("Строфы", х-XI)

Наша письменность, Томас! с моим, за поля

выходящим сказуемым! с хмурым твоим домоседством

подлежащего! Прочный чернильный союз,

кружева, вензеля,

помесь литеры римской с кириллицей: цели со средством

чтоб вложить пальцы в рот - эту рану Фомы -

и, нащупав язык, на манер серафима,

переправить глагол.

("Литовский ноктюрн: Томасу Венцлова")

Вся смысловая структура этой строфы построена на

многозначности графики, ее способности быть то репре-

зентацией языка, то оборачиваться вещественной предмет-

ностью: поля в этом ностальгическом стихотворении - это

и поля Литвы и России, и поля страницы, на которые за-

лезает строка (ср. далее игру всей гаммой значений сло-

ва "оттиск" - от типографского термина до "синяк на

скуле мирозданья от взгляда подростка"). Это сразу же

придает листу бумаги метафорический смысл родного

пространства. Через двузначность слова "язык" соединя-

ются реминисценции: апостол Фома (соименный адресату

стихотворения), вкладывающий персты в рану Христа, что-

бы установить истину, и шестикрылый серафим из пушкинс-

кого "Пророка", вырывающий "грешный язык", для того

чтобы пророк обрел глаголы истины. Венчающая строфу

краткая строка "переправить глагол" замыкает оба смыс-

ловых ряда.

В свете сказанного ясно, что графика составляет в

поэзии Бродского существенный элемент поэтики, который

заслуживает вполне самостоятельного рассмотрения.

Заполняемый лист - это тот мир, который творит поэт

и в котором он свободен. Поэт - трагическая смесь мира,

создаваемого на листе бумаги, и мира, вне этого листа

лежащего:

сильных чувств динозавра и кириллицы смесь.

("Строфы", XXI)

В мире по ту сторону поэзии смерть побеждает жизнь.

Но поэт - создатель текста, демиург шрифтов - побеждает

и ту, и другую. Поэтому образ его в поэзии Бродского не

только трагичен, но и героичен.

1990

 

Заметки. Рецензии. Выступления с кем же полемизировал Пнин в оде "Человек"?

Остро полемические стихи И. П. Пнина в его оде "Че-

ловек" давно привлекали внимание исследователей своим

боевым пафосом. Пнин писал:

Какой ум слабый, униженный

Тебе дать имя червя смел?

То раб несчастный, заключенный,

Который чувствий не имел:

В оковах тяжких пресмыкаясь

И с червем подлинно равняясь,

Давимый сильною рукой,

Сначала в горести признался,

Потом в сих мыслях век остался:

Что человек лишь червь земной .

В № 1 "Русской литературы" за 1963 г. на эту тему

появилась заметка М. Г. Альтшуллера, в которой с полным

основанием опровергалось традиционное отнесение этих

стихов к оде Г. Р. Державина "Бог". М. Альтшуллер выс-

казал гипотезу, что подлинным объектом полемики Пнина

была "Ода на гордость" Панкратия Сумарокова. Правда,

при этом возникла необходимость объяснить, каким обра-

зом шестнадцатилетний Пнин обратил внимание на стихи,

затерянные в провинциальном тобольском журнале "Иртыш,

превращающийся в Ипокрену". М. Альтшуллер высказал ост-

роумную догадку: познакомить Пнина с этими стихами мог

А. Радищев. Все эти соображения представляют большой

интерес. Однако для окончательного решения вопроса сле-

дует учитывать, что сведение спора к альтернативе "Дер-

жавин или П. Сумароков" сужает проблему. М. Альтшуллер

не учел, что образ "человек - червь" встречается не

только у этих двух поэтов; это был довольно обычный ли-

тературный мотив. Всякий читатель XVIII в. знал и его

источник. Это

Поэты-радищевцы. Л., 1979. С. 138.

 

Псалтырь, псалом 21 царя Давида, седьмой стих которого

в русском переводе гласит:

Я же червь, а не человек, поношение

у людей и презрение в народе.

Именно по этим стихам обучался грамоте Митрофан

Простаков, повторявший: "аз семь червь, а не человек".

Стихи эти были хорошо известны русскому читателю в

многочисленных переводах. Симеон Полоцкий писал:

Аз несмь человек, червь, поношение,

Есмь паче, людем уничижение...

Перевод А. Г. Крылова:

Но я есмь человек презренный

Иль паче, червь, к стыду людей...

Перевод А. Ф. Протопопова:

...Червь я, червь, презор народный...

Что касается биографических намеков, содержащихся в

оде Пнина, то если извлечь из них некую общую сюжетную

ситуацию, ее придется сформулировать так: "Эта мысль

(человек - червь) пришла на ум существу гонимому". В

таком виде она применима к слишком широкому кругу лиц,

чтобы стать основанием для каких-либо выводов. Вполне

применима она и к библейскому Давиду. Извлекать же из

стихов Пнина более конкретные биографические сведения

было бы неосторожно и противоречило бы поэтике XVIII в.

Можно ли подобным образом истолковывать стихи Ломоносо-

ва ("Преложение псалма 26"):

Меня оставил мой отец

И мать еще в младенстве...

Вместе с тем неверно было бы истолковывать это сти-

хотворение как "чистый перевод", поэтический герой ко-

торого не имеет отношения к личности и биографии Ломо-

носова. Следовательно, вряд ли возможно понимать в бук-

вальном смысле "оковы тяжкие" из оды Пнина.

Пнин полемизировал не с каким-либо одним поэтом XVI-