Горфункель А.Х. Философия эпохи Возрождения (1980)

преступлению и предательству, отвечает Помпонацци, этим «оказывается предпочтение не смерти самой по себе, так как она ничто, но праведному деянию, хотя за ним и следует смерть. Так что отвергая порок, человек не отвергает жизнь, которая сама по себе—благо, но отвергает порок, следствием которого явилось бы сохранение жизни» [тамже, с. 92].

Так, вопреки аскетической морали средневековья, Помпонацци провозглашает благом земную жизнь, утверждает достижимость земного счастья, заключенного в добродетели и в благе всего человечества. Он и осуществление справедливости переносит с небес на землю: если награда заключена в самой добродетели, а наказание в самом преступлении, то высшая справедливость осуществляется без посмертного загробного воз-

возмездие на «существенное» и «привходящее», или случайное. «Существенное воздаяние добродетели есть сама добродетель, которая делает человека счастливым». Существенное же наказание для преступника сам порок, а не казнь [там же, с. 93].

Случайное, привходящее воздаяние не только уступает добродетели, но даже уменьшает ее. Привходящее же возмездие — возмездие кары, наказания —уступает по своей тяжести существенному возмездию — возмездию вины [см. 198, с 204]. Таким образом, высший суд осуществляется здесь, на земле, без божественного вмешательства, без ада и рая, и «ни одно зло, в сущности, не остается безнаказанным, и ни одно благо не остается, в сущности, без вознаграждения» [4, т. 2, с 92—93].

В «Трактате о бессмертии души» Пьетро Помпонацци заложил основы новой, атеистической, в сущности, антропологии и этики. Неудивительно, что книга эта вызвала огромное множество опровержений и была публично сожжена в Венеции. Несмотря на это в 1520 г. Помпонацци создает новый, не предназначенный для печати трактат «О причинах естественных явлений», в котором рассматривает вопрос о необъяснимых и «чудесных» явлениях в природе.

естественных явлении»дида з а р £ Ш К И < < ш к о л ь н о й > > философии. Чудо религии и «чудо» с отрицательным знаком —

171

всякого рода колдовские деяния чародеев и ведьм—-в равной мере рассматривались как результат выходящего за пределы естественных причин вмешательства потусторонних сил, будь то благостное вмешательство бога и ангелов, будь то злокозненное воздействие враждебных богу и праведному человеку дьявольских или демонических сил. Сочинение болонского профессора философии оказалось направленным как против господствующих религиозных представлений, так и против распространенных в обществе суеверий. Выдвигая требование «естественного», т. е. возводимого к действию естественных причин объяснения непонятных и таинственных явлений, Помпонаццн пролагал тем самым дорогу новому естествознанию Все происходящее в мире должно найти свое рациональное, разумное, естественное объяснение. Выступление Помпонацци было тем более актуальным, что время написания трактата «О причинах естественных явлений» — эпоха «охоты за ведьмами», развернувшейся в Западной Европе особенно широко с конца XV в. и захватившая также и Северную Италию.

Исходя из сенсуалистской теории познания, опираясь на которую он доказывал материальность и смертность человеческой души, ее неразрывную связь с телом и зависимость от него, Помпонаццн отрицает саму возможность существования ангелов и демонов христианской мифологии и народных суеверий, и в особенности возможность пх контактов с материальным миром людей и вещей. Поскольку познание невозможно без ощущений, ангелы и демоны, будучи «чистыми» духами, были бы лишены возможности воспринимать и познавать предметы материального мира, они не могли бы ни видеть, ни слышать люден, не говоря уже о прямом вмешательстве в ход человеческих дел. Поэтому «напрасно предполагают существование демонов». Главное, как считает Помпонацци,— отказаться от поисков «чудесных» и сверхъестественных, виеприродных причин загадочных и непонятных явлений, объяснив пх воздействием естественных причин: «Ибо смешно и совершенно нелепо оставлять в стороне очевидность и то, что может быть доказано на естественном основании, н стремиться к темному и к тому, что не может быть представлено хоть сколько-нибудь правдоподобно» [197, с 22].

Собственные объяснения, которые пытается дать

172

Помпонацци, могут показаться наивными и нелепыми с точки зрения позднейшей науки, но здесь важен не результат, а направление исследования. Стремясь дать объяснение «чудесных» явлений с помощью естественных причин, Помпонацци ссылался на воздействие целебных трав, минералов, испарений. Он предлагал учитывать и воздействие человеческой психики и ее восприимчивость. Не случайно, подчеркивает он,часто знахари имеют больший успех, нежели ученейшие врачи: неожиданные исцеления чаще происходят среди «людей низкого происхождения и грубых, ибо они наиболее легковерны» [там же, с. 57]. Благодаря силе воображения оказывается возможным исцеление под воздействием мощей и реликвий святых: здесь дело не в таинственнойсиле самих реликвий, а в воображении и впечатляемости исцеляемого верующего, «так что если бы это были исобачьи кости, то столь велика и такова по своей природе сила воображения, что и от них ничуть не меньше последовало бы исцеление» [там же, с. 249—250].

Итак, все загадочные и непонятные явления могут и должны быть отнесены к причинам естественного порядка. Только «невежественная толпа и грубые люди, не зная, что это происходит вследствие явных и очевидных причин, относят это к богу или к демонам» [там же, с. 27] и считают, что совершающие подобные «чудеса» люди «имеют общение с ангелами и демонами» [там же, с. 26]. Если подобные «чудодеи» сопровождают своп действия крестным знамением и молитвой (а иные, почитаемые ведьмами и колдунами,—призыванием дьявола и заклинаниями), то делается это «для обмана людей» и для усиления воздействия на них [там же, с. 47]. Все чудеса происходят не «сверх природы», «не против природы», но могут быть «сведены к естественным причинам» [см. тамже, с. 71—73]: «Не потому это чудеса, что происходят полностью вопреки природе и помимо порядка движения небесных тел, но потому они именуются чудесами, что необычны и чрезвычайно редки, и происходят не по обычному ходу природы, но

173

свободном от непосредственного божественного вмеша-

«низшему», подлунному, тленному миру земных явлении Для тогдашнего философского и научного сознания постоянное и неизменное течение не подверженных тлению небесных тел воплощало в себе вечную и неизменную закономерность природы. Аверроисты и Помпонацци вслед за ними не принимали примитивное «гадание по звездам», то, что в средневековой терминологии именовалось «юдициарной» астрологией, и не пытались выяснить по движению светил конкретные судьбы людей Речь шла о другом — об астрологии «натуральной», исходившей из воздействия высшего, вечного, нетленного небесного мира на мир земной природы

явлениях это легко заметить, отмечает Помпонацци, особенно в вещах, существующих на протяжении длительного времени, «как-то: неодушевленные пред-

говорота, «и нет ничего, чему подобного не было в прошлом и не будет в грядущем, ничего не будет, чего бы не было, и ничего не было, чего не будет вновь» [там же, с 304—305].

174

„Провозгласив таким образом все-

ро Помпонацци неизбежно должен был столкнуться с кругом проблем, касающихся соотношения мира и человека, мира и бога. Вопросам случайности и необходимости, свободы, воли, божественного провидения и теодицеи — оправдания бога за существующее в мире зло — посвящен самый значительный по объему, также не предназначенный для печати и увидевший свет более чем через 40 лет после смерти автора трактат Помпонацци «О фатуме, свободе воли и предопределении».

Фатум для Помпонацци— воплощение всеобщей и неодолимой причинно-следственной связи, господствующей в мире. Философ отрицает существование случайных событий, имея в виду события беспричинные и не сводимые к объективным причинным закономерностям и связям. Случайное событие не выпадает из этой цепи причин. Случайность его проявляется лишь в том, что оно представляется нам не связанным с данной, известной нам, причиной или кругом причин. Однако «всякий случайный результат имеет определенную причину» [199, с. 22], только искать ее следует на ином, более «высоком» или общем уровне. То, что происходит случайно «в отношении к частным причинам», то является необходимым «в отношении причин всеобщих, каковы небо и интеллигенции» [там же, с. 36] (напомним, что «интеллигенциями», в соответствии со схоластическиастрологической терминологией, философ именует духовные двигатели небесных сфер, приводимые в движение, соответственно иерархии мироздания, неподвижным двигателем — богом). Эта всеобщая обусловленность происходящего универсальными причинами и есть фатум. Необходимость воплощена в вечно существующих началах бытия — в движении неба и стихий — элементов подлунного мира. События случайные суть проявления этой всеобщей необходимости на уровне частных, или редко происходящих, явлений. Случайны они «не потому, что в то время, когда они происходят, они могли бы не произойти», а потому, что они «в одно вре-

175

подходит к пониманию диалектики случайного и необходимого.

В соответствии с этим учением о всеобщей детерминированности явлений решает Помпонацци и проблему

При этом он не отвергает выбора, «самовластности» человеческого поведения; речь идет о том, чтобы выяснить, чем обусловлен сам выбор. «Мы многое совершаем по своей воле, если нет препятствий с нашей стороны или извне, это вполне очевидно, и этого я не отрицаю,— говорит Помпонацци.— Но вот что я отрицаю и в чем

с. 107]. Воля, выбор определяется как внешним объектом, так — и это главное для Помпонацци— самой природой человека. Включенный в систему природных отношений, объясняемый на основе природы, в которой господствует необходимость, человек не может вырваться за ее пределы, и его поведение обусловлено его природными свойствами. Как стремление к высшему благу, так и склонность ко злу присущи человеку от природы, и если по необходимости человек склонен к поступкам добрым и злым, то по необходимости «существуют добродетели и пороки, а отсюда — похвала и осуждение»

[там оке, 128].

Таким образом, свобода человека обусловлена природной необходимостью п ограничена ею, но именно сочетанием в самой человеческой природе наклонности как ко благу, так и ко злу обусловлена возможность признания ответственности человека, оценки его поступков и возмездия, заключенного, как это было показано Помпонацци в «Трактате о бессмертии души», в самом поведении человека.

Но если человеческая деятельности вписывается в общую картину «необходимости природы», каково ее отношение к божественному провидению? Разбирая доводы сторонников теологического решения проблемы, Помпонацци раскрывает внутреннюю противоречивость попыток увязать божественное всеведение с личной ответственностью человека. Если бог есть конечная причина всего сущего, в том числе и человеческих поступков, то правомерен ли суд над ними?

176

ривает кардинальный вопрос об отношении бога к царящему в мире злу, ставит проблему теодицеи — оправдания бога. Зло господствует в мире природы и человека: «Элементы гибнут в соединениях, составы в растениях, растениями питаются животные, и одно животное предназначено в пищу другому, и все, что ниже человека, предназначено для человека, и, что особенно жестоко, невинное животное становится пищей животного злого, и неблагодарнейшим животным оказывается

С христианского бога, утверждает Помпонацци, не может быть снята ответственность за существующее зло: «Бог или правит, или не правит миром. Если не правит, то какой же он бог? Если правит, то почему же он правит так жестоко?» [там же, с. 76].

Всеведение и благостность христианского бога несовместимы, по мнению Помпонацци, со склонностью человека ко греху: «Если бог все знает и может отвратить всякого заблудшего от заблуждения, то почему он этого не сделает? И почему, если бог не отвращает от заблуждения, то грех падает не на бога, а на человека?» [там же, с. 187]. Между тем бог не только снабдил человека слабой и склонной ко греху природой, но и расположил «прямо перед глазами всяческие соблазны, вводящие во грех, Ведь это он дал душу, склонную ко греху, а омраченный рассудок соединил со стра-

и преступники окружены почетом [см. там же].

Бог, ответственный за зло в мире и за грехи человека и в то же время взыскующий с человека за его грехи и проступки, представляется философу безумным отцом, который «отправил сына в опасный путь, из которого не вернется и один из тысячи, и дал ему дурных попутчиков, о которых знает, что они погубят его» [там же, с. 130]. Мир предстает перед ним в виде безумной игры богов, «подобной игре в мяч у людей», а если это так, то «нет необходимости в дьяволе и его компании»,

«и.тогда, не нужен другой иной дьявол, кроме самого бога» [тамже, с. 155, 168].

Этот кощунственный вывод, который ужасает самого автора книги «О фатуме» — «Потрясена душа, трепещут члены, и человек выходит из себя, услышав или подумав подобное о боге!» [там оке, с. 155]—не есть, однако же, конечный вывод Помпоиацци: так он формулирует лишь доведенную до абсурда внутреннюю противоречивость ортодоксально-теологического решения проблемы бога и мира. Сам мыслитель ищет выхода на путях совершенно иного понимания бога, а стало быть, и его отношения к миру и человеку.

совместим с богом-промыслителем христианской и любой иной религии. Бог в философской системе Пьетро Помпонацци отождествляется с фатумом, с природой, его провидение—с естественной необходимостью. Он воплощает в себе безличную природную причинно-следствен- ную зависимость. Будучи началом бытия, источником движения, он сам не властен вносить в него перемены. В философской системе Помпонацци не остается места сотворению мира: мир существует вечно, поскольку от вечно действующей причины может происходить только вечный результат: «Бог действует по необходимости природы... поэтому, приняв бога, следует принять и вечность мира» [200, т. 1, с. 303].

Отождествленный с природной необходимостью бог оказывается лишенным свободы воли и свободы деяния: он «действует неизбежно ... самым детерминированным образом» [199, с. 396]. Только таким образом с бога снимается ответственность за мировое зло. Более того, само это зло получает конечное оправдание в гармонии мира. Бог «поступает по фатуму и согласно природе» [там же, с. 80]. Происходя не от несправедливости бога, а «из природы Вселенной», ради всеобщей гармонии, зло оказывается лишь относительным — оно получает оправдание в благе космоса. Оно есть проявление существующих в мире объективных противоречий мироустройства, частным случаем «всеобщего совершенства»: «И то, что в частности и рассматриваемое само по себе представляется несправедливым, оказывается справедливым, будучи рассмотрено в отношении

178

заявляет (в многочисленных оговорках ортодоксального характера) о своем повиновении.

Церковь на этот компромисс не пошла. Если преследования, которым подвергался Помпонацци, были сравнительно мягки, то объяснялось это еще сильными традициями ренессансной терпимости. Посмертно его книга «О причинах естественных явлений» была запрещена, а имя Помпонацци стало воплощением самого дерзкого и злостного неверия и свободомыслия. Прозвучавшая в его произведениях критика теологии оказала огромное воздействие на философию религии Джордано Бруно. Его призыв к естественному объяснению мира был услышан, и в смелых атеистических трактатах одного из наиболее радикальных мыслителей позднего Возрождения, Джулио-Чезаре Ванпни, сожженного на костре в Тулузе в 1619 г., нашли продолжение и развитие многие важные мысли Помпопацци.

нини пошел значительно дальше Помпонацци, которого он называл своим «божественным наставником». Он полностью отбросил теологическую и схоластическую традицию средневековья. Его атеизм, лишь чисто внешне и достаточно прозрачно прикрываемый ортодоксальными декларациями, утрачивает даже и пантеистическую форму. Именуя бога «создателем природы», провозглашая природу «силой и мощью» божества, он уже не бога растворяет в природе, а именует «богиней» природу. Но это обожествление природы скорее словесное, ее божественность объясняется тем, что «она есть причина движения» [221, с. 254]. При этом само слово «бог», «богиня» приобрело характер чисто условный, метафорический: вечно сущее, объясняет Вапини,

ной от схоластики, был итальянский философ Симоне Порцио (1496—1554). Он исходит уже из очищенного от средневековых наслоений, подлинного, греческого Аристотеля и дает перипатетической традиции свободное от теологии и материалистическое по своей тенден-

180