Об "Оде, выбранной из Иова" Ломоносова

"Ода, выбранная из Иова" принадлежит, бесспорно, к

наиболее поэтическим созданиям Ломоносова. Еще в XVIII

в. оно приобрело широкую популярность, а в XIX в. сде-

лалось хрестоматийным. Между тем многие вопросы, свя-

занные с этим стихотворением, далеки от разрешения.

Прежде всего, не ясны ни датировка, ни причины, побу-

дившие Ломоносова создать это произведение. В связи с

этим и сам авторский замысел остается невыясненным.

Современного читателя в оде более всего привлекают

картины мощи природы. Комментаторы академического изда-

ния полагают, что образы из Книги Иова увлекли Ломоно-

сова тем, что "давали случай набросать пером естество-

испытателя картину "стройного чина" вселенной, далекую

от библейской"1. Мнение это следует принять во внима-

ние, хотя, конечно, возникает естественный вопрос: по-

чему для "картины", "далекой от библейской", потребова-

лось привлекать именно Библию? Напрашивается и другое

истолкование: тема Иова, введенная в русскую литературу

протопопом Аввакумом2, начинала традицию изображения

"возмутившегося человека". "Ода, выбранная из Иова" и

"Медный всадник" Пушкина как бы стоят на двух противо-

положных полюсах развития этой темы, а пародийное отож-

дествление С. Н. Мариным ломоносовского Бога с импера-

тором Павлом3 в свете сакрализации императорской власти

в XVIII в.4 делало такое сближение естественным.

Обе интерпретации раскрывают определенные стороны

ломоносовского текста. Однако следует различать смыслы,

которые актуализируются по мере исторической жизни

текста, и смыслы, непосредственно актуальные для автора

в момент написания произведения. И то и другое входит в

смысловую реальность

Ломоносов М. В. Поли. собр. соч.: В 10 т. М.; Л.,

1959. Т. 8. С. 982. В дальнейшем ссылки на это издание

приводятся в тексте с указанием тома и страницы.

2 См.: Памятники истории старообрядчества XVII в.

Л., 1927. Кн. 1. Вып. 1. С. 23.

3 См.: Поэты-сатирики конца XVIII - начала XIX в. Л.,

1959. С. 173.

4 См.: Живов В. М. Кощунственная поэзия в системе

русской культуры XVIII - начала XIX века // Учен. зап.

Тартуского гос. ун-та. 1981. Вып. 546. (Труды по знако-

вым системам. Т. 13).

текста, однако в разные моменты его истории получает

различную значимость. Посмотрим на "Оду, выбранную из

Иова" с точки зрения 1740-1750-х гг. и подумаем, почему

именно этот библейский текст привлек внимание Ломоносо-

ва.

Эпоха Ренессанса и последовавший век барокко расша-

тали средневековые устои сознания. Однако неожиданным

побочным продуктом вольнодумства явился рост влияния

предрассудков на самые просвещенные умы и бурное разви-

тие культа дьявола. В средние века не только народное

воображение создавало образ простоватого и часто одура-

ченного дьявола, но и ученые-богословы, опасаясь мани-

хейства, не были склонны преувеличивать мощь царя пре-

исподней. Вера в колдовство преследовалась как пережи-

ток язычества. Еще Дионисий Ареопагит утверждал, что

"нет ничего в мире, что бы не было совершенно в своем

роде; ибо вся добра зело, говорит небесная истина (Бы-

тие 1:31)". И Августин, и Фома Аквинат исходили из

идеи небытия зла, из представления о зле как отсутствии

бытия добра. В такой системе сатана мог получить лишь

подчиненную роль косвенного (по контрасту) служителя

Высшего Блага. На более примитивном уровне, например у

писателя XII в. Вальтера Мала в сборнике "De nugis cu-

rialium", это воплощалось в рассказах о том, как на

диспуте в Парижском университете среди школяров, спо-

ривших о природе языческих богов, появился сам дьявол и

торжественно свидетельствовал в пользу бл. Августина

как очевидец, подкрепляя мнение, что языческие боги

суть бесы. В миракле о Теофиле Рютбефа (сюжет этот

пользовался широкой популярностью) сатана скорее сме-

шон, чем страшен:

он потратил усилия и деньги, но не получил души

грешника. Богородица отобрала у него скрепленную кровью

расписку Теофила и со словами: "Вот, Я намну тебе бо-

ка"2 - избила на глазах у зрителей.

Начиная с Данте образ сатаны становится все более

грозным, величественным и, что особенно важно, самосто-

ятельным по отношению к божественной воле.

Исследуя иконографию сатаны от первых изображений в

церкви Бауи (Египет, VI в.) до средних веков и барокко,

Жан Делюмо отмечает, что "раннее средневековье не дает

ужасающей иконографии дьявола... Напротив, XI и XII

вв., по крайней мере на Западе, становятся свидетелями

первого "взрыва дьяволизма" (Ж. Ле Гофф), что удостове-

ряется изображениями Сатаны с красными глазами, огнен-

ными крыльями и волосами в Сен-Северском Апокалипсисе,

дьяволом - пожирателем людей в Сен-Пьер-де-Шовиньи"3.

Между страхом перед мощью сатаны, ужасом загробных

мук (Фома Аквинский склонен был видеть в них метафоры)

и попытками победить силы ада с помощью костра и про-

цессов ведьм была прямая связь. В 1232 г. папа Григорий