Pareto_V._Kompendium_po_obschey_sotsiologii

путем насилия добиться лучшей участи. Среди них были также социальные изгои, которые поднимаются на поверхность при любой революции. Но тот факт, что таких людей, как Цезарь, также подозревали в том, что они заодно с заговорщиками, доказывает, что все же это были люди иного качества. Потерпев поражение от спекулянтов-политиканов, они жаждали открытой битвы, в которой надеялись победить главным образом благодаря силе, а не хитрости, твердости воли, а не гибкости ума.

1113. Насколько тверда была их воля и насколько велика была их сила, говорит тот факт, что, несмотря на обещанную сенатом личную неприкосновенность и выплату двухсот сестерциев тем, кто разоблачит заговор, никто из них не изменил. И еще лучше об этом говорит то, как именно они пали в битве при Пистое. Все они рвались только вперед, в бой, и большинство их навсегда остались лежать на месте сражения.

1114. Саллюстий отмечает (XXXIII. 1), что они подняли оружие не против отечества, но для защиты себя от ростовщиков, которые многих лишили отечества, чести и родового имения. По другую сторону стояли именно «спекулянты», т. е. люди из сословия всадников, которые защищали Цицерона, охраняли сенат и с оружием в руках угрожали Цезарю, мнимому сообщнику Катилины.

1115. В то время в Риме, как в наше время во всей Европе, возрастание богатств делало жизнь все более дорогой. Поэтому тот, кто желал довольствоваться отцовским наследством, вскоре оказывался в стесненном положении, впадал в долги, разорялся. Возвышались и нередко даже становились богатыми только те, кто добивались новых доходов через политику и спекуляцию. Более трусливые, чем античные римляне, в наше время побежденные отчасти смиряются. Более отважные и гордые, чем современные граждане, римские побежденные, прежде чем покориться, решили попытать счастья при помощи оружия, которое часто разрывает непрочные, хотя и искусно выполненные сети хитрости.

1116. Плутарх пишет: «К мятежу уже была готова вся Этрурия и многие области Предальпийской Галлии. Впрочем, на грани переворота находился и Рим — из-за огромного имущественного неравенства, которое там сформировалось (это обычная ошибка, повторяемая современными авторами, которые приписывают неравенству действие, обусловленное другими причинами. — В. П.). Самые знатные и высокие семьи разорялись, издержав все на театральные игры, пиры, постройки, и честолюбивые замыслы (они были неспособными к политической хитрости; способные к ней легко возмещали такие расходы за счет злоупотребления властью в провинциях, или обогащались, как Красс, посредством

спекуляций. — В. П.), и богатства стеклись в руки людей низкого происхождения и образа мыслей (к ловким политиканам, к людям, у которых сосредоточивались исключительно остатки комбинаций. — В. П.); так что любой смельчак легким толчком мог опрокинуть государство, уже разъеденное недугом изнутри»85. То есть тот, кто этой хитрости осмелился бы противопоставить силу, мог надеяться на победу. Она не досталась Катилине, но ненадолго пришла к Цезарю, и стала окончательной для Августа.

1117. Наполеон III утверждает: «Цицерон полагал, что он истребил целую партию; но он ошибался: он сделал только тщетным заговор и отделил великое дело от безумцев (для данного автора это было безумство «демократии» в борьбе с «олигархией». — В. П.), которые наносили ему бесчестье; противозаконная смерть заговорщиков искупила их вину»86. Так перед нами опять морализирующий роман. Ошибка Цицерона, как утверждает Наполеон III, заключалась в том, что он не стал придерживаться закона! Можно подумать, что его придерживались Цезарь и Август! Если нам непременно надо сказать об ошибке Цицерона, то это скорее глупая ошибка верящего, что красноречие, или, если угодно, разум и справедливость могут заменить силу.

1118. Заговор Катилины был только одной из многих попыток бунта, которые предшествовали заключительной катастрофе, то был один из случаев гражданских войн, которые свидетельствовали о конце Республики и отчасти являлись битвами между людьми, в которых преобладали остатки класса I, и в которых преобладали остатки класса II. Последние победили вместе с Августом, который, став императором, пытался, но тщетно, возродить религию, мораль и обычаи древних времен. И при поддержке военных в Римской империи установилась, хотя и ненадолго, стабильность.

1119. Победа, которая создала Империю, не была, впрочем, победой только силы, поскольку Цезарь и Август обильно добавили к ней хитрость, а Цезарь не испытывал недостатка в значительной поддержке со стороны плутократии. Заметим, что тогда, как и теперь, плутократия всегда склонялась к той стороне, которая, как ей представлялось, имела

85См.: Plutarco. Cicerone. X. [Плутарх. Демосфен и Цицерон // Плутарх. Сравнительные жизнеописания. В 3 т. Т. 3. СПб.: Издательский Дом «Кристалл», 2001. С. 227.]

86Napoleone III. Histoire de Jules César. P.,1864. Vol. 1. P. 339. [Наполеон III. История Юлия Цезаря / пер. с франц. М. М. Стасюлевича. В 2 т. СПб.: Издание книгопро- давца-топографа М. О. Вольфа, 1865–1866. Т. 1. 1865. С. 377.]

наибольшие шансы добиться успеха. Во Франции она льстила Наполеону III, осуществившему государственный переворот; затем, после 1870 г. избрала своим идолом Тьера; сегодня <в 1913 г.> она заискивает перед радикальными социалистами. Имелась бы выручка; вопрос о том, каким знаменем прикрыт товар, ее почти или вовсе не беспокоит. К концу Республики спекуляции, связанные с взиманием налогов, посредством которой эксплуатировали в провинциях, были самыми распространенными; но имелась и другая спекуляция, вполне современного типа, которая применялась в сфере экономического производства и смыкалась с политическими махинациями. Римская империя ослабила эту связь, и, к счастью для нее, основной стала экономическая спекуляция.

1120. Экономическая активность обеспечивала вхождение в высшие классы тех, кто обогащался. Так в правящий класс проникали индивиды из низов, привносившие инстинкт комбинаций; но их продвижение было медленным, и таким образом было время, чтобы этот инстинкт закрепился в сочетании с инстинктом сохранения агрегатов. Устройство империи складывалось из различных и отделенных друг от друга социальных классов, в которых люди находились по праву наследования, а также в ходе <межклассовой> циркуляции, поднимаясь в более высокий класс или опускаясь в более низкий. Но, кроме исключений, в основном вызванных особой императорской милостью, возвышение не было быстрым, оно проходило постепенно, на протяжении нескольких поколений. Пока разбогатевшие люди de facto и de jure проникали в высший класс, пока класс, который принимал в свои ряды новых состоятельных членов, принимал хотя бы небольшое, но реальное участие в управлении, а не был только почетным классом, Империя экономически процветала, несмотря на постепенный спад воинской доблести у господствующего класса. Максимум процветания был достигнут вначале, когда гражданский класс создавал богатства, а военный класс обеспечивал охрану внутреннего порядка и защиту от внешних врагов. Затем Империя стала клониться к упадку, поскольку на ее границах уже не было богатых народов, которых можно было эксплуатировать благодаря военной силе, и поскольку внутри нее происходило застывание экономических институтов. Процесс в организации Империи после короткого периода процветания сменился, как это обычно бывает, экономическим упадком. Производство было тогда значительным. В силу упомянутых ранее причин (см. § 1087) оно развивается и расширяется тогда, когда начинается кристаллизация общества вслед за периодом, когда общество пребывало в состоянии свободы. Затраты на поддержание внутренней стабильности и на защиту границ Империи были в этот период минимальными, во всяком случае, они были гораздо ниже средств, попусту

1123. История избрания Тацита показывает, что уже в те времена подобно эпидемии распространялась болезнь гуманизма, которая теперь вернулась и свирепствует в наших краях.

1124. Исходя из предвзятых этических идей, направленных против богатства, против роскоши, против «капитала», большинство авторов сосредоточивают внимание только на этих обстоятельствах римской истории. Между тем в вопросах социального равновесия гораздо существеннее изменения в чувствах (остатках), преобладающих в правящем классе.

1125. На начальном этапе существования Империи все-таки были признаки, свидетельствующие о циркуляции элит. Если таких признаков известно не так много, как нам хотелось бы, то причину этого следует искать в предубеждениях, что такие факты мало отвечали высокому предназначению истории; и поэтому только случайно до нас дошли свидетельства о них, как в случае с Руфом, о котором сообщает Тацит. Впрочем, признаков достаточно, чтобы составить представление об этом феномене. В этом Руфе уже обнаруживаются черты скрытой трусости новой элиты, о которой свидетельствуют и другие примеры. «О происхождении Курция Руфа, о котором некоторые передают, что он сын гладиатора, не стану утверждать ложного и стыжусь сказать правду. Достигнув зрелого возраста, он отправился в Африку вместе с квестором, которому досталась эта провинция; и вот, когда он как-то в полуденный час бродил в одиночестве по опустевшим портикам города Адрумета, ему предстало видение в образе женщины большего роста, нежели человеческий, и он услышал следующие слова: “В эту провинцию, Руф, ты вернешься проконсулом”. Окрыленный таким предсказанием, он по возвращении в Рим благодаря щедрой поддержке друзей и острому уму получил квестуру, а затем по избрании принцепса — и претуру, хотя его соперниками были знатные лица, причем Тиберий, набрасывая покров на его постыдное происхождение, заявил: “Руф, как мне кажется, родился от себя самого”. Дожив до глубокой старости, с высшими — отвратительно льстивый, с низшими — надменный, с равными — неуживчивый, он добился консульства, триумфальных отличий и, наконец, провинции Африки, прожив жизнь в соответствии с предсказанной ему судьбою»87.

1126. Петроний в сатире на нравы того времени вывел один вымышленный персонаж, который, несомненно, соответствовал действительности.

87Тацит. Анналы. XI. 21 // Тацит Корнелий. Анналы. Малые произведения. История / пер. с лат. М.: АСТ; Ладомир, 2001. С. 241–242.

Если мы отбросим порнографическую часть и уберем другие излишества, которыми он приправил свое произведение*, то получим тип, похожий на одного из современных экстравагантных миллиардеров. Посмотрите, как Трималхион добывает огромное состояние. Он загружает вином пять кораблей, чтобы отправить их в Рим. Они все потонули во время шторма, но он не теряет духа, снаряжает новые корабли, более крупные и надежные и с большей удачей. Он отправляет на них вино, свинину, бобы, благовония из Капуи, рабов. Так за один раз он зарабатывает десять миллионов сестерциев. Он продолжает торговать, все время с успехом, затем переходит к предоставлению ссуд вольноотпущенникам. Он намеревался отойти от дел, но его отговорил астролог. Разве не слышатся вам рассуждения одного из наших плутократов, когда Трималхион обращаясь к приглашенным гостям, восклицает: «Верьте мне: асс** у тебя есть, и цена тебе асс. Имеешь, еще иметь будешь. Так-то и ваш друг: был лягушкой, стал царем». Он любит рассуждать о философии и литературе, где его познания оказываются почти на том же уровне, как и у наших нуворишей, которые полагают, что, добыв деньги, они все знают. Трималхион на пиру хвастает перед гостями драгоценностями своей жены и хочет, чтобы они знали их точный вес; аналогично поступают многие современные новоиспеченные миллионеры.

1127. Но жена Трималхиона в экономическом отношении намного выше жен представителей нашей плутократии, которые, становясь богатыми или просто достаточно зажиточными, с пренебрежением отказываются заниматься домашними делами, окружают себя роскошью и поглощают состояния и сбережения мужей. Напротив, добрая Фортуната усердно занимается домашним хозяйством и после разорения мужа подарила ему свои драгоценности. В этом отношении она совершенно отличается от многих жен нашей плутократии, которые незамедлительно потребовали бы развода, если бы муж не мог больше обеспечивать им привычную жизнь в роскоши.

1128. Трималхион не единственный разбогатевший персонаж. Там есть также севир*** Габинна, он же скульптор и каменотес, который тоже дарит своей жене дорогие ювелирные украшения. Имеется стряпчий Филерон,

*См.: Петроний. Сатирикон / пер. с лат. Б. Ярхо. 76–77 // Ахилл Татий. Левкиппа и Клитофонт; Лонг. Дафнис и Хлоя; Петроний. Сатирикон; Апулей. Метаморфозы, или Золотой осел. М.: Библиотека всемирной литературы, 1961. С. 284–285.

**Мелкая римская монета.

***На севиров возлагалась организация культа императоров в италийских колониях Рима.

который поднялся из нищеты и достиг большого богатства. Немало вольноотпущенников, приятелей Трималхиона со времен его рабства, также разбогатели. Итак, торговля, как в случае Трималхиона, ремесло, как у Габинны, и знания, как у Филерона, производили новых богачей. Их высмеивают, но сам этот смех подтверждает их существование. Марциал воспевает сапожника, который устроил в Болонье представление с гладиаторами, а также сукновальщика, который организовал аналогичное зрелище в Модене*.

1129. Ювенал тоже бьет своей сатирой по новым богачам. Даже если он дал волю поэтической фантазии и вывел объекты сатиры в гротескной форме, то не может быть, чтобы его обличения совершенно расходились с тем, о чем каждый имел представление и мог наблюдать тогда в Риме. Он упоминает о своем брадобрее, который сделался богатым. Отдельный факт еще не может выступать в качестве истины, но типичный случай — да.

1130. Наплыв в Рим чужеземцев также хорошо подмечен Ювеналом. «Стало быть, пусть ожидают трибуны, и пусть побеждают/ Деньги: Не должен же нам уступать в священном почете/ Тот, кто недавно был в Рим приведен

сногой набеленной» (I. 110–111). О прибывших в Рим греках Ювенал говорит: «Все это можно и нам похвалить, но им только вера» (III. 92–93). И далее: «Римлянам места нет, где уже воцарился какой-то/ Иль Протоген, иль Дифил, иль Гермарх» (III, 119–120); «Здесь богача из рабов провожает сын благородных/ Тоже клиент…» (III. 130–131); «Перенесть не могу я, квириты,/ Греческий Рим! Пусть слой невелик осевших ахейцев,/ Но ведь давно уже Оронт сирийский стал Тибра притоком,/ Внес свой обычай, язык, самбуку с косыми струнами» (III. 60–66) (Он мог бы добавить: и религию. — В. П.). Несомненно, сильно преувеличиваются безобразия, но все же есть своя доля истины в том, что он сообщает о местах для всадников в театре: «“Уходи, — говорят, — коли стыд есть,/ Кресла очисти для всадников, раз у тебя не хватает/ Ценза”. Пусть уж в театре сидят хоть сводников дети,/ Что рождены где-нибудь в непотребном доме; пускай там/ Хлопает модного сын глашатая вместе с юнцами,/ Коих учил борец или вождь гладиаторской школы» (III. 153–158).

* Имеются в виду две эпиграммы Марциала: «Ты гладиаторский бой, царек сапожников, Кердон,/ Ставишь, и грабит кинжал шила доход у тебя./ Пьян ты: тебе никогда не пришло бы в голову трезвым/ Собственной кожей своей, Кердон, за игры платить./ Прямо из кожи ты лез, но себе на носу заруби ты,/ Кердон, что шкурой своей надо тебе дорожить» (III. 16).

«Кердон-сапожник давал в изящной Болонии игры,/ В Мутине дал сукновал. Где же трактирщик их даст?» (III. 59). См.: Марциал Марк Валерий. Эпиграммы / пер.

слат. Ф. Петровского. Харьков: Фолио; М.: АСТ, 2000. С. 78, 89.

Должно было быть немало выскочек в обществе, чтобы оно не воспринимало как глупую и нелепую ту сатиру, в которой говорится: «Родину брошу…/ Пускай останутся все те, кто черное делают белым,/ Те, что на откуп берут и храмы, и реки, и гавань,/ Чистят клоаки, тела мертвецов на костер выставляют,/ Или продажных рабов ведут под копье господина./ Эти-то вот трубачи, завсегдатаи бывшие разных/ Мелких арен, в городах известные всем как горланы, —/ Зрелище сами дают и по знаку условному черни,/ Ей угождая, любого убьют, а с игр возвратившись,/ Уличный нужник на откуп берут; скупили бы все уж!/ Именно этих людей Судьба ради шутки возводит/ С самых низов к делам большим и даже почетным» (III. 20–39)*.

1131. Императоры своей милостью из ничего возвышали отдельных вольноотпущенников, удостаивали их высочайших почестей и оказывали им особое покровительство; Клавдий правил с их участием. Но число таких людей всегда было довольно ограниченным, и в основном они добивались высокого положения благодаря собственным заслугам в имперском и частном управлении. Сенека рассуждает о богатстве вольноотпущенников, а Тацит отмечает, что они заполняли правящий класс, несмотря на сопротивление наивных граждан. При Нероне в сенате заходила речь об уловках вольноотпущенников, «которые держали себя на равных с хозяевами»; сенаторы требовали поставить их на место. «Напротив, был дан ответ: “Подлежат каре лишь немногие провинившиеся и не подобает урезать в правах остальных; ведь людей этого звания множество. Из них в большинстве состоят трибы, декурии, из них набираются служащие у магистратов и жрецов, наконец, юродские когорты: и немало всадников, немало сенаторов ведет свою родословную не от кого другого, как от них; если обособить вольноотпущенников, станет очевидной малочисленность свободнорожденных…”». И Нерон вновь пишет в сенат: «Рассматривать дела обвиняемых своими патронами вольноотпущенников всякий раз по отдельности и не выносить общего постановления»88. Нерон поддерживал и защищал новых людей, а Светоний показал, что ему хотелось бы править только с их участием89.

1132. Одновременно, война и обеднение истощали патрициат. Дион Кассий отмечает, что Август, чтобы восполнить урон, был вынужден создавать

*См. соответственно: Ювенал. Сатиры / пер. Д. С. Недовича и Ф. А. Петровского. М.; Л: Academia, 1937. С. 4, 16, 17, 15, 17, 14.

88Тацит. Анналы. XIII. 27 // Там же. С. 305.

89Svetonio. Nero. 37. [Светоний Гай Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей / пер. с лат. М. Л. Гаспарова. Кн. 6 «Нерон». М.: Правда, 1991. С. 215.]

новых патрициев взамен многих погибших в гражданских войнах90. Тацит также упоминает о появлении массы новых людей, которые из муниципий, из колоний и из провинций проникали в сенат91. Он рассказывает также, что Клавдий, несмотря на отвращение и протесты сенаторов, ввел в состав сената галлов92. И Веспасиану вновь пришлось восстанавливать сословие сенаторов и по численности и по качеству93.

1133. Циркуляция, следовательно, просматривается совершенно явно; она происходила не только в Риме между низшим и высшим классом. Рабы прибывали в Рим из всех земель Империи и даже из стран, располагавшихся по ее границам. Те, в ком в большом количестве имелись остатки класса I, прежде всего греки и выходцы с востока, легко обретали свободу. Их потомки, опять же за счет превалирования остатков класса I, обогащались, поднимались по социальной иерархии, становились всадниками и сенаторами. Так вымывалась латинская и италийская кровь из правящего класса, а новый состав его в силу многих причин, не последней среди которых было, пожалуй, прежнее сервильное положение и азиатская трусость, был все менее склонен применять оружие.

1134. К этому его подталкивали сами императоры, которые опасались сильного правящего класса. Уже Дион Кассий94 высказывает такую мысль в речи, возможно вымышленной, вложенной в уста Мецената в его советах Августу о форме правления. Последующие императоры внимательно заботились об этом, пока в конце концов Галлиен не дошел до запрета сенаторам посещать армейские лагеря. Но уже <Александр> Север покончил с обычаем брать преторианцев из Италии, Испании, Македонии и скандинавских стран, и набирал их из остальных частей Империи, даже самых варварских.

Развитие можно приблизительно представить таким образом: при Республике воинская служба — это реальная обязанность элиты; в начальный период Империи — это ее формальная обязанность, но реальная

90Dionis Cassii Cocceiani. Historiarum Romanum quae supersunt / Ed. U. Ph. Boissevain. V. 1–5. Bertolini, 1895–1931. P. 693 (LII. 42). [Русский текст фрагмента в пер. Е. В. Федоровой (Кн. LII. 41–43) см. в: Черноусов Е. А. Очерки по истории рим-

ской империи 180–235 гг. Подготовка смуты III века. Харьков, 1911. С. I–XXVIII.]

91Тацит. Анналы. III. 55 // Там же. С. 134.

92Там же. XI. 23. С. 243.

93Svetonio. Vespassianus. 9. [Светоний Гай Транквилл. Кн. 8 «Божественный Веспасиан» // Указ. соч. С. 262.]

94Dionis Cassii. Op. cit. P. 670–692 (LII. 14–40).

воинская служба не возбранялась; далее последовало полное удаление элиты из армии.

1135. Плиний Младший дает нам пример военной службы молодых всадников в переходный период — он проходил ее в бухгалтерии. При этом он хвалит Траяна за установленный порядок действительной воинской службы. Клавдий «ввел условную службу, названную “неуставной” <сверхштатной>, которую можно было отслуживать заочно и только по имени»95.

1136. Август запретил сенаторам выезжать из Италии без его разрешения, исключение было сделано в отношении Сицилии и Нарбонской Галлии «по той причине, что народы были там безоружными и мирными»96. Позднее сенаторам было запрещено появляться в Египте, и, чтобы их от этого удерживать, вводилась также религиозная санкция. При Александре Севере, согласно Боргези, и при Аврелиане, согласно Куну, управление в провинциях было разделено на две части, т. е. имелись praeses* для гражданской администрации и dux** для военной администрации.

1137. Непрестанно усиливающееся разделение функций между военным и гражданским классами делало последний класс все менее боеспособным, не готовым к самозащите с оружием в руках. Когда Сеттимий Север пересек Италию вместе со своими легионами, города были охвачены террором, «ведь люди в Италии давно отвыкнув от оружия и войн, занимались земледелием и жили среди полного мира»97. Таким образом, здесь мы имеем признаки ослабления или вообще отсутствия сопротивления последующим нашествиям варваров.

1138. И все же во времена Галлиена серьезная и грозная опасность вторжения варваров на миг, похоже, оживила мужество в населении. «Император Галлиен, пребывавший по другую сторону Альп, готовился к войне с германцами. Римский сенат, ввиду крайней опасности, вооружил всех военных, которые имелись в городе, и раздал оружие самым сильным мужчинам среди гражданского населения. Так он собрал значительно более крупные силы, чем в войске варваров, которые из опасения оказаться

95Светоний Гай Транквилл. Кн. 5 «Божественный Клавдий» // Указ. соч. С. 184.

96Dione Cassio. Op. cit. P. 694 (LII. 42).

* Наместник в провинции (лат.). ** Военачальник (лат.).

97Erodiano. II. 11. [Геродиан. История императорской власти после Марка / пер. с лат. А. И. Доватура; отв. ред. Л. П. Маринович. М.: РОССПЭН, 1986. С. 43.]