skiperskikh_a_v_legitimatsiya_i_delegitimatsiya_postsovetski

однозначной позиции. Таблица 1 подтверждает специфичность украинских кризисов легитимности, способствовавших политической легитимации новых акторов, происходившей на конструктивной основе, с последующей репрезентацией пактовой модели. На наш взгляд, пактовые транзиты не могут быть привязаны ни к какому другому типу легитимности, кроме конструктивного. Наконец, легитимация политической власти в условиях постсоветской трансформации на раннем этапе имела определенно выраженную специфику, основанием которой являлся гендер. Преимуществом права политической легитимации обладали мужчины, стремившиеся конвертировать политическое участие в субъектный статус носителя легитимности. Кампании по выборам президентов на раннем этапе транзита подтверждают данную гипотезу. Впоследствии, практики участия женщин в соискании доминирующей политической позиции стали довольно частыми (Н.Витренко в Украине, Э.Памфилова и И.Хакамада в России, В.Фрейберга в Латвии). Женщины активизируются и в своих претензиях на политическую легитимность в других ветвях власти, причем на самых разных уровнях политики281. Политический текст «цветных революций» 2003-2005гг. вообще не представлялся релевантным без активации женского гендера. В постсоветских государствах востока, политическая легитимация женщин ставится под сомнение. В своем исследовании мы уже затрагивали проблемы, стоящие перед Н.Назарбаевым и И.Каримовым. Консервация политической власти внутри семьи может и не предполагать, что новыми государственными лидерами Казахстана и Узбекистана станут женщины. Привести их к власти будет очень сложно, поэтому, наверняка, президенты займутся поиском более релевантных для поддержки сценариев политической легитимации. Постсоветская трансформация может быть интерпретирована как позиционный конфликт, связанный с позиционным дефицитом. Поиск оптимальной диспозиции в конкретной политической системе постсоветских государств нашел свое отражение в определенной конфигурации формы правления.

Компоненты позиции и диспозиции в исследуемой политической ситуации нашли свое прочтение и в обострившемся соперничестве элит за право контроля над политическим дискурсом. Разумеется, приоритетное право на политическую легитимацию принадлежало тем акторам, которые не испытывали позиционный дефицит, а наоборот, занимаемая ими позиция позволяла им наращивать собственную субъектность. В этом

281 Интересно, что в ряде государств постсоветского Востока подобная практика одно время была очень востребованной. Политические лидеры государств предоставляли возможность участия в политической жизни своим женам и дочерям. К известной политической предрасположенности Дариги Назарбаевой добавляется беспокойство А.Акаева за сохранность собственного режима, и вынужденной его консервации в семье, для чего в парламентских выборах весной 2005 года принимали участие супруга Майрам и дочь Бермет. Впоследствии, уже на парламентских выборах в Азербайджане появилась супруга И.Алиева – Мехрибан Алиева, проводившая активную избирательную кампанию.

котексте достаточно убедительно звучит точка зрения С.Мирзоева, считающего, что «политический процесс постсоветских стран демонстрирует одно и то же явление – легитимность прежнего властителя или президента на нем же и закреплена столь жестко, что не может быть транслирована новому президенту»282. Оппозиционные элиты в ряде постсоветских государств испытывали дефицит позиции, увеличивая, тем самым мотивацию относительно собственного участия в делегитимации правящих политических режимов с одной стороны, и активизировали настроения поддержки в стремлении наделить легитимностью оппозиционные элиты с другой. В ряде политических ситуаций выгодная диспозиция правящих элит относительно оппозиционных не оставила последним шансов на политическую легитимацию (жузовая система в Казахстане, гегемонизация туркмен-текинцев в Туркменистане). В некоторых постсоветских государствах, отсутствие ключевого политического актора уравнивало шансы позиций конкурирующих политических акторов (военные действия в Таджикистане и легитимация кулябской элиты). Специфичность диспозиции политических элит в конкретной политической системе, в дальнейшем определяет траекторию легитимационного сюжета.

К позиционному дефициту восходят истоки конфликта Центр – регионы, актуализировавшегося во многих трансформирующихся постсоветских государствах. Утрата Центром контроля над региональным политическим процессом существенно понизила его легитимационные шансы. Например, в России, данное обстоятельство было во многом связано с постепенным переоформлением региональных политических элит в ключевых политических акторов. Разумеется, утяжеление статуса региональных политических элит заставляло правящую элиту идти на значительные уступки региональным властям. Во многом это могло быть и связано с тем, что региональные политические элиты контролировали электоральный процесс в регионах, тем самым, удерживая в своих руках очень важный ресурс в способности диктовать условия правящему режиму. К похожему выводу приходит и украинский политолог А.Мальгин, исследовавший зависимость современного украинского политического процесса от регионального фактора283.

На наш взгляд, специфика постсоветских транзитов позволяет выделить одну закономерность, связанную с диспозицией. Чем чаще происходит ее изменение с взаимными шансами конкурирующих сторон на легитимацию, тем реальнее соответствие ситуации демократическим нормам. Частые смены правительств и три поменявшихся президента в Литве за период постсоветского транзита позволяют квалифицировать литовский случай как наиболее соответствующий заявляющей демократической траектории.

282Мирзоев С. Гибель права: легитимность в «оранжевых революциях». М.2006. С. 23.

283Мальгин А. Украина: соборность и регионализм. Симферополь. 2005.

Ресурсы и потенциал. В компоненте ресурсов и потенциала политической ситуации представлено то, что находится в распоряжении политических акторов для реализации их стратегий, связанных с достижением или сохранением каких-либо позиций. В политологической науке принято классифицировать ресурсы политической власти в двух системах. Это могут быть ресурсы в зависимости от сферы жизнедеятельности, а также ресурсы в зависимости от характера воздействия. В группу ресурсов сфер жизнедеятельности, способных быть активированными политическими акторами для реализации собственных стратегий, входят экономические, социальные, административные, юридические и культурно-информационные ресурсы. Как же данные ресурсы могут обеспечивать легитимационными шансами политических акторов на постсоветском пространстве и существует ли какая-либо специфика в их аккумулировании и последующей активации. Для ответа на этот вопрос мы попытаемся привести несколько примеров.

Монокультурные экономики, то есть экономики, в которых явно присутствует доминирующий сектор, имеют все шансы отката в авторитаризм. Это можно объяснить возможностями, открывающимися в результате достижения контроля над ресурсами. Также, доминирующий сектор в экономике, особенно сырьевой направленности, позволяет политическим акторам самостоятельно определять дальнейшие стратегии и защищать собственную позицию. Туркменский газ позволял проводить относительно независимую внешнюю и внутреннюю политику С.Ниязову. В противном случае, наверняка, ему пришлось бы испытывать влияние более могущественных игроков-государств, стремящихся утвердиться в долгосрочных перспективах на постсоветском Востоке284.

То же самое можно сказать про азербайджанскую нефть и политические решения И.Алиева. Российский газ позволяет диктовать условия Украине, испытывающей его дефицит в начале 2006 года, что, несомненно, сказывается на очередном правительственном кризисе и на результатах мартовских парламентских выборов. Что касается возможности юридических ресурсов определять специфику легитимации политической власти в условиях постсоветских транзитов, то, на наш взгляд, убедительным примером этого является ситуация в Украине, где не достаточно четко прописанные нормы и вообще в каких-то ситуациях отсутствие юридической поддержки политических практик, инерциируют

284 Интересно, что после смерти С.Ниязова в декабре 2006 года, правящая элита Туркменистана выступила перед мировой общественностью с заявлением о том, что внешнеполитические приоритеты, отличавшие политику С.Ниязова, не будут пересматриваться. Выступая на инаугурации 14.02.2007 г., новый президент Туркменистана – бывший министр здравоохранения Г.Бердымухаммедов уверил собравшихся на церемонии вступления в должность в том, что не будет подвергнут корректировке и внутриполитический курс. Он пообещал оставить населению возможность получать бесплатно газ, свет и соль. В то же время, осознавая наличие некоторых ожиданий относительно улучшения ситуации с политическими свободами в республике, и апеллируя к положительной реакции мирового сообщества, Г.Бердымухаммедов пообещал предоставить туркменам право пользоваться Интернет.

время действия транзита, обуславливая крайне высокую неопределенность в исходах.

Политические практики постсоветских транзитов происходят, также, в тесной связи с использованием политическими акторами – претендентами на политическую легитимацию собственных возможностей по включению культурно-информационного ресурса. На наш взгляд, следует признать закономерность обратно пропорциональной зависимости роста рейтинга политического лидера - главы государства от уменьшения свобод в информационном поле. На данную зависимость, характеризующую российский политический дискурс, уже обращалось внимание. В частности, американский политолог Т.Карозерс отметил, что «В.Путин прибрал к рукам все основные институты, достигшие хотя бы относительной независимости, в частности общенациональные вещательные СМИ»285. Если информационное гетто в Туркменистане, Узбекистане или в Беларуси является оптимумом для политической легитимации С.Ниязова, И.Каримова и А.Лукашенко, то подобные условия взаимодействия СМИ и гражданского общества практически невозможны в политических системах, принципиально заинтересованных в собственной прозрачности. Скажем, в Украине, известные «темники», предназначенные для ведущих государственных телеканалов, так и не предотвратили делегитимацию правящего режима Л.Кучмы286. Данный аспект является одним из принципиальных отличий политической легитимации в политических системах постсоветского Востока и политических систем, для которых привлекательной является европейская стандартизация демократичности.

Легитимация политической власти осуществляется и при поддержке юридических ресурсов. Легитимация политических лидеров ориентируется на результаты собственного законотворчества, предохраняющего их от делегитимационных рисков. Накануне президентских выборов в Казахстане в ноябре 2005 парламент принял закон, запрещающий проведение любых демонстраций и митингов в период подсчета голосов. Силовые органы получили право разгонять любые попытки выступлений против действующей власти. Включенные в защиту легитимности власти юридические ресурсы на казахских выборах, «стали первыми в СНГ за последние два года, не приведшими к «цветной революции». Президент Назарбаев одновременно применил все известные приемы защиты правящего режима и не оставил казахским оппозиционерам ни одного шанса»287. Огромная роль в процессе политической легитимации отводится социальным ресурсам. В качестве примера мы уже обращались к мобилизующему эффекту майдана в период «оранжевой» революции.

285Карозерс Т. Трезвый взгляд на демократию. // Pro et Contra. 2005. №1. С. 75.

286Krushelnycky A. An Orange Revolution. London. 2006. P. 206-210.

287Зыгарь М, Соловьев В. Казах нерушимый. // Коммерсант-Власть. №48, 2005. С. 50.

В.Ющенко, прекрасно чувствуя психологическую власть над майданом, умело направлял собственный инновационный потенциал на создание репрезентативного политического текста, способного декодироваться аудиторией с наименьшими рисками. Апеллируя к основной движущей социальной силе майдана - молодежи, команда В.Ющенко выпускает в дискурс майдана очень функциональных референтов. Аудиторию развлекал непрекращающийся марафон с участием популярных рок-групп «Океан Эльзы» и «Воплей Видоплясова». На наш взгляд, роль рокмузыкантов в легитимационной архитектуре В.Ющенко была очень значительна. Выдвинутую гипотезу подтверждают данные украинского аналитического политического еженедельника «Корреспондент», в одном из номеров которого оба рок-музыканта вошли в список ста самых известных и влиятельных людей Украины, причем с явно положительной динамикой288.

Вгруппе ресурсов политической власти по характеру воздействия представлены организационные, нормативные, поощрительные и принудительные ресурсы. Все типы политических ресурсов, составляющие классификации, так или иначе, были апробированы политической властью

впроцессе легитимации в условиях трансформации постсоветских обществ.

Ванализе политической ситуации трансформации постсоветских обществ, а также специфики легитимации политической власти в данных условиях, необходимо учитывать, что исследуемые процессы, так или иначе, были направлены на создание новых государственностей в республиках бывшего СССР. При этом было необходимо расставание с прежней идентичностью – в противном случае не было бы трансформации, приводящей к новому институциональному порядку. Данная модель уже находилась в фокусе политологического дискурса. «Процесс

национального строительства подразумевает искоренение первичной субнациональной идентификации и замену ее преданностью нации»289. Эта парадигма во многом определяла векторы процесса легитимации политической власти в трансформирующихся постсоветских обществах. В.Лапкин и В.Пантин подтверждают ее наличие, считая, что для «подавляющего большинства постсоветских обществ источником ресурсов

игенератором образцов, необходимых для глубокой ценностной трансформации и обретения новой (обновленной) идентичности, стала национальная традиция и традиционная же геополитическая ориентация. Кризис и распад советского государства послужили для них своего рода пусковым механизмом процессов перехода преимущественно

национально-этническим формам социальной и политической

288Корреспондент. // 19 августа 2005 года. № 32.

289Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах. Сравнительное исследование. М. 1997. С. 54.

консолидации»290. Неслучайно, большой популярностью на раннем, «романтическом» этапе постсоветского транзита, пользовались политические акторы, связывавшие себя со стратегиями соискания новой национальной идентичности. Успехи движений «Латвийский путь», «Саюдис», политическая легитимация в Грузии З.Гамсахурдия, в Азербайджане А.Эльчибея и Л.Тер-Петросяна в Армении, движений «Бирлик» и политической партии «Эрк» в Узбекистане, украинского «Рух» В.Чорновила являются убедительными доказательствами данного тезиса. Победа ЛДПР на выборах в Государственную думу РФ в 1993 году, а также активизация националистических объединений с претензиями на политическую легитимацию (РНЕ А.Баркашова, «Память»)291 подтверждают высокую конкурентноспособность стратегий политических акторов, конструирующихся вокруг националистической парадигмы.

Нужно признать, что политологический дискурс оперативно отреагировал на факт посткоммунистических транзитов, направив свой фокус на исследование их специфики. Практика транзитов явилась основанием для их классификации, представленной широким спектром версий как российских, так и западных политологов. На наш взгляд, отождествление судьбы того или иного постсоветского транзита с конкретной классификационной линией и ее дефиницией, не может не определять процессуальную специфичность выстраивания легитимационной архитектуры политической власти.

Так, американский политолог Л.Даймонд, рассуждая о гибридных режимах, порожденных посткоммунистическим транзитом, предлагает классифицировать трансформировавшиеся политические системы на шесть типов, в число которых попадают и постсоветские политические системы. Например, Л.Даймонд считает, что страны Балтии – Латвия, Литва и Эстония могут быть отнесены к либеральным демократиям (применительно к нашей классификации типов легитимности, есть основания предполагать протекание процесса легитимации политической власти с очевидной конструктивной составляющей)292. Молдова представляет собой электоральную демократию (конструктивная легитимность). К амбивалентным режимам, исследователь относит Армению, Грузию и Украину (конструктивная легитимность). К странам с конкурентным авторитаризмом относятся Белоруссия (параллельноперсонифицированная легитимность) и Россия (параллельноконструктивная). Азербайджан, Казахстан, Киргизия, Таджикистан и

290Лапкин В.В, Пантин В.И. Ритмы международного развития как фактор политической модернизации России. // Полис. 2005. №3. С. 44.

291Скиперских А.В. Легитимация политической власти в России в условиях становления и развития федеративных отношений: специфика и тенденции. Елец. 2003. С.64.

292Например, С.Хантингтон считает, что процесс перехода в данных государствах можно считать уже состоявшимся. Прибалтийские государства успешно перешли к стабильной демократии. См. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М. 2003. С. 298.

Узбекистан принадлежат к группе стран с гегемонистским электоральным авторитаризмом (параллельно-персонифицированная легитимность). Туркменистан, по мнению исследователя, относится к политически закрытому авторитаризму (параллельно-персонифицированная легитимность)293. Принимая во внимание выстроенные в данной классификации дефиниции, можно предположить каким в данных государствах мог быть легитимационный сценарий, в соответствии с которым политические акторы приобретали право на принятие и реализацию политических действий и решений, а также, какие парадигмы корректировали и настраивали его механизмы.

Классификация, введенная в научный оборот американским политологом М.Макфоллом, учитывает результаты первых выборов, произошедших в той или иной трансформирующейся политической системе. М.Макфолл считает, что именно первые учредительные выборы определяют дальнейший процесс транзита, его траекторию. Исходы учредительных выборов в постсоветских государствах были различны, что отразилось на конфигурации политических режимов, установленных в них. «Постсоветское пространство представляет собой чрезвычайно пеструю картину либеральных, псевдолиберальных и откровенно авторитарных режимов»294, признает армянский исследователь Г.Погосян.

Интересной нам представляется классификация российского политолога Б.Макаренко, расположившего политические режимы, образовавшиеся на постсоветском пространстве, в пяти группах, в зависимости от осуществленной в политических системах в той или иной мере консолидации демократии. Б.Макаренко экзаменует политические системы постсоветских государств на демократичность, выставляя им своеобразный диагноз. Наиболее оптимальные, «выздоравливающие» политические режимы, по его мнению, можно наблюдать в Литве, Эстонии и Латвии. «Есть надежда на поправку» в Молдове, Украине, России и Армении. «Хроническая болезнь» отличает политические системы Грузии, Беларуси и Азербайджана. В Кыргызстане, Казахстане и Таджикистане наблюдается опасная для демократии «острая стадия». Наконец, совершенно отсутствует оптимизм по поводу возможности каких-либо попыток демократической консолидации в Узбекистане и Туркменистане. При классифицировании политических режимов на предмет их демократичности, Б.Макаренко руководствовался тремя параметрами, каждый из которых был связан с системой демократических выборов. Шансы политических режимов на идентифицирование их как демократических, напрямую зависят от того, насколько действенна система выборов всех уровней власти, имеют ли место прецеденты смены власти в процессе выборов и подвергаются ли корректировке и

293Diamond L. Thinking About Hybrid Regimes. // Journal of Democracy. 2002. Vol.13. №2.

294Погосян Г.А. Социальные трансформации в Армении. // Социс. 2005. № 12.С. 78.

изменениям основные процедуры демократических выборов.295 В заявленном контексте, неслучайно так однозначно квалифицируются политические режимы Узбекистана и Туркменистана. Что касается Туркменистана, то сам факт того, что избиратели практически освободили С.Ниязова от прохождения легитимационных процедур, связанных с процессом выборов, сделав его пожизненным президентом, говорит о том, что, по сути дела, постсоветский транзит в данном государстве развивался по особой, изначально не демократической траектории.

Ряд исследователей, занимающихся проблемами постсоветских транзитов, затрудняются представлять результаты полученных наблюдений в каких-либо классификационных системах. Т.Карл и Ф.Шмиттер считают, что практики транзитов являются «аномальной политикой», которую чрезвычайно сложно концептуализировать, потому как транзиты протекают «в условиях, когда события внезапны, акторы нетипичны, идентичности поколебимы, институты не функционируют, поддержку не возможно просчитать, выбор поспешен, а риски неизбежны и от них нельзя «застраховаться»296. Правда, несмотря на подобный скептицизм, этими авторами была осуществлена классификация транзитов на пактовые, навязанные, революционные и реформистские297. По мнению исследователей, практики всех представленных в классификации типов транзитов являются реальными за исключением революционных. Правда, произошедшие события в Украине и в Кыргызстане заставляют поставить этот тезис под сомнение, ввиду изначально разных условий протекания революционного сценария. И если в Украине мы имели дело с ситуацией еще продолжающейся трансформации, своеобразного «институционального дрейфа», то в отношении Кыргызстана подобная дефиниция выглядела бы достаточно смелой и необоснованной.

Американская организация «Freedom House», осуществляющая мониторинг демократии в политических системах мира, также оценивает состояние дел с развитием демократии в транзитивных постсоветских политических системах. По данным «Freedom House», опубликованным по итогам 2006 года, благополучно дела с демократизацией обстоят только в странах Балтии – Латвии, Литве и Эстонии. Отмечая их успехи, «Freedom House» присваивает данным государствам дефиницию консолидированные демократии (Consolidated Democracies), причём это подтверждается не только итогами 2006 года, а ежегодными пресс-релизами298. В докладе

295См. http://www.politnauka.org

296Карл Т.Л, Шмиттер Ф. Демократизация: концепты, постулаты, гипотезы. Размышления по поводу применимости транзитологической парадигмы при изучении посткоммунистических трансформаций. //

Полис. 2004. №4. С.10 -11.

297Там же. С.13.

298«Freedom House» применяет следующую методологию при квалификации демократичности политического режима. Состояние демократии в политической системе оценивается по семи позициям: процесс проведения выборов, гражданское общество, независимые СМИ, демократичность управления на национальном и региональном уровнях, независимость судебной системы и уровень коррупции.