2 См.: Минц 3. Г. Блок и Достоевский // Достоевский

и его время. Л., 1971;

Соловьев Б. И. Блок и Достоевский // Достоевский и

русские писатели. М., 1971.

Блок делает попытку анализа структуры аудитории и на

этом анализе строит свою концепцию эстрадного выступле-

ния поэта как обоюдного акта. Поэт - посланец и вестник

- должен говорить на языке слушателя. Основываясь на

своем анализе публики. Блок признает выступления "любо-

го из новых поэтов" вредными. Он приводит лишь единс-

твенный, по его мнению, случай слияния чтеца и аудито-

рии, свидетелем которого он был: "...это - когда Н. А.

Морозов читал свои стихи - тоже плохие, конечно еще го-

раздо хуже плещеевских. Но, когда он читал их, я слы-

шал, что он хотел передать ими слушателям, видел по

приему и по лицам аудитории, что ему удалось это, - и

готов был сказать (как и теперь готов), что стихи Н. А.

Морозова не только можно, а, пожалуй, и нужно читать на

литературных вечерах" (5, 308).

В стремлении отделить себя от "интеллигентной публи-

ки" столыпинских лет Блок был слишком строг к литера-

турным концертам, составлявшим интересную страницу в

совсем еще не изученной истории поэтической аудитории а

России. Поэтические вечера 1900-1910-х гг., конечно, не

были лишены культурных издержек. Однако они стали ак-

тивной формой поэтического быта этой эпохи и наложили

свой отпечаток на историю русской поэзии. Интересно от-

метить, что обстановка поэтических чтений, являясь по-

рождением культуры XX в. с ее массовостью читательской

аудитории, динамизмом развития и тесной связью с об-

щественными настроениями, парадоксально вновь вызвала к

жизни ряд архаических черт функционирования текстов в

обществе. Мы уже говорили о непосредственном соедине-

нии, что вообще характерно для устного общения, поэта и

слушателей в пределах одного пространственно-временного

континуума, а также о том, что свойственная обстановке

устного общения непосредственность включала аудиторию в

активную атмосферу поэтического сотворчества, напомина-

ющую фольклорную ситуацию. Возникавшая атмосфера опре-

деленными чертами напоминала напряженность сектантских

собраний, создавая обстановку эзотерического общения в

архаических коллективах. Так, в словотворчестве Хлебни-

кова явно заметны отзвуки глоссолалий (ср. высказывание

Р. Якобсона: "Хлебников широко использовал русские за-

говоры"). Символистская поэтика, вводя энигматический

текст, воскрешала отношение: "загадывающий загадку -

отгадывающий ее". Слушатель должен был напрягаться,

стараясь проникнуть в тайный смысл "вещаний". Как сред-

невековый слушатель священного текста, он втягивался в

процесс толкования2. Поскольку он оказывался в "полном

соответствий мире" (5, 426), он привыкал искать в поэ-

тическом тексте значения во всем. Так вырабатывалось то

повышенное внимание ко всем элементам поэтического сло-

ва, та культура максимальной насыщенности значениями,

которая легла в основу поэтики XX в. Она перекликалась

с широким кругом предшествующих явлений в культуре

прошлого. Так же строилось отношение к тексту у изощ-

ренной аудитории эпохи барокко, в эзотерических сектах,

в магической фольклорной поэзии.

Якобсон Р. Новейшая русская поэзия: Набросок пер-

вый. Прага, 1921. С. 67.