Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Григорьев ИСТОРИЯ СОЦРАБОТЫ.doc
Скачиваний:
0
Добавлен:
01.05.2025
Размер:
2.63 Mб
Скачать

5.2. Основные тенденции в теории и практике призрения в XIX в.

На развитие практики социальной помощи различным категориям нуждающихся, зарождение теории социальной работы значительное влияние оказали идеи Великой Фран­цузской революции, из которых основополагающей стала мысль о том, что свобода - лучшая форма благотворитель­ности. Человек должен получить возможность сам зараба­тывать себе на жизнь. Период перехода от мануфактурного производства к фабричному, бурная капитализация евро-г/ейской промышленности предоставили ему такую воз­можность. Французская Конституция (1793) отмечала: «Целью общественного устройства является всеобщее счастье. Правительство создано для того, чтобы обеспе­чить людям пользование их естественными и вечными правами» [56, с. 393J.

Однако победа буржуазных революций не только не уп­разднила классовых противоречий, но даже обострила их, создала новые условия порабощения, обострила нищету и бесправие значительной части населения. Как это не еди­ножды бывало в истории мировой цивилизации, идеалы вновь вошли в существенное противоречие с практикой их осуществления. Особенно ярко это проявилось на ранних этапах развития капитализма, когда буржуа не гнушались никакими средствами для получения прибыли. Как в Аме­рике, так и в Европе широко практиковали торговлю аф­риканскими рабами. А британский парламент провозгла­сил снятие скальпов и натравливание на дикарей собак «средствами, кои сам Бог и сама природа дали ему в руки» [147, с. 342). В товар превратилось все: от чугунной болван­ки до науки и искусства, проявлений любви и ненависти.

Бедность, нищета, социальная несправедливость ста­новятся основными понятиями XIX в. и базовыми посту­латами различных теорий систем социальной помощи. Это-

239

му способствовали объективные социально-экономические причины, развитие общественных наук, в частности, фи­лософии. Например, мыслители Германии, рассматривая движение человека к совершенству как неизбежный закон социального развития, заложили фундамент философской антропологии как самостоятельной области философско­го знания. Современные исследователи считают, что фи­лософия этого периода может рассматриваться как свое­образный антропологический поворот, как «исток сдвига философской мысли к гуманистической проблематике» [17, с. 41]. Категория свободы становится особо значимой, так как она направляет волю к нравственному совершен­ствованию. Происходит некая переоценка ценностей: не теоретический, не познающий разум составляет глав­ную ценность человеческой природы и жизни, а волевой, практический разум или просто воля с ее внутренним нрав­ственным законом. В этом плане можно считать основопо­лагающей идею И. Канта (1724-1804) о том, что «субъект со всеми его способностями и формами познания должен быть продуктом собственной деятельности», т.е. он сам спо­собен найти решение своих личных проблем [174, ч. 2, с. 438]. В этом — новизна в понимании человека, его новое каче­ство в новых условиях. Эта идея нашла свое воплощение в современной теории социальной работы не только в Евро­пе, но и во всем мире. Кант мечтал о достижении «всеобще­го гражданского общества», так как только в таком обществе может быть достигн>та высшая цель природы: развитие всех ее задатков, заложенных в человечестве. Он был убежден в том, что только «общество, в котором максимальная сво­бода под внешними законами сочетается с непреодоли­мым принуждением - совершенно справедливое граждан­ское устройство», где будут разрешены все проблемы ну­ждающихся слоев населения [174, ч. 2, с. 438].

Г.Ф. Гегель (1770—1831) писал, что перед современ­ным человеком стоит трудная задача — постичь себя как свободное существо, приложить усилия к тому, чтобы сде­лать свою свободу разумной, уметь ограничить свои влече­ния. «Будь лицом и уважай других в качестве лиц» — так сфор­мулировал философ вечный принцип совмещении прав человека с правами других индивидов [53, с. 51]. Развивая его идеи, И.Ф. Гербарт (1776-1841) считал, что если ка-

240

кая-либо личность наносит ущерб другим или оказывает незаслуженную услугу, то это порождает нарушение гар­монии взаимоотношений и должно вызвать ответное дей­ствие. Выдающийся немецкий педагог А. Дистервег в серии выступлений в Гамбургском парламенте провозгласил ра­венство детей от рождения и необходимость следовать этой природной сущности. Идею о праве на образование от­стаивали такие крупные политики и педагоги Германии, как Вольф, Вандер, Гумбольдт, Гербарт, Фихте, Шлей-ермахер. Однако требования равного образования для всех не простирались дальше рамок начальной школы. Средняя школа рассматривалась многими педагогами как ступень, доступ к которой был обеспечен лишь детям имущих клас­сов и небольшому числу наиболее способных выходцев из низов [78, с. 32].

Наибольших успехов в развитии теории социальной помощи и поддержки, оказавших значительное влияние на решение конкретных проблем различных категорий ну­ждающихся, добились представители либерализма, или со­лидарности. Их основной постулат был связан с вопроса­ми ответственности и морального долга государства перед личностью, роли государства в деле помощи и отноше­ниями государственных институтов защиты с частной бла­готворительностью. «Однозначных подходов не существо­вало, - отмечает М.В. Фирсов. — Одни исследователи, Ле-руа-Болье, Тьер, Чалмерс, считали, что государство может только организовывать благотворительную деятель­ность, но не должно выступать в качестве защитника нуж­дающихся, так как чиновники, формализуя благотвори­тельность, лишают ее главного — человеколюбия, к тому же формальный подход несет в себе элементы злоупотреб­лений, что в данном случае недопустимо» [259, с. 39]. Го­сударственная позиция в деле социальной помощи, по мне­нию Моля, Барона, Луи Блана, должна быть социально активной и главенствовать. Улучшение жизни отдельного гражданина (прежде всего экономических условий его су­ществования) должны являться составной частью государ­ственной политики, что особенно актуально, когда «бед­ность и пауперизм становится вербовщиками армии пре­ступности» [61, с. 14].

В ходе дискуссий о соотношении роли государствен­ной и частной благотворительности появляются новые

241

идеологические построения в области социальной поли­тики государства, изучения личности нуждающегося, ме­тодологии помощи. Так, французский ученый д'Осонвиль, исследуя проблемы пауперизма, выделяет три типа соци­альных проблем, для решения которых необходимо вме­шательство государства: болезни, несчастный случай, ста­рость [65, с. 341]. Он считал, что необходимы целевые про­граммы и финансирование, реализуемые через местные органы самоуправления.

Все большее внимание уделяется научному изучению личности нуждающегося в тесной связи с практикой соци­альной помощи, в частности, преодолением нищенства. Лич­ность нуждающегося начинает рассматриваться в контек­сте социальной проблематики, неотрывно от форм помощи. Оформляется научное направление о социальной помощи, завоевавшее свою нишу в общественных науках. Автор прак­тического руководства по вопросам благотворительности Э. Мюнстенберг (1863—1916) выделяет ряд объективных социально-биологических факторов, которые могут иметь определяющее значение для решения проблем человека, находящегося в трудной жизненной ситуации: пол, воз­раст, семейное положение, состояние здоровья. Изучение различных комбинаций этих факторов могут помочь в оп­ределении субъектов и форм помощи. Однако поддержи­вать необходимо только тех, кто сам себе помочь не в со­стоянии. Среди форм помощи Э. Мюнстенберг выделяет временную и постоянную помощь; открытую и закрытую помощь (вне благотворительных учреждений или в учреж­дениях); помощь натурою; денежную помошь [179].

В контексте проблем социальной помощи изучаются и проблемы социальной патологии. В работах Ламброзо, Максима де Шампа, Карлиера, Ферреро и др. подверга­ются научному исследованию личности алкоголика, про­ститутки, преступника и др. людей, которым необходимо помочь выйти из трудной жизненной ситуации. Так, Ч. Лам­брозо и Д. Ферреро считали, что причиной женской про­ституции является нравственное помешательство. Оно усу­губляется отсутствием привязанности к родителям и близ­ким, в личности начинает преобладать не альтруистическое начало, а агрессивное, что в итоге приводит к другим фор­мам социальной патологии: воровству, алкоголизму, де­тоубийству, суициду [151, с. 15—16]. Это исследование впол-

242

не соответствовало позициям социально-биологического детерминизма, весьма популярного в XIX в., в т.ч. и в тео­ретических построениях о социальной помощи.

В XIX в. изменяются взгляды философов и социономов на проблему суицида. Так, А. Шопенгауэр (1788—1860), драматические события личной жизни которого (само­убийство отца, одиночество и условия, его окружающие) значительно повлияли на взгляды философа, утверждал, что «история каждой жизни — это история страданий, ибо жизненный путь каждого обыкновенно представляет собой сплошной ряд крупных и мелких невзгод» [299, с. 17]. Луч­шие страницы его «Мира как воли и представления» по­священы исследованиям о природе самоубийства, кото­рого он не отрицал из-за экзистенциальной вины человека. Она, усугубляясь, ведет к различным степеням самоотрица­ния человеческой самости вплоть до самой кардинальной. Последняя иллюстрируется примером гетевской Гретхен. С шопенгауэровской традицией связаны труды основате­лей теории экзистенциализма С. Кьеркегора (1813—1855), А. Камю, Ж.-П. Сартра и др., распространенной сегодня в социальной работе. «Да, я не господин своей судьбы, — писал С. Кьеркегор, — а лишь нить, вплетенная в общую ткань жизни! Но если я не могу ткать сам, то могу обрезать нить» [149, с. 40]. Некая «поглощенность» экзистенциализ­ма добровольным уходом из жизни, по мнению А. Камю, выразилась в «состоянии души, когда пустота становится красноречивой, когда рвется цепь каждодневных дейст­вий, и сердце впустую ищет утерянное звено» [122, с. 229]. Первым наиболее фундаментальным исследованием, где применялись непосредственно социологические методы, стала монография французского социолога и философа Э.Дюркгейма (1858—1917) «Самоубийство» (1897), став­шая классической. Соционом анализирует все патологиче­ские черты, присущие современному ему обществу. Он го­ворит об аномии, отсутствии или дезинтеграции норм, т.е. о понятии, которое станет преобладающим при ана­лизе самоубийств, обращает внимание на некоторые па­тологические феномены: экономический кризис, плохое приспособление трудящихся к условиям работы, необуз­данность требований индивида по отношению к коллек­тиву [90, с. 327]. Он же первый ввел в науку термин «суи­цидальное поведение». Э. Дюркгейм приходит к выводу,

243

что существует постоянный показатель самоубийств, при­сущий определенному обществу и утверждает, что рост самоубийств — это патология. Э. Дюркгейм определяет три основных вида самоубийств: эгоистические, анемические, являющиеся следствием неудач приспособления человека к изменениям в обществе, и альтруистические. Некоторые статистические закономерности распространения само­убийств установлены А. Кетле. Социономы ХГХ в. сопос­тавляют их с пьянством, экономическими и социально-политическими условиями, среди которых выделяют та­кие причины как нищета или чрезмерное богатство. анархия или политический гнет [229, с. 588].

В процессе формирования социальной работы как нау­ки и вида человеческой деятельности (профессии) начи­нают определяться конкретные требования к «социально­му помощнику» (социальному работнику) как к специа­листу. Одни исследователи считали, что непременным условием профессиональной компетенции «социального помощника» должно быть знание личности клиента и его окружающей среды. В процессе помощи он должен выпол­нять функции врача, духовного пастыря и государствен­ного чиновника. Другие утверждали, что «главным лицом во всяком благотворительном попечении о бедных являет­ся врач, специально назначенный для бедных, чтобы кон­тролировать действительную наличность и продолжитель­ность болезни» [214, с. 38].

В конце XIX в. дискутировался вопрос о том, необхо­димо ли профессиональная подготовка «социальному по­мощнику». В. Рошер, например считал, что «для того, что­бы быть хорошим попечителем, вовсе не требуется ника­кой, соответственной этому званию, предварительной подготовки» [214, с. 43]. Шли дискуссии даже по такому вопросу, как о возможности женщин принимать участие в благотворительной деятельности (?!). Материальная по­мощь нуждающемуся перестает считаться ее основным видом. На первый план выходят мероприятия, связанные с идеями самопомощи, воспитание, образование, а также социальное страхование. Вот что пишет по этому поводу В. Рошер: «Если бедному хотят оказать действительную по­мощь, то почти всегда его прежде всего необходимо вос­питать. Самым лучшим средством против бедности всегда было образование, которое равномерно совершенствует тело и душу, ум и сердце» [214, с. 44].

244

Особое место в развитии теории социальной работы принадлежит марксизму как учению и социальной прак­тике, идеи которого не только оказали значительное влия­ние на развитие социальной помощи нуждающимся во мно­гих странах мира в XIX в., но позднее, в XX в. нашли во­площение в так называемой «радикально-марксистской концепции» в теории социальной работы. Она характери­зуется острой критикой традиционных подходов к пони­манию ее сути, содержания, а также общей значимости. Исследования и деятельность К. Маркса (1818—1883) и его соратника Ф. Энгельса (1820—1895), несомненно, наложили свой отпечаток не только на развитие социальной работы в мире. Их идеи, трансформированные В.И. Ульяновым-Лениным (1870—1924) и И.В. Сталиным-Джугашвили (1878-1953), получили развитие на территории СССР, в Восточной Европе, во многих странах Азии и Африки. Есть все основания утверждать, что социально-философ­ские построения XIX в. для наших дней носят принципи­альный характер. Они легли в основу постановки перспек­тивных задач в конкретном решении проблем теории и прак­тики социальной работы.

В начале XIX в. доминировали практические вопросы облегчения участи социально-уязвимых и маргинальных слоев населения. Помощь бедным становится все более упо­рядоченной. Так, в Германии уже в 1794 г вышел Гене­ральный закон Пруссии, который обязывал местные вла­сти через полицию помогать бедным. Тогда же созданы ре­гиональные ассоциации для бедных, которые не имели права поселяться на постоянное место жительство, а проживать в специально устроенных властями региональных ассоциа­циях. В 1871 г, помощь бедным приобрела более четкие очер­тания. Однако они по-прежнему не имели права голоса на выборах, что подтверждало их дискриминацию. В 1847 г. введена единая система призрения бедных в Швеции.

Во многом развитию теории и практики социальной помощи способствовали успехи Эльберфельдской систе­мы, которая впервые была испытана в городе Эльберфельд (Германия) в 1852 г. Она основывалась на принципах де­централизации и индивидуализации призрения (местное самофинансирование; участие в оказании помощи значи­тельного числа социальных помощников; качественный Учет нуждающихся; надежное определение и оказание ин-

245

дивидуальной помощи; планомерность, своевременность мер и т. д.). Аналогичные системы помощи впоследствии были внедрены в Бремене, Мюнхене, Любеке и др. горо­дах. На рубеже XIX—XX вв. Эльберфельдская система ак­тивно внедрялась в Восточной Европе (в т. ч. в России) и давала неплохие результаты.

В 70-е гг. XIX в. изменения в социальной помощи кос­нулись и рабочего класса. В Германии канцлер О. Бисмарк вводит комплекс законов о социальном страховании: на слу­чай болезни (1881), в связи со старостью и инвалидно­стью (1883) и при несчастных случаях (1884). Действие за­конов распространялось лишь на часть рабочих, за счет которых и проводилось страхование. В 1896 г. принимается Гражданское уложение, которым вводилось повсеместное страхование рабочих. Примеру Германии последовали и дру­гие европейские страны. В 1908 г. по инициативе У Черчил­ля в Англии началось установление 8-го рабочего дня. Вско­ре появился закон о создании бирж труда, затем - закон о страховании по безработице, введены пенсии для пре­старелых, страхование по болезни, инвалидности и в свя­зи с увечьем на производстве [147, с. 362]. Проблема реше­ния вопросов социальной помощи и социального страхо­вания затронуло и частный бизнес. Уже с начала XIX в. фабриканты начали выплачивать пособия при несчастных случаях на производстве [279, т. 3, с. 173].

Капиталистический закон спроса и предложения тре­бовал привлечения дешевой рабочей силы. Наиболее для этого подходили женщины и дети. Масштабы и методы эксплуатации труда детей быстро нарастали по мере раз­вития промышленной революции. На предприятиях их ра­бочий день регламентировался администрацией и дости­гал 13-14 час. Техника безопасности практически отсутст­вовала, что становилось причиной увечья и гибели тысяч подростков. Особенно тяжело приходилось детям, нахо­дившимся в обучении у мастеров. Последние нанимали над­смотрщиков, которые следили за работой учеников, и по­лучали тем больше, чем больше продукции производил их подопечный. Подростков мучили крайне напряженной ра­ботой, морили голодом, били кнутом и даже сажали на цепь и пытали. Самоубийства среди учеников не были редко­стью. Был и другой выход - пополнить ряды преступни­ков. Характерно, что многие благотворительные общества

246

первоначально как бы не замечали подобных фактов. Пред­приниматели обращались в комитеты по призрению бед­ных с просьбой о присылке им обездоленных детей и те шли им навстречу, избавляясь тем самым от забот о вос­питании и содержании призреваемых.

Промышленная революция привела к значительному уве­личению числа детей-сирот. Так, в 1810—1840 гг. в Вене до половины всех младенцев были рождены вне брака. Внебрач­ные дети попадали либо в приюты, основанные с целью пре­дотвращения инфатицида, либо на «посемейное призрение» (обычно - в деревне). Большинство детей содержалось в вос­питательных домах бесплатно. Если мать ребенка, сданного в воспитательный дом, была здорова, то она была обязана находиться в распоряжении воспитательного дома как кор­милица [93, с. 153, 194]. При 15 — 18-часовом рабочем дне для работниц не находилось времени для воспитания сво­их детей. Часто грудные младенцы погибали от опия, ко­торый им давали как успокоительное средство, или алкого­ля (им смачивали детские соски, хлеб и т. п.). Нередкими были случаи инфатицида. Не лучше обстояли дела и в де­ревнях, где женщины были перегружены сезонными ра­ботами и заботой о доме. «Младенцев пеленали в длинные пеленки, что они не могли пошевелить ни руками, ни ногами. Крестьянские кормилицы спеленатых в «столбик» детей просто вешали на гвоздь, если им нужно было отлу­читься по своим делам. Пеленки менялись очень редко. Ре­зультаты известны из сообщений врачей: были распростра­нены воспалительные заболевания различных участков тела и инфекции» [93, с. 38]. Уходя на работу, матери оставляли младенцев в колыбелях, «около них — лишь немного фрук­тов или горбушка хлеба, может быть даже более или менее чистая тряпка для сосания» [300, с. 269]. Периоды повы­шенной производственной интенсивности в деревне совпа­дали с периодами повышенной младенческой смертности. В больших крестьянских семьях к детям относились фатали­стически, по принципу: «Бог дал, Бог взял». Само рождение ребенка при отсутствии в деревнях медицинских работни­ков «таило смертельную опасность для жизни матери, обо­стряло проблемы пропитания семьи, угрожало потерей ра­боты незамужней служанке, оно вызывало страх, беспо­койство и даже агрессию. Не случайно вина и наказание

247

играли большую роль в суевериях, сопровождавших бере­менность и роды» [93, с. 40].

Нелегко давался переход ко всеобщему обучению детей. Особенно плохо обстояли дела в деревне. «Школа до конца XIX в. оставалась совершенно чуждой принципам кресть­янского мира, будучи не связанной с непосредственным опытом формой обучения, — отмечает Р Зидер. — Она ос­тавалась и в дальнейшем малозначащим второстепенным делом. В целом действовало правило: детей только тогда отправляли в школу, когда было свободное от работы в хо­зяйстве время. Регулярное посещение школы обычно про­исходило только зимой, однако в альпийских регионах это­му препятствовали трудности зимнего времени» [93, с. 44]. Едва лишь дети начинали ходить, они должны были рабо­тать, а часы, проведенные в школе, давали единственную возможность отдохнуть. Профессиональное или среднее образование девочек в семьях рабочих, а тем более кре­стьян, не было принято, что соответствовало особенно­стям семейного бюджета, определявшего полам специфи­ческие роли в жизнеобеспечении семьи. Девочки должны были как можно раньше пополнять семейный бюджет, отдавая большую часть заработка.

Конечно же, такое положение детей не могло остаться без внимания государства и общественности. В 1842 г. в ре­зультате работы парламентской комиссии лорда Эшли был принят акт, запретивший ночную работу подростков и де­тей, ограничивший их дневной труд и впервые установив­ший правительственную фабричную инспекцию. В конце XIX в., после длительного сопротивления родителей-кре­стьян и родителей надомных рабочих, в большинстве стран Европы удалось ввести регулярное посещение школы сель­скими детьми, хотя законы об обязательном школьном обучении были приняты значительно раньше: в Пруссии -в 1717 г. и подтверждено во всеобщем Прусском Своде за­конов 1794 г.; в Австрии, где обязательное школьное обу­чение ввела Мария-Терезия, было закреплено Имперским законом о народных школах 1869 г [93, с. 44]. Улучшилось и медицинское обслуживание детей.

Изменяется система социальной помощи беспризор­ным детям. Во Франции в первой половине XIX в. были созданы специальные колонии для бедных и беспризор­ных детей, дома милосердия и благотворительные заведе-

248

ния для молодых преступниц, для несовершеннолетних, а также для «порочных и строптивых воспитанников дет­ских домов». Образцом стала исправительная колония для несовершеннолетних преступников в Меттрэ.

В середине XIX в. были созданы учреждении для бро­шенных или нищих детей, сиротские приюты, заведения для подмастерьев и «заводы-монастыри» для малолетних работниц, поступавших туда в тринадцатилетнем возрасте. Дети находились на полном содержании и получали пре­мии за усердие и хорошее поведение, которыми могли воспользоваться при выходе из монастыря. В Англии к се­редине XIX в. получили развитие рабочие школы для улич­ных детей, где преобладало обучение ремеслам. Существо­вало три основных типа школ: детей бедноты, детей-бро­дяг и малолетних преступников. Первые из них создавались при приходах. Дети бедноты содержались в них вместе с ро­дителями под надзором школьных комитетов.*

Религиозные группы и благотворительные организа­ции использовали различные формы социальной помощи нуждающимся: от духовных (обращение и наставление) до экономических (помощь, побуждение к труду) и поли­тических (борьба с народными волнениями). Приходские благотворительные общества, созданные на рубеже XVIII— XIX вв., обслуживали территории, которые подразделя­лась на участки (кварталы и кантоны). За каждым из них закреплялись один или несколько членов общества.

Постепенно восстанавливали свои позиции в образо­вании иезуиты. В августе 1814 г. Пий VII опубликовал буллу «Sollicitudo omnium». Согласно ей, иезуиты получали сво­боду действий во всех странах мира. Булла Климента XIV от 1773 г. теряла свою силу. Вскоре иезуиты стали открыто действовать в Англии, Ирландии, Франции, Швейцарии, США и др. государствах. В 1816 г. орден насчитывал 674 члена, в 1837-3067, в 1867-8584. Однако деятель­ность ордена среди некатоликов была столь вызываю-

* К началу 60-х гт.Х1Х в. имелось около 470 таких школ, где обуча-лось почти 35 тыс. детей. Для бродяг были учреждены особые рабочие школы (в основном при ночлежных приютах), где в 1851 г. обучалось более 22 тыс. детей. Третьей категорией благотворительных школ стали заведения для малолетних преступников («реформатории»). Наиболь­шую известность получил «реформаторий» в Редхилле, где содержалось более 250 чел. 1147. с. 368].

249

щей, что уже в 1820 г. иезуиты были изгнаны из России [157, с. 338—339]. Вместе с тем были попытки восстановить инквизицию: в 1816 г. в Равенне был приговорен к смерт­ной казни еретик. К началу 1815 г. по обвинению в ереси было уже привлечено 737 чел. Весь 1817 г. на торжествен­ном аутодафе сжигали произведения Руссо, Вольтера, Гольбаха, Гельвеция и Дидро. За их книгами была устрое­на настоящая охота. Впрочем, торжество инквизиции было недолгим, в новых условиях понадобились новые реалии, весьма далекие от костров и пыток. За 1811~ 1824 гг. Руссо вышел 13-ю изданиями, Вольтер — 12-ю [157, с. 344].

С развитием общественного призрения появляются ясли и детские сады, создаваемые прежде всего для бедных. Первые ясли возникли в середине 40-х гг XIX в. в Париже по инициативе Марбо. По его мнению, ясли должны были заменить ребенку мать и предохранить от вредных условий жизни среди нищеты. Уже в 1855 г. во Франции было 400 та­ких благотворительных заведений. Еще одним типом заве­дений подобного рода стали дневные приюты для обеспе­чения надзора за детьми, чьи родители работали. Один из первых таких приютов появился в 1780 г. в Штейнгале (Эльзас, Франция) по инициативе местного священника Оберлина. В комнате, нанятой им за свой счет, он соби­рал, в основном, девочек, оставленных родителями без присмотра. Старшие из них обучались вязанию и шитью. Вско­ре подобные заведения появились в Германии. Так, в 1802 г княгиня Паулина организовала приют в Липпе-Детмольде. Туда принимались дети не моложе года и не старше четы­рех лет, родители которых были заняты на сельскохозяй­ственных работах [147, с. 369-370].

В дальнейшем дневные приюты для детей получили название «детских садов». Их распространение в европей­ских странах стало возможным благодаря немецкому педа­гогу Ф. Фребелю (1782—1852). В работе «Воспитание чело­века» (1826) он обосновал необходимость создания дан­ного типа заведений для детей от 3 до 7 лет. Основная идея состояла в применении «образовательного» труда, кото­рый должен был подготовить детей рабочих к жизни в об­ществе в соответствии со своими индивидуальными спо­собностями, и соблюдении строжайшей дисциплины. Для реализации этой идеи Ф. Фребель открыл детские сады в Гамбурге, Готе, Дрездене, Лейпциге и др. городах. Во вто-

250

рой половине XIX в. детские сады появились во Франции, Великобритании, Бельгии, Нидерландах и США. В соот­ветствии с национальными особенностями той или иной страны методика Ф. Фребеля претерпела изменения. Так, детские сады в Бельгии действовали по принципу свобод­ного выбора занятий при максимальном ослаблении кон­троля и дисциплины, что предполагало развитие индиви­дуальных способностей ребенка. В филантропических шко­лах при домах призрения в Англии дети получали книги, одежду и пищу за счет общин. Эти школы из дневных при­ютов превратились в воспитательные заведения. С 7 до 11 лет дети обучались в начальной школе, что давало возмож­ность продолжить образование в дополнительных школах (механических и воскресных).

Активно развивалось призрение слепых детей. Еще в 1749 г. появилось сочинение Д. Дидро «Письмо о слепых в нази­дание зрячим», в котором утверждалось, что слепые спо­собны к обучению. Оно произвело сильное впечатление на Валентина Гаюи (1745—1822). В 1784 г. в Париже на свои средства и в своем собственном доме он открыл первую в Европе школу для слепых детей. Первоначально там обу­чалось 12 беспризорных мальчиков, подобранных В. Гаюи с парижских мостовых [222, с. 5]. При помощи разработан­ного им рельефно-линейного шрифта («унициала») мож­но было обучать слепых детей чтению и печатать книги для слепых. Он же сконструировал приборы для слепых и матрицы для изготовления рельефных наглядных посо­бий, глобусов и географических карт. В школе Гаюи много внимания уделялось игре на музыкальных инструментах (кла­весине, клавикордах, фортепиано) и хоровому пению. Он по­строил при школе типографию и напечатал в ней первые книги для слепых («Трактат о воспитании слепых детей», «Краткая французская грамматика», «Учебник по граммати­ке латинского языка» и др.). По этим книгам незрячие обуча­лись вплоть до изобретения более совершенного шрифта.

Постепенно инициатива В. Гаюи заинтересовала филан­тропов. С их помощью ему удалось открыть школу для 30 сле­пых детей, вскоре преобразованную в Парижский королев­ский институт слепых. Декретом Конвента (1791) он был назван Национальным. Все его 120 учеников стали полу­чать государственные стипендии. В 1800 г. по приказу Напо­леона (под предлогом экономии государственных средств)

251

Институт для слепых детей был закрыт. Его воспитанники переведены в богадельни [222, с. 6-10]. И.А. Цейне при участии В. Гаюи в 1806 г. открывает Прусский институт для слепых детей. В 1807 г. с помощью благотворителей В. Гаюи основал Институт для взрослых слепых в С.-Петербурге. Вскоре был восстановлен и Парижский институт для сле­пых детей. 13 ноября (день рождения В. Гаюи) по реше­нию Всемирной организации здравоохранения ежегодно отмечается как День слепых.

В первой половине XIX в. возникают новые методики обучения слепых чтению и письму. Наибольшую извест­ность получила методика Л. Брайля (1809—1852). Первая книга на шрифте Брайля («Краткая история Франции») была опубликована в 1837 г. Директор Парижского инсти­тута слепых Д. Арманд (1795— 1877) в 1852 г. ввел шрифт Брай­ля в широкий обиход и открыл типографию для печатания книг этим шрифтом. Слепые пользуются им и сегодня.

В Англии первый институт для слепых детей был осно­ван в 1791 г., в Швейцарии — в 1809 г., в Дании в — 1811 г., в Швеции — в 1817 г. К середине 80-х гг. XIX в. в Западной Европе насчитывалось более 120 заведений для слепых и слабовидящих детей (в Германии — 35, в Англии — 27, во Франции 16, в Бельгии и Австро-Венгрии — по 8, в Швеции, Норвегии и Испании — по 2) [222, с. 11]. Ши­рокую известность в Европе приобрел Дрезденский ин­ститут слепых, который обеспечивал каждого своего вы­пускника необходимыми инструментами, одеждой, обу­вью, бельем и осуществлял патронаж над слепыми после выхода из учебного заведения. Расходы покрывались из спе­циального благотворительного фонда, сбережений слепых, накопленных за*время обучения, единовременными посо­биями общин по месту жительства. Община гарантировала и сбыт изделий слепого. Институт решал и вопрос о том, кто будет посредником (наставником, советчиком) сле­пого. Когда денег на приобретения жилья не доставало, выдавалась ссуда из Фонда для выпускников Институ­та, созданного за счет частных пожертвований в 1843 г [222, с. 21—24]. В создании Фонда большую помощь оказала пресса. В 1854 г. в Германии был основан ежемесячный жур­нал немецких институтов слепых и глухонемых под редак­цией директора Фридбергского института глухонемых док-

252

тора Матиаса. В 1881 г. директором Дюренского института слепых доктором Мекером (1839—1898) основан журнал «Друг слепых».

Первые заведения для глухонемых детей созданы в на­чале 60-х гг. XVIII в. в Париже и Лейпциге. В Англии пер­вый институт-училище для глухонемых было создано в Эдинбурге в 1810 г. Томсоном Брайвудом, в США в 1817 г. в Храфурте. В последнем обучалось лишь 7 учени­ков [12, с. 24]. В последующем количество глухонемых уче­ников в «институте» редко превышало 20, что было обу­словлено реальными возможностями сурдопедагогики и ис­точниками социальной помощи глухонемым. К тому времени в Европе институты глухих представляли собой тип народной школы с удлиненным сроком обучения до 8—9 лет (в С.-Петербурге — до 10 лет). Что же касается необходимости привлекать пожертвования, то, например, в Англии существовал специальный закон, по которому училище для глухих принималось на бюджет государства только в том случае, если оно имело свои капиталы от по­жертвований отдельных лиц или благотворительных обществ.

Ряд европейских стран приняли законы об обязатель­ном обучении глухонемых. Такие законы были приняты в Англии (1893), Дании (1817), Швеции и Норвегии (1881), в большинстве других стран — в первые десятилетия XX в. Что касается Греции, Ирландии, Португалии и Испании, то там до настоящего времени не требуется обязательного посещения таких школ. В Европе школы для глухих не ста­ли в полной мере государственными учреждениями. Дота­ции от государства можно получить лишь при условии, если треть доходов обеспечивается частными лицами или благо­творительными организациями. В то же время, например, в Бельгии уже в конце XIX в. было установлено, что мест­ные, муниципальные организации вносили около поло­вины сумм, необходимых на содержание глухих детей, а ос­тальное финансировалось организациями тех муниципа­литетов, откуда родом глухие учащиеся. Все бельгийские заведения для глухих и слепых находились в ведении Ми­нистерства юстиции [12, с. 84]. По-прежнему оставалось острой проблема подготовки глухих к трудовой деятельно­сти. В первой четверти XIX в. в Европе получила распро­странение идея создания особых колоний для глухонемых

253

и слабослышащих. К середине 80-х гг XIX в. в Западной Европе имелось около 200 заведений для глухонемых (в Гер­мании — 75, во Франции — 53, в Англии — 30, в Австро-Венгрии - 16, в Швейцарии - 13) [12, с. 244-245]. Недос­татки в деле социальной помощи глухонемым вызывали обоснованное беспокойство деятелей благотворения, что отражалось на страницах периодической и специальной печати, на различных совещаниях и съездах, международ­ных форумах.

Изменение отношения к лицам с психофизическими осо­бенностями можно проследить на примере Швеции, где на их способности адаптироваться к социальной жизни стали смотреть более оптимистично. Многие начали ве­рить, что для людей с психофизическими особенностями развития есть возможность вести самостоятельную жизнь в обществе. Таких людей начинают рассматривать как от­дельную группу. В конце XIX в. были основаны «воспита­тельные дома для обучаемых детей с задержкой умствен­ного развития». Здесь их стремились обучать и воспитывать для того, чтобы они, став взрослыми, могли самостоя­тельно жить в обществе. Подобные учреждения обычно основывали частные лица или благотворительные органи­зации. Воспитание детей-инвалидов рассматривалось как богоугодное деяние. Новым в таком подходе было то, что эти люди верили: благодаря заботливому воспитанию (которое бывало весьма строгим) и особому обучению детей с за­держкой умственного развития можно «вылечить» [51, с. 45].

В первой половине XIX в. возникают благотворитель­ные заведения для умалишенных и умственно отсталых детей в Абендберге (Швейцария, 1841), где была создана первая школа для слабоумных, в 1842 г. открыто особое от­деление при Берлинском институте глухонемых [98, с. 71].

Со второй половины XIX в. в период интенсивного раз­вития капитализма и обострения причин, порождающих социальные аномалии, государство и общество вынужде­но было пересмотреть свое отношение к названным про­блемам, в том числе и к проблемам людей с аномалиями в психическом развитии, которые, например, в США и Анг­лии рассматривались как зловещая сила, угрожающая ос­новам нации [98, с. 72]. С конца XIX в. во всех европейских странах открываются приюты, убежища, колонии, клас-

254

сы, школы и другие типы учреждений для дефективных детей. Они содержались на средства благотворительных ор­ганизаций, муниципалитетов, родителей слабоумных и час­тично на государственные средства. В каждом государстве складываются свои традиционные формы помощи лицам с психическими аномалиями. Во Франции и Германии, например, даже в первой четверти XX в. практиковали по­мещение умственно отсталых детей (дебилов) после 16 лет в психиатрические лечебницы при отсутствии у них поме­шательства. В них дебилы находились на содержании госу­дарства [98, с. 72]. В Европе XIX в. дети с нарушением пси­хики, «слабоумные, кретины и идиоты» обычно призре­вались наряду с другими категориями душевнобольных стационарно и амбулаторно в заведениях больничного типа на государственные и муниципальные средства, общест­венные и частные пожертвования. Однако это были весьма незначительные средства, которых хватало лишь как-то поддержать жизнь призреваемых.

Методы лечения и условия содержания больных были самыми примитивными. Они мало чем отличались от суще­ствовавших в XVIII в. Правда, карцеры, цепи, кандалы, свя­зывание сыромятными ремнями и «капельная машина» для «буйных» постепенно отошли на второй план, но кнут, как одно из необходимых средств «лечения» и «приведения в сознание» больного, по-прежнему был в ходу. Еще три четверти века в медицине господствовала так называемая гидротерапия. Применяли внезапное погружение в холод­ную воду до первых признаков удушения; продолжитель­ность процедур равнялось времени, чтобы не слишком быстро произнести псалом Miserere. «Популярным» спосо­бом лечения был также struzbad: больной лежал в ванной, привязанный, а на голову ему выливали от 10 до 50 ведер холодной воды.*

Использовали и наркотики. Нелишне вспомнить, что 3. Фрейд, будучи молодым неврологом, некоторое время

* Х.С. Замский пишет: «В начале XIX в. для лечения душевных бо­лезней использовался рвотный винный камень, сладкая ртуть, белена, дружное натирание головы рвотным винным камнем, приложение пиявиц к заднему проходу, нарывные пластыри и другого рода оттяги­вающие лекарства. Теплые ванны предписывали зимой, а холодные ле­том. Часто прикладывали моксы к голове, обоим плечам и делали при­жги на руках» |98, с. 771.

255

употреблял кокаин в минуты депрессии. Но, когда один из его пациентов под воздействием наркотика впал в пси­хоз и подвергся кошмарным галлюцинациям, Фрейд стал решительным противником использования кокаина в пси­хиатрии. Укоренившиеся в XVIII—XIX вв. представления социального дарвинизма и евгеники, которые привели к изоляции и сегрегации инвалидов (сегрегация - поли­тика принудительного отделения какой-либо группы на­селения, в основном по расовому признаку, одна из форм дискриминации), к началу XX в. постепенно стали ниве­лироваться. В ряде стран был сделан важный вывод о том, что инвалиды не должны быть изолированы от общества, а напротив, должны жить рядом с другими людьми в тех же условиях, что и другие. Было решено, что инвалиды должны получать помощь от тех же органов, что и осталь­ные граждане. Основными целями социальной работы с детьми-инвалидами (в т. ч. и с нарушением психофи­зического развития) в ряде стран мира стали их норма­лизация и интеграция.

На рынке труда значительным спросом пользовались женщины. Им можно было платить примерно на 30—50 % меньше, чем мужчинам, хотя работали они почти наравне и были более покладисты. Женщины зачастую подверга­лись сексуальным домогательствам работодателей. Супруг же мало вмешивался в «женские дела», обычно рассчиты­вая на то, что он будет всегда сыт и чисто одет, сексуаль­но удовлетворен и эмоционально поддержан. По-прежне­му имели место традиции, согласно которым женщина должна была сохранять девственность до брака. Значитель­ных сил требовали заботы по дому, о детях и т. п. Заботы о больных и умирающих родственниках ложились прежде всего на женские плечи. Некоторые женщины славились своими знаниями и умениями по уходу за больными и при необходимости к ним посылали за помощью не только родственники, но соседи и знакомые [99, с. 141].

Количество детей в семье, забота о которых лежала на женщинах, было весьма значительным. Например, сред­няя семья промышленного рабочего Германии имела 4,67 детей. Показатель рождаемости был выше лишь у сель­скохозяйственных рабочих (6,05 ребенка на семью), тогда как, например, служащие и чиновники в среднем имели

256

около трех детей.* «Падение рождаемости в буржуазных семьях на протяжении XIX в. борьба за идеал женщины и так называемая сексуальная революция, — пишет Р Зи-дер, позволили современникам к 1900 г. говорить о кри­зисе буржуазной семьи» [99, с. 141 — 142].

Положение женщины в бедняцких семьях в деревне, в ко­торой патриархальный быт даже в конце XIX в. не претерпел существенных изменений, было не лучше, чем в городе. Каторжный труд на сезонных работах изменял саму фигу­ру женщины, делая ее «придавленной и раздавшейся и ес­ли хозяин-муж суров и не жалеет свою жену, выкидыш становится обычным явлением». Существовал, например, обычай, что лучшие куски мяса получали лишь мужчины, а женщины довольствовались кусками худшего качества. В Южной Франции была популярной пословица: «Недос­тоин быть мужчиной тот, кто не является господином своей жены» [302, с. 30—31, 164]. Высокая женская смертность, связанная с опасностями родов, низкий уровень средней продолжительности жизни делали постоянным явлением повторные браки крестьян.

Однако со временем положение женщин, особенно в городах, стало меняться к лучшему. «Виной» тому стало активизация в Западной Европе феминистского движения, создание по примеру США влиятельных женских органи­заций, о деятельности которых будет сказано ниже.

В XIX в. формы помощи пожилым и престарелым в де­ревне не претерпели существенных изменений. Община предоставляла им так называемый «стариковский выдел» — специально отведенный участок земли и маленький дом, невдалеке от их родственников, обычно на хуторах. Исто­рия возникновения стариковского выдела уходит своими корнями во времена раннего средневековья. Однако про­изошли и изменения. Несовершеннолетние дети стариков

* Политика государства и церкви, направленная против распро­странения противозачаточных средств, вела к большому числу абортов в беднейших слоях, что, в конечном итоге, подрывало здоровье жен­щин [290, с. 115]. От последствий подпольных попыток прервать бере­менность в Германии ежегодно умирало до 20 тыс. женщин и в четыре Раза больше от этого заболевало (298, с. 17]. Ни немецкие, ни австрий­ские социал-демократы не выступали решительно против штрафа за аборты и связанных с этим последствий. Многие функционеры предлагали вве­сти ограничение по медицинским показаниям к аборту.

9 Зак. 726

257

или внуки зачастую шли с ними на выдел, оставаясь впо­следствии хозяевами земли и имущества. В конце века в до­ходных сельскохозяйственных областях Дании и Швеции появляется обычай, согласно которому выделившиеся ста­рики продавали свой двор, клали вырученную сумму в банк и жили на проценты. В Западной Пруссии некоторые пожи­лые крестьяне покидали дворы и переселялись в ближайший город, где жили на ежегодную ренту, выплачиваемую их деть­ми [99, с. 63-64, 69-71]. В конце XIX в. выдвигались проекты введения пенсий крестьянам, реализованные в большинст­ве европейских стран только после мировой войны. Пен­сии по старости городским жителям в Англии стали вы­плачиваться с 1909 г., что способствовало большей неза­висимости стариков от своих родственников.

В начале XIX в. государство усиливает свое внимание к вопросам социальной помощи взрослым инвалидам, что было связано с последствиями многочисленных войн. Особую заботу об инвалидах проявил Наполеон: своих ве­теранов он поставил в почетное положение и в армии, и в обществе. После наполеоновских войн во Франции, а по ее примеру и в других европейских государствах, поя­вились особые инвалидные роты, т. е. команды, в которые назначались сделавшиеся неспособными к строевой служ­бе нижние чины. Эти роты были размещены по разным городам и служили, отчасти, местами призрения раненых, увечных, дряхлых и больных нижних чинов, а отчасти во­инскими частями, исполнявшими разнообразные обязан­ности внутренней службы. В некоторых странах Западной Европы они просуществовали до конца 80-х гг. XIX в. в России -до 1823 г. [258, с. 104].

XIX в. характеризуется бурным развитием обществен­ного движения, созданием значительного количества на­циональных и международных благотворительных организа­ций, которые начинают играть доминирующую роль в го­сударственно-общественной системе социальной помощи самым различным категориям нуждающихся, в частности, в создании лечебных организаций, которые могли бы ока­зывать медицинскую и иную помощь пострадавшим от во­енных действий и стихийных бедствий. Самой значитель­ной из таких организаций стал Красный Крест, В его осно­вании стоял швейцарский общественный деятель А.Ж. Дюнан (1828-1910). По его инициативе в 1863 г. вЖе-

258

неве была образована «Международная организация помо­щи раненым», переименованная в 1876 г. в «Международ­ный Комитет Красного Креста»* на основе решений Же­невской Конвенции «О защите жертв войны» (1864). А.Ж. Дю-нан в 1901 г совместно с французским экономистом и общественным деятелем Ф. Паси стал лауреатом Нобе­левской премии мира [26, с. 387]. Принципы, на которых действует МКК, принятые в 1864 г., остались неизмен­ными и сегодня: гуманность, беспристрастность, ней­тралитет, независимость, добровольный характер, един­ство, универсальность. Высшим органом МКК является Международная конференция Красного Креста, кото­рая собирается один раз в 4 года.

МКК разработал первую Международную Конвенцию, в которой, в частности, отмечено, что во время войны во­енно-медицинские учреждения и медицинский персонал, а также раненые воины пользуются правом неприкосно­венности и покровительства. Подписано в Женеве двена­дцатью европейскими государствами. МКК следит за вы­полнением Женевской Конвенции о защите жертв войны; рассматривает жалобы по поводу их нарушений, оказыва­ет помощь больным и раненым военнослужащим; дейст­вует в качестве нейтрального посредника между воюющи­ми странами; выносит решения о юридическом признании создаваемых национальных обществ Красного Креста.

Среди католических религиозных организаций, дейст­вующих в сфере международной помощи больным и ране­ным, наибольшую активность проявил Орден госпиталье­ров. Он был независим политически и финансово от како­го-либо государства и в то же время являлся христианской организацией, что особенно было приемлемо не только для католической Европы, но и для многих стран мира. В 1876 г. в Тантуре, который находится между Иерусали-

Название Международный Красный Крест (МКК) организация получила в J928 г. Тогда же был принят и Устав МКК. Организация имеет свой знак — равносторонний крест. В России в его центре нахо­дится изображение мадонны (сестры милосердия) с ребенком на руках (прообраз целительной иконы «Утоли мои печали»). Она присоедини-Лась к Женевской конвенции в 1867 г

Финансовые средства МКК складывались из добровольных взно­сов национальных обществ Красного Креста и правительств, подпи­савших Женевские конвенции, а также пожертвований частных лиц и организаций, дотаций правительства Швейцарии [168, с. 234J.

259

мом и Вифлеемом, Орден организует больницу. В 1893 г в ней прошли лечение 130 тыс. больных. Так, спустя почти 600 лет, Орден вновь вступает на Святую Землю и именно в той роли, к которой он был предназначен со дня своего создания [294, с. 8]. В сфере помощи умирающим приори­тет несомненно принадлежал ордену Св. Доминика. Заве­дения доминиканцев, построенные в XIX в. по англий­ской модели стационарной помощи, стали прообразом со­временного хосписа.

В XIX в. одной из самых маргинальных этнических групп продолжали оставаться евреи. В Германии и Австрии даже в начале XX в. существовали следующие ограничения прав евреев: I) запрещение приобретать в собственность не­движимость; 2) запрет на вступление в ремесленные сою­зы и цехи; 3) запрещение на содержание прислуги из хри­стиан; 4) различные ограничения в праве передвижения и оседлости; 5) ограничения в праве вступать в брак. Кроме того, евреи ограничивались в правах поступления на госу­дарственную службу, участии в выборах как на государст­венном, так и на местном уровнях и т. п. [64, т. 1, с. 408]. В Румынии 20-х гг. XX в. евреи, родившиеся в стране, не имели права на гражданство. Его получение было обстав­лено многочисленными запретами и в каждом отдельном случае требовалось издание специального закона [5, с. 62]. Законодательство многих западноевропейских стран вос­прещало евреям покупать землю, поступать на государст­венную службу, занимать офицерские должности в армии, служить в полиции, работать на железной дороге и в поч­товых учреждениях, ограничивал определенной нормой учебу в средних и высших учебных заведениях и т. п.

Появляются новые формы помощи нуждающимся. В За­падной Европе в начале XIX в., первоначально в Герма­нии, создаются ссудные кассы для предоставления нуж­дающимся беспроцентных ссуд под ответственность пору­чителя. Через некоторое весьма время такие кассы появляются в Австро-Венгрии, России, Франции, Анг­лии, США и др. странах. Еврейское население активно во­влекается в общегосударственные дела, а замкнутость ев­рейских общин уходит в прошлое. Благотворительность выходит за рамки синагоги и, не теряя с ней связь, стано­вится заботой центральных еврейских организаций соот­ветствующих государств. Возникает и развивается своеоб-

260

разная «еврейская система социального обеспечения и при­зрения нуждающихся». В нее входят приюты для инвалидов и престарелых, еврейские больницы, сиротские дома и де­шевые столовые, детские сады, ясли, учебные мастерские и классы, кружки оп изучению Талмуда, религиозные биб­лиотеки и т.п. По количеству благотворительных органи­заций национальной принадлежности иудеи были в числе лидеров. Существовали специальные благотворительные об­щества для помощи больным («бикур холим»). Они орга­низовывали посещение больных на дому, раздавали ле­карства, нанимали медицинский персонал. Были общест­ва, которые обеспечивали неимущих больных одеждой или другим видом помощи. В Западной Европе первое извест­ное нам медицинское учреждение для евреев на 15 коек было открыто в 1842 г. в Париже на средства барона Рот­шильда. Позднее Фонд им. баронессы Гирш создал значи­тельное количество благотворительных учреждений по все­му миру [172, с. 172].

«Комиссия по беднякам иудейских общин», основан­ная в 1833 г. в Германии, положила начало широко раз­ветвленной и неплохо организованной службы благотво­рительности. Социальная помощь нуждающимся иудеям все более централизовалась, не теряя, однако, форм индиви­дуального подхода. Количество благотворительных обществ на некоторых территориях компактного проживания евре­ев превышало их количество у коренного населения. В Гер­мании на 600 тыс. еврейского населения приходилось 3 тыс. благотворительных обществ [172, с. 171]. С наплывом им­мигрантов из Восточной Европы бурное развитие получи­ли благотворительные общества в Лондоне, которые воз­никли там еще в XVIII в.

Евреи постоянно уделяли неослабное внимание детям, их образованию и воспитанию. В иудаизме сирота обладал рядом преимуществ среди других категорий нуждающихся. Никто не имел права обидеть сироту или посмеяться над ним. Обычно сирот до достижения ими совершеннолетия содержала община, обучала их ремеслу и обеспечивала средствами для открытия собственного дела (девиц — при­даным). Существовало и посемейное призрение. Нуждаю­щимся еврейским детям помопи образовании в основном оказывали еврейские общины (ннутриобщинные братства), а впоследствии и различные благотворительные общества

26!

(Общество пособия бедным (больным) евреям и т. п.). Весь­ма приветствовалось предоставление средств частных лиц для организации и поддержки религиозных училищ и школ. При отсутствии других возможностей разрешалось ис­пользование цедаки на приобретение ценных книг. С раз­витием деятельности благотворительных обществ и за­ведений в XIX в. эта тенденция сохранялась. Имелись при­юты для беспризорных и сирот, а также наличие в общинах действующих на непостоянной основе «Временных коми­тетов». Они объединяли наиболее активных членов общи­ны на период подготовки и проведения праздников или на холодное время года, чтобы помочь неимущим евреям едой, одеждой, дровами или деньгами. После выполнения своих функций комитеты прекращали свое существование. В течение XIX в. их функции постепенно берут на себя дей­ствующие на постоянной основе еврейские благотвори­тельные учреждения.

Таким образом, в еврейской благотворительности, филантропии и меценатстве ко второй половине XIX в. несмотря на ряд препятствий и ограничений, был достиг­нут значительный прогресс. Она, не утратив свои основ­ные особенности и формы проявления, стала органиче­ской составной частью отечественной филантропии и ме­ценатства.

С развитием капиталистического производства посте­пенно изменяется отношение государства и западноевро­пейского общества к проявлениям социальной патологии. В XIX в. количество проявлений социальной патологии зна­чительно возросло. Распространению наркомании способ­ствовали некоторые антидепрессанты. Наиболее популяр­ным «антидепрессантом» был опиум и различные опиа­ты, которые продолжали применять в лечебных целях вплоть до 60-х гг. XX в. В XIX в., например, использовали такой наркотик, как каннабис, по сути, являющийся обык­новенной марихуаной, или коноплей. В те времена кокаин продавался в аптеках свободно, без рецепта, и прошел не один год, прежде чем были выяснены отрицательные сто­роны этого «лекарства» — сильная наркозависимость, и то, что употребление кокаина само по себе приводит к де­прессии, которая даже получила свое имя — «кокаиновая грусть». 3. Фрейд ввел понятие «преступники с чувством вины». Он имел в виду людей, которые желают, чтобы их

262

поймали и наказали, потому что они чувствуют себя ви­новатыми из-за своего влечения к разрушению. В Герма­нии Генрихом Дрессом, который искал форму анальгети­ка, заменяющую морфин и в то же время не формирую­щую привычку к нему, был выделен героин («heroisch»). Вскоре эпидемия употребления этого наркотика охватила ъсю Европу. Посредством нелегальной торговли героин пересек Тихий океан, проникнув в США, где стал нацио­нальным бедствием.

Как следствие ухудшения положения городских и сель­ских низов разрастались пьянство и алкоголизм. Пить и курить наряду с мужчинами стали женщины и дети. «Кофе, чай, алкоголь, - отмечает Р Зидер, — соответствовали уровню рабочей нагрузки: их потребляли тем больше, чем дольше приходилось работать по ночам. Есть сведения о переходе только на хлеб, и «огненную воду». В происходивших в пив­ных и дома попойках участвовали и жены шахтеров. Пили чаще 30-35-градусную водку. Даже младенцам часто давали спиртное как лекарственное и успокоительное средство. Множество лавок в шахтерских поселениях торговало преж­де всего спиртным» [93, с. 92—93, 168—169], в т. ч. «на книж­ку», т. е. в долг.

В борьбе с алкоголизмом все более возрастает роль об­щественности. В 1831 г. в Швеции были созданы первые общества (ложи) трезвости. К наиболее активным клери­кальным организациям, проводившим антиалкогольные мероприятия, относился Орден Креста Господня, ныне объединенный с Национальным Христианским Орденом, а также близкое к рабочему движению Общество трезво­сти Верданди. Первоначально в движение трезвости вхо­дили в основном женщины, страдавшие от любящих вы­пить расточительных мужей. Из движения трезвости вышли многие члены риксдага и министры, которые привнесли в по­литику свою мораль и порядочность [119, с. 98].

В условиях капиталистического предпринимательства бурно расцвела проституция. Она, как отражение капита­листических отношений, проникла даже в деревню, в среду надомных рабочих. С. Шинц отмечает, что бедная девушка, «выросшая у прялки или ткацкого станка, без каких-либо представлений о других работах по дому или земле, еже­дневно до глубокой ночи в компании озорников, а по окон­чании дел тратящая дневной заработок или часть его на ла-

263

комства или водку, радующаяся всякой похоти, ради ко­торой не гнушается любых паскудств, вроде воровства сырья или вещей из родительского дома» [99, с. 85]. «Про­ституция вовсе не являлась неизвестным злом, - отмечает М. Веттштайн-Адельт, для многих женшин и девушек при сохранявшейся безработице она оставалась последним способом обеспечить существование. Все-таки почти чет­верть берлинских проституток в 1875 г. вышла из семей рабочих» [303, с. 24]. В сферу проституции все больше втя­гиваются несовершеннолетние, чему, в частности, спо­собствовали плохие жилищные условия крестьян, пересе­лившихся в города. Их маленькие дети разных полов обыч­но спали вместе, рано приобщаясь к сексуальной жизни, а познав ее «прелести», начинали продавать себя как то­вар. В 1885 г. парламент Англии констатировал: «Не подле­жит сомнению, что число малолетних проституток возросло до ужасающих размеров во всей Англии, и в особенности в Лондоне... Большая часть этих несчастных жертв находится в возрасте от тринадцати до пятнадцати лет» [147, с. 348].

В XIX в. сохранялась и придворная проституция. При французском дворе была должность «королевы похабни­ков», которую порой выполняли женщины весьма знат­ного рода. Так, в 1835 г. на этой должности находилась не­кая Олив Сент. Она наблюдала за придворными женщина­ми вольного поведения. Король Франсуа I назначил ей за это 90 ливров годового дохода [210, с. 126].

В XIX в. проституция прогрессирует, она присутствует «повсюду и везде». Многочисленные отрасли производства работают на нее. Ни в одной отрасли розничной торговли не занято столько людей, как в проституции. И. Блох выде­ляет несколько причин распространения проституции: многие профессии потеряли свой прежний характер за­крепления за определенным географическим местом; пе­ремены, происходящие в сфере развлечений, которые уже не ограничивались семейным очагом, став массовыми удо­вольствиями; низкая оплата женского труда; резкий контраст между бедностью и богатством; безработица [20, с. 56].

В Западной Европе уже с конца XVIII в. принимаются государственные меры по ограничению и упорядочению проституции: регистрация проституток, врачебно-полицей-ский контроль, учреждение домов терпимости или осо­бых улиц, облавы на уличных проституток. В лромышлен-

264

ны/v ^~лтрах учреждались должности санитарных врачей, создается правительственное учреждение — Главное управ­ление по охране здоровья. По-прежнему в деле борьбы с по­ловой распущенность молодежи была весьма значительна роль церкви. Добрачные половые отношения противоре­чили шестой заповеди закона Моисея и христианского учения в целом. Родить «незаконнорожденного ребенка», т0 есть до свадьбы, считалось вплоть до 1810 г. преступле­нием. Наказание за внебрачные отношения было строгим: от штрафа и публичного признания своей вины, до смерт­ной казни в том случае, если партнеры уже имели семьи. И все же молодые пары шли на риск, их могли оштрафо­вать или, в худшем случае, заставить в воскресенье стоять на позорном месте в церкви. Позорное место молва назы­вала еще местом распутников [119, с. 234].

В XIX в. в Швеции появилось такое понятие, как «сток­гольмский брак» или, как его принято именовать сегодня, «гражданский брак», когда мужчина и женщина жили вме­сте, не будучи официально зарегистрированными. Для жен­щины это давало определенные преимущества: если она состояла в официальном браке, то была юридически не­полноправна и не имела прав распоряжаться своими до­ходами. Эта форма «преступного» сожительства со време­нем стала все более распространенной, и не только в За­падной Европе.

В борьбе против распространения проституции все боль­шее участие начинают принимать женские организации. В 1884 г. была создана первая крупная женская организа­ция Швеции - Союз Фредерики Бремер. Союз боролся против подчиненного положения женщин, экономически зависимых и сексуально эксплуатируемых [119, с. 234]. Самые первые женские организации стремились к тому, чтобы женщины стали равноправными и самостоятель­ными гражданами.

Несколько меняется отношение общества и официаль­ной церкви к суициду и суицидальным проявлениям. В XIX в., после составления полицейского протокола, при­ходской священник должен был тихо похоронить само­убийцу за оградой кладбища. Сообщения в печати об этих случаях не допускались. Развитие философии и поэзии внесло в этот процесс свои «изменения». В начале века в свя-

265

зи с распространением в Европе сентиментализма (преж­де всего, культа гетевского «Страданий юного Вертера») среди молодежи прокатилась волна самоубийств. Пытались покончить с собой и сам Гете (он ежедневно выпивал не ме­нее двух бутылок вина), и Наполеон, и многие другие вы­дающиеся деятели своего времени. Эта тема и сегодня рас­сматривается в истории, теории и практике социальной работы как культурно, социально и практически значи­мая. Она давала свои рецидивы не только в XIX в., но и в по­следующем.

Таким образом, в новых условиях, продиктованных XIX в. трудоспособные бедняки могли работать на пред­приятиях и самостоятельно распоряжаться своей рабочей силой; неизлечимо больные и безумцы направлялись в боль­ницы; дети — в приюты, благотворительные школы и ко­лонии; немощные старики - в богадельни; преступники -в тюрьмы. XIX в. стал во многом переломным и развитии теории и практики социальной помощи нуждающимся слоям населения в Западной Европе. Происходят измене­ния в отношениях между предпринимателями и наемны­ми рабочими, утверждаются новые приоритеты в соци­альной политике государства, активизируется обществен­ная, частная и конфессиональная благотворительность, проявляются новые научные подходы в вопросах профилак­тики и преодоления проявлений социальной патологии, воз­никают теоретические построения, которые составили ос­нову социальной работы как науки и профессии.

Контрольные вопросы и задания для самостоятельной работы

  1. Охарактеризуйте основные черты эпохи Просвещения. Ка­ковы основные теоретические построения этой эпохи и как они повлияли на практику социальной помощи нуждающимся?

  2. Какие этапы в реформировании системы призрения во Фран­ции можно выделить? В чем их основное содержание?

  3. Какие основные изменения произошли в практике помо­щи нуждающимся во второй половине XVIII в.? Назовите этапы реформирования системы изоляции.

  4. Какова роль медицины в профилактике эпидемий? Какое место отводилось больничным заведениям с конца XVIII в.?

266

  1. Каковы принципы пенитенциарной «социальной работы» того времени? Какие модели тюрьмы возникают на рубеже XVIII-XJX вв.?

  2. Какие изменения в социальной помоши детям и подрост­кам произошли в названный период?

  3. Назовите основные направления, формы и методы соци­альной помощи аномальным детям.

  4. Как развивалась социальная помошь душевнобольным?

  5. Какие новые научные изыскания появились в области ре­шения проблем социальной патологии?

  1. Как на практике решались вопросы преодоления нарко­мании, пьянства и алкоголизма, суицида?

  2. Покажите роль государства и общества в решении про­блемы половой распущенности и проституции.