32. Александр Гидони «Габима» Lietuvos zinios. Kovno, 1926. 25 vasaris. P. 3

Первый раз о «Габиме» узнал… в Чикаго, когда там гастролировал Московский Художественный театр⁴⁰⁴. Навестил болевшего тогда К. Станиславского. В нашей беседе, когда все известные фамилии театральной Москвы были помянуты, он сказал мне о «Габиме».

— Может быть, среди московских театров самая ценная и самобытная — «Габима», — между прочим сказал Станиславский.

— А это что такое? — заинтересовался я неизвестным мне именем.

— «Габима» — театр, который создал мой ученик Вахтангов и который играет на старом еврейском языке.

{329} Существование такого театра мне показалось странным, может быть интересным для горстки театралов, но совсем невозможным практически. Откуда найдется для такого театра, который играет на языке библии и пророков, публика! Это, наверное, явление моды и скоро оно пройдет.

Всеми сомнениями поделился со Станиславским и хорошо помню его ответ.

— Нет, думаю, «Габима» — это существенное, а существенное нужно всем и всегда.

Каюсь, в этом ответе создателя Московского Художественного театра мне послышался оптимизм художника, и я осмелился сомневаться. И только сейчас в Каунасе, когда мне довелось познать этот театр, я убедился, что оптимист был прав.

Оценивая теперь причины успеха этого театра в тех условиях, которые составили его необыкновенную творческую убедительность, я нахожу их в яркости творческой идеи, заложенной в основах этого театра.

Новое русское театральное искусство разительно отличается от старого, доминирующего сейчас в Западной Европе театра тем, что нынешняя русская сцена, за исключением умирающей академической, уже не имеет ничего общего ни с театром-школой, ни с театром-зрелищем, ни с театром — «гостиницей всех отраслей искусства», как высшего достижения, ожидаемого Рихардом Вагнером.

Новый театр России является самостоятельным искусством эстетического масштаба, таким же независимым и суверенным, как живопись, скульптура, музыка, поэзия.

Если живопись можно технически охарактеризовать как искусство света, цвета и плоскостей, музыку — как искусство звука, рифмы, мелодии, так театр в достижениях русской театральной культуры не является каким-то митингом «девяти муз», но искусством человека и пяти его ощущений. В этом искусстве человека содержится руководящий технический материал и художественная сама по себе цель.

Поэтому новый русский театр не учит (для этого существуют школы и университеты), не объясняет (пусть это делают профессора и критики всех видов), не потешает (для этого служит кинематограф). Театр современности — «человек как воля и перевоображение». Он — сам по себе и сам в себе.

Эта идея является в основных чертах общей для всех реформаторов русского театра — Станиславского, Мейерхольда, Евреинова и Таирова. Но у каждого из них — из-за старых, еще не изживших себя традиций — она обременена каким-то отрицательным балластом — гипертрофией сюжетности у Станиславского, монодраматизирующим гипнозом у Евреинова, визуальность итальянской комедии дель арте до сих пор утруждает Мейерхольда, акробатичность, довольно дешевая, привлекает Таирова.

Кажется, только одному Вахтангову чудился настоящий масштаб театра как симфонии, как оркестрового искусства в лучшем смысле этого слова. Так называемого ансамбля — согласования, насильственного приспособления к одному уровню — у «Габимы» нет. Наблюдались [нрзб.], переливание из одного тона в другой, совсем невозможное, например, в старом Художественном театре.

Такое, например, нарастание речи в «Гадибуке» перекидывается в песню, что по старым канонам театра совсем недопустимо, не говоря уже об ансамбле. Зато у «Гадибука» имеется чисто музыкальная ансамблевость. Тут выявляется схема художественного замысла, его лейтмотивы, которые отдельные исполнители варьируют, что напоследок сливается в тематическое и эмоциональное единство.

«Габима» синтетична. Ее схемы иногда математически абстрактны. Такой театр мог возникнуть только во времена больших упрощений. Как точно тут согласовано (особенно в «Гадибуке») реалистический жанр со сценическим символизмом. Рядом с гримом {330} или даже самым обыкновенным лицом условная маска. И все верно. Но не все спектакли этого театра находятся на одной высоте. Лучшим является «Гадибук», попроще «Вечный жид» и далее «Сон Иакова». Надо отметить, что той ансамблевости, которую «Габима» достигла в «Гадибуке», нет в других произведениях, или оно только отчасти проявляется.

У «Габимы» имеются несколько способных актеров: большим темпераментом выделяется Цемах, хороша была в «Вечном жиде» Ровина, но мощь театра не в отдельностях, а в коллективности творчества.

Говорят, созерцание — одно из самых больших достоинств художественного творчества, оно особенно радует в этом театре, который играет на языке библии и пророков, а они, как известно, были настоящие мастера художественной гиперболы.

«Габима» — международная: ее создали евреи, грузины, армяне и русские. Первые достижения достигнуты сотрудничеством энтузиастов искусства, для которых не существует «ни эллина, ни иудея», которым известна только правда художественного выражения. Оно является основополагающим и востребовано везде и всегда.

Пер. с лит. Г. Падегимаса