26. А. Донец-Захаржевский Первый спектакль «Габимы» Антракты Сегодня. Рига, 1926. № 22. 29 янв. С. 7

Море голов. Партер, ложи, галерея — каждое место обширного театра занято. Лучший еврейский театр заинтересовал все слои общества. Много представителей других наций, а также латышской общественности и музыкального мира. Большая, праздничная приподнятость. У дверей дежурят скауты⁴⁰⁰. Порядок образцовый.

* * *

Между зрительным залом и сценой — резкая грань. По одну сторону — вечерние туалеты дам, смокинги, европейская современность. По другую — дух прошлого, дыхание мистицизма, жуть обреченности. Тягучая, мучительная, большинству непонятная речь, но, несмотря на эту непонятность, чеканная выразительность дикции, этих возгласов, этих слов, кажущихся междометиями, этого течения ориентальной речи, подчинены какому-то общему музыкальному ключу.

* * *

На всем — печать вахтанговских исканий. Все сведено к общему знаменателю экспрессионистически-футуристических линий. Гамма красок соответствует эпизодам. В их однообразии — нарочитость. В их некрасивости — какая-то характерность. В их убогости — отрешенность от внешней выразительности за счет внутренней.

* * *

В энгелевской музыке мучительность восточной монотонности. Жуткая. Полная трагизма и тоски. Синагогальная. И только в сцене свадебной пляски выливающаяся в мажор какого-то вакхического шабаша.

* * *

На редкость впечатляющие нищие. Каждая фигура — мучительный гротеск, каждое движение отдельного из них подчиняется линии общего фона. Нет ничего случайного в этой толпе и ее движении. Каждое лицо — маска, оживший уродливый манекен, но в этой маске и в этой манекенности — большая правда.

* * *

Сцена, когда нищие глумятся над своим убогим угощением, выразительна до предела. Кошмар уродства, доведенный до апогея. И в то же время реализм такой чудовищной обнаженности, какой встречается только на полотнах Гойи.

* * *

У Леи — великолепная сцена, когда она после пляски с нищими остается лежать на скамье без чувств. В Сендере, в Фриде — больше от плоти, от быта, от юмора. И как воплощение мистики, как связующая нить между одним и другим миром — трагическая фигура Прохожего.

* * *

С тем или иным можно не соглашаться, против обреченности и мучительности, веющих со сцены, можно каким-то уголком души восставать. Здоровый не соглашается с больным. Здоровое боится больного. Но общую линию надо признать убедительной до конца.

{325} 27. Я. Карклиньш <Без названия> Jaunākās Ziņnas. Riga, 1926. № 22. 29 janv. Pielikums. 3. lpp.

Гастроли московского театра «Габима» начались вчера в Национальной опере, которая временно прервала свои спектакли. Посмотрев драматическую легенду С. Ан-ского «Гадибук», которая прошла на сцене уже более 300 раз, надо признать, что этот театр базируется на серьезных основах сценического искусства, и стал ценным достижением еврейской национальной культуры. Кроме индивидуальной игры актеров, среди которых сравнительно мало выдающихся личностей, в «Гадибуке» нас интересует общее настроение постановки — работа режиссера, декоратора, консультанта по движению и музыке. Режиссура известного деятеля Студии Московского Художественного театра, умершего Е. Вахтангова, это размах сильного артистического таланта, серьезная большая работа. Радостно слышать художественный, красочный язык этих актеров, который звучит в таком широком диапазоне, что даже трудно отличить, где тут песня, а где проза. Произвела впечатление оригинальная игра теней на пустых стенах мрачной синагоги. Мастерски разработаны групповые сцены. Широкий эмоциональный жест. Характерно выдержан национальный колорит. Природа психологического переживания более эстетична, нежели физиологична. Декоративное убранство Н. Альтмана — легко стилизованный реализм, где все просто, но со вкусом. Поставленный Л. Лащилиным танец бедняков — удачное объединение индивидуальности и коллективизма с большой сценической свежестью. Своеобразно эмоционально музыкальное решение Ю. Энгеля. В целом все же следует сказать, что в постановку «Габимы» смогут вжиться только немногие театральные гурманы, а широкой, на сенсации ориентированной публике она может принести и разочарование, ибо внешне не привносит ничего удивительного. <…>

Пер. с латыш. Т. М. Бартеле