398 ЭКСКУРСЫ

4.8. Разгружающие замечания

Взгляды Платона можно — и нужно — критиковать с различных

372

точек зрения, что не означает умаления его заслуг . Можно даже сказать, что «несовершенства» в учении Платона стимулировали других мыслителей к поиску других, возможно лучших, решений. Ф. Кессиди вспоминает высказывание Ленина о том, что умный идеализм ближе к умному материализму, чем глупый материализм, и делает такой вывод: «И потому "умный идеализм" Платона не только не служит помехой на пути глубокого изучения его богатого философского наследия, но, напротив, предполагает такое изу­ чение» . Надо также заметить, что хорош не тот преподаватель, который изображает из себя непогрешимого кумира, а тот, кто рассказывает своим ученикам о своих ошибках и заблуждениях, а не только об успехах. Кроме того, хороший преподаватель не проговаривает «всего», что можно сказать, но оставляет слушателям пространство для вопросов, собственных размышлений и исследо­ ваний. Так поступал, к примеру, Рене Декарт, закончивший свою

Правда, существуют критики, полностью отвергающие Платона и его философию и не видящие в ней никакой пользы. См., например, сле­ дующую цитату: «Диалектика Платона, которую так сильно восхваляют, на самом деле показывает безнадежное психическое состояние этого мыслителя: он блуждает среди противоречий, будучи не в состоянии разрешить их. Диалоги, которые считаются наиболее глубокомысленными, как раз относятся к этому типу. Возьмем, например, Парменид — приходит кто-то и утверждает: "Все — бытие. Тогда все — одно и то же, то есть бытие, и все различия, все существование на свете различных вещей, которые иногда изменяются — это просто видимость, ложь и обман". Придет, конечно же, и другой, и скажет: "И что есть эта видимость? Небытие? Тогда она вовсе не существует. Значит, она все же бытие". Что происходит здесь? А то, что сначала участники вместе бросают все в общий котел — бытие, — а потом удивляются тому, что теперь они ничего не могут разделить. Опять подмена знания. Тот, кто ничего не знает, обходится универсалиями, которые не содержат ничего определенного, но которые, однако, считаются объясняющими все».

(URL: http://www.gegenstandpunkt.com/mszarx/phil/platon.ht). Кессиди. Предисловие к книге: Платон и его эпоха. С. 8.

Разгружающие замечания 399

книгу о геометрии словами, что он хотел бы не рассказывать все, что знает об этом предмете, чтобы дать читателям возможность узнать что-то самостоятельно374. И даже если теория, которую предлагает преподаватель, несовершенна или ошибочна, в такой ситуации, по словам Ницше, есть и положительные стороны: «Поистине немалую привлекательность каждой данной теории

составляет то, что она опровержима: именно этим влечет она к себе

375

более тонкие умы» Во-первых, надо иметь в виду, что Платон был философом, а не

профессиональным математиком; он не доказывал и не выводил математические положения, но пытался прояснить вопросы о правильном образе жизни, а в них попросту невозможно добиться полной логической обоснованности. Во-вторых, нужно учитывать, что Платон был одним из первых, кто вообще поставил вопрос о таком ходе мысли, следить за которым мог бы каждый, и поэтому нельзя ожидать от него слишком многого. В-третьих, нужно упомя­ нуть, что платоновский Сократ был не просто философом, он видел себя пророком, моралистом и преобразователем мира.

Далее, Платон хорошо осознавал, что он может воспринять всю математику не в полном объеме, но лишь как образец и путе­ водитель; полной математической и логической обоснованности достичь невозможно:

Что такое? Вы, верно, считаете, что сказанного недоста­ точно? Да, правда, остается еще немало сомнительных и слабых мест, если просмотреть все от начала до конца с

376

нужным вниманием

Рене Декарт в конце «Геометрии» (1637): «Однако в мои цели не входит написать большую книгу... Действительно, имея два или три первых члена математической прогрессии, нетрудно найти все остальные. И я надеюсь, что наши потомки будут благодарны мне не только за то, что я здесь разъяснил, но и за то, что мною было добровольно опущено, с целью предоставить им удовольствие самим найти это».

Ницше. По ту сторону добра и зла. 18. Федон. 84с.

400 ЭКСКУРСЫ

Платоновскому Тимею, при попытке объяснить особенности эле­ ментов (земля, огонь, воздух и вода), пришлось отметить, что он не может предоставить доказательств, но лишь вероятные, правдо­ подобные соображения:

Исходя из всего того, что было сказано выше об этих четырех родах, дело наиболее правдоподобно можно описать следующим образом.. .377

Часто приходится довольствоваться лишь предположениями. Для Платона важно, однако, в таких ситуациях отчетливо про­ говаривать, что речь не идет о достоверных и доказуемых резуль­ татах, и что поэтому все изложение не носит математического характера:

Потому не удивляйся, Сократ, что мы, рассматривая во многих отношениях много вещей, таких как боги и рождение Вселенной, не достигнем в наших рассуждениях полной точ­ ности и непротиворечивости. Напротив, мы должны радо­ ваться, если наше рассуждение окажется не менее правдо­ подобным, чем любое другое, и притом помнить, что и я, рассуждающий, и вы, мои судьи, всего лишь люди, а потому нам приходится довольствоваться в таких вопросах правдо­ подобным мифом, не требуя большего378.

377Тимей. 56с.

378Там же. 29с. Существует, разумеется, постоянное искушение представлять собственное мнение неопровержимым, подобным доказанному матема­ тическому тезису. Любопытный пример представляет Энгельс: с одной стороны, он ясно знает, что, «если захочешь добиваться математической достоверности в вещах, не допускающих этого, нельзя не впасть в нелепость или варварство» (Маркс, Энгельс. Сочинения. Т. 1. С. 572), но, с другой стороны, мы находим у него такие выражения, как: «С той же уверенностью, с какой мы из известных математических аксиом можем вывести новое положение, с той же самой уверенностью можем мы из существующих экономических отношений и из принципов политической экономии сделать заключение о грядущей социальной революции» (Т. 2. С. 552). Или он говорит о рабочей партии, что «теперь можно математически точно вычислить уравнение ее возрастающей скорости и тем самым определить срок ее конечной победы» (Т. 36. С. 198).

402 ЭКСКУРСЫ

не удастся переправиться на более устойчивом и надежном судне381.

Наконец, имеются такие области, в которых получить какоелибо знание вообще невозможно; здесь Платон высказывается за то, чтобы верить авторитетам:

Повествовать о прочих божествах и выяснять их рождение — дело для нас непосильное. Здесь остается только довериться тем, кто говорил об этом прежде нас; раз говорившие сами были, по их словам, потомками богов, они должны были отлично знать своих прародителей. Детям богов отказать в доверии никак нельзя, даже если говорят они без правдоподобных и убедительных доказательств, ибо, если они выдают свой рассказ за семейное предание, приходится им верить, чтобы не ослушаться закона382.

Итак, мы видим, что Платон полностью осознает, что имеются разные формы и степени познания: они варьируются от отно­ сительно надежных (при математической дедукции) до совершенно ненадежных — например, догматов веры, опирающихся исключительно на мифические предания. Но, как мы видели выше, границы имеются даже там, где возможно отчетливое рациональное мышление. В «Законах» Платон определенно говорит, что даже наши самые тщательные мыслительные усилия ни в коем случае не гарантируют достижения ожидаемой цели. Как только наши мыслительные конструкции накладываются на реальный мир, обнаруживается их ограниченность:

На этом можно закончить вопрос о поселении. Но мы должны вообще иметь в виду еще вот что: всему указанному

381Федон. 85c-d.

382Тимей. 40d-e. Однако и «божественный авторитет» надо принимать критически. Может быть, он — лишь выдумка людей. Афинянин говорит об этом так: «Мы все порицаем критян за то, что они выдумали миф о Ганимеде. Так как они были убеждены, что их законы происходят от Зевса, они и сочинили о нем этот миф, чтобы вслед за богом срывать цветы и этого наслаждения» (Законы. 636d).

Разгружающие замечания 403

сейчас вряд ли когда-нибудь выпадет удобный случай для осуществления, так, чтобы все случилось по нашему слову383.

Реальную жизнь, как и саму философию, нельзя уложить в формулы — особенно подчеркивает это Миттельштрасс: «Раз­ мышления Платона нигде не объединены в "систему" в строгом смысле слова. Разработка системы остается изобретением плато­ низма, — и, как нам кажется, такой интерес неискореним в философии вообще»384. Здесь и кроется причина иногда встречаемого нами «шутливого» употребления Платоном мате­ матических аналогий (например, при обсуждении двуногих и четвероногих; см. конец параграфа 3.3). Платон, как подчеркнул Брамбо , сам намекал на неуместность и даже смехотворность

Законы. 745е.

Mittelstraß. Die geometrischen Wurzeln der platonischen Ideenlehre. S. 418.

Вспомним также, что даже в математике невозможно выразить все средствами формализованного мышления (см. изложение Финслера в Приложении А).

В конце своих исследований Брамбо пишет: «Хотя заключительная дискуссия о математических шутках может показаться на первый взгляд прихотливым отступлением от обсуждения математических образов, только она на самом деле является диалектически соответствующим заключением для такого исследования. Математическая шутка обычно снижает градус претенциозности при использовании математических метафор и образов, когда мы ожидаем от изображения больше, чем оно может дать. Математический юмор Платона корректирует различные виды неправильного толкования, вытекающие из слишком серьезного подхода к его математическим образам. В диалогах этот юмор появляется там, где нужна защита от чрезмерного энтузиазма в погоне за такими метафорами; и представление их в качестве серьезных выводрв из Исследования математических образов становится одним из способов отображения ограниченности этих образов и обнаружения абсурдности перехода этих границ при интерпретировании. В каждом случае юмористический момент можно найти в практике сверхбуквальной трактовки метафор; это прини­ мает различные формы: использование геометрических дифференций в биологии, где они неуместны, использование геометрической лексики в политике, к которой она не относится, постулирование причинной связи на основе арифметического подобия, которое совершенно не оправдывает такой постулат. Юмор этих отрывков теряется для современного читателя,

404 ЭКСКУРСЫ

применения отрывочных методов точных наук в других сферах, где

386

они совсем не уместны Это, разумеется, не исключает существования людей, которые

всегда и везде, с такой силой, что для других людей они кажутся неприспособленными к жизни экземплярами, предаются чистому мышлению — мышлению, эталоном которого служит математика. Вспомним философа Фалеса, упавшего в колодец из-за того, что он «стремится знать, что на небе, того же, что рядом и под ногами, не

замечает» . Настоящий философ «постоянно обращается разумом

388

к идее бытия» , несмотря на то что люди смотрят на него с изумлением, — такова уж его профессия.

Но когда Платон говорит «постоянно», он, конечно же, не имеет в виду «беспрерывно». Философ для него — не автомат и не мыслящий монстр; поэтому он должен, хотя бы иногда, позволять себе отдых от этих предельно требовательных вопросов:

который не видит современных аналогов мыслящему буквально пифа­ горейскому лектору по этике времен Платона, против которого и направлено остроумие. В XX веке оно было бы направлено на статистикапеданта» (Brumbaugh. Plato's Mathematical Imagination. P. 250-251).

«Философия как игра и как миф — такая идея была хорошо знакома и свойственна и Платону» (Frank. Die Philosophie von Jaspers. S. 117).

Теэтет. 174a. Стоит обратить внимание и на 173d-e: «Эти же с ранней юности не знают дороги ни на агору, ни в суд, ни в Совет, ни в любое другое общественное собрание, Законов и постановлений, устных и письменных, они в глаза не видали и слыхом не слыхали. Они не стремятся вступить в товарищества для получения должностей, сходки и пиры и ночные шествия с флейтистками даже и во сне им не могут присниться. Хорошего ли рода кто из граждан или дурного, у кого какие неприятности из-за родителей, от мужей или от жен — все это более скрыто от такого человека, чем сколько, по пословице, мер воды в море. Ему не известно даже, что он этого не знает. Ибо воздерживается он от этого вовсе не ради почета, но дело обстоит так, что одно лишь тело его пребывает и обитает в городе, разум же, пренебрегши всем этим как пустым и ничтожным, парит надо всем, как у Пиндара, меря просторы земли, спускаясь под землю и воспаряя выше небесных светил, всюду испытывая природу любой вещи в целом и не опускаясь до того, что находится близко».

Софист. 254а.