Прекрасное и совершенное

Когда пылкий юноша или юная девушка обращают внимание на внешний свой вид, то вряд ли кто-либо из них откажется придать своим природным достоинствам, гармонической стройности тела, гибкости талии дополнительную прелесть, изысканную форму, изящество, выгодно отличающие их от сверстников. Недаром, Стендаль говорил: красота – это обещание счастья. Красота, к которой мы все изначально стремимся, впитывая стремление к ней, казалось, с молоком матери, эта самая красота – форма культурная, искусственная. Мы учимся постигать красоту и создавать ее по мере сил и способностей. Природа создает гармонию, проявление которой мы и называем красотой. А затем, соревнуясь между собой в копировании природных гармоний, социальных и культурных форм, мы создаем и прекрасное, т.е. самое красивое, превосходное. Если бы природа создавала красивое, то создавала бы наряду с ним и безобразное, некрасивое. Но это неверно. Такого нет. Природе присущи хаос и порядок, дисгармония и гармония. Но нельзя сказать, что хаос это и есть безобразное, а порядок есть красота. Человек создает культурные формы (ценности, нормы) прекрасного и безобразного, возвышенного или низменного, комического или трагического, ориентируясь на идеалы, совершенные образцы, которые, впрочем, сам же и создал в своем воображении. В искусстве он стремится к совершенству. Совершенным может быть не только красивое, но и безобразное! Природа же предоставляет каждой своей форме, особенно живой, пройти высшую точку своей эволюции. Эта кульминационная точка естественного развития живых форм воспринимается нами, исследуется и переносится в сферу культуры, в искусство в виде совершенной формы, шедевра. И не важно как оценивается нами природный шедевр – как прекрасный или безобразный – для нас это шаг к идеалу. Поэтому может существовать идеал безобразного, или идеал прекрасного (безобразный крокодил совершенен, прекрасный лебедь также совершенен), но не может быть красивым сам идеал, поскольку идеал создается вне сферы искусства или морали. Идеализация – способность нашего сознания (например, число – это количественный идеал).

Мы стремимся к красоте и совершенству, потому что, с одной стороны, это заложено в нас природой (в виде гармонии и пика нашего естественного развития). Мы стремимся к красоте и совершенству, потому что, с другой стороны, это заложено в нашей культуре в виде норм и традиций, форм конкуренции и борьбы за какие-то блага и ценности.

***

Античная философия о природе и сущности человека

«Познай самого себя, и ты познаешь тайну всех вещей»

На фоне исследования Космоса и природы древние греки стремились понять человека. Они считали, что человек как часть космоса, как некий микрокосм в своих проявлениях подчинен высшему началу, судьбе, необходимости. Смирение перед судьбой, готовность с достоинством принять ее удары – особенность героя античной трагедии. Человека как гражданина рассматривает Платон, подчеркивая такие его качества, как героическая доблесть, гражданское служение обществу. Аристотель, продолжая мысль своего учителя, заостряет внимание на политических аспектах в деятельности человека. Софисты призывали изучать самого человека, его субъективные возможности, чтобы активнее воздействовать на человека с целью его перевоспитания. “Человек есть мера всех вещей” – таков главный принцип софистов.

С софистов и начнем наш экскурс в историю философии на предмет познания человека и общества. В 5 веке до н.э. во многих городах Греции на смену политической власти аристократии приходит власть рабовладельческой демократии. Начинают формироваться выборные органы самоуправления, как-то народное собрание, суд и т.п. Это в свою очередь требовало специальной подготовки граждан в области политического и судебного красноречия, умеющих спорить, убеждать и доказывать, свободно ориентироваться в различных проблемах общественной жизни. Подготовка к государственной деятельности требовала образования, и такое образование стали давать софисты (софист – мудрец, софия – мудрость). Причем, речь идет не о подготовке чиновников, а именно о подготовке государственных деятелей. Софисты начинают обучать риторике (искусство красноречия), эристике (искусство ведения спора) и логике. Обучая, софисты не могли обойтись без философии, ибо те или иные свои выводы они обязательно обосновывали теми или иными философскими положениями. По сути дела софисты и сами являлись оригинальными философами.

Мы уже упоминали такие имена как Фалес, Анаксимен, Анаксимандр, Демокрит, Гераклит, Парменид, но существовали и другие философы, которые создавали свои системы. Среди этих систем были очень схожие в чем-то, а были и прямо противоположные. Одни отдавали приоритет чувственному, другие – мышлению в деле постижения истины. Следовательно, с необходимостью вставал вопрос, – а возможно ли истинное знание? Софисты подмечают, что об одном и том же предмете возможно как минимум два противоположных высказывания, утверждения. Отсюда очень простой вывод, и софисты его делают – истина относительна. Она зависит от места, времени, условий, обстоятельств, а самое главное от человека, т.е. по сути, истина у каждого своя. И Протагор делает вывод: "Человек – мера всех вещей, существующих, что они существуют, не существующих, что они не существуют".

Софисты разделили законы природы и законы общественные, то есть, развели то, что существует по природе и что существует по установлению, по мнению. Многое здесь сделал Антифонт.

Он полагал, что источник многих бед человека коренится в антагонизме общественных и природных законов. Законы общества заставляют человека очень часто поступать вопреки природе. В силу этого возникает раздвоенность, "двуличность" человека, что отнюдь не способствует его душевному равновесию. Отсюда возникает требование жить сообразно с природой, по природе, ибо законы природы отменены и упразднены быть не могут. Относительно же законов общества, которые существуют по мнению, т.е. установлены людьми, утверждается, что людьми же они могут быть отменены или изменены.

Как нельзя приступить к лечению глаза,

не думая о голове, или лечить голову,

не думая о всем организме, так же нельзя

лечить тело, не леча душу

(Сократ)

Особое место в греческой философии занимает афинский философ Сократ (469-399 гг. до н.э.), оказавший огромное влияние не только на античную философию, но и на всю последующую. Именно Сократ считается основателем этики, развитие которой затем продолжили гедонистическая и эпикурейская школы. Что есть мужество, добродетель, упорство, благоразумие, справедливость? Философ был убежден, что нравственные ценности должны быть одинаковы для всех людей. И если для софистов мера вещей – индивидуальный человек, то для Сократа человек – это родовое существо. Общепринятые нормы человеческих поступков существуют, ибо существует общезначимое знание. И человеку нужно помочь прийти к нему самому, тогда все люди будут вести себя одинаково. Знание добродетели с точки зрения Сократа, заложено внутри человека и его выявление ведет к всеобщему счастью. Метод, который приведет человека к истине, есть диалектика, включая иронию и майевтику (т.е. способ рождения мысли, родового понятия, духовное повивальное искусство). Ирония и диалектика могут помочь “родить плод добродетели”. Сначала надо разрушить заблуждения (ирония), затем диалектически вывести правильное знание.

Смертный, скользи по жизни,

но не напирай на нее

(Эпикур)

Продолжили развитие сократовской этики в античной философии школы киников, киренаиков, мегарцев и др. Образ мыслей и действий киников базируется на трех основных понятиях или принципах их философии: аскезис и аутаркейа. Аскесиз киников весьма далек от христианского аскетизма (истязание и умерщвление плоти). Аскезис киников – это максимальное опрощение, максимальное ограничение потребностей, это отказ от всяких искусственных, надуманных желаний. Киники презирают богатство, ибо богатство, по их мнению, аморально, а бедность добродетельна. Богатство, утверждают они, есть источник тирании. В рамках проводимой ими переоценки всех ценностей благородными людьми теперь объявляются те, кто почитает бедность, безвестность и труд. Бедность почитается ими еще и потому, что именно бедность, по их мнению, пролагает путь к философии, ибо то, в чем пытается убедить философия на словах, бедность вынуждает осуществлять на деле.

Аутаркейа (автаркия) – это независимость, самодостаточность и как следствие из нее – свобода. Свобода и есть цель, к которой стремится киник. Автаркия предполагает полную независимость киника от семьи, государства, общества, а отсюда и космополитизм (киник – гражданин мира). Киники сознательно проповедуют идиотизм, т.е. жизнь частного человека, не участвующего в общественных делах, отказ от всяких общественных должностей и т.п. Истинный философ всегда довольствуется тем, что есть.

С точки зрения эпикурейцев основной принцип человеческого бытия – удовольствие, но понимаемое не в обыденном смысле. Речь идет о спокойном, благородном, уравновешенном удовольствии.

Но поскольку желания человека безграничны, а средства удовлетворения их ограничены, то человек должен ограничить себя лишь теми потребностями, неудовлетворение которых ведет к страданию. От остальных желаний следует отказаться, в этом и состоит мудрость и благоразумие. Через устранение телесных страданий и душевных волнений, тревог человек приходит к здоровью тела и безмятежности души, что и составляет цель и смысл жизни.

Умного судьба ведет, а глупого – тащит

Подобно эпикурейцам, стоицизм как философское течение подчеркивал нравственную практическую направленность философии, видя ее задачу в том, чтобы научить человека добродетельной жизни:

жить в согласии с природой, с космическим порядком, в соответствии с разумом. Человек не может изменить свою судьбу, поэтому он должен ей следовать.

При этом человек обязан сохранять спокойствие духа, безучастное терпение, ибо счастье человека состоит в том, “чтобы он не желал никакого счастья”. Стоический идеал человека, готового подчиниться своей судьбе, принять любые страдания в дальнейшем будет принят в христианстве.

Вторая навигация – путь избранных

в область умопостигаемого.

Платон (427-347 до н.э.)создаёт первый в истории западной культуры всеобъемлющийфилософский синтез.

Самое важное в платоновской «идее» то, что она есть мыслимое единство в чувственном многообразии. Она есть то, что «видит» (мыслит) ум при помощи чувств. Эйдос, в буквальном смысле этого греческого слова, – «вид». Видимый «облик», или «лик» вещи. Эйдос – это «форма». Эйдос – это «понятие». Эйдос – это «сущность». Эйдос – это «смысл» вещи, или её «идея». Эйдос – это определённость того, что я вижу. Отвечая на вопрос о «что это такое», и глядя при этом на одну-единственную вещь, я всегда отвечаю словом, обозначающим общее понятие. Мир платоновских идей упорядочен. Идеи образуют иерархическую структуру, своеобразную умопостигаемую пирамиду истинного бытия. На вершине всей «пирамиды» идей находится высшая идея, которой подчинены все остальные идеи без исключения – идея блага (Единого). Благо – абсолют, оно «выше», «первее» и бытия (объекта), и знания о нем (субъекта). Человек – порождение эйдоса, его душа бессмертна и знает всю иерархию идей и благо, но соединяясь с телом, теряет часть знаний и лишь со временем в процессе взросления и обучения человека «вспоминает» все свои знания. Ту силу, которая побуждает всякого человека стремиться к истинному миру и вырваться из пещеры тела и телесного мира «теней», Платон называет эросом. Это стремление, называемое эросом, охвачена вся материя в целом и которое присуще всякой отдельной вещи. Эрос – душа Космоса и душа всякой вещи. Он связывает друг с другом мир вещей и мир идей. Эрос обнаруживает себя в человеке как влечение, стремление, любовь к какому-то «благу», т.е. к тому, что он считает «приятным», «полезным», «нужным», «красивым», «хорошим» и т.д. Эротическое начало в человеке развивается, проходит ряд ступеней, начиная с элементарной тяги к удовольствию заканчивая высшим стремлением к познанию божественного. Сначала эрос в человеке проявляется как тяга к приятному и к доставляющим удовольствие отдельным вещам; затем – как влечение к красивым человеческим телам, - наиболее совершенным вещам в мире; позднее – как желание добра, т.е. воля к совершению прекрасных (добрых) поступков и дел; и, наконец, высшая форма эротического стремления - жажда истины, познания сущности, как стремление вместить в своей душе весь Космос, «божественное» в нём, т.е. созерцать истинное, вечное, непреходящее бытие.

Эрос – это неудовлетворённость своим состоянием, страстное желание красоты, добра, истины, бессмертия и причастности божественному. В диалоге «Пир» высшее проявление Эроса, «эротического» начала в человеке описывается как философское стремление к совместному поиску истины. Метод, ведущий к истине и созерцанию божественного, Платон называет диалектикой: это и есть метод высшей философии (метафизики), которая занимается сферой вечного, истинного бытия, в то время как физика с её наблюдениями и гипотезами занимается изучением процессов неистинного, низшего, эмпирического, изменчивого мира. Истинное познание, «припоминание» мира идей, согласно Платону, возможен только в совместном поиске истины, в диалоге, но не во всяком, а в таком, где речь идет о понятиях, представляющих в уме человека идеи.

В своём учении о человеке, антропологии, Платон такой же идеалист и дуалист, как и в метафизике (теории бытия): в человеке он различает, разделяет и даже противопоставляет низшее и высшее, зависимое и самостоятельное, тело и душу:

душа, по его учению, составляет истинно сущее в человеке, она существуетсамостоятельно(в отличие от тела), и до рождения человека, и после его смерти, и ей подобаетгосподствонад телом.

Душа – одно из заглавных слов всякого платоника. Он абсолютно уверен в том, что душа есть нечто совершенно отличное от тела и временно в нём пребывающее. По выражению А.В.Койре платоник очарован и зачарован тем, что у него есть душа, вернее тем, что он есть по существу своему душа. Я – душа, а не тело. Я, как душа - частица вечного, сверхчувственного мира, частица «божественного». Он разработал в диалоге «Федон» первое в истории западной философии развёрнутое доказательство бессмертия души.

Во-первых, противоположности жизни и смерти взаимно предполагают друг друга и возникают друг из друга. Поэтому жизнь и смерть невозможны друг без друга, и вечный процесс умирания, т.е. отделения души от тела, должен уравновешиваться вечным процессом оживания, т.е. соединения души с телом. Во-вторых, во всяком познании есть «припоминание» того, чего нет в чувственном восприятии, а припомнить можно лишь то, что мы уже знали, следовательно, душа уже существовала до вхождения в тело. В знании, т.е. в душе, есть такое содержание, которое не может быть получено из чувственного восприятия, следовательно, такое содержание, которое не зависит от тела. Ведь чувственное восприятие – именно то знание, которое даёт нам тело, органы чувств. Душа, в-третьих, есть нечто отличное от тела, следовательно, нечто бестелесное, а тем самым – не состоящее из частей, т.е. простая сущность. Но то, что просто, не состоит из частей, не может ни измениться, ни разложиться. В-четвертых, подобное познается подобным: поскольку душа способна познавать вечные и неизменные идеи, постольку она подобна им; следовательно, она также вечна и неизменна. В пятых, душа не функция тела, а особая структура. Высшее, вечное, бессмертное в человеке не должно служить низшему, текучему, мимолётному, смертному. Наоборот, низшее должно подчиняться высшему, тело должно служить душе, цель которой вполне достигается лишь после освобождения от временной оболочки. Тело, как сильно сказал позднее Августин, есть земля, которую я временно ношу на себе. И, наконец, в-шестых, душа не только движет сама движет себя, но и благодаря этому движет телом и одушевляет его, делает его живым. Живое – значит одушевлённое, тело, в котором есть душа. Иначе говоря, душа в сущности своей и есть жизнь, сущность души - жизнь, поэтому она не может воспринять в себя нечто противоположное самой своей сущности – смерть, как число три не может стать чётным, а снег не может стать горячим. В самом понятии «души» мы и мыслим прежде всего жизнь, саму «субстанцию» жизни. Поэтому умереть может нечто живое, т.е. то, в чём есть жизнь и из чего жизнь может уйти, но сама жизнь умереть не может. Умирать свойственно именно телу, говорить же о смерти души просто бессмысленно – это значит просто не понимать, что такое душа. Идея вечной жизни так же неотделима от самого понятия души, как идеи вечности, всемогущества, мудрости и т.д. неотделимы от понятия Бога.

В душе есть три силы (способности): разум, воля и желание (вожделение).

Первая – высшая (божественная), изначально связанная с высшим, истинным бытием. Две низшие силы связаны с низшим миром изменчивого, телесного, чувственно воспринимаемого, но воля - благородная часть (посредством воли разум подчиняет чувственное), а вожделение - низкая (чувственное подчиняет разумное). Душа уподобляется Платоном колеснице: разум (возничий) должен править двумя лошадьми - послушной (волей) и непослушной (желаниями). Каждой части души соответствует своя добродетель. Добродетель у Платона, как и у Сократа, - пригодность, или совершенство. Порок – несовершенство, недостаток, непригодность для своего назначения. Поэтому добродетель разума – мудрость (т.е. полнота знания, совершенство ума); добродетель воли - мужество; добродетель вожделений - умеренность. Все три добродетели объединяются в одной, высшей - справедливости. Она царит тогда, когда все три части души правильно выполняют свое назначение и гармонируют друг с другом. В этом учении наглядно видно характерное для античности отождествление добродетели с гармонией: во всем «хорошее» - мера. До сего дня четыре названные Платоном добродетели называются в этике кардинальными (лат. cardinalis: поворотный, опорный, основной, главный). Из учения о разумности истинного бытия (рационализма) вытекает не только принцип необходимости господства разума в жизни человека и его конкретизация в четырех кардинальных добродетелях, но и как следствие предпочтения духовного начала в человеке - презрение к телесному и чувственному. Антропология и этика Платона подчиняются метафизике и теории познания: чувственное не истинно; оно порождает лишь недостоверное «мнение». И в этическом, нравственном отношении ценно и достойно стремления лишь то, что не связано с текучими и временными потребностями тела, т.е. лишь разумное, духовное. Мудрый человек стремится вырваться из плена чувственного, телесного, своей особенности и единичности. Платон в соответствии с духом своего времени представлял человека, прежде всего, органической частью единого целого – полиса (города-государства). В традиционном обществе человек рассматривается в контексте семьи, общины, рода, религиозной, национальной и государственной общности. В эпоху античности человек еще не противопоставил себя обществу, а общество, соответственно, не противополагалось государству как политическому институту. Добродетельным и справедливым человек может стать только в совершенном государстве.

Платон мне друг, но истина дороже

Аристотель (384-322 до н.э.) в течение двадцати лет был учеником Платона, членом платоновской Академии.

Аристотель – создатель психологии как науки. Он написал знаменитый трактат «О душе», в котором, по своему обыкновению, привёл в систему всю совокупность современных ему знаний о душе. Психология Аристотеля – это не только систематическое эмпирическое описание душевных явлений, но и целостная теория души, которая даёт ответ на вопрос о её сущности. Этот ответ опирается на его метафизику, общую теорию бытия. А именно,

душа, по Аристотелю, есть энтелехия, т.е. форма живого тела – его жизнь, его деятельность, его осуществление, его акт, или актуальность.

Из учения о форме ясно, таким образом, что нет никакой души «без тела». Однако

в душе человека есть такая часть (способность или деятельность), которая не связана с телом – это ум, который, согласно Аристотелю, неизменен, неразрушим, неиндивидуален.

Аристотель различает три части души, соответствующие трем уровням природы: вегетативную (растительную) душу; чувственную (животную) душу; разум, присущий только человеку. Растительная душа осуществляет питание и рост; животная - ощущение и движение; разум – мышление и познание. Разум (дух, ум) занимает особое место: в нём следует различать воспринимающий (рецептивный) и деятельный (творческий) дух, причем первый составляет «материальное» (потенциальное), а второй - «формальное» (актуальное) в душе. При этом воспринимающий дух, связанный с чувственным восприятием, присущим второй, животной части души, принимает в себе лишь формы предметов мышления, в то время как активный дух есть общий принцип активности духовной части души. В отличие от других частей души деятельный дух не связан с телом, а потому - бессмертен. Hо, поскольку мышление возникает только в связи с ощущением, постольку дух после смерти не является индивидуальным (в отличие от позиции Платона). «Индивидуальное» вообще обусловлено материей как принципом индивидуации. Поэтому

бессмертия нематериальной индивидуальной души Аристотель не признаёт.

Практическая философия имеет своим предметом область человеческой деятельности, основанной на воле или решениях - и этим она отделяется от «теоретической» философии, которая направлена на созерцание неизменного, вечного. Всякое существо от природы стремится к своему благу, в котором оно находит свое завершение. Благо для человека - деятельность души согласно разуму. Именно в ней заключено «блаженство» (счастье, «эвдемония») человека, которое не зависит от внешних обстоятельств и представляет собой его конечную цель. Для того чтобы точнее определить благо души, Аристотель разделяет добродетели на этические и дианоэтические. Дианоэтические присущи деятельности самого разума, который разделяется на теоретический и практический (смышленость, толковость). Этические добродетели предзаданы человеку общественным устройством, традицией, государством, поддерживаются общим согласием (мужество, щедрость, великодушие и т. п.).

Ум определяет волю, направляя ее посредством правильного взгляда на добрую цель, таким образом придается форма естественным желаниям и обуздываются страсти (аффекты). Свобода воли, согласно Аристотелю, сомнению не подлежит. Если решение хорошее, значит понимание истинное, а стремление - правильное. Одно и то же утверждается мышлением и образует предмет стремления. Для позиции Аристотеля характерно, вместе с тем, что нравственность не следует автоматически из правильного понимания, но требует упражнения и привычки. Ей нужно научиться. Требуются пример, опыт, его обсуждение, чтобы точнее определить и укрепить добродетель. Добродетель определяется как середина (мезотес) между ложными крайностями, например: мужество (отвага - трусость), умеренность (сладострастие - тупость), щедрость (расточительность - скупость) и т.д. Особенно важна справедливость, имеющая незаменимое значение для общения. Как распределяющая она заботится о справедливом распределении благ и почестей в обществе; как выравнивающая она обеспечивает воздаяние за причиненный ущерб.

Античная философия создала надежный фундамент для дальнейшего исследования проблемы человека.

***

Проблема человека и его свободы в средневековой философии.

Входите тесными вратами, потому

что широки врата и пространен путь,

ведущие в погибель, и многие идут ими;

потому что тесны врата и узок путь,

ведущие в жизнь, и немногие находят их

(Евангелие от Матфея)

Средневековье представляет собой длительный период в развитии истории Западной Европы от распада Римской империи (V в.) до эпохи Возрождения (XV в.). Античное рабовладение сменяется возникновением феодального строя, а греко-римская культура заменяется культурой феодальной, стержнем которой было христианство. Роль христианства достаточно велика: оно стало духовным связующим звеном всей средневековой Европы. Кроме того, христианство сформулировало отличные от античности идеи: признание единого Бога, творца всего сущего, троицы; боговоплощения; равенство людей перед Богом; приоритет духовного над телесным; конечность земного бытия – «мира сего» и неизбежность царствия небесного. Вся философия в этот период была теоцентрична; реальностью, определяющей все сущее, был Бог. Бог - и объект познания, и высшая ценность.

Когда люди думают о Боге,

которого не в состоянии постигнуть,

то в действительности думают

о самих себе, а не о Нем

(Августин)

Виднейшим «отцом церкви» и крупнейшим философом зрелой патристики был Аврелий Августин (4 в.), прозванный Блаженным, отличавшийся особой суровостью к инакомыслию, за что и получил прозвище «молот еретика». Бог выступает наивысшим благом и причиной блага, так как все существует благодаря Богу. Вместе с темпроблематична его теодицея. С одной стороны,

мир как творение бога не может быть злым, но зло правит в мире. Почему? Зло не принадлежит природе, но отравила ее злая воля. Чья? Человеческая! Бог даровал свободу воли Адаму и Еве. Они согрешили. Бог их наказал: изгнал из рая, лишил бессмертия.

Потомки их (например, Каин) породили зло, которое не абсолютно, оно есть лишь недостаток добра, отсутствие бессмертия. Желание компенсировать сей абсолютный недостаток порождает жалкие попытки продлить жизнь, изменить судьбу за счет неправедных дел. Зло возникает там, где что-то делается не по заповедям (Библия, Бытие), это гордыня, вожделенность, страсти, направленные на преходящие вещи. Августин, таким образом, понимает зло как отсутствие добра.

Следует заботиться о душе, как самобытной инстанции разума. Душа бессмертна, бестелесна. Ее основные функции: мысль, память, воля. Сущность человека проявляется в его душе, в активной волевой деятельности

Нужна твердая воля для поиска божественной истины. Преобладание воли, чувства над разумом предопределило превосходство веры над знанием.

После Августина вплоть до эпохи Возрождения (около тысячи лет) платонизм существовал в своей христианизированной форме августинизма.

Теология – это интеллектуальная процедура,

предназначенная для укрепления веры

У Августина получили определение основные принципы теологии. Среди них:

Креационизм или принцип творения гласит, что все сотворено Богом из ничего, а все сотворенное, тварное стремится к ничтожеству и уничтожению. Человек сотворен двояко: тело из праха земного, а душу Бог «вдунул» в тело, оживив его.

Провиденциализм или принцип божественного провидения: Бог неустанно и непрерывно правит миром, все уже предустановлено и предопределено. Судьба человека написана языком неба.

Персонализм. Этот принцип требовал признания человека неделимой личностью, которая обладает разумом и свободой воли и сотворена по образу и подобию Бога, в силу чего и является венцом, вершиной творения. Хотя человек и рассматривается как единство души и тела, приоритет отдается душе и именно с ней отождествляется личность. Тело же рассматривается как темница души, сосуд греха, а отсюда и постоянная борьба внутри человека добра и зла, духа и плоти, разума и чувственности.

Принцип откровения означает, что все необходимые истины человеку уже даны в божественном откровении и зафиксированы в Писании.

***

Эпоха Возрождения о сущности человека.

Если б мне всемогущество было дано –

Я бы небо такое низринул давно

И воздвиг бы другое, разумное небо,

Чтобы только достойных любило оно!

(Омар Хайям)

Возрождение – время гениальных творцов, утверждения стихийно-индивидуалистической ориентации человека, время величайших географических открытий, технических изобретений. Эпоха Возрождения дала миру десятки имен, составляющих славу и гордость мировой культуры: Леонардо да Винчи, Петрарка, Дюрер, Шекспир, Сервантес, Савонарола, Макиавелли, Эразм Роттердамский и многие другие.

Кто может подняться столь высоко,

чтобы постигнуть многообразие

в единстве и единство в многообразии?

Это сочетание свыше всякого разумения

(Н. Кузанский)

Возрождение или Ренессанс характеризуется господством антропоцентризма. Термин «Возрождение» /Ренессанс/, введенный итальянским живописцем и историком искусства Д. Вазари, наиболее адекватно отражает суть эпохи культурного, научного и философского подъема.

Культ Бога сменяется культом человека

«Выделенность античного героя, атлета, полководца или ритора, как и избранность средневекового праведника, есть вместе с тем наибольшая степень включенности, нормативности, максимальная воплощенность общепринятого – определенная образцовость, то есть нечто противоположное тому, что понимается под индивидуальностью в эпоху Возрождения… Содержание категории «индивидуальность», обнимающее все сферы жизни, от государства до бытового разнообразия, оплодотворяется пафосом единственности и оригинальности каждого индивида, прямо сопряжено с утверждающимся в это время принципом индивидуальной свободы».¹

Индивидуализм против коллективизма. Идеал христианства, основанный на противопоставлении тела и души, размывается. Идентификация индивида с группой сохраняется, но сами группы меняются, возникают корпорации свободных художников, гуманистов, творцов. Гуманистам нужен иной идеал.

Философско-практический тип культуры Возрождения получил название гуманизма (сделай себя сам, измени свою судьбу и т.п.).

Можно согласиться с мнением академика Лосева А.Ф. о том, что термин «гуманизм» требует более точного определения. «Гуманизм, несомненно, есть учение о правах свободного индивидуума, и логических, и моральных, и эстетических с весьма частой антицерковной тенденцией (что, впрочем, для возрожденческого гумнизма совсем необязательно), с энтузиазмом в области научных филологических исследований и с общественно-политическими выводами против светской власти папства».²

Гимн достоинству и свободе человека создает в этот период известный итальянский гуманист Пико дела Мирандола (1463 – 1494 гг.) в «Речи о достоинстве человека», с которой он предполагал выступить в Риме в 1487 году.

Бог сотворил человека и согласился, что человек – творение неопределенного образа. Бог поставил его в центре мира и сказал: «Не даем мы тебе, о Адам, ни своего места, ни определенного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно своей воле и своему решению.

Образ прочих творений определен в пределах установленных нами законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобнее обозревать все, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочитаешь. Ты можешь переродиться в низшие, неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие, божественные».³В этом отрывке дается онтологическое понимание свободы. Человек всесилен и имеет безграничные возможности, которые может и должен реализовать. Богу оказывается нужен не человек – раб, а человек – творец, бросающий вызов своему небесному Отцу и готовый помериться с ним своим мастерством. Богу становится угодна инициативная, творческая личность, которая своими достижениями прославляет его. Мир – это мастерская человека, где он может и должен свободно себя проявить. Познавая законы, сотворенного Богом мира, человек изменяет окружающую его природу в соответствии со своими целями и потребностями. Человеку удалось вывести новые сорта растений, приручить диких животных, создать удобные жилища и т.п. Об этом и многом другом говорит в своей «Метафизике» итальянский гуманист-утопист Т.Кампанелла (1568 – 1639 гг.), продолжая развивать идею о безграничных свободных творческих возможностях человека. «Кроме того, человек подражает всей природе и Богу. Он ведь построил корабль, уподобив его птичьей груди, создал весла, подобные крыльям, создал сети, лучшие, чем паук и здания, более восхитительные, нежели у пчел… подобно ангелу, он заботится о распространении животных и растений; нет в мире ничего, чему бы он ни подражал. Кроме того, он создал артиллерию, как Бог создал гром… Кроме того, он с помощью светильника ночь превращает в день, сохраняет и воспроизводит огонь…».⁴ Далее Кампанелла делает заключение о том, что человек равен Богу. Человек не хочет останавливаться на вещах этого мира, а желает познать небо и возвыситься над ним, постичь и завоевать другие миры. Душе человека доступны «высшие бесконечные причины», а по сему он в состоянии переходить от одной сущности к другой, от менее глубокой к более глубокой и тем самым за счет углубления своего познания расширять свою свободу.

Человек Ренессанса преодолевает античную созерцательность и средневековую пассивность в отношении внешнего мира и активно утверждает себя в практической деятельности, в искусстве, науке. История в этой связи утрачивает свой священный смысл и становится практическим делом реальных людей.

***

Марксизм о сущности человеке. Проблема отчуждения

На ранних этапах марксизм формировался в основном под влиянием Гегеля и Фейербаха. Для Маркса субъект есть реальный человек. Идеализм сделал сущность человека абстрактной, заменив ее самодвижением духа (Гегель). В 6 тезисе «О Фейербахе» Маркс выразил сущность человека как совокупность всех общественных отношений.

Человек ведет себя в соответствии с потребностями и интересами, которые формируются в зависимости от разнообразных условий его жизни. Важно то, что каждый из нас, приходя в этот мир, встречает структуру общественных отношений уже готовой и вынужден приноравливаться к ней, подчиняться ей, усваивать ее как единственно возможную, не предполагая, что общественное бытие, как и мы сами, его составляющие, как и наши мысли, способно изменяться под нашим влиянием, повинуясь определенным историческим закономерностям.

Вся история человечества может быть рассмотрена как поиск оптимального решения проблемы взаимоотношения человека и общества. В марксизме под отчуждением человека понимается, прежде всего, утрата человеком своей социальной сущности и низведение жизни человека до уровня простого биологического существования, когда человек перестает воспроизводить свою социальную сущность. Причину отчуждения марксизм усматривает в социально-политических и экономических отношениях, в рамках которых человеческая деятельность и ее результаты превращаются в самостоятельную силу, господствующую над человеком и враждебную ему. Таким образом, сам процесс отчуждения может рассматриваться как социально-политический процесс. В работах К. Маркса и Ф. Энгельса раскрыты основные моменты, порождающие отчуждение.

1) Отчуждение деятельности человека от человека в процессе труда, из которого человек выходит опустошенным и обедненным.

2) Отчуждение условий труда от самого труда. Рабочему противостоят не только материальные, но и интеллектуальные условия его труда. Это особенно видно в отчуждении управления производством от производителя. Однако это не только отчуждение от управления производством, но и обществом.

3) Отчуждение результатов труда от рабочего.

4) Отчужденность социальных институтов и норм, предписываемых ими. Социальные институты превращаются в бюрократические системы, построенные по иерархическому принципу, и противостоят человеку как самостоятельная и чуждая ему сила.

5) Отчуждение идеологии от жизни, приводящее к формированию у членов общества таких притязаний и ожиданий, которые не соответствуют действительным возможностям общества, что нередко является причиной отклоняющегося поведения.

Путь преодоления отчуждения настолько же прост, насколько и сложен – это демократизация всей общественной жизни, управления и развитие духовного и культурного уровня человека. Маркс полагал, что человек должен так устроить мир, чтобы он мог познавать и усваивать в нем истинно человеческое, чтобы мог чувствовать себя человеком, одновременно совершенствуя и развивая себя и свои понятия о человеческом и человечности, свои жизненные идеалы. Энгельс настаивал на том, что человек должен познать самого себя, сделать себя мерилом всех жизненных отношений, дать им оценку сообразно своей сущности и устроить мир истинно по-человечески, согласно требованиям своей природы. Истину, подчеркивал он, следует искать не в призрачных потусторонних областях, а в собственной груди человека.

Что же мы можем найти в собственной груди человека? Это вопрос весьма не простой, и разговор может быть очень долгим. Оставим пока этот вопрос, а поговорим вот о чем. Еще, быть может, не разобравшись, как следует с тем, что есть человек? и как есть человек? Маркс, а вслед за ним и другие философы, социологи и гуманисты (Ф. Ницше, М. Вебер, А. Швейцер и др.) начинают говорить об утрате человека, утрате индивидуальности или ее деградации. И это не в последнюю очередь связывается с научно-техническим развитием, с состоянием современного производства, с социально-политическими тенденциями самого общества.

Маркс и Энгельс одними из первых избрали эволюционную точку зрения на соотношение человека и общества и проблему свободы. Им была известна дарвиновская теория о происхождении видов животных и человека. Философия целиком повернулась лицом к науке.

Особенно это заметно в позитивизме О.Конта и Г.Спенсера.

Однако позитивизм, объективируя отношения человека и общества и соотнося сущность человека с сущностью животного, все больше упускал специфику человека, без знания которой человек остается столь же не понятым, как и раньше. Т.е. он более понятен с позиций поэзии, чем науки. Возникли направления, которые обозначили поворот к человеку, как в свое время Сократ повернул философию к человеку и его моральной сущности.

В своих философских изысканиях один из первооткрывателей «новой философии» 20 в. Э. Гуссерль приходит к понятию “жизненный мир” (Lebenswelt). “Жизненный мир” – это не мир сам по себе, а мир, взятый в его соотнесенности с человеком, в его значимости для человека. Он выступает в качестве мира-горизонта всех субъективных устремлений и целей, а, стало быть, смыслов и значений, которые объективируются в предметы. Этот мир проявляется как в “естественной установке”, раскрываясь как мир человеческого опыта, в который мы все погружены, так и в “феноменологической”, где он обнаруживает и реализует себя как мир символов и значений, конституированных трансцендентальным Я. “Жизненный мир” – это основа, это сфера первоначальных очевидностей, являющаяся основой всякого познания. Осуществляется возврат к Декарту. Сложившись до всякой науки, “жизненный мир” продолжает существовать и в эпоху науки, являясь по сути первичным относительно научного познания и опыта. Этот вывод достаточно очевиден сегодня. Действительно, наука и научное познание – это только одна из сфер деятельности человека, а научное мышление никогда не было самодостаточным и самоданным, но определялось в каждую конкретно-историческую эпоху различными другими областями деятельности человека. В “жизненном мире” Гуссерль видит тот фундамент или источник, из которого выросло в свое время естествознание и вся европейская наука. Однако со временем этот фундамент или источник был, по его мнению, “потерян”. “Жизненный мир” был “забыт” и наука лишилась своего внутреннего смысла. В результате европейская наука оказались в глубоком кризисе. Причину кризиса европейской науки и культуры в целом он видит в объективизме и натурализме. Современная Европа, согласно его точке зрения, стоит перед альтернативой: либо продолжение тенденции самораспада, либо же “возрождение … из духа философии” путем преодоления объективизма и натурализма, лишивших человека его жизненного мира.

Своим феноменологическим учением Гуссерль оказал непосредственное влияние на формирование таких философских течений ХХ столетия, как экзистенциализм, персонализм, структурализм и др. Среди непосредственных учеников Гуссерля были такие философы современности, как Мартин Хайдеггер и Макс Шеллер.

***

Хайдеггер и Ясперс о подлинном и неподлинном бытии.

Ясперс характеризует сознание и знание такого человека, как “единственное небожественное откровение”, а Хайдеггер определяет человеческое бытие как “бытие к смерти”. Большинство представителей экзистенциализма не предлагают человеку никакой потусторонней перспективы и полагают, что человек и не должен убегать от осознания своей смертности.

Возникающий в человеке страх смерти, страх перед ничто, как бы раскрывает человеку неподлинность его повседневной жизни, но одновременно раскрывает и суть его подлинной жизни, которая как раз и заключается в “бытии к смерти”.

Анализируя страх смерти, Хайдеггер выделяет два вида страха, которые испытывает человек. Житейский страх, т.е. боязнь потерять жизнь или некоторые жизненные блага и страх онтологический, т.е. страх –бессмысленного существования. Рано или поздно, так или иначе, человек сталкивается с ничто, встает перед ничто и ничто влечет его как пучина. В этой своей устремленности к ничто человек, по Хайдеггеру, разрушает, отбрасывает или “выносит за скобки” все относительное, все относительные достоверности, стремясь обрести нечто безусловное. Безусловное, которое ищет человек, как полагает Хайдеггер, открывается ему не в исторических “судьбоносных” целеуказаниях и решениях, не в религиозных мифах и не каких-то метафизических конструкциях, а в его собственных безотчетных действиях, которым Хайдеггер дает общее название “экзистирование”. Экзистировать – это, значит, выходить за пределы своего упорядоченного сознания, эмпирического повседневного кругозора и социально организованного опыта. Если человеку удается ощутить, “высветить” то единое, что проявляется в его потоке настроений и переживаний, то он придет к осознанию своей фундаментальной настроенности. Это и есть человек как он есть, а не то, что он думает о себе или думают о нем другие, чем он кажется себе и другим. Это и есть экзистенция. Настроения и безотчетно-безусловные действия даны человеку как ее знамения. Именно в них возвещается человеку его подлинное предназначение, которому он и должен посвятить себя. Быть собой, быть верным себе, выбрать самому себя самого – это основное экзистенциальное требование. Подлинное бытие. Экзистенция – это судьба-призвание, которой человек должен следовать.

Человек, утверждают экзистенциалисты – это всегда возможность. Человек всегда может стать иным, нежели чем является в настоящее время. Из всех этих положений ясно только одно – неясность собственной самости, тайна же того, что есть человек, так и остается тайной.Человек – это проект. Человеку свойственно постоянно вопрошать о своем собственном бытии и человеческое бытие есть всегда нечто большее, чем оно есть в данный момент, ибо человеческое бытие – это бытие, проектирующее само себя. «То, что есть человек, - т.е. на традиционном языке метафизики, “сущность” человека, - покоится в его эк-зистенции”.⁵

Сфера Маn. Человек оказывается перед ничто и впадает в житейский страх, который калечит его основу. Человек начинает усиленные поиски безусловного, но зачастую смешивает его с его суррогатами (социальные или иные иллюзии, обещания демагогов и т.п.). В конечном счете, человек находит опору в стандартном и анонимном (общественном) сознании, конформном безличном сознании, которое Хайдеггер обозначает словом “Ман”.

Dasein – человек толпы в сфере Ман. Человек какDasein(вот бытие или здесь бытие) всегда находит и осознает себя в мире, причем, окруженным другими Дазайн. В этом повседневном существовании друг с другом человек с необходимостью сталкивается с вопросом о подлинности существования себя и другого, т.е.возникает вопрос – кто же является подлинным? Если в большинстве повседневных взаимосвязей с другими человек может быть легко заменен любым другим или сам может заменить любого другого, то подлинным в таком бытии оказывается Любой. Этот общий всем мир базируется на усредненности, одинаковости и взаимозаменяемости. Это мир каждого как Любого.

В этом общем и онтологически первичном мире относительно миров отдельных Дазайн, в мире с Любым, поглощающим всякое отдельное Дазайн, оно не может прийти к самому себе. Многие люди вполне сознательно остаются на уровне Любого, поглощенными Ман и не стремятся к аутентичному бытию. Почему же тогда многие предпочитают жить на уровне Ман? Все дело в том, что аутентичное бытие страшит и ужасает. Чтобы быть аутентичным, необходимо быть совершенно индивидуальным и ни с кем не взаимозаменяться.

Смерть – это единственный индивидуальный поступок, ибо умирать будешь ты, а не Любой. Вместе с тем смерть – это и последняя возможность человека, т.к. она делает его существование законченным и одновременно прекращает его. Дазайн тем и отличается от всех вещей, что вещь, приобретая полноту и законченность, становится собой и делается доступной в таком качестве. Когда же Дазайн достигает полноты и законченности, оно исчезает и становится недоступным. Таким образом, аутентичное существование Дазайн – это открытое и сознательное принятие своей смерти как последней возможности.Только в бытии к смерти аутентично выявляется, что существую именно я, а не кто-то другой. Ницше: “Свободный … для чего»?

Несколько иначе, чем Хайдеггер, понимает экзистенцию Ясперс, но так же подчеркивает ее необъективируемость, т.е. невозможность ее изучения ни наукой, ни даже спекулятивно-философской мыслью. Экзистенция и суть человека, бытие в человеке и человек в бытии – этосвобода. А свобода и все, что с ней связано, по Ясперсу, всегда нечто непознаваемое, непредметное и ускользающее от всякой исследовательской деятельности. Здесь возможен лишь опыт посредством действия.

Человеку, желающему утвердиться в своей судьбе, не утратить себя, своих сил явно недостаточно, полагает Ясперс, а посему ему необходима поддержка Бога или трансценденции. Кроме того, человек конечен и осознает свою конечность, которая открывается ему сквозь призму безусловного и бесконечного. В своей конечности и незавершенности человек подходит к той границе, к той бездне, у края которой, заявляет Ясперс, он с необходимостью познает Ничто или Бога. Мир обладает исчезающим наличным бытием между Богом и экзистенцией. "… Трансценденция над всем миром или до всего мира называется Богом”.⁶Экзистенция просто выводит нас к трансценденции”. Однако уверенность в бытии Бога – это только предпосылка, а не результат философствования, заявляет Ясперс.

Что такое свобода?

Хайдеггер свел свободу к выбору, пусть и ничем не детерминированному, человеком самого себя, т.е. выбору “проекта”.

Ясперс утверждает: “Свобода есть дар самого себя из трансценденции; эта свобода – не целесообразность, не послушание исчисленному долженствованию, не вынужденные действия, а освобожденное от всякого принуждения воление, которое несет в себе трансцендентное долженствование”.⁷

По Ясперсу, свобода не есть знание или осознание, не есть произвол, но это воление, своеволие, желание самого себя, своей самости, ибо только так, а не по принуждению возможно обретение самого себя, аутентичное существование и именно как самость и самобытность и возможна свобода. “Сознавая свою свободу, человек хочет стать, чем он может и должен стать”.⁸

Против дегуманизированного общества. Оба мыслителя, Хайдеггер и Ясперс, видят величайшую опасность для современного человека в техническом освоении мира и массовом характере бытия, которые разрушают мир специфически человеческого существования.

Человек все более превращается в функцию, в придаток машины и утрачивает свою индивидуальность. Массовое существование в его технико-бюрократическом осуществлении порождает такого человека, основными чертами которого являются деловитость, расчетливость, самодисциплина и дальновидность. Но все это вдруг легко и быстро обращается в свою противоположность: расчетливость отдельных поступков превращается в непредсказуемость действий массы, самодисциплина вдруг превращается в иррациональные действия толпы, широта контактов ведет к их формализации и лишению глубины (все общение на уровне “хай – бай”).“Кто не участвует в том, что делают все, остается в одиночестве. Угроза быть брошенным создает ощущение подлинного одиночества, которое выводит человека из состояния сиюминутного легкомыслия и способствует возникновению цинизма и жестокости, а затем страха. Существование как таковое вообще превращается в настоящее ощущение страха”.⁹ Вывод из всего этого один – техническое освоение мира и массовый характер бытия разрушают бытие, люди забывают его и оно отворачивается от них. Его неслышно в шуме толпы и машин.

Хайдеггер и Ясперс подчеркивают, что человек заброшен в историю, но не конституирован ею, не определяется историческими обстоятельствами, хотя и зависит от них. Так как же быть человеку в такой ситуации? И Ясперс дает вполне определенный и однозначный ответ: “Невыполнимая и все-таки единственная задача, которая остается еще сегодняшнему человеку, состоит в следующем: найти перед лицом ничто, на свой страх и риск, исходя из своих истоков, путь, на котором жизнь, невзирая на всю рассеянность в беспокойном метании, станет целостностью. Как во времена мифических героев, все теперь как бы зависит от отдельного человека”.¹⁰

В отличие от немецкого экзистенциализма с его достаточно абстрактным и спекулятивным подходом (М.Хайдеггер, прежде всего) к постановке философских проблем, французский экзистенциализм, представленный Жан-Полем Сартром (1905-1980) и Альбером Камю (1913-1960), рассматривает эти же проблемы в их непосредственной данности, призывая к непосредственному сближению с жизнью, с земными запросами и стремлениями человека. Существование, а не мышление, есть то основное, что определяет человека и единственно подлинной реальностью с этой точки зрения является, следовательно, переживаемая реальность, а не познаваемая. Сартр утверждает, что человек не может выйти за пределы человеческой субъективности и именно в этом и состоит, по его мнению, глубочайший смысл экзистенциализма. Существование – это всегда переход от возможности к действительности, т.е. становление. Существование (становление) в философии экзистенциалистов предшествует сущности и, следовательно, сущность подчинена существованию, детерминирована им. Это означает в свою очередь, что человек не детерминирован своей сущностью, ибо она лишь возможность, которая становится действительностью в процессе существования (становления).

В своей концепции Сартр исходит из утверждения, по сути, двух начал: “бытия-в-себе” и “бытия-для-себя”. “Бытие-в-себе” – это независимый от человеческой реальности грубый, неоформленный мир. Это мир хаоса, мир вещества, в котором нет ни внутренней закономерности, ни активности, ни пассивности, ни утверждения, ни отрицания. “Бытию-в-себе” противопоставляется мир “бытия-для-себя”, которое и является творческим, активным, образующим началом. Именно сознание вносит смысл и значение, являясь источником и носителем смысла жизни. Сущность “бытия-для-себя” (сознания) заключается в том, что оно постоянно само себя создает, непрерывно себя утверждая и отрицая. Основой отрицания Сартр полагает “ничто”, которое, по его мнению, коренится в самой сердцевине сознания.

***

Проблема отчужденияв экзистенциализме (Ж.-П. Сартр).

Между этими двумя видами бытия, таким образом, имеется коренное различие. “Бытие-в-себе” самотождественно и непротиворечиво, а “бытие-для- себя” противоречиво и суть его в противоречии и отрицании.

Отчуждение проявляется в отчужденности человека от мира вообще, в разобщенности личности и общества, во встрече с “другим”, в самой разорванности человеческого сознания, т.е. его отчужденности от собственного самосознания. Отчуждение, таким образом, начинает выступать основой человеческого бытия.

Отсюда и такие характеристики существования, как беспомощность, безнадежность, тревога, страх. Мир – это нечто чуждое и враждебное, но в то же время и то, без чего невозможно существование человека, ибо “быть – значит быть в мире”.Человек, однажды и не по своей воле брошенный в мир, отвечает за все, что делает и с этим приходит тревога. Человек окружен чуждым ему миром и “другими”, без которых он не может существовать, но, ища у них поддержки, он ее не находит, впадая в страх и стыд, усугубляя тревогу.

Отчуждение и абсурд. Принимая отчуждение как исходный посыл человеческого существования, Камю полагает, что

человек вообще лишен возможности реализовать свою сущность, и обречен на иллюзорную, абсурдную жизнь.

“Отчужденный от самого себя и от мира, вооруженный на любой случай мышлением, которое отрицает себя в самый миг собственного утверждения, - что же это за удел, если я могу примириться с ним, лишь отказываясь от знания и жизни, если мое желание всегда наталкивается на непреодолимую стену”,¹¹- пишет Камю.Абсурдно все, заявляет Камю, ибо единственное, что можно сказать о мире – это то, что он неразумен.Мир не разумен и не имеет смысла и в силу этого он иррационален. Человек же желает счастья и разумности. Из столкновения неразумного мира и человека, стремящегося к своему призванию, порождается абсурд. Абсурд для человека единственная данность, утверждает Камю, ибо ум и мир не способны соединиться.Абсурд – это единственная связь, объединяющая человека и мир. В такой ситуации единственно важный вопрос, на который необходимо дать ответ – это вопрос о том – “стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить”, а все остальное – второстепенно.

Отчуждение непреодолимо, абсурд несокрушим. Каков же выход, каков ответ на столь важный вопрос? Бунт, заявляет Камю, но бунт метафизический. “Метафизический бунт – это восстание человека против своего удела и против всего мироздания. Этот бунт метафизичен, поскольку оспаривает конечные цели человека и вселенной. …метафизический бунтарь протестует против удела, уготованного ему как представителю рода человеческого. …метафизический бунтарь заявляет, что он обделен и обманут самим мирозданием”.¹² Чтобы быть, человек должен бунтовать, но в этом бунте нет и не может быть, по мнению Камю, никакой позитивной программы и никакого намека на возможность изменить что-либо.

Возможен и другой выход из абсурда – это самоубийство, но Камю отвергает его. Самоубийство лишено смысла, ибо оно не в силах преодолеть абсурд, а жизнь все же стоит того, чтобы быть прожитой, заявляет Камю.

Более того, сам абсурд обретает смысл, когда с ним не соглашаются. "Если абсурд и уничтожает шансы на вечную свободу, то он предоставляет свободу действия и даже увеличивает ее“.¹³Безграничная ничем не обусловленная свобода, всеобъемлющее отрицание, т.е. абсолютная свобода, как отмечает Камю, - это свобода убивать и это предельно допустимая свобода. Экзистенциалисты ее признают, но допустить не хотят, мотивируя это каждый по-своему.Если нет Бога и нет никаких детерминант, меня определяющих, то “я могу натворить что угодно, - пишет Сартр в романе “Тошнота”. – Например, всадить этот фруктовый ножик в глаз Самоучки. После этого сидящие вокруг люди кинутся меня топтать, выбьют мне зубы своими ботинками. Но удерживает меня не это: вкус крови во рту вместо вкуса сыра – разницы никакой. Но надо сделать движение, надо вызвать к жизни ненужное событие – ведь и крик, который вырвется у Самоучки, и кровь, которая потечет по его лицу, и то, что эти люди сорвутся со своих мест, - все лишнее (курсив мой, - В.С.), и без этого хватает вещей, которые существуют”.¹⁴ Однако, даже не столько бессмыслица существующего вокруг, сколько бессмыслица собственного существования, по мнению Сартра, осознанная и прочувствованная, не допускает подобных действий. Несколькими страницами далее он пишет: “И Я САМ – вялый, расслабленный, непристойный, переваривающий съеденный обед и прокручивающий мрачные мысли, - Я ТОЖЕ БЫЛ ЛИШНИМ. К счастью, я этого не чувствовал, скорее я понимал это умом, но мне было не по себе, потому что я боялся это почувствовать (я и сейчас этого боюсь, боюсь, как бы это не подкралось ко мне сзади, со стороны затылка, не вздыбило бы меня взметнувшейся глубинной волной). …Абсурдность …”.¹⁵

Необходимость выбора и обязательная неминуемая ответственность за свой выбор вызывает у людей состояние тревоги, беспокойства, тоски.Даже если человек и воздержится от того или иного выбора, то тем самым он все равно делает свой выбор, высказывая определенную позицию и несет за нее ответственность. “Экзистенциализм, - пишет Сартр, - это не попытка отбить у человека охоту к действиям, ибо он говорит человеку, что надежда лишь в действиях, и единственное, что позволяет человеку жить, - это действие. Следовательно, в этом плане мы имеем дело с моралью действия и решимости”.¹⁶

Не менее примечательны и слова Камю, сказанные им в речи по поводу вручения ему Нобелевской премии. “Каждое поколение уверено, что именно оно призвано переделать мир. Мое, однако, уже знает, что ему этот мир не переделать. Но задача его, быть может, на самом деле еще величественнее. Она состоит в том, чтобы не дать миру погибнуть. Это поколение, получившее в наследство изуродованную историю – смесь разгромленных революций, обезумевшей техники, умерших богов и выдохшихся идеологий, историю, где нынешние заурядные правители, уже не умея убеждать, способны все разрушить, где разум опустился до прислуживания ненависти и угнетению, должно было возродить в себе самом и вокруг себя, основываясь лишь на собственном неверии, хоть малую часть того, что составляет достоинство жизни и смерти. … Истина загадочна, она вечно ускользает от постижения, ее необходимо завоевывать вновь и вновь. Свобода опасна, обладать ею так же трудно, как и упоительно. Мы должны стремиться к этим двум целям, пусть с трудом, но решительно продвигаться вперед и заранее зная, сколько падений и неудач поджидает нас на этом тернистом пути”.¹⁷

Русские философы о человеке, свободе и прогрессе. Одной из самых порочных идей современной им философии русские философы религиозно-идеалистического направления считали идею общественного прогресса. Эта идея имеет свои истоки в европейской философии 17-го века, когда возникает представление о том, что дельнейшее развитие человека, его счастье и благополучие, его нравственное и общественное совершенствование связано, прежде всего, с развитием разума на пути научного познания и постижения истины. Конец 19-го начало 20-го века с бурным развитием науки и техники обусловливают то, что доминирующей чертой миросозерцания того времени стала вера в науку и технику, в производство как первостепенное условие и гарант общественного прогресса. Личность, человек и его достоинство все более и более отступают на второй план. Прогресс уже рассматривается не как средство и условие совершенствования и благополучия человека, а как цель сам по себе и для себя, все себе подчиняющий и все обращающий в средство для себя. Человек уже только человеческий фактор прогресса. Прогресс как все пожирающий Молох требует новых и новых человеческих жертв. Русские философы данного направления никак не могли согласиться с тем, что “счастье произойдет от материализма” и наступит исторически. Вл. Соловьев по этому поводу писал: “Никакой прогресс демократических учреждений не даст ослу способности находить удовольствие в симфониях Бетховена и не заставит свинью, не знающую вкуса даже в апельсинах, наслаждаться сонетами Данте и Петрарки или поэмами Шелли”.¹⁸ Человек, рассматриваемый как средство производства, как фактор прогресса, в духовном развитии, в нравственном достоинстве, в свободе не нуждается, ибо они для него в таком качестве даже вредны. Сама идея прогресса, понимаемого таким образом, порочна и безнравственна в своей основе, т.к. не только отдельные личности, но и все предшествующие поколения и эпохи сами по себе не имеют ценности, но лишь как средство для разрешения некоторой цели, находящейся далеко впереди. Страдание одних есть лишь мост к счастью других. Идея прогресса, утверждают они, только тогда имеет смысл и значение и только тогда может быть принята, когда личность и ее свобода, ее достоинство и ценность выступают не только конечной целью, а как цель и задача уже дня сегодняшнего. Отсюда становится понятным и то большое внимание русских философов к выявлению смысла истории и назначения человека, которые, по сути, стягиваются в одну проблему смысла и ценности жизни человека.

Идея боговоплощения. Человек в рассуждениях Соловьева, есть связующее звено между божественным и природным миром, т.к. он причастен и к тому, и к другому, объединяя в себе безусловное и условное. Мир получает или имеет смысл лишь постольку, поскольку в нем осуществляется или воплощается божественное начало. Но сам по себе мир прийти к Богу не может, следовательно, человек выступает как посредник, ибо он есть образ божий и только он может подготовить боговоплощение в мире. Это боговоплощение возможно лишь как “вочеловеченье” Бога, т.е. соединение Бога с человеком и тем самым со всякой тварью. Соединение земного с божественным начинает выступать как конечная цель всего мирового процесса. Таким образом, с точки зрения метафизики всеединства, боговоплощение входит в план мироздания, а вера в Бога и в человечество объединяется в истине Богочеловечества.

Вторая идея, идея соборности уходит, на первый взгляд, своими корнями в изыскания славянофилов, рассматривавших духовную жизнь, ее единство в церкви, где само понятие “церковь” просто отождествляется с фактом духовной жизни. Таким образом, все члены церкви духовно и органично соединены друг с другом. Церковь в этом смысле есть некоторая единая, всеобщая духовная реальность, а не учреждение и социальный институт, хотя издревле существовало представление о том, что церковь – это “мистическое тело Христа”, а верующие есть единые члены этого тела. На первом месте здесь оказывается не личность и ее духовная свобода, но целое, церковь, которой только и принадлежит вся полнота духовной свободы и благодаря которой и в рамках которой только и может существовать духовная свобода личности.

Идейную преемственность метафизики всеединства поддержали русские космисты (В.И.Вернадский, Чижевский и др.).