. Завадовского, высказанного им еще до войны ( 1936а, с. 83): «Наиболее неудачное обобщение, вы­ шедшее из недр генетики, обобщение, которое кое-кому казалось органически и неразрывно связано с основами генетики, заключа­ лось в представлении, что "гены" и только "гены" как участки хро­ мосом определяют развитие признаков организма. Это представле­ ние при внимательном его рассмотрении является смелой экстрапо­ ляцией с конкретного материала по распределению генов в потом­

стве - на совсем иную область, область участия гена в развитии признака».

М.М. Завадовский предлагает вернуться от Моргана и раннего Иогансена к Бэтсону и не плодить на бумаге гены, существование которых не доказано экспериментально и не может быть объяснено механикой (динамикой) развития. «А отсюда следует, - продолжил М.М. Завадовский (там же, с. 83) - что истерическое заявление Пеннета, что для улучшения растения, животного и человека есть один естественный выход-в подборе гамет ("спасение в гаметах и только в гаметах!", восклицает он), - это заявление представляет собой плод, зачатый в припадке неудержимого головокружения от успехов, но в иной области». Из уст М.М. Завадовского прозвучала наиболее серьезная критика генетики, ставящая прежде всего под вопрос научную состоятельность евгеники. Она есть неудавшийся «плод, зачатый в припадке неудержимого головокружения от успе­ хов». Может быть, не только!

Заключение. Почему ошибочные идеи и теории в нашей стране сейчас называют лженаучными

Что нам говорят советские энциклопедии относительно поня­ тия лженауки (псевдонауки)? К моему большому удивлению, оказа­ лось, что ничего не говорят. Не было такого понятия в советской жизни. И оно, видимо, поэтому не нашло отражения в энциклопеди­ ях. А я просмотрел послевоенный энциклопедический словарь в трех томах, синюю и красную БСЭ, Философскую энциклопедию в пяти томах (Москва, 1960-1970), Философский энциклопедический сло­ варь (Москва, 1983). Постперестроечные философские словари, ви­ димо, следуют советской традиции. Таковы «Новая философская энциклопедия в четырех томах» (Москва, 2000-2001) и «Новейший философский словарь» (Минск, 2003).

О чем это может говорить? Во-первых, о том, что советские ученые принципиально расходились с буржуазной философской мыслью в понимании смысла и социального назначения лженауки. Официально в советское время лженаучными называли теории и представления, в которых выдви_гались основанные на «научных» фактах доказательства несостоятельности материализма. Такая прак­ тика берет начало с книги В.И. Ленина «Материализм и эмпириок­ ритицизм» (1916). В.И. Ленин боролся с попытками якобы научного доказательства ложности материализма, эксплуатируя возникшие в науке концептуальные трудности. С такой постановкой вопроса впол­ не можно согласиться. Не науке быть арбитром в деле обоснования мировоззрений. Любые попытки научного опровержения материа­ лизма должны, на мой взгляд, расцениваться как лженаучные, как это и было принято в советское время. По этой причине попытки внедрения через научно-популярную литературу с началом брежнев­ ского правления западных представлений о лженауке не имели боль­ шого успеха. Они как бы перечеркивали то позитивное, что было