2. Публицисты «русское слово»

Надо отметить сатирика Д. Минаева, который печатал из номера в номер сатирическое обозрение «Дневник темного человека», который был своеобразным сатирическим ревю. С позиций наивного, т.е. «темного» человека Минаев высмеивал Каткова, либе­ральные журналы и врагов «Русского слова». Он ушел из «Русского слова» осенью 1864 года, разойдесь в оценке романа «Отцы и дети».

В конце 1865 года в журнал приходит Ткачев, который заменяет Зайцева в роли составителя «Библиографического листва».

1. ЗАЙЦЕВ В.А. (1842-1882)

Варфоломей Александрович Зайцев – выходец из семьи мелкого чиновника, учился на юридическом факультете Петербургского университета (1858-1859), затем на медицинском факультете Московского университета (1859-1862) и в Медицинско - хи­рургической академии в Петербурге. В 1863-1865 гг. – сотрудник журнала «Русское слово» (вел «Библиографический листок»). Далее занимался переводами. В частности, он заменил в качестве редактора перевода «Всемирной истории» Ф. Шлоссера с 10-го тома Чернышевского. После покушения Каракозова был заключен на 4 месяца в Пе­тропавловскую крепость, а в 1869 году Зайцев эмигрирует, вступает в I Интернацио­нал, в начале 80-х гг. сближается с группой Г. Плеханова.

В.А. Зайцева – русский «прудонист», дарвинизм в его изложении приобрел расистскую окра­ску.

Близкий друг Зайцева – Н.Д. Нежин (Нежин Наша наука и ученые\\ Книжный вестник 1866

В. Зйцев – юнкерская поэзия Лермонтова годна лишь для чахоточных барышень.

Зайцев допустил две досадные грубейшие ошибки, свидетельствующие о его некомпетентности и которые стали предметом публичного обсуждения. Во-первых, Зайцев в статье «Последний философ-идеалист» расхваливал А. Шопенгауэра, считая его философию мостом перехода от идеализма к материализму. . За это его саркастиче­ски высмеял Антонович.

Во-вторых, Зайцев в рецензии на книгу Катрфажа «Единство рода человеческого» (Русское слово. 1864. №3 или №12), исходя из теории К. Фохта о неравноценности че­ловеческих рас, высказал мысль, что негры не могут пользоваться равными правами с белыми, т.е. они органически обречены быть рабами. Это также было подвергнуто кри­тике Антоновичем. Что самое больное для Зайцева – его раскритиковал ближайший друг – Ножин, который в «Искре» (1865, №8) подверг критике это ошибочное положение В. Зайцева.

В этом сыграл скандальную роль Антонович, критика философских ошибок была столь убедительно им проведена, что Зайцев сам признал ошибочность оценки работ Сеченова, хотя признал ошибочность трактовки Шопенгауэра частично.

\

2. СОКОЛОВ Н.В. (1835-1889)

Николая Васильевич Соколов – кадровый военный, учился в различных военных учеб­ных заведениях, в 1857 году закончил Академию генерального штаба. Участвовал в боевых действиях на Кав­казе. Получив шестимесячный отпуск в 1860 году он едет в Пекин и Лондон, за границей встречается с Герценом. Через него знакомится с Пру­до­ном и увлекается идеями анархизма. В 1862 году уходит в отставку в чине подполков­ника, сотрудничает в журнале «Русское слово». Выезжает в Париж, где снова встречается с Герценом, дает уроки его дочерям, встречает и с Прудоном, пишет там брошюру «Социальная революция» (1864), где видно влияние идей Прудона. Осенью 1865 года он выступил инициатором «стачки» против «эксплуататора» Благосветлова, к нему примкнули Зайцев и Писарев. Он считал «эксплуататором» не только Благосвет­лова, но и Некрасова, требуя от них построения принципов работы журналов на социалистических равноправных началах. Был предъявлен ультиматум, который опуб­ликован в «Русском слове» (1865, №11), Благосветлов этот ультиматум проигнориро­вал, в результате Зайцев и Соколов вышли из журнала.

Соколов известен работой «Отщепенцы», которая написана со­вместно с Зайцевым, но из­дана была под его именем. Считается, что первую часть этой книги – «Историческое отщепенство» была написана Зайцевым, а вторая «Современное отщепенство» была написана Соколовым. Эта книга была популярна в среде народовольцев. Выход книги совпал с покушением Каракозова, весь тираж (2000 экз.) был арестован, но в литографических вариантах эта книга ходила в среде революционной молодежи, а да­лее было осуществлено чайковцами издание книги в Женеве (1500 экз.), который был полностью переправлен в Россию. Идеи этой книги во многом повлияли на мировоз­зрение долгушинцев.

По причине содержащихся в книге «Отщепенцы» революционных идей Соколов был вместе с Зайцевым арестован. На суде доказывал, что идеи социализма совпадают с идеями христианства. В 1867 году он был осужден на год и четыре месяца и заключен в Петропавловскую крепость. Потом отбывал ссылку в Астраханской губернии. При со­действии чайковцев, в 1872 году бежал, оказался за границей. Чайковцы рассчитывали на то, что Соколов будет сотрудничать вместе с Лавровым в журнале «Вперед». Но по­лучилось иначе - Соколов примкнул к бакунистам, которые находились в конфликте с сторонниками Лаврова.

Соколов был человеком маргинального поведения. Его шумная драка, в результате ко­торой он жестоко избил В. Смирнова, сотрудника журнала Лаврова, привела к тому что он окончательно лишил себя возможности активно участвовать в политической деятельности. В ссылке Соколов пристрастился к спиртному, а в эмиграции оконча­тельно спился. Хотя авторитет его был достаточно высок в революционных кругах до конца жизни. В 1875 году он вместе с Г. Лопатиным стал основателем Русской библиотеки в Париже, которая была интеллектуальным центром революционной эмиг­рации (она под названием Тургеневской русской библиотеки просуществовала до Вто­рой мировой войны и была уничтожена гитлеровцами). В 1878 году ему предлагали командование бригадой испанские инсургенты, восставшие против короля Альфонса. Простудившись на похоронах революционера-эмигранта Н. Преферанского, Соколов умер в Париже в больнице для бед­ных..

Идея написания книги возникла в связи с выходом книги французского публициста-ре­волюционера Жюля Валлеса «Отщепенцы» (1865). Он решил её перевести, но убе­дился в том, что Ж. Валлес анализирует этот фе­номен с «безыдейных позиций». Он решил наполнить идейным содержанием феномен «отщепенства» (маргинальности). Книга получилась «лоскутная» – туда было включено введение Ж. Валлеса, отрывки произведений различных западноевропейских писателей, глава из книги Вольнея «Руины» и т.д. Необработанность идей, компиля­тивность сильно снижают достоинства книги, хотя это частично компенсируется пафо­сом, яркостью и эмоциональной насыщенностью данной книги. Отщепенцы, по мнению авторов, это те маргинальные люди, которые создают все ценности, делают от­крытия, двигают вперед цивилизацию. В отличие от них другие – это лишь те, которые пользуются их благами, - это толпа «практических тунеядцев» - потребителей этих благ, развратное общество «практиче­ских людей». По их мнению: «Отщепенцы, люди живые, отрицающие мертвечину ста­рого общества, верую непоколебимо в будущее, с чувством непритворного горя, близ­кого к отчаянию, смотрят на бедствия самого мно­гочисленного и бедного класса лю­дей, на бедствия и страдания рабочего народа. И вот, желая всеми силами разума и воли облегчить его жалкую участь, они вступают в борьбу с его вечными и неизмен­ными врагами, с тунеядцами, лихоимцами и палачами. Этой борьбе они, бесстрашные* отрицатели, философы, революционеры, посвящают свою жизнь и готовы жертвовать ею, даже без надежды помочь своим самоотверже­нием» (Соколов Н.В. Отщепенцы \\ Шестидесят­ники. М.. 1984. С. 237-238)

Отщепенцы создают утопии, которые стремятся реализовать в жизнь. «Эти независи­мые характеры не увлекаются жалким желанием играть роль в обществе лихоимцев и грабителей. Интересы этого общества чужды им, и они, не обращая внимания на пре­зренные передряги плутов и тиранов, ревностно трудятся, отыскивая истину и обличия неправду» (Соколов Н.В. Отщепенцы \\ Шестидесят­ники. М.. 1984. С. 238)

К ним авторы относят первых христиан, утопистов – Мора, Кампанеллу, Морелли, Мабли, Фурье, и естественно своего учителя – Фурье. Они признают, что идеи утопистов остались неосуществленными, но в их идеях, по мнению авторов, больше здравого смысла, чем «в нелепой практике современных им обществ» (там же, С.239) Они желают справедливости, но не этого же желают все правители и законодатели? Но они делают это на словах – для них эти принципы – лишь прикрытие их неблаговидных дел, а утописты хотят претворить эти прекрасные принципы в реальность. Вот в этом-то главное различие утопистов по сравнению с «практическим мудрецами»: «Да, глав­ная вина, главная нелепость утопистов, в глазах практиков, - их последовательность, их убеждение, что принципы должны быть слиты с фактами, что теория и жизнь не могут противоречить друг другу. Практика состоит, следовательно, в постоянном противоре­чии своим принципам, в бесконечном ряде соглашений со всевозможными встречаю­щимися по пути условиями, в осуждении себя на деятельность, заведомо ложную в теории, в самоотречении, в самоунижении, в нравственном самоубийстве. Какая муд­рость!

Практические мудрецы, насмехаясь над их утопиями, забывают, какое позорное пора­жение претерпевали всегда их собственные мудрые и практические планы социального устройства.*

Что сталось с вашими монархиями, республиками, союзами, империями, конститу­циями? Сколько было у вас споров насчет лучшего политического устройства! Сколько раз каждая из споривших партий имела случай доказать на опыте превосходство своей системы! И что же? Выдержало ли хоть одно из ваших практических изобретений опыт времени?» (Соколов Н.В. Отщепенцы \\ Шестидесят­ники. М.. 1984. С. 240-241)

Вот что утверждают авторы в конце своей книги: «..нет ничего живее Отщепенства, в котором во веки веков искали и нахо­дили спасение все честные и разумные люди, на­чиная с первых христиан и кончая по­следними социалистами.

Не понять тебе, практическому тунеядцу и лихоимцу, бессмертной идеи отщепенства, которое наводит на тебя невольный ужас. И страшно становится тебе за мерзкую прак­тику, когда ты видишь, что есть живые люди, есть Отщепенцы, которые отрицают ее смысл и с отвращением от нея удаляются» (Соколов Н.В. Отщепенцы \\ Шестидесят­ники. М.. 1984. С.304)

Авторы подробно анализируют динамику существования верований. В начале, когда учение только зарождалось и распространилось, его принимали за истину. В это время вера была жива и сильна: люди знали тогда, во что и чему они веруют. Но проходит время, социальная ситуация меняется, но потомство так и верует по преданию и при­вычке, но уже теряет сознание и чувство заветной веры: «Передаваясь из рода в род по завещанию, старое учение постепенно искажается, утрачивает прежнее свое значение, а вера обращается в притворное чувство и сохраняется только на словах. Как ни звучны эти слова, но нет в них выражения веры, той чистосердечной и пылкой веры, которая некогда заставила людей волноваться, страдать и умирать. Старое учение господствует, но только по наружности; ему следуют, но уже без веры в его истину» (Соколов Н.В. Отщепенцы \\ Шестидесят­ники. М.. 1984. С.225)

Как писал: «Отрицание - это дух истории, это сама жизнь. Поэтому и самый прогресс есть не что иное, как прогресс отрицания, его развитие и непрекращаемое движение» (Русское слово, 1862. №5. III. С.11)

Все эти взгляды базируются на определенной социологической концепции. Вот как они видят становление западноевропейской культуры. Оно выросло из Рима. Что по их мнению представляло римское общество? Это не единое общество – это общество по­стоянной борьбы между эксплуататорами и эксплуатируемыми: «В этом грубом обще­стве все отношения еще откровенны, посты и сводятся к двум категориям: лихоимство и насилие – плебеи и рабы. Рабство – плод физического насилия, военной победы, ус­ловие повергнутого наземь с ножом у горла противника; лихоимство – плод мошенни­чества, победы на более обширном поле борьбы за существование в анархическом об­ществе, условие жертвы, гибнущей с голода. Из этих двух отношений развилось все древнее общество и вся его история» (Соколов Н.В. Отщепенцы \\ Шестидесят­ники. М.. 1984. С.196)

Но и новый мир базируется на этих принципах. Феодализм базируется на грабеже: «каждый собственник – разбойник. Капитал его – неприступный замок, добрый конь и хорошее вооружение; проценты с него – добыча грабежа. Нет еще ни банков, ни биржи, ни акций, ни векселей, ни облигаций; все дело делается просто: он собственник – он грабит, без лукавства и притворства, без страха и упрека – по-рыцарски. Духовенство, живущее в таких же укрепленных аббатствах, как и замки рыцарей, умеющее также хо­рошо ездить верхом и управлять копьем, - тоже собственник и тоже грабит. Кроме того, оно не пренебрегает пускать в ход и духовное оружие. «Кошелек или жизнь?» – говорят рыцари. «Десятину или душу?? – вторят им аббаты. «Плати или умри!» – пред­лагают первые. «Плати или иди в ад!» – подтверждают вторые» (Соколов Н.В. Отщепенцы \\ Шестидесят­ники. М.. 1984. С.197)

Так вот из этого и возникло новоевропейское общество: «Таким образом из бесцере­монной шайки хищников, обдирал, разбойников, грабивших в силу своего кулачного права и не помышлявших ни о каких теориях, политика королей, религия пап и наука юристов выработали трех главных представителей, три столпа современного общества – солдата, продавца индульгенций и палача, во всем их благочинии, во всей их законной помпе, во всем величии их сана» (Соколов Н.В. Отщепенцы \\ Шестидесят­ники. М.. 1984. С.200)

«Таким образом из бесцеремонной шайки хищников, обдирал, разбойников, грабивших в силу своего кулацкого права и не помышлявших ни о каких теориях, политика коро­лей, религия пап и наука юристов выработали трех главных представителей, три столпа современного общества – солдата, продавца индульгенций и палача, во всем благочи­нии, во всей их законной помпе, во всем величии их сана.

Грабеж и лихоимство организовывались – практики победили. Историки прогресса на­зывают это началом нового времени, восходом солнца цивилизации над ночью варварства!» (Соколов Н.В. Отщепенцы \\ Шестидесятники. М, 1984. С.200).

«Живой думай о живом! А нет ничего живее Отщепенства, в котором во веки веков ис­кали и находили спасение все честные и разумные люди, начиная с первых христиан и кончая последними социалистами.

Не понять тебе, практическом тунеядцу и лихоимцу, бессмертной идеи отщепнства, ко­торое наводит на тебя невольный ужас. И страшно становится тебе за мерзкую практику, когда ты видишь, что есть живые люди, есть Отщепенцы, которые отрицают её смысл и с отвращением от неё удаляются» (Соколов н.В. Отщепенцы \\ Шестидесят­ники. М., 1984. С.304).

Соколов «Экономические иллюзии» \\ Русское слово 1865. №4-5.

3. ЩАПОВ А.П. (1831-1876)

Афанасий Прокопьевич Щапов - историк и публицист с достаточ­ным уровнем философского развития своего мировоззрения. Он не принадлежал к близкому кругу сотрудников «Русское слово», но печатался в нем и был родственен по мировоззренче­ским установкам взглядам Д. Писарева. Кроме «Русского слова» со­трудничал в журналах «Отечествен­ные за­писки», «Время», «Век».

А. Щапов за­кончил Иркут­скую духовную семинарию и Казанскую духовную академию. Читал курс лекций рус­ской истории в духовной академии. В 1861 году за революционную речь на панихиде по жертвам из­вестного Безденского восстания кре­стьян в Казанской гу­бернии во главе с крестьянина Антона Петрова (убито было по официальным данным около 100 кре­стьян, а по не­официальным более трехста) был арестован. В этой речи он провозгласил Христа – демократом. Хотя после до­просов и раз­бирательств он был освобожден, но был лишен права преподавания. В тюрьме он пишет письмо Александру II., где излагал идею о создании Российской федерации са­моуправляющихся областей (земств). Царь в ответ дал указание внимательно следить за А. Щаповым. В 1862 году по подозрению за связь с Герценом и Огаревым власти намеревались его выслать в далекий Батаевский монастырь, но благодаря актив­ному участию Чернышевского и Благосветлова, он был выслан в Иркутск. Там он вел активные этнографические исследования Сибири, продолжает печататься. Но материальные затруднения, смерть жены подтачивают его силы, и в 1876 году он, за­бытый всеми умирает от тубер­кулеза.

РАЗУМ И ТЕМПЕРАТУРА: ПСИХОФИЗИОЛОГИЯ РУССКОЙ ИСТОРИИ

Афанасий Щапов мыслитель довольно оригинальный, - он объяснял специфику русского народа климатическими усло­виями, прежде всего холодным климатом в Рос­сии, который за­медляет процессы мышления: «..если холод, вообще, замедляет и пони­жает быстроту распространения возбуждений по нер­вам, то, естественно, и холодный климат необходимо должен обусловли­вать медленное распро­странение по нервам и, следовательно, вообще, более притупленную или вялую возбуждае­мость и восприим­чивость нервной чувствительности» (Щапов А.П. Сочинения в 3-х томах. Том III. СПб., 1908. С.7)

Именно вследствие этой слабой возбуждаемости русскому народу, по мнению Щапова, нужно было долго смотреть и воспринимать достижения западной мысли, чтобы «…мало-помалу возбу­дить и раз­вить в себе самостоятельную умственную способность изобретательности» (Щапов А.П. Сочинения в 3-х томах. Том III. СПб., 1908 С.19)

Был склонен объяснять специфику русской нации на основе специфического строения черепа. При всей этой методологически довольно слабой основе он достаточно осведомлен в фактах рос­сий­ской истории и дает во многом правильное понимание её сущности. Вот как он объясняет от­ставание русского народа от Европы: «Древняя, до­петровская Россия не обладала и не могла обладать, с самого начала своей истории, та­кими воспитательными, образовательными и возбудительными си­лами и средствами, чтобы не только противодействовать притупляющему влиянию хо­лодного климата и других обстоятельств, но и дать этой, естественно - умеренной вос­приимчивости и чув­ствительности народной нервной организации надлежащее нормальное возбуждение и прогрессивное направление» (Щапов А.П. Сочинения в 3-х томах. СПб., 1908. Т.3. С.11)

А на Западе «…христианство так возбудительно импульсировало умы, что произвело са­мую живую деятельность умозрительных способностей, породило энтузиастическую борьбу мистики и схоластики и, потом, протестантства и католичества, а в среде рус­ского народа оно не возбудило никакой теоретической или рационалистической само­деятельности умозрительных способностей. Потому средневековая умственная истории русского народа не представляет никакой борьбы философских и умозрительных идей» (Щапов А.П. Сочинения в 3-х томах. СПб., 1908. Т.3. С.21). И, по его мнению, только сильное впечатле­ние могло разбудить русский народ, как например, петровские преобразования.

Он дает своеобразную психофизиологическая концепцию истории русской культуры. У язычников нервно-мозговая организация была неразвита, а мысль была аффективно окрашена, выражалась эмоционально. Поступки также были аффективны, произ­водст­венная деятельность имела нерациональный характер: «Отсюда, естественно, проистекало преобладание грубого, пассивного сенсуализма в миросозерцании и гос­подство неудержимо-рефлективных, инстинктивно - самосохрани­тельных мыслей, чувств и желаний в теургических, идолопоклоннических, обрядовых действиях» (Ща­пов А.П. Сочинения в 3-х томах. СПб., 1908. Т.3. С.523)

Далее, после появления христианства, люди от аффективного мышления и поведения, внешне выра­женного, перешли под его воздействием на внутреннее: «…когда христианская проповедь страха Божия и образ страшного суда произвели на нервную сис­тему наших предков сильное возбудительное впечатление, - монотеисти­ческое чув­ство страха единой невидимой силы Божьей в природе, отвлекая ум от фе­тишистски- боязливого, пассивно-сенсуального созерцания предметов природы к умо­зрительному богомыслию, и удерживая их нервно-мозговую способность усиливания рефлексов го­ловного мозга в усиленных мышечных движениях, таким обра­зом естественно развивало в них нервно-мозговую способность задерживания рефлексов головного мозга, впервые сосредотачивало умы в отвлеченной самодея­тельности мысли в сфере умозрительного богомыслия» (Щапов А.П. Сочинения в 3-х томах. СПб., 1908. Т.3. С 523)

«Вместе с тем, как древние предки наши, отвлекаясь от фетишистского страха природы идеей единого небесного Бога, привыкали спокойно и безбоязненно смотреть на все окружающие их предметы и явления, - в нервно-мозговой организации их естественно стали развиваться, во-первых, способность задерживания рефлексов головного мозга – сила умственного сосредоточения, мышления, и, во-вторых, способность не одного страха, но и удивления. Именно после первобытного преобладания нервно-мозговой способности усиливания рефлексов головного мозга над способностью их задержива­ния, христианское чувство страха Божия, отвлекая умы от фетишистского страха пред­метов и явлений природы, и сосредоточивая их на умозрительной, отвлеченной идее единого Бога, таким образом, естественно, впервые сдерживало первобытное неудержимо-рефлективное проявление чувств и мыслей в обширных отраженных мы­шечных действиях и приучало умы к самососредоточению, к мышлению. Богобоязнен­ные предки наши теперь уже не тратили всей энергии чувства и представления в реак­ции наружу, в обширных отраженных мышечных движениях, беспрестанно вызывав­шихся прежде фетишистским страхом таинственных сил природы, а сосредотачивали эту энергию чувства и представления в процесс монотеистически-теологического раз­мышления, в «богомысли»» (Щапов А.П. Сочинения в 3-х томах. СПб., 1908. Т.3. С.436)

Афанасий Щапов считал: «Критический скептицизм, рациональное сомнение – это ис­торический отсчет разума народов или обществ, критика прожитой истории и добытых ею результатов миросозерцания, это острый нож рассудка против предрассудков ру­тины и застоя» (Щапов А.П. Сочинения в 3-х томах. СПб., 1908. Т.3. С.348)

Он убежден, что: «Только с развитием разума, с развитием и расширением умственных истин, могут раз­виваться и нравственные истины и убеждения и поступки. Русская же история ясно по­казывает, что чем меньше развит был разум русский науками, чем дальше в древность, когда вовсе и наук не было, тем грубее были нравы русского на­рода» (Щапов А.П. Со­чинения в 3-х томах. СПб., 1908. Т.3. С.146)

Россия еще не вышла полностью из состояния языческой дикости: «Ни что так не чу­ждо нашему обществу, как элемент рациональной и критической са­модеятельности мышления, элемент живой деятельной мысли, живой идеи, живого слова. Все наши общественные собрания, разговоры и беседы, особенно в провинции, характеризуются большей частью бессодержательностью, бессвязным сбором болтовни пустомелей, скудостью умственных, мыслительных сил, вопросов и интересов, отсутствием или крайним недостатком живой мысли, новых светлых идей, живого слова» (Щапов А.П. Сочинения в 3-х томах. СПб., 1908. Т.3. С.168)

В этом состоит причина отставания России от западноевропейской культуры: «.. .вековое преобладание низших познавательных способностей – чувств, памяти и во­бражения и вековое отсутствие предварительного, генеративно-последовательного ис­торического развития рациональной, теоретической силы мышления, в связи с восточно-византийским консервативным умственным складом русского народа, были причиной того, что русская мысль никогда сама в себе не вырабатывала и не испытала того могучего духа сомнения и скептицизма, который всегда является предтечей духа исследования и критики и служит могучим мотивом к неутомимым самостоятельным умственным изысканиям и работам» (Щапов А.П. Сочинения в 3-х томах. СПб., 1908. Т.3. С.348)

РАСКОЛ И ЗЕМСТВО

Раскол есть протест земства против правительства. Потому считает Щапов, раскол имеет характер не религиозный, а гражданский. Проблема возникла тогда, когда зем­ство выбрало царя, но царь стал править не согласно установлениям земства, потому и образовался раскол в обществе и земство отдалилось от царя. А царь Петр вообще по­хоронил Старую Русь. Дух Степана Разина и дух стрельцов выразился в расколе..

ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ И ЭКОНОМИКА

А. Щапов считал, что идеалисти­ческая философия и эстетика аристократичны, а есте­ственные науки демократичны. Но вот в чем парадокс, министр народного просвеще­ния кн. Ширинский-Шахматов уп­разднил преподавание философии в 50-е годы под тем предлогом, что именно философия вредна, а только естественнонаучные дисциплины политически ней­тральны.

В этом отношении интересна его статья «Естествознание и народная экономия (Посвящается Д.И. Писареву и всем сотрудникам «Русского слова»)», которая была на­печатана в «Русском слове» в 1864 году (№1).

«...не идеалы и, вообще, не теоретический путь, а экономический утилитаризм есть, на первой поре, лучший путь для того, чтобы мало-помалу ввести рабочие массы в естественно-научную область реализма. Умственное развитие и просвещение масс мо­жет идти с успехом только параллельно, одновременно с реальным, экономическим развитием их материального быта, с реальным практическим показанием им пользы ес­тественнонаучного просвещения на деле, в практической жизни, в ее действительных вопросах и потребностях. Для того, чтоб постепенно развить в массах любовь и стремление к естествознанию, им нужно на деле раскрывать практическую пользу зна­ния природы и на опыте показывать применение ее к их экономическому быту. Идеалами и даже школами массы никогда или, по крайней мере, чрезвычайно долго не ввести в великий храм естественнонаучного реализма» (Щапов А.П. Естествознание и народная экономия \\ Шестидесятники. М., Советская Россия. 1984. С.359)

А.Щапов считал, что ведущими факторами прогресса общества является реальное зна­ние и экономика. В связи с этим он довольно скептично относится к «историко-юридической» школе (Кавелин, Чичерин и т.д)., которые считают, что политические реформы и улучшение институтов управления приведут к улучшению жизни общества и к прогрессу Он сам себя критикует, считая свою идею о земствах и народном самоуправлении в провинциях фиктивной идеей и заблуждением. Он считал: «Все юридические теории, без теории строго реальной и экономической, почти ничего не значат, не имеют основы и почвы для своего осуществления и не могут вести общества прямо к главнейшей его цели – экономическому и умственному развития и совершен­ствованию» (Щапов А.П. Естествознание и народная экономия \\ Шестидесятники. М., Советская Россия. 1984. С.362).

А. Щапов придерживается более другой школе – школе «экономической», к которой он относит, в частности, Н. Чернышевского: «Рациональная экономическая теория раскрыла нам, что невозможно никакими историко-юридическими или административ­ными мерами искоренить в мире голод и бедность, перестроить, преобразовать экономический склад общества без единственно могучей и преобразовательной силы – без рациональной, естественнонаучной экономии и организации рабочих и производи­тельных сил народа, без естественнонаучных ключей и руководств к разнообразным кладовым и мастерским экономии природы.» (Щапов А.П. Естествознание и народная экономия \\ Шестидесятники. М., Советская Россия. 1984. С.365)