Философия бытия.
Ощущение в своём сознании «Я» выступает ощущением того, что человек превосходит господствующие в природе связи причиной зависимости. Он не хочет быть только причиной или следствием в соответствии с физическими законами. Он хочет свободно выбирать и управлять собой. Перед человеком стоит множество препятствий, которые он вынужден преодолевать, побеждать или обходить. Говорить о личности – это значит говорить о том, что она окружена бесконечным рядом опасностей. Жизнь состоит из ощущения своего «Я» и стремления его сберечь, с одной стороны, а с другой – из сопротивления желанию утратить сознание своего «Я». Таким образом, человеческое бытиё в определенном смысле дуалистично. Каждый шаг человека ограничивается условиями и требованиями, предъявляемыми природной средой и обществом. В большинстве случаев человек им подчиняется, потому, что невозможно физически и морально вести постоянную борьбу. Однако именно исключения из этого правила пробуждают в нас подлинно человеческое. Поскольку мы не прекращаем искать способ проявления своей самости («я сам»), поскольку самость имеет предпосылки не быть утраченной навсегда. На самом деле мы в глубине своей никогда не утрачиваем своей самости, ибо всегда желаем решать, осуществлять свой собственный выбор. Таким образом, выбор является важнейшей составной частью человеческого бытия, одной из категорий, отражающий важные особенности человеческого существования.
В современной философской антропологии, как правило, отвергаются всякого рода экстремистские выводы относительно возможностей человека игнорировать природную и социальную среду. Экстремизм типа субъективного произвола («что хочу, то и сделаю», «надо только захотеть» и тд.) не осуществим в реальной жизни современного человека (впрочем, как и в прошлом). Однако большинство философов – антропологов отвергают и другую крайность, противоположную субъективному произволу: рассмотрение человека как некоторого пассивного продукта внешних обстоятельств, чья миссия лишь в том, чтобы соглашаться с обстоятельствами. Постоянное соглашение с обстоятельствами, с общественной средой было бы равносильно утрате собственного «Я». В действительности человек колеблется между двумя крайностями – между полным одиночеством и поглощенностью обществом, уничтожающим индивидуальность.
Человек – это не целиком автономное «Я», способное обойтись без других. Но он и не растворяется в других, иначе не осталось бы «Я». Человек признаёт воздействие на себя общества и культуры, но «Я» должно оставаться самобытным на фоне социального и культурного воздействия. Поскольку мы люди, каждый из нас обладает потенциалом антисоциальности. Мы способны, если не практически, то хотя бы мысленно, к выражению недовольства существующими общественными порядками, отнють не всегда с разрушительной целью, а потому прежде всего, что нам, по словам Ф. Достоевского, дороже всего своё собственное «свободное и вольное хотение». В творчестве Достоевского впервые было отчётливо показано, насколько дорога для человека свобода – свобода самостоятельного выбора, собственного решения. Творчество Достоевского оказалось удивительно созвучным ХХв. не случайно, что подлинное признание решение Достоевского – мыслителя состоялось именно в истекающем столетии.
Осуществление выбора выражает свободу человека. Но, выбирая поступок, тот или иной вариант поведения, личность выбирает себя. Она стоит себя, создаёт свой духовный облик. Бытие, состоящие из множества актов выбора, собственно и есть жизнь личности или сама личность, взятая в динамике, движении. Таким образом, вместе со свободой возникает ответственность. Прежде всего ответственность за себя, свою судьбу. Каждый из нас в глубине души знает, что только он сам ответствен за свою судьбу, за свои удачи и неудачи даже в том случае, когда нам хочется списать свои промахи на кого-то другого или на обстоятельства. Но дело не только в этом. Ж. П. Сартр писал: «Я ответствен… за себя самого и за всех и создаю определённый образ человека, который выбираю; выбирая себя, я выбираю человека вообще». Иначе говоря, своим поступком я выбираю не только свою судьбу и самого себя, но некоторым образом воздействую на других людей. Поступив так или иначе, я как бы говорю другим: «Именно так и следует поступать». Я задаю некоторый образец или модель поведения: «выбирая себя, я выбираю человека вообще», - по словам Ж. П. Сартра. Это значит, что человеческое бытие характеризуется тем, что можно назвать «тревогой» (Ж. П. Сартр), «заботой» (М. Хайдеггер) или « тяжестью» (Н. Бердяев).
Названные понятия говорят о том, что жизнь человека невозможна без груза ответственности: за себя, близких, за свою страну и, в пределе, - за человечество в целом. Многие из нас бегут от этой ответственности, делают вид, что не ощущают её. Но она настигает и тех, кто, казалось, избавился от неё или делает вид, что не замечает её. Полностью избавится от заботы, тревоги или тяжести невозможно. Свободен от них лишь психически больной человек, наркоман, да и то в полной мере. Собственно психические недуги, самоубийства, пьянства и наркомания суть попытки ухода от тяжести жизни или свидетельства превышения той меры тяжести, которую человек в состоянии вынести. В ряде случаев обстоятельства жизни могут складываться столь неблагополучно, что человек оказывается не в силах вынести увиденное и пережитое. Однако и в самом совершенном обществе (если такое общество вообще возможно) человек вынужден будет нести определённые обязанности, заботится и тревожится. Именно поэтому тревога, забота и тяжесть являются не социальными, а экзистенциальными категориями. Они выражают то, что присуще человеческой жизни как таковой, независимо от времени, места и социально-экономического устройства общества. Жизнь всегда есть некоторая тяжесть. Следовательно, жизнь требует мужества жить, решимости переносить её груз. Это связано ещё и с тем, что человек в глубине своей есть одинокое существо.
Одиночество – также одна из экзистенциальных категорий человеческого бытия. Имеется в виду одиночество, связанное с самостоятельностью человека, с самобытностью его «Я», с актом собственного выбора, т. е. экзистенциальное одиночество. Экзистенциальное одиночество следует отличать от одиночества социального. Последнее обусловлено социальными факторами. Оно может быть связано с несовершенством общества, равнодушием людей. По тем или иным причинам человек оказывается в изоляции от общественной жизни, теряет друзей, лишается нормального круга общения. печальным примером социального одиночества является оставленность человека в старости, что, к сожалению, нередко происходит, в том числе и в нашем обществе. Пожилой человек тяжело переживает отсутствие возможности поделится своими переживаниями с близкими. Равнодушие больно ранит душу, существенно усугубляя и без того нелегкий период старости. Общество, а тем более близкие обязаны предпринять все меры для исключения из общественного бытия одиночества по старости. В большинстве случаев принципиальных препятствий к этому не существует – все зависит от людей, от развитости их чувства сострадания и взаимопонимания. Во многих странах давно существует также широкая сеть учреждений и организаций, занятых социальной работой, которая включает в себя в том числе и заботу о престарелых и одиноких.
Другой вид социального одиночества – так называемое «одиночество в толпе». Своеобразный парадокс его состоит в том, что человек постоянно находится в кругу людей: на работе, дома, на досуге. Всюду его окружает множество людей. Он постоянно вынужден вступать в более или менее тесный контакт с другими. Массовый характер современного общества принуждает человека к непрерывному общению однако в большинстве случаев общение носит формальный характер: люди остаются замкнутыми в себе. Дело, в частности, в том, что в современном обществе человек во многом подчинен выполняемым им социальным функциям. Ему вообще грозит превращение в некоторую социальную функцию, вытекающую из его служебных и иных обязанностей. Выполняя функцию, человек волей-неволей надевает на себя защитную маску. Он скрывает свое внутреннее «Я». Но жизнь только лишь как функционирование калечит духовный мир: человек становится «одномерным человеком», - по выражению немецкого философа Г. Маркузе (1898-1979).
Из духовного мира «одномерного человека» выпадают богатство и полнота бытия. Он суживает свой мир до крайне ограниченного круга интересов. В частности, жизнь такого человека может превратится в бессмысленную гонку за потреблением всё большего числа материальных благ. Однако тяга к полноценному общению и в этом случае неустранима. Тяга к общению – свойство человеческого в человеке. Поэтому одномерный человек внутренне тяготится своим положением. Его гнетёт чувство своей ненужности, заброшенности, чувство глубокого одиночества. «Одиночество в толпе» преодолимо через умение наладить полноценное личностное общение хотя бы в узком кругу друзей и близких, через открытость самому себе, расширение горизонта интересов. Особую роль в этом могут играть произведения искусства и литературы. В крайних случаях необходимы меры социальной помощи, такие, как «телефон доверия» и различные формы человеческой взаимопомощи.
В отличие от социального одиночества экзистенциальное одиночество принципиально не может быть исключено из жизни. Оно является одной из фундаментальных характеристик человеческого бытия. Человек осуществляет свой выбор, решает сам, оберегает собственное «Я». Кроме того, он изменчив: настроение и мысли могут поменяться в следующую минуту после разговора с близким. Поэтому нельзя передать себя другому человеку. Это невозможно сделать даже при условии очень тесных или интимных отношений с другим.
Одной из самых интимных форм отношений является любовь. Любовь, также как ранее перечисленные категории, выступает фундаментальной характеристикой (категории) человеческого бытия.
Любовь многообразна. В истории философской и религиозной мысли, в произведениях литературы и искусства выявлены, раскрыты и красочно описаны различные виды любви. Есть любовь эротическая. Это стремление к красоте и силе. Есть любовь агапэ. Это любовь одаряющая, милосердная и сострадательная. Есть любовь каритативная (каритас). Это любовь, как нежность. Есть любовь страстная. Это вожделение, стремление обладать. Эти виды любви могут существовать как раздельно, так и вместе, в составе конкретного проявления любви. Так, половая любовь может включать в себя все отмеченные виды любви или сводится к одному или нескольким. Конечно, она немыслима без страсти, а также без эроса. Но в ней также может присутствовать и момент нежности (каритас), и моменты милосердия, сострадания (агапэ). Богатство проявлений половой любви делает её роль абсолютно незаменимой для ощущения полноты и радости жизни.
Половая любовь издавна была предметом, привлекающим своей таинственностью и загадочностью. Так, Платон (428/427-347 гг. до н.э.) в своих размышлениях уделил ей особое внимание. Тема любви пронизывает его произведения настолько, что едва ли можно найти хоть один диалог, где она так или иначе не затрагивалась. Специально ей посвящен диалог «Пир». Платон ведёт речь не о любви вообще, а о половой любви. Из нескольких слов греческого языка, служащих обозначению любви – «агапэ», «филео», «эрос», Платон выбирает последнее, обозначающее половое влечение. В чем сущность половой любви или, иначе, в чем сущность Эроса, кто он таков и каковы его особенности, - именно этот вопрос обсуждают участники пира. Этот вопрос важен для Платона не только в силу специфического интереса, а потому, что Эросу отводится важнейшая роль во всей картине мира.
Вероятно, Эрос как-то связан с красотой или сам есть красота – именно такой вариант выдвигается в первой фразе беседы одним из её участников. Однако этот вариант не признаётся убедительным, ведь для того чтобы любить, не обязательно самому быть красивым. Эротическая любовь способна родится в душе всякого. Рождение любви придаёт некое беспокойство, некое томление и стремление. Эрос, следовательно, есть стремление; стремится же можно к тому, чего самому недостаёт. Это стремление к восстановлению утраченной полноты. Значит, появление Эроса и его воздействие, от которого не может уклонится никто из людей, свидетельствует об утраченной целостности, которую каждый человек неудержимо, подчиняясь эротическому влечению, стремится восстановить. Он ищет свою вторую половину, которую когда-то потерял, чтобы вновь соединится с ней и тем самым обрести полноту своего «Я» и своей жизни. В мифе об андрогине - существе, соединявшем в себе мужское и женское начала, выдвигается гипотеза, что когда-то люди были андрогинами, однако затем они погневили богов и те наказали их, разделив надвое. С тех пор каждый из людей томится по утраченной половине, непрестанно ищет её в надёжде обрести целостность. Следовательно, Эрос, т.е. любовь, - это стремление к целостности, к полноте жизни. Однако и это определение признаётся участниками беседы недостаточными. Более того, здесь-то и начинается самое важное.
Выясняется, что если в человеке живёт стремление к целостности и если он уже вступил на путь её искания через поиски своей половины, то он должен идти по этому пути и дальше, к совершенной целостности и полноте. Человек смертен, его жизнь ограничена определённым конечным отрезком времени. Стремясь к совершенной полноте, он, следовательно, стремится преодолеть свою конечность, ограниченность, частичность. Всё живое, пока мы живы, стремится порождать, так как оно смертно, а ему хочется утвердить себя навсегда. Способность порождать есть проявление бессмертного начала в существе смертном. Но если рождать уродливое и безобразное, то едва ли этот путь приведёт к вечному, совершенному. Отсюда естественно желание произвести на свет и оставить после себя нечто прекрасное. Именно поэтому все живые существа и человек заботятся о своём потомстве, желая передать ему достоинства, способности и иные положительные качества. Аналогичным образом обстоит дело и с теми людьми, которые носят в себе идеи и замыслы, - они также стремятся разрешиться от «бремени» в красоте. Следовательно, окончательное определение Эроса, по Платону: он есть «стремление рождать в красоте». Это надо понимать так, что побудительная сила Эроса влечёт к прекрасному, совершенному и в сфере этого прекрасного побуждает творить по прекрасным образцам. Таким образом, Эрос выступает движущей силой всякого творчества, в этом числе духовного и художественного, как наиболее надёжных для приобщения к вечности.
Кроме половой любви, бытиё человека включает братскую любовь к ближнему, любовь к природе, знанием, к любимому делу, наконец, любовь к Богу.
Любовь во всех случаях выступает способом преодоления духовной самоизоляции, экзистенциального одиночества. Любовь соединяет, в то время как равнодушие или ненависть отгораживают, отстраняют человека от мира и других людей. Любовь предполагает рассмотрение другого как части меня самого. Поэтому она открывает человека навстречу другому. Важно, однако, иметь в виду, что через любовь экзистенциальное одиночество преодолевается, но не устраняется полностью.
Любовь – лучший из возможных, но не абсолютный способ преодоления одиночества. Экзистенциальная природа последнего неустранима. Это имеет место и в половой любви. Если половая любовь сводится только к страсти (т.е. к сексуальным отношениям), то единение возможно лишь на короткий момент. Партнер по сексу часто остаются чуждыми друг другу. Чувство одиночества может при этом даже возрасти. Если же половая любовь помимо страсти включает в себя Эрос, агапэ и каритас, то в этом случае отношения любящих будут несравненно богаче и полнее. Полноценная половая любовь, включающая взаимную нежность, милосердие и сострадательное участие любящих, меняет ощущение жизни, придает ей радость цветущей полноты. Такая любовь способна устранить субъективное чувство одиночества. Однако любящий не может и не должен растворится в любимом. Он не может и не должен потерять своё лицо. Это означало бы не только утрату собственного «Я», но и подставило бы под угрозу саму любовь. С. Франк писал: «Любовь не есть холодная и пустая, эгоистическая жажда наслаждения, но любовь и не есть рабское служение, уничтожение себя для другого. Любовь есть такое преодоление нашей корыстной личной жизни, которое и дарует нам блаженную полноту подлинной жизни и тем осмысляет нашу жизнь».
Еще одной категорией человеческого бытия является творчество. Надо учесть, что способность быть человеком есть способность быть неравным своей деятельности. Иначе говоря, человек превосходит то, что он совершил. Человеческие способности потенциально безграничны. Это значит, что человек есть универсальное существо. Он открыт для новых свершений, и нет принципиальных ограничений для изобретения всё новых и новых видов деятельности и овладения ими. Принципиальная безграничность человека лежит в основе динамики его бытия. Следовательно, творчество выступает наиболее адекватной формой существования человеческого в человеке. Творчество невозможно без индивидуальных усилий. Оно всегда индивидуально - личностно. В. Розанов (1856-1919) писал, что «в отличии от животного человек в индивидуальности несёт свой существенный особый смысл; в ней же лежит родник всякого духовного творчества». Поэтому человек «приносит нечто новое в мир, всегда не общим, что есть у него с другими людьми, но исключительным, что принадлежит ему одному».
Творчество не следует путать или отождествлять с борьбой. Если вдуматься в смысл понятия борьбы, легко убедиться, что она есть перераспределение данного, наличного, ведь сама по себе борьба ничего не рождает. Она не привносит в мир ничего позитивного, не обогащает его. Отождествление творчества с борьбой неравномерно возвеличивает борьбу. Оно настраивает на непрерывную конфронтацию. Такое отожествление нанесло и продолжает наносить серьёзный ущерб нашему обществу. Творчество часто существует в «поле» борьбы, которая, как привило, разгорается вокруг нового изобретения, открытия или проекта. Но очевидно, что это борьба именно «вокруг» и «по поводу», но не само творчество. В идеальном варианте следует продумать процесс внедрения нового так, чтобы по возможности избегнуть конфронтации. Нередки случаи, когда неверный путь внедрения, провоцирующий ожесточённое сопротивление, приводил к блокированию позитивной идеи на долгое время.
Сказанное не отменяет того, что творчество по своей сути всегда есть «непослушание». Согласно Н. Бердяеву, оно противоположно послушанию. Это значит, что творчество всегда есть некоторый вызов. Это вызов устоявшимся представлениям, взглядам, институтам. Оно требует духовной твёрдости и мужества.
Прежде всего нужно суметь освободится от принудительного и обязывающего воздействия привычных представлений в самом себе. Нужно стать духовно свободным. Приобретённые знания и навыки не должны висеть тяжким грузом, мешающим произнести новое слово. Нужно суметь сказать «нет» себе прежде. Отрицание того, к чему привык и с чем свыкся, отрицание рутины собственного бытия – необходимый элемент творческого процесса. Говоря словами Ф. Ницше, «завоевать себе свободу и священное «нет» - для этого нужно стать львом». В знаменитой притче «О трёх превращениях» Ф. Ницше в аллегорической форме рисует этапы творческого процесса. Первый из них связан с приобретением знаний и навыков, накоплением информации. На этом этапе человеческий дух впитывает в себя наличные достижения культуры. Ф. Ницше сравнивает такое состояние духа с верблюдом, на которого навьючивают всё больше и больше груз. Правильнее будет интерпретировать первый этап как обязательный, поскольку без него последующие фазы выродились бы либо в пустое отрицание, либо в беспочвенное фантазёрство. Второй этап (о котором мы уже упомянули) – «этап льва». Здесь нужно набраться решимости, чтобы отбросить то, что кажется привычным и незыблемым. Наконец, третий этап, - на котором дух обретает способность к свободному творчеству. Дух уподобляется ребёнку, он раскован и естественен: «дитя есть невинность и забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо, начальное движение, святое слово утверждения». Названные этапы следует считать не только фазами творческого становления человека в процессе его духовного созревания. Они также сосуществуют и присутствуют в каждом акте творчества: что-то усваивается, что-то отрицается, что-то возникает в непринуждённой игре творческих сил.
В творчестве происходит саморазвитие человека, расширение и обогащение его духовного мира. В этом состоит парадоксальная природа творчества. Кажется, что в творчестве человек отдает себя вовне, другим людям, обществу. Это действительно так. Но одновременно происходит духовное обогащение творца. Творческий акт не может происходить за счет убывания сил творящего, иначе он превратился бы в духовное истощение. Значит, творчество – это не только отдача, но и приобретение. Конечно, творческая деятельность, как правило, требует затрат умственной и физической энергии, подчас немалых. Однако важны не сами по себе затраты труда, не сам труд, а его смысл. Творец обогащает окружающий мир и самого себя новыми смыслами. Так архитектор и строитель, застраивая или перестраивая жилой район, изменяют городской ландшафт. Они придают ему новый смысл, порядок, структуру, конфигурацию. Они насыщают его определёнными символами. Созданное (помимо своего непосредственного функционального назначения) будет рождать определённые настроения, воздействовать на духовный настрой людей. Мастер художественной фотографии вообще ничего не преобразует в окружающем мире. Но его деятельность будет творческой, если он нашел неожиданный ракурс, обратил внимание на характерную деталь, если его произведение заставляет задуматься над тем, что порой на первый взгляд кажется привычным. Иначе говоря, если он придал известному неизвестный ранее смысл. Следовательно, творчество не следует связывать с безудержной жаждой преобразования внешнего мира – природы и общества. Напротив, следует задуматься над тем, какие смыслы мы породим своей деятельностью, какие чувства, мысли и настроения будут пробуждать наши произведения.