В. П. ДАНИЛЕНКО

ОБЩАЯ ЛИНГВИСТИКА.

Учебное пособие

Печатается по решению научно-методического совета

Иркутского государственного университета

Предназначены для студентов старших курсов, изучающих курсы общего языкознания и истории языкознания

Библиогр. 164 назв.

Рецензент: канд. филол. наук А.П.Леонтьев

ВНЕШНЯЯ ЛИНГВИСТИКА

ВВЕДЕНИЕ

_В

нутренняя лингвистика сосредоточивает свое внимание на языковых явлениях как таковых, а внешняя лингвистика исследует язык (в самом широком смысле этого слова, включая языковую систему, речь и речевую деятельность) в одном ряду с неязыковыми объектами. Вопрос о научно-отраслевой структуре внешней лингвистики, таким образом, оказывается связанным с вопросом о классификации неязыковых объектов. В качестве отправного пункта в решении этого вопроса может выступать структурная картина мира. Она предполагает выделение четырех типов объектов - физических, биологических, психологических и культуро­логи­ческих. Объекты первого типа изучаются физикой (в широком смысле этого термина), объекты второго типа - биологией, объекты третьего типа - психологией и объекты четвертого типа - культурологией (или культуро­ведением).

Если физика, биология, психология и культуроведение имеют дело с той или иной частью мира, то философия изучает мир в целом. В ее основную задачу входит исследование всех типов объектов, однако взятых со стороны их общих (или наиболее общих) особенностей. Исходя из этого, мы можем следующим образом представить первоначальную модель современной науки:

	Ф и л о	с о ф и я
Физика	Биология	Психология	Культуроведение

Используя данную модель, мы можем прийти к выделению основных внешнелингвистических дисциплин, поскольку язык представляет собою особое, предназначенное для коммуникативных, познавательных и практических целей, физическое, биологическое, психическое и культурное образование. К такого рода дисциплинам относятся:

1) философия языка (изучает язык в одном ряду со всеми типами объектов);

2) лингвофизика (изучает язык в одном ряду с другими физическими объектами);

3) биолингвистика (изучает язык в одном ряду с другими биоло­ги­чески­ми объектами);

4) психолингвистика (изучает язык в одном ряду с другими психологическими объектами);

5) лингвистическое культуроведение (изучает язык в одном ряду с другими культурологическими объектами).

Каждой из указанных дисциплин в настоящем пособии посвящена специальная глава (см. оглавление).

ФИЛОСОФИЯ ЯЗЫКА

Философия языка зародилась в глубокой древности. В круг проблем, решаемых ею, уже в античности вошли вопросы о происхождении языка, о соотношении языка и познания и т.п. Проблема происхождения языка занимала центральное положение в философии языка вплоть до XIX в. (см. 26; 86). Еще в древности широкую известность приобрел спор между “натуралистами” и “конвенционалистами”. Первые исходили из природной связи между вещами и словами, а вторые настаивали на условном характере этой связи. Спор между “натуралистами” и “конвенционалистами” был описан Платоном в диалоге “Кратил” (33). Представители первых выведены в лице Кратила, а представители других - в лице Гермогена. От имени самого Платона в этом диалоге выступает Сократ. Сократ считает, что язык создавался как на основе природной связи между вещами и словами, так и на основе условной связи между ними. В первом случае мы имеем дело с правильными именами, а во втором - с неправильными. Сократ, таким образом, признавал правоту как “натуралистов”, так и “конвенцио­налистов”, однако в конечном счете он примкнул к первым. Это выразилось в его отношении к деятельности идеального “законодателя” слов. Этот последний, таким образом, должен создавать новые слова, чтобы они отражали своим звуковым составом или своею словообразовательной структурой природу обозначаемых вещей.

Философия языка в Средние века развивалась в рамках теологии. Долгое время было принято считать, что наука в это время была лишь служанкой богословия. Это мнение в настоящее время следует считать безнадежно устаревшим. Наряду с защитой таких библейских мифов, которые не имеют научной ценности (вспомним хотя бы о “вавилонском столпотворении”), в своем стремлении подвести рациональную основу под христианскую мифологию, связанную с языком, средневековые теологи часто добивались больших успехов (см. 34, 157-207). Они поставили новые для своего времени вопросы, связанные с коммуникацией у животных, невербальным мышлением и внутренней речью у людей и др. На новую высоту “отцы церкви” сумели поднять решение вопроса о происхождении языка. Особенно большого успеха достиг в этом Григорий Нисский (335-394), заслуга которого в том, что в своей лингвофилогенетической теории он поставил язык в один ряд с другими продуктами культуры, полагая, что язык создается человеком, благодаря его творческому отношению к дей­ствительности. Задолго до Ф.Энгельса он рассматривал в качестве материалистической предпосылки возникновения языка развитие человеческих рук. “...содействие рук, - писал Григорий, - помогает потреб­ности слова, и если кто-то услугу рук назовет особенностью словесного существа - человека, если сочтет это главным в его телесной организации, тот нисколько не ошибется... Рука освободила рот для слова” (34, 189).

Целый ряд теорий о происхождении языка был создан в Новое время. В 17-18 вв. обосновываются звукоподражательные (Г.Лейбниц, Н.Гердер), междометные (Д.Локк и др.), социального договора (Э.Кондильяк, Ж.-Ж.Руссо) и другие теории (86, 58). Однако в это же время начинают активно обсуждаться и другие лингвофилософские проблемы. Они связываются с вопросом о назначении языка. Большинство философов видело в языке средство для передачи мыслей. Тем самым обращалось внимание на основную, коммуникативную, функцию языка. Некоторые ученые, вместе с тем, уже и в этот период обратились к исследованию познавательной функции языка. Так, И.Аделунг видел основное назначение языка в том, чтобы делать те или иные представления о мире более ясными. До тех пор, пока те или иные представления, имеющиеся в сознании человека, не обозначены с помощью языка, эти представления, по его мнению, остаются “темными”. Отсюда делался вывод о том, что степень совершенства того или иного языка зависит от того, в какой мере этот язык выполняет свою “проясняющую” функцию по отношению к “темным” представлениям.

На активной роли языка по отношению к познанию сосредоточил свое внимание выдающийся философ языка Вильгельм Гумбольдт (1767-1835). Вслед за И.Аделунгом, он следующим образом объяснял познавательную функцию языка: “Человеку удается лучше и надежнее овладевать своими мыслями, облечь их в новые формы, сделать незаметными те оковы, которые налагает на быстроту и единство чистой мысли в своем движении вперед беспрестанно разделяющий и вновь объединяющий язык” (22, 376). Язык, вместе с тем, отражает мир и отражает его с той точки зрения, с которой на него смотрел народ, говорящий на данном языке. Можно сказать, что в том или ином языке, считал В.Гумбольдт, заключено определенное мировоззрение. Овладевая этим языком, человек усваивает и данное мировоззрение. Неогумбольдтианцы (Э.Сэпир, Л.Уорф, Л.Вайсгербер и др.) сделали крайние выводы из этой мысли, предполагая, что степень взаимопонимания между людьми, говорящими на разных языках, зависит от; структурной близости этих языков (53, 22).

В XX в. получают развитие новые области лингвофилософии - связанные с изучением детского языка и практической (праксеологической, прагматической) функции языка. Первая из них стала активно разра­ба­тываться впервые О.Есперсеном, а другая - Б.Малиновским. О.Есперсен делил весь процесс языкового развития ребенка на три периода - пронзительного крика, гуления или лепета и говорения. Детский крик, счи­тал датский ученый, не имеет непосредственного отношения к языку, но благодаря ему ребенок начинает осознавать коммуникативную функцию языка. Период гуления важен для развития у ребенка органов артикуляции. В процессе говорения ребенок приобщается к языку как таковому. Б.Малиновский делал упор в своих исследованиях на прагматическую функцию языка вообще и детского языка в частности. Главный стимул в усвоении языка ребенком он видел в том, что язык является для ребенка прежде всего средством достижения своих практических целей. Прагматическую функцию языка он рассматривал как более важную в сравнении с его другими - коммуникативной и познавательной - функциями. Ученый вписывал речевую деятельность говорящего и слушающего в контекст их практической жизни, полагая, что люди общаются друг с другом главным образом не для общения как такового, а с целью вызвать друг у друга определенные действия.

Современная лингвофилософия не имеет устоявшейся дисциплинарной структуры. Мы можем, тем не менее, выделить в ней следующие проблемы - язык и общение, язык и познание, язык и практика, филогенез и онтотенез языка. Каждая из этих проблем может рассматриваться как предмет особой лингвофилософский дисциплины, а именно - лингвосемиотики, лингвоэпи­стемологии, лингвопраксеологии, филогенетической и онтогене­тической лингвистик.

Лингвосемиотика ставит в центр своего внимания коммуникативную функцию языка. Она состоит в том, что язык является средством передачи говорящим своих мыслей и понимания этих мыслей слушающим. Лингво­философское изучение данных процессов становится возможным, когда язык начинает рассматриваться на фоне других знаковых систем. Лингво­семиотика, таким образом, занимает промежуточное положение между лингвистикой и семиотикой - наукой о знаках. Основы современной лингвосемиотики были заложены Ф.де Соссюром в его “Курсе общей лингвистики” (71). Он считал языкознание одним из разделов семиотики, что можно расценивать сейчас как преувеличение. Ф.де Соссюр, тем не менее, способствовал тому, что рассмотрение языка в качестве особой знаковой системы в современном языкознании стало общепринятым. Проблемами лингвосемиотики также занимались такие ученые, как Ч.Моррис, Ж.Пиаже, Р.Якобсон (см. их работы в сборнике 63), Э.Бенвенист (8), Ю.С.Степанов (72) и др.

Выявление своеобразия языка в сравнении с другими языковыми системами может производиться на разных уровнях - физическом, биологическом, психологическом, культурологическом. С физической точки зрения, а следовательно, и с точки зрения органов восприятия, знаковые системы подразделяются на зрительные (ручная азбука у глухонемых, морская сигнализация с помощью флажков, танцевальный язык у пчел и т.п.), слуховые (азбука Морзе, вокальные “языки” у животных и т.п.), осязательные (азбука Луи Брайля для слепых) и обонятельные (запах этилмеркаптана у шахтеров как знак опасности). Язык занимает особое положение среди слуховых и зрительных знаков. Своеобразие речевой деятельности на биологическом уровне состоит в том, что физиологические механизмы речевой деятельности являются особыми. Замечено, что левое полушарие у правшей специализировано как языковое, а правое - как наглядное (см. об этом у В.В.Иванова (30). С психической точки зрения язык может быть охарактеризован как особая, наиболее сложная и наиболее автоматизированная деятельность человека. В культурологическом отно­шении своеобразие языка состоит в том, что он используется во всех сферах культуры, тогда как другие знаковые системы имеют, как правило, узкое применение (морская сигнализация у моряков, дорожные знаки у водителей и т.д.). Особое положение языка среди других знаковых систем и обеспечивается за счет его физического, биологического, психологического и культурологического своеобразия, которое и позволяет быть ему наиболее важным средством коммуникации.

В центре внимания лингвоэпистемологии находится познавательная функция языка. Данная дисциплина расположена на стыке языкознания с теорией познания. Активизация интереса к проблемам лингвоэпи­стемо­логии в наше время способствовало неогумбольдтианство. Особого успеха в изучении познавательной (когнитивной) функции языка достиг Л.Вайс­гербер. Немецкий исследователь учил видеть в каждом языке некую силу, активно действующую на процесс познания. Он связывал это с тем, что каждый язык по-особому членит мир на слова. Так, верхненемецкий язык, в отличие от современного немецкого, расчленял мир животного царства с помощью специальных лексем на пять зон - домашние животные, бегающие дикие, летающие, плавающие, ползающие. Это свидетельствует о том, что в структуре того или иного языка отражается та точка зрения, с которой подходил к вербализации внешнего мира создавший этот язык народ. При усвоении родного языка люди овладевают и данной точкой зрения. В этом и состоит активная роль языка в познавательном процессе. Некоторые преувеличения, имеющиеся у Л.Вайсгербера и других неогумбольдтианцев, подверглись критике со стороны В.3.Панфилова (53, 18-46), П.В. Чеснокова (78, 7-62) и др. Проблемы лингвоэпистемологии активно обсуждаются также в работах Г.В.Колшанского, Б.А.Серебренникова, В.И.Постоваловой (52; 64; 61) и др.

В центре внимания лингвопраксеологии находится практическая (праксеологическая, прагматическая) функция языка. Сущность этой функции состоит в том, что язык служит для человека не только средством общения и средством познания, но и средством практического воздействия на мир, “...деятельность полководца, капитана корабля, инженера и представителя множества иных профессий,- писал в связи с этим В.В.Кожинов, - может всецело заключаться в отдаче словесных указаний... Слово, речь - одна из полноправных форм человеческой деятельности..., деятельность, которая реально изменяет мир” (39, 258). На примере повелительных предложений праксеологическая функция языка особенно очевидна, однако и язык в целом должен рассматриваться с прагматической точки зрения. Эта точка знания предполагает исследование проблем, связанных с переходом слова в дело, т.е. с влиянием языка на своеобразие того или иного продукта культурно-практической деятельности человека. Л.Вайсгербер в своих исследованиях показал, в частности, как определенные имена собственные, имеющиеся в том или ином языке, могут воздействовать на развитие родной мифологии. Развитие технического словаря благотворно влияет на развитие техники в обществе. И т.д. В тех случаях, когда слово не переходит в дело, язык не выполняет своей прагматической функции.

Филогенетическая лингвистика исследует проблему происхождения языка у всего человечества. В связи с тем, что язык является одним из компонентов культуры, вопрос о происхождении языка аналогичен вопросу о происхождении культуры в целом. Эта последняя представляет собою результат творческого отношения человека к действительности. Предок человека, таким образом, должен был совершить такую биофизическую и психическую эволюцию, которая позволила ему взглянуть на окружающий мир глазами преобразователя. Наш животный предок уже пользовался зачаточным языком. Творческое отношение к нему позволило первобытному человеку увидеть в этом языке нечто такое, что можно улучшить, преобразовать, усовершенствовать. Язык, таким образом, создавался так же, как и другие продукты культуры- как камень для обработки шкур животных, как дротик для охоты и т.д. Все это говорит о том, что при решении вопроса о происхождении языка исследователь должен заниматься вопросами, связанными с созданием культу рыв целом.

Онтогенетическая (детская) лингвистика исследует проблему про­исхождения языка у ребенка. Его собственно языковому развитию предшествует биофизическое и психическое развитие. Исследования А.Н.Гвоздева (18), Е.И.Негневицкой, А.М.Шахнаровича (50) и др. позволяют выделить три основных периода в первоначальном языковом развитии ребенка - звукоподражательный, редуцированный и гипер­кор­ректный. Первый период характеризуется господством в речи ребенка звукоподражаний (ав-ав “собака”, мм-у “корова”, у-у-у “поезд” и т.п.). В этот период у ребенка уже начинают формироваться первоначальные пред­ставления о звуковом и словообразовательном уровнях языка. Период сокращенной (редуцированной) речи характеризуется обилием в речи ребенка различного рода сокращений (абоко “яблоко”, сета “конфета”, сиситет “университет” и т.п.). В этот период ребенок начинает приобретать первоначальные фразообразовательные навыки. Период гиперкорректной речи характеризуется наличием в речи ребенка сверхправильных языковых форм (“идил” вместо “шел”, “плохее” вместо “хуже” и т.п.). Это свидетельствует о языковой активности ребенка. В это время (примерно с 1,5 лет) ребенок начинает формировать первоначальные текстуальные навыки. Его словообразовательная и фразообразовательная активность при этом свидетельствует о его творческом отношении к языку. Этим, в частности, объясняется тот факт, что дети способны создавать такие неологизмы, как “распакетить”, “задверить”, “кочегарка” (жена кочегара) и т.п.

ЛИНГВОФИЗИКА

Лингвофизика изучает язык со стороны его физических особенностей. Язык при этом ставится в один ряд с другими физическими явлениями. В связи о тем, что язык, взятый со стороны его физических характеристик, представляет собою совокупность звуков, лингвофизику можно назвать также лингвистической (или фонетической) акустикой. Акустика - наука о звуках вообще. Лингвистическая акустика - наука о речевых звуках. Лингвофизика, таким образом занимает промежуточное положение между акустикой и фонетикой.

Исследование речевых звуков в одном ряду с другими звуками стало впервые производиться в фонетических лабораториях. В России такие лаборатории были впервые созданы при Казанском и Петроградском университетах. Результаты исследований, проведенных в этих лабораториях на рубеже XIX и XX вв. и в начале текущего столетия, отражены в работах В.А.Богородицкого (9) и Л.В.Щербы (65). Позднее были опубликованы лингвофизические исследования С.Н.Ржевкина (59), М.А.Сапожковой, Г.И.Цемеля (62; 81) и др. (10, 14). Материал, связанный с описанием основных особенностей звуков речи как акустических явлений, хорошо изложен у Л.В.Бондарко (10, 16-21) и Л.Р.Зиндера (29,97-103).

Любой звук представляет собою результат колебательных движений того или иного тела. Звуки речи образуются в результате тех колебательных движений, которые совершает говорящий с помощью органов артикуляции. Акустические свойства этих звуков зависят от четырех факторов - количества (частоты) колебательных движений, амплитуды колебаний, их продол­жительности и спектра. Частота колебаний зависит от скорости, с которой движется источник звука, она измеряется в герцах. Когда о частоте того или иного звука говорят, что она равна 200 Гц, имеют в виду, что источник данного звука совершает 200 колебаний в секунду. Субъективное восприятие частоты колебаний связано с высотой звука: звуки с малой частотой воспринимаются как низкие, а звуки с большой частотой - как высокие.

От амплитуды (размаха) колебаний зависит интенсивность (или сила) звука. Сила звука расценивается органами слуха как его громкость. Единицей интенсивности звука является децибел. За нулевой уровень при этом принимается звуковое давление в 20 паскалей. Паскалями измеряют давление воздуха, возникающее в процессе колебаний источника звука (см. подр. 29, 96). При частоте звука в 1000 Гц нулевой уровень силы звука приблизительно соответствует порогу слышимости этого звука. Громкость звука, таким образом, зависит не только от его интенсивности, но и от соотношения интенсивности звука с его частотой.

Продолжительность звука зависит от времени его существования. Продолжительность (или длительность) звуков речи измеряется в тысячных долях секунды - миллисекундах (мс). Для распознания того или иного звука речи человеку требуется 30-50 мс. Продолжительность звука в речи зависит от ее темпа. При среднем темпе речи звук “а” в слове “сам” длится приблизительно 250-300 мс, тогда как в слове “самолет” он продолжается лишь 50-70 мс. Голосовые связки человека подобны колеблющимся струнам. Амплитуда колебаний, совершаемых разными участками голосовых связок, не является одинаковой. Звук речи представляет собою результат целого комплекса колебательных движений. Мы можем представить тот или иной звук в виде частотного спектра. Этот спектр у однотипных звуков, производимых разными людьми, является своеобразным, что связано с индивидуальной природой органов артикуляции у каждого человека. Он выступает тем самым в качестве объективной основы для индивидуальной окраски звучащей речи, производимой определенным говорящим. В субъективном восприятии он расценивается слушающим как тембр речи.

БИОЛИНГВИСТИКА

Предмет биолингвистики - язык, рассматриваемый со стороны его биологических особенностей. Биолингвистика, таким образом, ставит язык в один ряд с другими биологическими объектами. Сами по себе эти объекты изучаются в биологии. Биолингвистика находится на стыке биологии с лингвистикой. В ее задачу входит изучение биологических механизмов восприятия и производства речи. Эти механизмы действуют благодаря органам слуха и артикуляции, а также коре головного мозга. Рассмотрение анатомо-физиологических основ речевой деятельности человека с давних пор проводится, как правило, в рамках фонетики. Эта традиция связана с деятельностью таких фонетистов, как О.Есперсен, Д.Джоунс, В.А.Богородицкий, Л.В.Щерба и др. (29, 84). В рамках фонетики даются сведения по биолингвистике и в современных работах - у М.И.Матусевич (49, 16-27), Л.Р.Зиндера (29, 63-110) и др. Биолингвистика - в отличие от психолингвистики, например, - и до настоящего времени не получила статуса относительно самостоятельной науки, хотя попытки ее создания уже предпринимались (см., напр., книгу Е.Леннеберга 89).

В человеческом ухе различают три основных органа - наружное ухо, состоящее из ушной раковины и наружного слухового прохода; среднее ухо, в котором находятся молоточек, наковальня и стремя; внутреннее ухо, заполненное лимфатической жидкостью. Звуковые волны направляются от наружного уха к среднему через барабанную перепонку, которая защищает органы слуха от слишком громких звуков. В среднем ухе звуки передаются с помощью трех косточек, названных молоточком, наковальней и стременем. Из среднего уха звуковой сигнал поступает во внутреннее ухо, а затем в слуховой центр центр головного мозга. В результате этого обеспечивается восприятие звуков (подр. см. у И.А.Вартанян, II, 122).

Еще во второй половине 19 в. К.Вернике и П.Брока обнаружили слуховой и произносительный центры речи в левом полушарии головного мозга. К.Вернике и П.Брока в какой-то мере предвосхитили открытие, сделанное в 70 гг. нашего века и названное асимметрией мозга. Было замечено, что левое полушарие у правшей специализировано как вербальное (речевое), а правое - как невербальное (неречевое). Если у человека нарушена деятельность правого полушария, он с трудом ориентируется в окружающей обстановке, хотя и не имеет особых затруднений в использования языка. При угнетении левого полушария, напротив, у больного наблюдаются речевые расстройства (афазия). Различные формы афазии подробно описаны в книге (47).

Произносительный центр головного мозга управляет артикуляционной деятельностью говорящего. Органы артикуляции подразделяются на вспомогательные и основные. К первым из них относят легкие, бронхи и трахею. Назначение этих органов состоит в том, чтобы направлять в основные органы артикуляции воздушную струю, необходимую для образования звуков. К основным органам произношения относятся гортань, глотка, рот и нос. Гортань состоит из хрящей и голосовых связок. Назначение хрящей, приводимых в движение особыми мускулами, состоит в том, чтобы натягивать или расслаблять голосовые связки, представляющие собою две эластичных мышцы. При произношении глухих согласных эти мышцы расслаблены, а при произведении гласных и звонких согласных они выступают в качестве колеблющихся тел, являющихся источником звука. Назначение глотки состоит в том, чтобы направлять воздушную струю в ротовую или в носовую полость. Эта последняя участвует в образовании носовых согласных. Когда небная занавеска приподнимается, воздушная струя направляется в рот. Основную звукообразующую функцию во рту выполняет язык. Многообразие звуков, создаваемых говорящим, во многом зависит от того, что язык может продвигаться как по вертикали, так и по горизонтали.

ПСИХОЛИНГВИСТИКА

Предмет психолингвистики - язык, рассматриваемый со стороны его психических особенностей. Психолингвистика изучает язык в одном ряду с другими психическими явлениями, которые сами по себе исследуются в психологии. Психолингвистика, таким образом, занимает междис­ципли­нарное положение между психологией и лингвистикой. В ее задачу входит исследование проблем, связанных с психическими механизмами речевой деятельности говорящего и слушающего.

Сближение языкознания с психологией стало происходить еще в XIX в. Этому во многом способствовало учение В.Гумбольдта о языке как деятельности. Во второй половине 19 в. сформировалось психологическое направление в языкознании, главными представителями которого стали Г.Штейнталь, М.Лацарус и А.А.Потебня. В книге А.А.Потебни “Мысль и язык” (1862) уже затронуты основные проблемы психолингвистики говорящего и слушающего. Особенного внимания заслуживают две идеи А.А.Потебни - о наличии невербального мышления и об активном характере языка по отношению к мышлению. В первой половине 20 в. Психо­лингвистические идеи А.А.Потебни развивал в книге “Мышление и речь” Л.С.Выготский. Однако в это время в науке наметилась явная тенденция к отдалению лингвистики от психологии, что было связано с рас­пространением идей структуралистов об имманентной природе языка. Во второй половине текущего столетия психолингвистика возрождается как относительно самостоятельная дисциплина в СССР, США и других странах. Особенно много для развития психолингвистики в нашей стране сделал А.А.Леонтьев (см. его книги 45; 46). Благодаря его работам специфику предмета психолингвистики мы видим в установлении психических аспектов

речевой деятельности говорящего и слушающего. Среди психо­линг­вистических исследований советских авторов отметим здесь работы Ю.А.Сорокина, Е.Ф.Тарасова, А.М.Шахнаровича, Е.С.Кубряковой, Т.В.Ахутиной и др. (70, 43; 32). О зарубежной психолингвистике можно составить представление по работам Д.Слобина, Д.Грин, Р.Титоне, Т.Слама-Казаку и др.(66; 57). Остановимся здесь на кратком изложении двух разделов психолингвистики - психолингвистики говорящего и психолингвистики слушающего.

Психолингвистика говорящего исследует психические аспекты речевой деятельности говорящего. Эту деятельность можно подразделить на три периода - невербального мышления, внутренней речи и внешней речи. Первый из этих периодов состоит в моделировании говорящим предмета общения. На наличие этого периода в деятельности говорящего указывал еще У.Джемс. Он писал: “А не задумывался ли читатель когда-нибудь над тем, какое мыслительные действие представляет собою наше намерение сказать что-то еще до того, как мы это сделали?” (66, 170). Можно сказать, что это намерение представляет собою мысленную модель предмета описания, еще не оформленную словами” ...течение и движение мысли,- писал в свою очередь Л.С.Выготский, - не совпадают прямо и непосредственно с развертыванием речи. Единицы мысли и единицы речи не совпадают. Один и другой процессы обнаруживают единство, но тождество. Легче всего убедиться в этом в тех случаях, когда работа мысли оканчивается неудачно, когда оказывается, что мысль не пошла в слова, как говорил Достоевский, на деле мысль имеет особое строение и течение, переход от которой к строению и течению речи представляет собою большие трудности” (17.171).

Процесс начальной вербализации мысленной модели описываемого объекта осуществляется с помощью внутренней речи. Внутренняя речь существенно отличается от внешней. Это связано с тем, что она имеет явно аббревиатурный вид. Внутренняя речь не передается слушающему. Она используется говорящим с познавательной целью. С ее помощью говорящий в большой мере осознает природу описываемого объекта. Благодаря внутренней речи структура этого объекта становится в сознании говорящего более отчетливой по сравнению со структурой этого объекта на стадии невербального мышления.

Внешняя речь имеет своим адресатом слушающего. В определенных случаях эта речь осуществляется говорящим не спонтанно, а планомерно. Планирование внешней речи говорящим предполагает активизацию трех видов лингвистических знаний - общекоммуникативных, стилистических и композиционных. Знания первого рода распространяются на любые стилистические и композиционные варианты текста. Так, при планировании любого текста говорящий исходит из принципа осторожного отношения к слову (“Молчание- золото”, “Слово не воробей, вылетит - не поймаешь” и т.д.). На выбор стилистического варианта текста влияют три фактора - профессионально-социальная сфера общения (религиозная, научная, политическая и т.д.), обстановка, в которой осуществляется общение (дом, улица, природа и т.д.) и отношение к слушающему (его биофизическим, психическим и культурным особенностям). Активизация композиционных правил связана с последовательностью, в которой говорящий намеревается излагать создаваемый текст.

В центре внимания говорящего в процессе внешней речи как таковой находится создаваемое предложение. Процесс его создания нового предложения составляет акт фразообразования. Он начинается с отбора лексем, служащих для обозначения соответственных компонентов описываемой ситуации. Говорящий способен при этом мысленно охватывать одновременно 5 ± 2 таких компонента. Отбор лексем для создаваемого предложения осуществляется в лексический период фразообразовательной деятельности говорящего. В следующий, морфологический, период этой деятельности говорящий начинает переводить лексемы в словоформы. Завершение этого процесса осуществляется в заключительный, син­таксический, период во фразообразовательной деятельности говорящего. В этот же период говорящий устанавливает словопорядок и актуальное членение в созданном предложении.

Психолингвистика слушающего исследует психические аспекты речевой деятельности слушающего (получателя речи). Процесс понимания чужой речи состоит в моделировании объекта, описываемого говорящим, в сознании слушающего. Это происходит благодаря общности психического опыта слушающего с психическим опытом говорящего. Иначе говоря, новая информация всегда накладывается в сознании слушающего на старую. Подобно “разумному глазу”, который видит в предмете больше признаков, чем их представлено в нем в настоящий момент, наш мозг воспринимает в тексте не только поверхностную, “верхнюю” информацию, но также и глубинную, пресуппозиционную информацию.

Процесс понимания чужой речи становится более успешным, если он перерастает во внутренний диалог слушающего с говорящим. “Понимание, - писал в связи с этим М.М.Бахтин, - созревает лишь в ответе. Понимание и ответ диалектически слитый взаимообусловливают друг друга, одно без другого невозможно” (4, 95). Более того, процесс восприятия речи может сопровождаться ассоциациями, связанными не только с предметом описания как таковым, но и с чужими или своими суждениями о нем в прошлом, с речевыми ситуациями, в которых уже шла о нем речь, и т.д. “Все слова пахнут профессией, жанром, направлением, партией, - писал М.М.Бахтин, - определенным произведением, определенным человеком, поколением, возрастом, днем и часом. Каждое слово пахнет контекстом и контекстами, в которых оно жило своею социально напряженной жизнью” (4, 106). Любой текст при активном отношении к нему со стороны слушающего можно уподобить лишь верхней части айсберга, тогда как подтекстовую информацию, включающую в себя целый комплекс разнообразных ассоциаций, можно сравнить с нижней, большей частью айсберга.

ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ КУЛЬТУРОВЕДЕНИЕ

Язык представляет собою особый продукт культуры. Он может исследоваться в одном ряду с другими продуктами культуры- религией, наукой, искусством, нравственностью, политикой, техникой и т.д. Этим занимается лингвистическое культуроведение. Оно находится на стыке между языкознанием и культурологией. В состав этой последней входят науки о духовной культуре - религиеведение, науковедение, искусствоведение, этика и политология - и науки о материальной культуре, к которым относятся технические науки и кибернетика. С каждой из этих наук может вступать в контакт языкознание. В результате этого научно-отраслевая структура лингвистического культуроведения выглядит как целый комплекс лингво­культурологических дисциплин (см. оглавление). Особое положение среди этих дисциплин занимает лингвостилистика, поскольку она предполагает связь языкознания с разными науками о культуре.

Лингвистическое религиеведение

Лингвистическое религиеведение изучает проблемы, связанные с отношением религии к языку. Эти проблемы обычно рассматриваются либо в рамках религиеведения, либо в рамках лингвистической историографии - в том ее разделе, где речь идет о донаучных, мифологических представлениях о языке (см., например. 33, 9-10, 38-40, 68-69, 111-112, где описываются мифологические представления о языке у древних египтян, хеттов, индийцев и греков). Это свидетельствует о том, что лингвистическое религиеведение еще не приобрело до сих пор статуса относительно самостоятельной лингвокультурологической дисциплины.

Среди проблем, рассматриваемых в лингвистическом религиеведении, центральное положение занимают проблемы, связанные с божественным происхождением языка и с его магической функцией. В большинстве религий бог рисуется создателем вещей, а лишь затем -создателем слов для этих вещей (таким был египетский бог Птах), однако по некоторым другим религиозным представлениям бог сначала создавал слова и только затем - вещи (таким был еврейский бог Яхве (Саваоф). Именно последний из этих мифов отражен в известных евангельских словах - “В начале было слово, и слово было у бога, и слово было бог”. Слову здесь приписывается некая магическая сила, благодаря которой слово может выступать как первоначало для всего сущего. Прагматическая функция языка, рассматриваемая в его отношении к сверхъестественным, божественным существам, выступает как магическая функция языка. В чистом виде эта функция выступает в заклинаниях. Человек, установивший контакт с божественным существом (жрец, колдун, шаман и т.п.), с помощью заклинаний может совершать чудеса - исцелять больных, воскрешать из мертвых и т.д. Магическая функция языка предстает здесь как его сверхъестественная функция, благодаря которой человек может преобразовывать действительность чудесным образом. В обычных условиях слово переходит в дело благодаря определенным действиям реальных людей или благодаря воздействию каких-либо других материальных сил. В случае с заклинаниями, напротив, слово переходит в дело благодаря воздействию нематериальных, сверхъестественных сил. Так, древние индусы исцеляли больных желтухой с помощью следующего заклинания: “Пусть твоя сердечная боль и желтуха уйдут к солнцу. Цветом красного быка оденем мы тебя! На долгую жизнь мы завернем тебя в красные тона. Да пребудет этот человек невредим и свободен от желтого цвета! Да преисполнится он силой бычьей и т.д.” (80, 26).

В своих заклинаниях гадатель обращается к тому или иному сверхъестественному существу. Он верит, что именно благодаря этому существу язык может обладать чудодейственной силой. Древние китайцы верили, что общаться с небесным владыкой можно не только не­посредственно, но и через души умерших господ (ванов). Вот почему иньские надписи начинались со слов “Ван сказал...”. Устами умершего вана верховный бог мог сообщить китайскому гадателю о надвигающихся стихийных бедствиях, о будущем урожае и т.д. (42).

Сверхъестественные существа, по религиозным представлениям, делятся на высших демонов и низших. Так, Перун (бог грома и молнии), Сварог (бог огня) и др. относились у славян к высшим демонам, а русалки, лешие, водяные и т.д. - к низшим демонам. Эти последние возникают из “мертвяков”, т.е. тех, кто умер неестественной смертью (см. об этом у Д.К.Зеленина (28). Если общение с высшими демонами доступно всем верующим, то общение с низшими демонами доступно немногим. Таких людей в народе боялись, поскольку они могли, по религиозным верованиям, использовать низших демонов в неблаговидных целях. Языческая религия является политеистической. В монотеистических религиях в качестве высшего демона выступает бог. Общение с христианским богом - Иисусом Христом - осуществляется с помощью молитвы. В трудную минуту христианин может обратиться к богу с такой молитвой: “Господи! Не в ярости Твоей обличай меня, и не во гневе Твоем наказывай меня, ибо стрелы Твои вошли в меня и отяготела на мне рука Твоя... Меж тем враги мои живут в силе великой, и умножались ненавидящие меня безвинно, воздающие мне злом на добро, враждующие на меня за то, что ищу добра. Не оставь меня, Господи, Боже мой! Не отступи от меня! Поспеши на помощь мне. Господи спасения моего!” (1, 237). Вера в магическую силу молитвы основана на убеждении, что молитва будет услышана богом и что бог поможет молящемуся. Это убеждение ошибочно, однако сам процесс молитвы может успокоительно воздействовать на психику верующего.

Лингвистическое науковедение

Лингвистическое науковедение изучает проблемы, связанные с отношением науки к языку. Своим зарождением оно обязано, с одной стороны, языкознанию, а с другой, - науковедению. Последняя из этих наук получила развитие сравнительно недавно (о становлении науковедения см. в работах 16;44). Язык интересует представителей науки главным образом с терминологической точки зрения. Вот почему лингвистическое науковедение обособилось от других дисциплин как наука о терминах (терминология). Наибольшую известность в русской терминологии получили работы В.П.Даниленко (23). Проблемами общей терминологии занимались такие исследователи, как Б.Н.Головин, В.А.Гречко, Л.А.Пекарская, В.Петров и др. (73; 54).

В.П.Даниленко писала: “Под термином мы понимаем слово (или словосочетание) специальной сферы употребления, являющееся наи­ме­нованием специального понятия и требующее дефиниции” (23, 16). В качестве терминов чаще всего употребляются имена существительные, однако в некоторых случаях терминологизации подвергаются и другие части речи - прилагательные (элементарная частица, мимический щит и т.п.), глаголы (размачтовывать судно, инкриминировать убийство и т.п.) и некоторые другие части речи (23, 164). Термины могут создаваться не только на базе родного языка, но также и заимствоваться из других языков. Так, в русском языке представлено много терминов, заимствованных из итальянского (сюда относятся, в частности, музыкальные термины- опера, ария, тенор и пр.), из английского (сюда относятся многие спортивные термины - финиш, рекорд, матч и др.), голландского (сюда относится, например, морская лексика - матрос, рупор, шлюпка и др.) и из многих других языков. В отдельных случаях в качества терминов может использоваться лексика, остающаяся за пределами литературного языка. Терминологизироваться могут, например, диалекты. Так, в русскую морскую терминологию из северных диалектов пришли слова “поливуха”, “поретить”, “средыш” и др. (23,171).

Новые термины могут создаваться с помощью различных способов словообразования. Широко используется в терминообразовании тот способ словообразования, который принято называть “морфологическим” и который точнее следовало бы называть морфематическим. Сюда относят префиксацию (антивещество, контрток, подпочва и т.п.), суффиксацию (ускоритель, подборщик, сушилка и т.п.), префиксо-суффиксацию (анти­гриппин, антиокислитель, противозагрязнитель и т.п.)и словосложение (космодром, рентгенометр, электробур и т.п.). В меньшой мере используется синтаксический способ словообразования (ранцевая арматура, дефоку­сирующий сектор, двигатель с массивным ротором и т.п.). Новые термины могут создаваться также и засчет метонимийного или метафорического употребления уже имеющихся в данном языке лексем. Термины-метонимы часто создаются из имен собственных (ампер, вольт, рентген и т.п.). Более широкое применение имеют термины-метафоры (в технической терми­нологии, например, широко используются слова “башмак”, “собачка”, “ерш” и многие другие).

В каждой научной области используются свои термины. Их систематизация может производиться на семасиологической основе. В этом случае мы имеем дело с алфавитными терминологическими словарями. Эти словари довольно распространены в нашей стране. У нас имеются алфа­витные словари философской, геологической, гидрологической, морской, религиозной, эстетической, этической, политэкономической, технической и др. терминологии (довольно полную библиографию этих словарей см. 23, 214-215). Систематизация терминов, входящих в ту или иную термино­систему, может производиться и на ономасиологической основе. В этом случае мы будем иметь дело с идеографическими отраслевыми словарями. Упорядочивание терминов в таких словарях, производится в соответствии с систематизацией понятий, которые обозначаются с помощью со­ответственных терминов. Словари такого типа не получили распространения до сих пор. На ономасиологической основе могут систематизироваться и сами терминосистемы. В этом случае мы будем иметь дело с общенаучным идеографическим словарем. Наиболее близким к нему является словарь Ф.Дорнзайфа (87). Классификация слов в этом словаре проведена главным образом на эволюционной основе. Очевидно, что именно по такому пути следует идти авторам будущих общенаучных идеографических словарей. В первую очередь в них должна быть представлена философская терминология, а затем - физическая, биологическая, психологическая и культурологическая. Эта последняя в свою очередь должна включать религиозную, науко­ведческую, искусствоведческую, этическую, политическую, лингвистическую и другую культурологическую терминологию. Между отдельными терминосистемами должны помещаться междисциплинарные термины (биофизические, биопсихические и т.п.). Общенаучный идеографический словарь должен представить в терминологическом виде общую картину мира. Он, бесспорно, сыграл бы огромную роль в формировании у людей целостного, энциклопедического представления о мире. Терминологи могли бы на практике принять участие в решении той проблемы, которые науковеды решают лишь в теории, - проблемы интеграции науки в целом (см. об этом у М.Г.Чепикова (82).

Лингвистическое искусствоведение

Лингвистическое искусствоведение изучает проблемы, связанные с отношением искусства к языку. Оно находится на стыке между языкознанием и искусствознанием (в особенности тем разделом искусствознания, который называют литературоведением). В историко-научном плане лингвистическое литературоведение развивалось в рамках поэтики. Язык интересует пред­ставителей искусства как средство художественного изображения. Сами художники слова часто высказываются на этот счет, однако лингвистическое искусствоведение ориентируется главным образом на их произведения, а не на их высказывания о языке. Лингвоискусствовед, таким образом, должен судить об отношении к языку со стороны того или иного художника, опираясь на его произведения. Как относительно самостоятельная дис­циплина лингвистическое искусствоведение лишь формируется. Наибольший вклад в его развитие внес М.М.Бахтин (4; 5; 6).

Каждое литературное направление (классицизм, романтизм и т.п.) вырабатывает свои языковые принципы. Так, языковые принципы реалистов предполагают примат содержания в художественном произведении над его формой (языком), тогда как языковые принципы модернистов строятся на обратном соотношении содержания и формы в художественном про­изве­де­нии. Так, представители реализма ориентируются на простоту, до­ступ­ность языковой формы в художественном произведении. “Надо писать про­ще, - говорил по этому поводу Л.Н.Толстой, - народ говорит просто, даже как-будто бессвязно, а - хорошо. Мужик не спросит, почему треть больше четверти, если всегда четыре больше трех, как спрашивала одна ученая ба­рыш­ня. Фокусов - не надо” (75, 429). Настаивая на естественности худо­жествен­ной речи, Л.Н.Толстой готов был отказать в праве на существование стихотворной речи. “Стихов не понимаю и не люблю, - говорил он в связи с этим, - это какие-то ребусы, к которым нужно давать разъяснения” (75, 5). Л.Н.Толстой признавал только те стихи, в которых ритм и рифма не заслоня­ют содержания. Представители модернизма, напротив, ориентируют свои ху­до­жественные произведения на необычную изощренность их языковой фор­мы. Больших успехов на этом пути достигли такие поэты, как Н. Минский, А. Крученых, И.Северянин и др. Однако и в прозе часто прибегают к излишним языковым сложностям. Приведем в связи с этим следующие слова А.С.Пушкина: “Читаю отчет какого-нибудь любителя театра: сия юная питомица Талии и Мельпомены, щедро одаренная Апол... боже мой, да поставь: эта молодая хорошая актриса - и продолжай... Презренный зоил, кое-кого неусыпная зависть изливает свой яд на лавры русского Парнаса, коего утомительная тупость может только сравниться с неутомимой злостью... боже мой, зачем просто не сказать “лошадь”?” (13, 218-219).

В основе лингвоэтической теории М.М.Бахтина лежит учение о двух языковых принципах - монологизме (или монофонизме) и диалогизме (или полифонизме). Художник, исходящий в своем творчестве из первого принципа, видит в слове одностороннюю сущность. Он видит в нем средство, с помощью которого говорящий выражает свои мысли, но не предполагает в нем ответ слушающего. Он не нуждается в этом ответе. Монологизм игнорирует в конечном счете “равноправность сознаний в отношении к истине” (5, 309). Монофоническое слово односторонне. Особенность монофонического произведения состоит в том, что голос автора в нем заглушает голоса его героев, поскольку автор возвышается в нем над всеми своими героями как в интеллектуальном, так и в моральном отношении. “Монологизм в пределе отрицает наличие вне себя другого равноправного и ответно-равноправного сознания, другого равноправного “я” (“ты”)”, - указывал М.М.Бахтин. Монофонический тип художественного произведения преобладал в истории литературы. Свое яркое воплощение в XIX в. он нашел в творчестве Л.Н.Толстого. Полифонический тип художественного произведения, напротив, занимал в истории литературы подчиненное положение по отношению к монофоническому. Свое яркое воплощение в XIX в. он нашел в творчестве Ф.М.Достоевского. Художник-полифонист видит в слове двустороннюю, диалогическую сущность. С одной стороны, он усматривает в нем средство, с помощью которого говорящий выражает свои мысли, а с другой, он предполагает в нем возможный ответ слушающего. Подобным образом он относится и к своему собственному слову в произведении. Голос автора в полифоническом романе не заглушает голоса его героев. Роман, как и любое другое произведение этого типа, в данном случае воспринимается как многоголосие равноправных сознаний, равноценных точек зрения. “Слово героя о себе самом и о мире (в полифоническом произведении. - В.Д.),- писал М.М.Бахтин, - так же полновесно, как обычное авторское слово; оно не подчинено объектному образу героя как одна из его характеристик, но и не служит рупором авторского голоса. Ему принадлежит исключительная самостоятельность в структуре произведения, оно звучит как бы рядом с авторским словом и особым образом сочетается с ним и с полноценными же голосами других героев” (6, 7). Художник-полифонист, таким образом, относится к своим героям как к равным себе. М.М.Бахтин писал о Ф.М.Достоевском: “Высший тип бескорыстного художника, который ничего не берет от мира. Такого последовательного антигедонизма нигде больше не найти” (5, 311).

Лингвоэтика

Лингвоэтика (или культура речи) изучает вопросы, связанные с отношением этики к языку. Она занимает промежуточное положение между этикой и лингвистикой. Этику обычно определяют как науку о нравственном (нормативном, правильном) отношении человека к миру. Она имеет долгую историю развития и выработала сложную научно-отраслевую структуру (65). Очень актуальное значение в наше время приобрела биофизическая этика (экология). Она учит правильному обращению с продуктами природы. Лингвоэтика входит в состав культурологической этики, в задачу которой входят исследование различным вариантов правильного обращения с продуктами культуры. Под правильным обращением с тем или иным продуктом природы или культуры следует понимать такой вариант пользования этим продуктом, который приносит наибольший общественный эффект. Лингвоэтика изучает языковые нормы, владение которыми приносит наибольший общественный эффект в использовании языка. Вот почему ее можно назвать также нормативной лингвистикой.

Между лингвистикой внутренней и нормативной в истории науки не существовало четкой границы. Вплоть до 18-19 вв. языкознание расце­нивалось как искусство правильно пользоваться языком. В 19-20 вв. произошло отграничение лингвоэтики от внутренней лингвистики. При этом в 19в. ив первой половине 20 в. первая из этих наук была оттеснена на второй план. Об этом, в частности, свидетельствуют такие слова А.А.Шахматова: “Странно было бы вообще, если бы ученое учреждение вместо того, чтобы показывать, как говорят, решалось указывать, как надо говорить” (65, 4). В современной лингвоэтике культуру устной речи четко отграничивают от культуры письменной речи. Первая из этих дисциплин зародилась в древности наука об ораторском искусстве (риторика). С состоянием ораторского искусства в Риме можно ознакомиться по книге Т.П.Кузнецовой и П.П.Стрельниковой (45). В наше время произошло возрождение риторики (26). Культура письменной речи развивалась в рамках орфографии и пунктуации. В последнее время в нашей науке были предприняты попытки построения общих лингвоэтических курсов (19; 65). О проблемах русской нормативной лингвистики можно составить представление по работам К.С.Горбачевича, Л.К.Граудиной и д р. (2 0, 21).

Для языковой нормы характерны три признака - ее устойчивость (традиционность), вариативность и изменчивость. Первый из этих признаков состоит в регулярной воспроизводимости того языкового варианта, который признается в данном языке за образцовый (правильный, нормативный). Такого рода варианты помещаются в орфоэпических, толковых, сино­нимических и других лингвистических словарях. На них ориентируется лингвистически образованное общество в своей речевой деятельности. Им обучают детей в школе. Система этих вариантов и составляет литературный язык. Существуют разные типы литературных языков. Прежде всего эти языки подразделяют на родные и чужие. Каждый их них в свою очередь существует либо в “живой”, либо в “мертвой” форме. Типология лите­ратурных языков может быть представлена, следовательно, в таком виде:

Литературные языки

Родные Чужие

Живые (1) Мертвые (2) Живые (3) Мертвые (4)

Первый тип литературного языка может складываться на основе нескольких диалектов (койне), как это было с восточнославянским языком, или на основе одного диалекта, как это было с эрзянским языком. Этот тип литературного языка может складываться также в результате ориентации на письменную форму родного языка, на котором говорят в данный период времени. Так формировались западноевропейские литературные языки. Особой нормативной авторитетностью пользовалась изящная словесность. Так в основном формировался и русский литературный язык. Имея в виду огромную роль художников слова в создании литературного языка, В.Г.Белинский писал: “Карамзин сам был грамматика... Пушкин тоже стоит любой из ваших грамматик” (65, 4). Не следует, однако, недооценивать и роли лингвистов в кодификации языковых норм. Второй тип литературного языка создается на основе родного, но к данному моменту мертвого языка. Таким до недавнего времени был вэньян в Китае, который был живым в 8-12 вв., но которым пользовались в Китае как литературным О языком и после 12 в. Подобная ситуация была с грабаром в Армении и с бунго в Японии. Санскритом и ивритом пользуются в настоящее время в Индии и Израиле как литературными языками, хотя они были живыми в этих странах еще в глубокой древности. Третий тип литературного языка представлен англий­ским, французским и другими живыми языками, которые используются в качестве литературных языков в бывших колониальных странах Азии и Африки. Так, в Уганде, Кении и Танзании в качестве литературного языка используют английский, а в Заире, Камеруне и Мали - французский. Четвертый тип литературного языка, наконец, представлен латинским языком, который использовался как литературный язык в запад­ноевропейских странах в Средние века. Подобная ситуация была и у славянских народов со старославянским языком, однако у них, наряду со старославянским, пользовались и родными (например, восточно-славянским) языками как литературными. Мы имеем здесь дело с так называемой диглоссией (литературным двуязычием). Вариативность языковой нормы выражается в наличии в данном языке нескольких правильных языковых форм, служащих для обозначения однотипного содержания. Так, на рубеже XIX- XX вв. слова “самолет” и “аэроплан” употреблялись как литературные варианты,служащие для обозначения одной и той же реалии. Подобная вариативность имеется в языке и на других его уровнях - в фонетике (слово “снег”, например, правильно произносить и с твердым начальным со­гласным, и с мягким), в морфологии (тракторы - трактора) и в синтаксисе (замечания по адресу - замечания в адрес).

Изменчивость языковой нормы проявляется в относительности границы, имеющейся между литературными языковыми формами и не­литературными. Эта граница в определенный период исторического развития языка может изменяться. Так, в XIX в. было правильно говорить “взойти”, а не “войти в дом”, вместо формы “сапог” правильно было говорить “сапогов”, слова “дарят” и “дружат” следовало произносить с ударением на последнем слоге и т.д. Эти примеры говорят о том, что языковые нормы могут изменяться. Некоторые литературные формы языка могут становиться нелитературными и - наоборот. Это происходит под влиянием законов речевой экономии и нормативно-языковой аналогии. Так, под действием первого из этих законов из русского языка исчезла форма “синематограф” вместо “кинематограф”, а под действием другого закона слова “аккомпанировать”, блокировать”, “копировать” и т.п. изменили свое ударение (правильно было говорить с ударением на -ать) по аналогии со словами “абстрагировать”, “автоматизировать”, “агитировать” и т.п. (они произносились с ударением на -ировать).

Лингвистическая политология

Лингвистическая политология изучает проблемы, связанные с отношением политики к языку. Она занимает междисциплинарное поло­жение между лингвистикой и наукой о политике -политологией.

Под политикой обычно понимают такую деятельность, которая направлена на защиту интересов тех или иных социальных групп, классов. Свое концентрированное выражение эта деятельность находит в действиях различных партий и органов государственной власти. Сама по себе политология, как эстетика и этика, развивалась в рамках философии (см. 35), что связано с непомерным расширением предметной области у философской науки. Политологию следует рассматривать как культурологическую дис­циплину, направленную на изучение отношений, которые складываются в обществе благодаря деятельности тех или иных партий и органов госу­дарственной власти. Эта деятельность может иметь отношение и к языкам. В этом случае мы имеем дело с языковой политикой. Данная область культуры и составляет предмет лингвистической политологии.

Языковую политику обычно рассматривают в рамках социо­лин­гвис­тики, куда наряду о лингвистической политологией включают также лингвостилистику и диалектологию (см., например работы 7; 67; 76; 83). Диалектологию, на наш взгляд, следует рассматривать в рамках внутренней лингвистики, если мы не хотим ограничивать предметную область этой последней только литературным языком. Внутренняя лингвистика изучает национальные языки в целом, включая имеющиеся в них диалектизмы, просторечия, жаргонизмы и прочие явления нелитературного языка. К собственно лингвополитологическим следует отнести исследования А.Д.Швей­цера, А.И.Домашнева, П.А.Баранникова, М.И.Исаева, Г.П.Сердюченко, А.М.Дьякова и др. (84; 25; 2; 31; 68).

Языковая политика, как и любая другая политика, бывает внешней и внутренней. В первом случае мы имеем дело с языковой политикой, проводимой данным государством в отношении к другим государствам, а во втором случае - с внутригосударственной языковой политикой. В истории внешней языковой политики представлено две крайние формы этой политики - пуризм и антипуризм. Пуристы строят свою языковую политику на противодействии заимствованиям из других языков. Активную пури­стическую деятельность в начале XIX в. у нас вели шишковцы, которым так и не удалось заменить “галоши” на “мокроступы”. Подобную деятельность в XIX в. вели чешские просветители, выступающие против германизмов в родном языке. Антипуристы, напротив, считают, что от любого заим­ствования родной язык лишь выигрывает, поскольку он таким образом обогащается. Здравомыслящий человек занимает промежуточную позицию между пуризмом и аитипуризмом - он выступает не против заимствований вообще, а против ненужных заимствований в русском языке.

Внутренняя языковая политика существует в двух противоположных формах - антагонистической и неантагонистической. Антагонистическую языковую политику проводили англичане в колониальной Индии. Еще в начале 18 в. английские миссионеры христианства открыли ряд школ для индийцев, обучение в которых велось на английском языке. Как только степень распространенности английского языка среди индийского населения стала более или менее высокой, английское правительство объявило свой язык государственным языком Индии. Это произошло в 1835 г. П.А.Баранников так оценивал языковую ситуацию в колониальной Индии: “Если английский в колониальной Индии выступал прежде всего как язык правителей страны, если ему была открыта зеленая улица для заполнения все новых сфер общения подчиненного общества, то положение языков подчиненных народов было отнюдь не столь благоприятным. Они на­ходились на положении пасынков, которым не дозволено проникать в ряд ответственных областей, они были лишены государственной поддержки; более того, представители колониальных властей по существу проводили политику языковой дискриминации...” (2, 140).

В качество образца неантагонистической языковой политики может рассматриваться политика “языкового строительства” в СССР, проведенная в 20-30 гг. Русский язык стал языком межнационального общения без каких-либо постановлений. Это произошло в силу его количественного и качественного превосходства над другими языками. По отношению же к другим языкам проводилась политика языкового строительства, состоящая в усовершенствовании некоторых старых систем письма и в создании новых. В результате этого узбеки, татары, казахи, азербайджанцы, таджики и не­которые другие народы перешли с арабской графики сначала на латинизированную, а затем на кириллизованную графику. Новые алфавиты получили все другие народы, ранее но имевшие своей письменности. Со временем - в силу их малочисленности - алеуты, ительмены, орочи, саамы, удэгейцы и некоторые др. утратили свое национальное письмо. Их письменным языком стал русский.

Лингвостилистика

Лингвостилистика изучает стилистические особенности языка. Эти особенности зависят от разных сфер культуры, в которых происходит общение. Вот почему лингвостилистика занимает особое положение среди лингвокультурологических дисциплин. Она изучает языковые стили в области религиозного, научного и др. общения. Под стилем обычно по­нимают своеобразие того или иного продукта культуры. Понятие стиля, таким образом, имеет отношение не только к языку, но и к неязыковым продуктам культуры. Существуют свои стили в архитектуре, музыке и т.д. Неязыковые стили изучаются в соответственных разделах культуроведения. В задачу лингвостилистики входит изучение языковых стилей, фун­кционирующих в области религии, науки, искусства и т.д. Эти стили часто называют функциональными, а саму лингвостилистику -фун­кциональной стилистикой. Функциональными называют и сами языковые стили.

Лингвостилистика зародилась в глубокой древности. Понятие языкового стиля исследовалось еще Аристотелем, Цицероном, Квин­тилианом и др. античными авторами. Зарождение лингвостилистики в русской науке связано о учением М.В.Ломоносова о трех “стилях” (см. подр. 69, 5-23). Становление современных представлений о лингвостилистике связано с научной деятельностью К.Фосслера, Л.Шпитцера, Ш.Балли, Я.Мукаржовского, А.М.Пешковского, Г.О.Винокура и др. Особое место в развитии русской лингвостилистики принадлежит В.В.Виноградову (14; 15). Он способствовал широкому пониманию задач стилистики, хотя основное внимание в своих работах уделял стилистике художественной речи. О состоянии современной стилистики русского языка можно судить по книгам М.Н.Кожиной (38). О.А.Крыловой (41), А.Н.Васильевой (12)и др.

Центральное положение в лингвостилистике занимает вопрос о классификации языковых, стилей. Среди ученых нет единства в этом вопросе. Так, М.Н.Кожина выделяет научный, официально-деловой, публи­цистический, художественный и разговорно-бытовой стили, М.М.Михайлов - разговорный, художественный, научный, публистический, официально-деловой, парадно-риторический и судебный, В.П.Мурат - разговорно-литературный, поэтический, газетно-политический, официально-деловой, научный, профессионально-технический и просторечно-фамильярный, О.А.Крылова - научный, официально-деловой, газетно-публицистический и разговорно-обиходный и т.д. К проблеме классификации языковых стилей, на наш взгляд, следует подходить с культурологической точки зрения. Основные стили языка в этом случае соответствуют основным компонентам культуры. Мы можем выделить, с одной стороны, духовно-культурные языковые стили (религиозный, научный, художественный, этический и политический) и материально-культурные языковые стили (сюда можно отнести языковые стили работников сельской и городской про­мышленности). Несмотря на то, что последние из указанных стилей довольно активно исследовались в 20-30 гг. , в настоящее время они по существу не изучаются. Среди духовно-культурных языковых стилей в большей мере исследованы художественный, научный и политический стили языка. Каждый языковой стиль может иметь внутреннюю стилистическую структуру. Так, в стилистическую структуру политической речи может быть включена речь официально-деловая, газетно-публистическая и судебная.

В стилистическую структуру художественной речи в свою очередь можно включить речь поэтическую и прозаическую, а внутри них выделить соответственную жанровую структуру. С этих же позиций, очевидно, следует подходить и к разграничению книжной и разговорной речи, поскольку тот или иной стиль языка может функционировать как в официальной, так и в обиходной обстановке. Любой стиль языка и любая его разновидность при этом могут исследоваться на разных языковых уровнях. Остановимся здесь на сопоставлении научного и художественного стилей языка на текстуальном и лексическом языковых уровнях.

Текстуальный уровень. Научный и художественный тексты отличаются друг от друга по степени авторского присутствия в них. “Конечно, - писала в связи с этим А.Н.Васильева. - в действительности субъект (автор научного текста.- В.Д.) обычно не может абстрагироваться от всех несущественных в плане научной коммуникации черт своей личности, но принцип такого устранения является нормой научного стиля” (12. 22). Художник, напротив, по словам Н.Гартмана, “во всяком художественном оформлении... изо­бражает прежде всего самого себя” (69, 149). “Образ автора” В.В.Виноградов считал главным текстуальным признаком стиля художественной речи. В подтверждение этого он приводил такие слова Л.Н.Толстого: “Люди мало чуткие к искусству, думают часто, что художественное произведение составляет одно целое потому, что в нем действуют одни и те же лица, что все построено на одной завязке или описывается жизнь одного человека. Это несправедливо... Цемент, который, связывает всякое художественное произведение в одно целое... есть не единство лиц и положений, а единство самобытного нравственного отношения автора к предмету. Что бы ни изображал художник: святых, разбойников, царей, лакеев, - мы ищем и видим только душу самого художника” (15, 181). Иначе говоря, высокая степень субъективности может рассматриваться как важнейшая отличительная черта художественного текста. Ученый же, напротив, стремится к максимальной объективности в тексте.

Лексический уровень. Различие между научной и художественной речью прежде всего состоит в степени абстрактности - научное слово является более абстрактным, чем художественное. Данные типы речи также отличаются по степени использования слов в переносном значении - в художественной речи их намного больше, чем в научной. Научный стиль изложения, наконец, в отличие от художественного, активнее использует специальную, терминологическую лексику.

Лингвотехника

Лингвотехника (лингвоэкономика) изучает проблемы, связанные с отношением техники (экономики) к языку. Это становится возможным, когда язык рассматривается со стороны его вторичных, технико-экономических, форм. Эти формы предполагают тот или иной вид технических средств, опосредующих общение. К таким средствам относятся рукописная, печатная, телефонная, магнитофонная и другая техника. Отдельные виды технически опосредованной речи изучаются с давних пор. К ним относится, в частности, письменная речь. О истории ее изучения можно составить представление по работам И.Фридриха (79) и С.А. Рейсера (58). История печатной (книжной) письменности хорошо изложена И.Е.Баренбаумом (3). О современных видах технически опосредованной речи рекомендуем прочитать статьи А.Г.Волкова, Л.П.Петрова, Е.П.Прохорова, Э.Г.Багирова, Т.В.Мура­нивского и др. в сборнике (56). Попытка системного изложения лингво­техники представлена в книге Ю. В. Рождественского (60). Сам факт появления этой книги свидетельствует о том, что лингвотехника как отно­сительно самостоятельная наука начинает формироваться в современной лингвокультурологии.

Технически опосредованная речь прежде всего подразделяется на устную и письменную. Последняя в свою очередь подразделяется на ру­кописную и печатную. Рукописная речь может осуществляться на неписчих материалах (в этом случае мы имеем дело с эпиграфикой) и писчих (в этом случае мы имеем дело с палеографикой). Печатная словесность может осуществляться на монетах (в этом случае мы имеем дело с нумизматикой), на печатях (в этом случае мы имеем дело со сфрагистикой), а также су­ществует в типографической, машинописной и телеграфической формах. Устная технически опосредованная речь существует в следующих вариантах - телеречь, киноречь, радиоречь, магнитофонная, грамофонная и телефонная речь. Эпиграфическая словесность - самый древний вариант технически опосредованной речи. Она появилась у шумеров в 4 тысячелетии до н.э. К древнейшей эпиграфике относят надписи, которые древние египтяне выполняли на каменных плитах, на стенах храмов и гробниц. Самым древним памятником эпиграфической письменности у египтян является надпись на Палермском камне (первая половина 3 тысячелетия до н.э.). К древней эпиграфике относится также та чарть гадательных надписей, которая осуществлялась китайцами в XVI-XI вв. до н.э. на костях животных и панцирях черепах. Эти надписи содержали ответпы небесного владыки на вопросы гадателей. “Сфера современной эпиграфики чрезвычайно многообразна, - пишет Ю.В.Рождественский, - это таблицы с указанием остановок транспорта, надписи, регулирующие движение транспорта и пешеходов, вывески с названием учреждений, предприятий, магазинов и т.д.” (60, 50).

Палеографическая словесность появилась в 1 тысячелетии до н.э. В качестве писчих материалов использовались грифельные доски, восковые таблицы, береста, папирус, пергамент и бумага, которая была изобретена во II в. китайцами. В качестве орудий письма использовались церы, тростнико­вые калямы, птичьи перья и т.д. Если появление эпиграфической словесности можно расценить как первую лингвотехническую революцию в истории культуры, то появление палеографической словесности следует расценивать как вторую лингвотехническую революцию в истории человечества. Благодаря последней до нас дошла древняя рукописная ли­тература. Главными очагами древней рукописной культуры были такие страны, как Индия, Китай, Греция и Рим. Благодаря памятникам рукописной письменности, осуществленной на специальных материалах, до нашего времени дошли подлинные сокровища древнейшей религиозной, научной, художественной, этической и политической культуры.

Появление типографической словесности можно расценить как третью лингвотехническую революцию в истории человечества. Печатный станок позволил в относительно быстрые сроки тиражировать один и тот же текст во множестве экземпляров. Благодаря этому, автор типографического текста имеет возможность делиться своими мыслями с огромным числом читателей. Более того, благодаря книге, появилась возможность заниматься само­образованием у чрезвычайно многочисленной массы людей. С созданием журнально-газетной техники появилась возможность еще в большей мере сократить сроки тиражирования того или иного текста. С этого времени пресса стала мощным средством массовой коммуникации.

С созданием технических средств, опосредующих устную речь, мы связываем четвертую лингвотехническую революцию. Первенцем этой революции стал телефон. Он был изобретен в 1876 г. американцем Г.Беллом. Через двенадцатиметровый проводник он сообщил своему помощнику в соседнюю комнату: “Идите сюда, мистер Уотсон, вы мне нужны”. В течение последующего времени были созданы граммофоны (на их основе создавались проигрыватели), магнитофоны и другие технические средства, позволяющие осуществлять устное общение на больших расстояниях. Благодаря современной лингвистической технике, массовая коммуникация может осуществляться в самых разнообразных формах. В этом следует усматривать не только достижение нашего времени, но также и опасность, связанную с поверхностной информированностью людей, чрезмерно увлекающихся массовой коммуникацией. Академик Н.И.Конрад писал: “Вы знаете, что уже не раз на различных международных форумах говорили об опасности, таящейся в современной системе массовых коммуникаций - системе, образуемой радио, телевидением, кинопередачами, массовой газетной и журнальной печатью, массовой литературой - художественной и научно-популярной. Все мы в той или иной степени охвачены этими коммуникациями, находимся в их власти. Например, меня может совсем не интересовать, как некая звезда фигурного катания метет своей взбитой шевелюрой лед на катке в Любляне или в Вене, но я все-таки смотрю: действует гипноз телевизора. И что удивительней всего - я даже начинаю привыкать к этому гипнозу” (56, 21).

Лингвокибернетика

Лингвокибернетика изучает проблемы, связанные с отношением кибернетики к языку. Данный раздел лингвокультурологии - результат соединения лингвистики с кибернетикой. Основоположником последней из этих наук считают Н.Винера, который опубликовал в 1948 г. книгу “Кибернетика, или управление и связь в животном и машине”. С этой книгой обычно связывают зарождение кибернетики. В довольно быстрые сроки эта наука завоевала себе прочное место среди других наук. Ее можно, как это ни странно, сравнить с растениеводством и животноводством. Эти науки занимаются выведением новых сортов растений и пород животных. Кибернетика ставит перед собою аналогичные задачи - задачи, связанные с созданием искусственных людей (роботов, компьютеров). Разница здесь состоит только в том, что кибернетика осуществляет эти задачи на физическом материале, тогда как растениеводство и животноводство имеют дело с живыми организмами.

Развитие кибернетики привело к проблеме искусственного интеллекта, что повлекло за собой потребность в соединении усилий кибернетиков и лингвистов, поскольку мышление осуществляется с помощью языка, а искусственный интеллект есть не что иное, как кибернетическая модель человеческого мозга, человеческой психики. О проблемах, связанных с искусственным интеллектом, хорошо говоритcя в книгах А.В.Тимофеева (74) и Д.А.Поспелова (55). Описание современного состояния кибернетики осуществлено в сборнике (36), а перспективам кибернетики посвящен сборник (37). Непосредственное отношение к лингвокибернетике имеют работы А.М.Кондратова, Н.К.Обжеляна и В.Н.Трунина-Донского (40; 51).

Перед лингвокибернетикой стоят две основные задачи - создание программно-поисковых языков и использование этих языков в машине. Программно-поисковые языки предназначены для их инженерного во­площения в языковое устройство робота. Эти языки представляют собою чрезвычайно упрощенные аналоги естественных языков. В них используются, как правило, буквенно-числовая символика. В программно-поисковом языке “Коран”, например, аллах обозначается символом (1, ангелы - символом - d4 и т.д. В нашей стране такого рода языки нашли применение в области промышленных, медицинских и ц других ЭВМ. В 60-х гг. у нас были созданы такие программно-поисковые языки, как “Пусто-Непусто”, “Кристалл”, “Бит” и др. Позднее получили распространение языки Бейсик, Фортран и др.

Использование программно-поисковых языков в компьютерах осуществляется по определенным алгоритмам. На тот или иной внешний знак, учтенный алгоритмом, машина реагирует определенной системой операций. Она способна хранить информацию и выводить ее на дисплей по требованию оператора. Современные ЭВМ являются программными и, стало быть, они оперируют только тем объемом информации, который учитывается программой. Они не могут приращивать информацию. “Машина только преобразует информацию,- писал В.А.Звегинцев,- и на выходе ее не может быть больше информации, чем было на ее входе... Можно сказать, что ее работа подчинена принципу сохранения информации” (27, 176-179). Возможны ли познающие роботы? Пока такие роботы действуют лишь в фантастических романах, однако оптимистически настроенные кибернетики полагают, что со временем это станет возможным в действительности. А.В.Тимофеев писал: “Говоря об интеллекте роботов, вряд ли можно сомневаться в том, что источником многих понятий и представлений для них послужил окружающий мир. Но, однажды постигнутые, эти понятия и представления... могут начать развиваться и совершенно независимо (от человека.-В.Д.)”(74,27)

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Научно-отраслевая структура внешней лингвистики, кратко описанная в первой части данного пособия, базируется на эволюционном подходе к классификации наук. Этот подход позволяет выделить пять внешне­лингвистических дисциплин - философию языка, лингвофизику, био­лингвистику, психолингвистику и лингвистическое культуроведение. Структура последней из этих дисциплин базируется на выделении важнейших компонентов культуры - религии (отсюда религиеведение), науки (отсюда науковедение) и т.д. Из приводимой ниже литературы студенты могут почерпнуть новые сведения из различных разделов внешней лингвистики.

ЛИТЕРАТУРА

1. Аверинцев С. С. Византия и Русь: два типа духовности // Новый

мир. 1988, № 9.- С.227-239.

2. Баранников П.А. Проблемы хинди как национального языка. Л.,

1972.

3. Баренбаум И.Е. История книги.- М., 1984.

4. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики.- М., 1975.

5. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества.- М., 1979.

6. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского.-М., 1979.

7. Белл Р. Социолингвистика.- М., 1980.

8. Бенвенист Э. Общая лингвистика.- М., 1974.

9. Богородицкий В. А. Заметки по экспериментальной фонетике. Вып.

1-7. - Казань-СПб., 1896-1907.

10. Бондарко Л.В. Звуковой строй современного русского языка. - М., 1977.

11. Вартанян И.А. Звук-слух-мозг. - Л., 1981.

12. Васильева А.Н. Курс лекций по стилистике русского языка. - М.,

1976.

13. Введение в литературоведение. Хрестоматия / Под ред. П.А.Нико­-

лаева.- М., 1979.

14. Виноградов В.В. Стилистика, теория поэтической речи, поэтика.-

М., 1963.

15. Виноградов В.В. О теории художественной речи.- М., 1980.

16. В поисках теории развития науки / Под ред. С.Р.Микулинского.-М.,

1982.

17. Выготский Л. С. Мышление и речь.- М., 1934.

18. Гвоздев А.Н. Вопросы изучения детской речи.- М., 1961.

19. Головин Б.Н. Основы культуры речи. М., 1980.

20. Горбачевич К. С. Изменение норм русского литературного языка.-

М., 1971.

21. Граудина Л.К. Вопросы нормализации русского языка.- М., 1980.

22. Гумбольдт В. Язык и философия культуры.- М.. 1915.

23. Даниленко В.П. Русская терминология.- М., 1977. Н

24. Домашнев А. И. Современный немецкий язык в его национальных

вариантах.- Л., 1963.

25. Донских О. А. Происхождение языка как философская проблема. -

Новосибирск. 1984.

26. Дюбуа Ж., Эделин Ф. и др. Общая риторика.- М., 1986.

27. Звегинцев В. А. Теоретическая и прикладная лингвистика.- М., 1968.

28. Зеленин Д.К. Очерки русской мифологии.- Петроград, 1916.

29. Зиндер Л. Р. Общая фонетика.- М., 1979.

30. Иванов В.В. Чет и нечет.- М., 1979.

31. Исаев М.И. О языках народов СССР.- М., 1976.

32. Исследование речевого мышления в психолингвистике /Под ред.

Е.Ф.Тарасова.- М., 1985.

33. История лингвистических учений. Древний мир /Под ред.

А.В.Десницкой и С.Д.Кацнельсона.- Л., 1980.

34. История лингвистических учений. Средневековая Европа /Под ред.

А.В.Десницкой и С.Д.Кацнельсона.-Л., 1985.

35. История политических и правовых учений / Под ред.

В.С.Нерсесянца.- М., 1983.

36. Кибернетика. Современное состояние / Под ред. А.И.Берга. - М.,

1980.

37. Кибернетика. Перспективы развития / Под ред. Н.Н.Петрова. -М.,

1981.

38. Кожина М.Н.Стилистика русского языка.- М., 1977.

39. Кожинов В. В. Об изучении “художественной речи” //Контекст -

1974. - М.: 1975.- С.248-274.

40. Кондратов А.М. Звуки и знаки.- М., 1978.

41. Крылова 0. А. Основы функциональной стилистики русского

языка.- М., 1979.

42. Крюков М.В., Хуан Шу-ин. Древнекитайский язык.- М., 1978.

43. Кубрякова Б. С. Номинативный аспект речевой деятельности. - М.,

1986.

44. Кузнецова Н. И. Наука в ее истории.- М., 1982.

45. Кузнецова Т.П., Стрельникова И.П. Ораторское искусство.- М,

1976.

46. Леонтьев А.А.Психолингвистика.- М., 1987.

47. Леонтьев А.А. Язык, речь, речевая деятельность.-М., 1969.

48. Лурия А.Р. Основные проблемы нейролингвистики.- М., 1975.

49. Матусевич М.И. Современный русский язык. Фонетика.- М., 1976.

50. Негневицкая Е.И., Шахнарович А.М. Язык и дети.- М., 1981.

51. Обжелян Н.К., Трунин-Донской В.Н. Речевое общение в системах

“Человек-ЭВМ”.- Кишинев. 1985.

52. Панфилов В. 3. Взаимоотношение языка и мышления. - М., 1971.

53. Панфилов В. 3. Гносеологические аспекты философских проблем

языкознания.- М., 1982.

54. Петров В. В. Семантика научных терминов.- Новосибирск, 1982.

55. Поспелов Д.А. Фантазия или наука: на пути к искусственному

интеллекту.- М., 1982.

56. Предмет семиотики / Под ред. М.В.Алексеева и др. -М., 1975.

57. Психолингвистика / Под ред. А.М.Шахнаровича.- М., 1984.

58. Рейсер С.А. Палеография и текстология Нового времени.- М., 1970.

59. Ржевкин С.Н. Слух и речь в свете современных физических

исследований. - М., Л., 1986.

60. Рождественский К).В. Введение в общую филологию.- М., 1979.

61. Роль человеческого фактора в языке / Под ред. Б. А.

Серебренникова.- М., 1988.

62. Сапожкова М.А. Речевой сигнал в кибернетике и связи.- М., 1963.

63. Семиотика / Под ред. Ю.С.Степанова.- М., 1983.

64. Серебренников Б. А. О материалистическом подходе к явлениям

языка.- М., 1983.

65. Скворцов Л. И. Теоретические основы культуры речи.- М., 1980.

66. Слобин Д., Грин Д. Психолингвистика.- М., 1976.

67. Современная идеологическая борьба и проблемы языка / Под ред.

Р.Д.Дешериева.- М., 1984. —>

68. Современные литературные языки стран Азии / Под ред.

Г.П.Сердюченко.- М., 1965.

69. Соколов А.Н. Теория стиля.- М., 1968.

70. Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф.,Шахнарович А.М. Теоретические и

прикладные проблемы речевого общения. - М., 1979.

71. Соссюр Ф. Труды по языкознанию.- М., 1977.

72. Степанов Ю.С. Семиотика.- М., 1971.

73. Термин и слово / Под ред. М.Б. Борисовой и др.— Горький, 1981.

74. Тимофеев А.В. Роботы и искусственный интеллект.- М., 1978.

75. Толстой в воспоминаниях современников.- Т. 2. / Под ред.

С.Н.Голубова и др.-М., 1960.

76. Туманян Э.Г. Язык как система социолингвистических систем. - М.,

1985.

77. Фант Г. Акустическая теория речеобразования.- М., 1964.

78. Философские основы зарубежных направлений в языкознании / Под

ред. В.З.Панфилова.- М., 1977.

79. Фридрих И, История письма.- М., 1979.

80. Фрэзер Д.Д. Золотая ветвь. - М., 1980.

81. Цемель Г.И. Опознавание речевых сигналов.- М., 1971.

82. Чепиков М.Г. Интеграция науки.- М., 1981.

83. Швейцер А.Д. Современная социолингвистика.- М., 1977.

84. Швейцер А.Д. Социальная дифференциация английского языка в

США.-М., 1983.

85. Щерба Л.В. Русские гласные в качественном и количественном

отношении.- Л., 1983.

86. Якушин Б. В. Гипотезы о происхождении языка.- М., 1984.

87. Dornseiff P. Dеr deutsche Wortschatz nach Sachgruppen. - Berlin, 1959.

88. Jespersen O. Language: It's Nature, Development, and Origin. - London, 1925.

89. Lenneberg E.H. Biological Foundation of Language.- N.J., 1967.

ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ГНОСЕОЛОГИЯ

И ВНУТРЕННЯЯ ЛИНГВИСТИКА

ВВЕДЕНИЕ

_С

овременное языкознание имеет чрезвычайно разветвленную научно-отраслевую структуру. Эта структура в той или иной мере отражена в учебных пособиях по введению в языкознание (13, 18, 34, 40) и общему языкознанию (7, 33, 45, 46). Вопрос о научно-отраслевой структуре язы­кознания, вместе с тем, настолько сложен, что требуются новые подходы к его разработке. Один из них представлен в настоящем пособии, а также в других моих работах (22-27).

Отраслевая структура той или иной науки зависит, во-первых, от состава дисциплин, входящих в данную науку, а во-вторых, от числа подходов, которые используются в рамках отдельных дисциплин. В первом случае мы имеем дело с дисциплинарной структурой этой науки, а во втором - с ее методологической структурой. Отличие между ними состоит в том, что научная дисциплина имеет дело с особым предметом исследования, а методологический подход - с особой точкой зрения на определенный предмет исследования. В состав дисциплинарной структуры языкознания включают прежде всего лингвистическую онтологию (теорию языка) и лингвистическую гносеологию (методы лингвистических исследований). В первом случае мы имеем дело с изучение языка, а во втором - с изучением его познания. Иначе говоря, лингвистическая онтология - это учение о бытии языка, а лингвистическая гносеология - это учение о познании языка. Последняя из указанных дисциплин особенно полезна начинающим лингвистам, поскольку они должны учиться исследовать язык на материале работ, принадлежащих языковедам, которые сумели выработать особые методологические подходы к изучению того или иного языка.

Второе дисциплинарное членение языкознания связано с разгра­ничением внутренней лингвистики и внешней лингвистики. Первая из этих дисциплин связана с изучением языка как такового, а другая - с изучением языка в одном ряду с другими, неязыковыми, объектами (физическими, биологическими, психологическими и культурологическими). Как внутрен­няя и внешняя лингвистика, так гносеология и онтология языка имеют свою историю. Научная дисциплина, занимающаяся изучением истории языко­знания называется лингвистической историографией (историей лингви­стических учений). Выделение лингвистической историографии в рамках лингвистической гносеологии и онтологии, внутренней и внешней лингвистики предполагает третье дисциплинарное членение языкознания. В настоящей части пособия внутрилингвистической онтологии и внутри­лингвистической историографии отведены отдельные главы (вторая и третья). Внешнелингвистическая онтология и внешнелингвистическая исто­риография рассмотрены нами в первой части данного пособия.

ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ГНОСЕОЛОГИЯ

Общая (философская) гносеология исследует способы познания любого объекта. Частная (специальная) гносеология изучает способы познания определенного (физического, биологического и т.д.) объекта. В качестве такого объекта может выступать и язык. В этом случае мы имеем дело с лингвистической гносеологией. Философская гносеология относится к лингвистической как общее к отдельному. Такое соотношение между ними обусловлено тем, что философская теория познания исследует процесс познания любого объекта, взятого со стороны общих свойств с любым другим объектом, а лингвистическая теория познания изучает процесс познания языка, где наряду со всеобщими особенностями представлены и особенности индивидуальные. Следовательно, лингвистическая гносеология, как и любая другая частнонаучная теория познания, включает в свой состав философскую гносеологию в качестве общей теории познания.

ОБЩЕГНОСЕОЛОГИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА ЯЗЫКОЗНАНИЯ

Совокупность способов (подходов, принципов и т.п.) познания, изучаемых в общей гносеологии и рассматриваемых в их отношении к научно-исследовательской деятельности того или иного языковеда, составляет общегносеологическую структуру языкознания. Структура гносеологии может быть определена на основе отношения субъекта познания (в том числе и лингвиста) к шести познавательным принципам: идеальности (субъективности) и материальности (объективности), непротиворечивости и противоречивости, абсолютности и релятивности истины. Выдвижение того или иного принципа познания на ведущее положение по отношению к другим принципам приводит субъекта познания к определенному гно­сеологическому направлению.

Общегносеологическая структура языкознания (как и любой другой науки) может быть представлена с помощью такой таблицы:

	Абсолютизм	Релятивизм
Идеализм	1	3	5
Материализм	2	4	6
	Метафизика		Диалектика

Таблица указывает на шесть направлений в общей гносеологии:

1) идеалистический абсолютизм;

2) материалистический абсолютизм;

3) идеалистический релятивизм;

4) материалистический релятивизм;

5) идеалистическая диалектика;

6) материалистическая диалектика. Языковед-идеалист исходит только из известного языкового материала. Языковед-материалист исходит не только из известного, но и неизвестного языкового материала, суще­ствующего независимо от него. Языковед-метафизик не признает в языке его противоположности, т.е. не-язык. Языковед-диалектик видит в языке единство и борьбу языкового и неязыкового. Языковед-абсолютист освобождается от неязыкового в языке за счет имманентизации языка от неязыковых объектов. Языковед-релятивист освобождается от противоречия в языке между языком как таковым и не-языком за счет стирания граней меж­ду языковыми и неязыковыми объектами. Схема, приведенная выше, показывает, что лингвист, тяготеющий к идеалистическому абсолютизму, является в конечном счете идеалистом, метафизиком и абсолютистом, лингвист, тяготеющий к материалистическому абсолютизму, является в ко­неч­ном счете материалистом, метафизиком и абсолютистом и т.д.

Поясним сущность каждого из шести гносеологических направлений, отмеченных выше, на примере философских и лингвистических работ, при­надлежащих наиболее ярким представителям каждого из данных на­правлений.

Идеалистический абсолютизм

Довольно последовательным идеалистом-абсолютистом был немецкий философ И.Фихте (1762-1814). Он призывал исходить в познании только из того опыта, которым располагает субъект познания. Иначе говоря, он настаивал прежде всего на идеалистическом способе познания “...внутренний смысл, душа моей философии, - писал он,- состоит в том, что человек не имеет вообще ничего, кроме опыта; человек приходит ко всему... только через опыт” (57, II). “...у нас вообще нет ничего истинного и реального,- указывал он в другом месте,- кроме опыта” (57, 10). Кроме того, И.Фихте был сторонником абсолютистского способа познания, который является одной из форм метафизического мышления и формула которого может быть представлена как А = не А. Иначе говоря, абсолютист исходит из логики “или-или”. Эта логика предполагает отсутствие противоречия в объекте познания. Объект А в этом случае абсолютно противопоставляется другому объекту (не А). “Как раз из абсолютного противоположения,- писал И.Фихте в связи с этим,- вытекает весь механизм человеческого духа, и этот механизм не может быть объяснен иначе как через некоторое абсолютное противоположение” (57, 209).

Ярким представителем рассматриваемого гносеологического направ­ления в лингвистике был швейцарский языковед Фердинанд де Соссюр (1857-1913). Основную цель своего “Курса общей лингвистики” (55) он видел в том, чтобы определить подлинный и единственный объект лингвистики. Он усматривал его в языковой системе как таковой. Он считал при этом, что для исследования того или иного состояния языковой системы языковеду нет необходимости обращаться к изучению ее истории. Исследователь в этом случае должен исходить только из известного ему материала, связанного с определенным состоянием описываемого языка. Принцип идеальности истины при таком подходе выдвигается на ведущее положение по отно­шению к принципу объективности истины. Выдвижение на первый план принципа абсолютности истины в свою очередь приводило Ф.де Соссюра к тому, что он резко противопоставлял языковую систему (язык) и речь. Язык он считал сущностью социальной, психической и системной, а речь -индивидуальной, физической и асистемной. Понятны в связи с этим такие высказывания Ф.де Соссюра как “...язык, т.е. нечто социальное по существу и независимое от индивида...”, “В речи нет ничего коллективного” (55, 57) и т.п. Абсолютистская (альтернативистская) логика была чрезвычайно характерна для лингвистического мышления Ф.де Соссюра, хотя в отдельных случаях он и отступал от нее (см., например, его утверждения о социальной и психической природе речи 55, 48). Идеал ученого, тем не менее, состоял в таком объекте лингвистики, который был бы абсолютно лишен каких-либо противоречий. В отличие от речи, язык, по Ф.де Соссюру, только социален, только психичен и только системен.

Материалистический абсолютизм

Если идеалист абсолютизирует зависимость объекта познания от его субъекта, то материалист, если он является одновременно и абсолютистом, напротив, абсолютизирует независимость объекта познания от его субъекта. Иначе говоря, он недооценивает роль субъективного фактора в познании. “Главный недостаток всего предшествующего мтериализма,- писал К.Маркс в связи с этим, -заключается в том, что предмет, действительность, чув­ственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно” (39, 56). Представителем материалистического абсолютизма был англичанин Д.Локк (1632-1704). Ему принадлежат слова, выражающие сущность материа­листического принципа познания “...объем нашего познания, -писал он, - не охватывает не только всех реально существующих вещей, но даже и области наших собственных идей” (1, 2, 434). Но Локк был при этом сторонником аристотелевской логики, которая учит избегать противоречивых ут­вер­жде­ний об объекте познания. Альтернативистский характер этой логики ее автор выражал следующими высказываниями: “Невозможно, что­бы одно и то же вместе было и не было присуще одному и тому же” (1, 2, 412). “Итак, невозможно, чтобы вместе было правильно сказать про одно и то же, что оно и является человеком и не является человеком” (1,2, 416). “Вообще люди, ...утверждающие возможность противоречия, уничтожают сущность и суть бытия” (1, 2, 417).

Материалистический и абсолютистский способы познания были характерны для лингвистического мышления американского ученого Л.Блумфильда (1887-1949). Как материалист, он не сводил язык к пред­ставлению о нем. Как абсолютист, он стремился к освобождению языка от не-языка за счет гипертрофии физической стороны языка. В качестве объекта исследования он рассматривал речевую цепочку, которая соединяет говорящего и слушающего в процессе общения. Этим объясняется скеп­тическое отношение Л.Блумфильда к возможностям семантики - науки, которая исследует смысловую (психическую) сторону языка. Л.Блумфильд стремился изображать языковые явления исключительно в физических терминах. В подтверждение этого приведем только одну цитату его главной работы, где он описывает акт речи. “Предположим, что Джек и Джилл идут вдоль изгороди. Джилл голодна. Она видит яблоко на дереве. Она издает звук, в образовании которого участвуют гортань, язык и губы. Джек перепрыгивает через изгородь, влезает на дерево, срывает яблоко, приносит его Джилл и кладет его ей в руку. Джилл ест яблоко” (8, 37). Речь Джилл описана здесь, как видим, вполне осязательно!

Идеалистический релятивизм

Если формула абсолютистской логики может быть обозначена как А = не-А, то формула релятивистской логики - как А = не-А. Иначе говоря, в первом случае на передний план выдвигается логика “или-или”, а во втором - логика “и-и”. Если абсолютист стремится к подчеркиванию противо­положностей, то релятивист, напротив, стремится к стиранию различий. Крайней формой релятивизма является плюрализм. Плюрализм избавляется от противоречия за счет признания истинности противоречивых суждений у разных людей. Он следует в этом за протагоровским “Человек - мера всех вещей”. Иначе говоря, плюралист убежден в том, что у каждого своя правда. Плюралист является крайним идеалистом, поскольку он отказывается видеть источник противоречий в объективной действительности. Он видит его в области человеческого сознания. С позиций у меренного идеалистического релятивизма выступал в немецкой философии И.Кант (1724-1804). Он признавал объективную природу противоречий (антиномий), однако и он становился в конечном счете на идеалистическую точку зрения, поскольку считал, что объяснить ту или иную антиномию может лишь априорный (чистый) разум (3). “Обычное нежничанье с вещами, - писал в связи с этим Гегель, -заботящееся лишь о том, чтобы они не противоречили себе, забывает..., что таким путем противоречие не разрешается, а переносится лишь в другое место, в субъективную или внешнюю рефлексию” (17, 121).

Идеалистический релятивизм нашел свое выражение в лингвисти­ческом мышлении немецкого ученого Карла Фосслера (1872-1949). Он сравнивал язык с искусством. “Если идеалистическое определение - язык есть духовное выражение - правильно,- писал ученый,- то тогда история язы­кового развития есть не что иное, как история духовных форм выражения, следовательно, история искусства в самом широком смысле этого слова” (29, 79). Сравнение языка с искусством позволяло К.Фосслеру видеть в речевой деятельности говорящего активное, творческое начало. Но в данном сравнении он зашел слишком далеко, что проявилось в стирании граней между языком и литературно-художественным творчеством. Вот почему К.Фосслер стал сводить языкознание к стилистике.

Материалистический релятивизм

Материалист-релятивист видит противоречие в объекте как таковом, но, в отличие от материалиста-диалектика, он оставляет невыясненным вопрос о том, как разрешается противоречие в самом объекте. На позициях материалистического релятивизма стоял в немецкой философии Л.Фейербах (1804-1872). Как материалист, он не сводил объективный мир к субъек­тивному. Как релятивист, он видел свою задачу в “Сущности христианства” в стирании границ между богом и человеком, но не шел дальше этого. “Сущность бога, - писал он, - есть человеческая сущность... Главная наша задача выполнена. Мы свели всемирную, сверхъстественную сущность бога к составным частям существа человеческого” (1, 3, 448). “Фейербах,- отмечал К.Маркс, -занят тем, что сводит религиозный мир к его земной основе. Он не замечает, что после выполнения этой работы главное-то остается еще не сделанным” (39, 57). “...дело заключается в том, - продолжал он далее, - чтобы изменить мир” (39, 59). Л.Фейербах недооценивал субъективный фактор в изменении мира и его познании. В этом К.Маркс видел основной недостаток всего метафизического материализма. Материалистический релятивизм был характерен для научного мышления немецкого языковеда Августа Шлейхера (1821-1868). Он не считал, что исследователь должен исходить только из известного ему материала, а следовательно, А.Шлейхер не сводил объективный мир к субъективному. Это материалистическая позиция. Кроме того, он сравнивал языки с живыми организмами. Первые, подобно вторым, имеют периоды зарождения, роста и старения. На развитие тех и других оказывают влияние климатические условия, в которых они живут и т.д. В своем уподоблении языка живому организму А.Шлейхер зашел слишком далеко. Он недооценивал социокультурную активность людей в отношении к языку. В этом сказалась релятивистская тенденция в его теории языка. Законы эволюции, открытые Ч.Дарвиным, он слишком прямолинейно переносил на объяснение языковой истории (29, 87-104).

Идеалистическая диалектика

Крупнейшим представителем идеалистической диалектики является Г.Гегель (1770-1831). Основные моменты диалектического способа познания он изложил в сжатом виде в пар. 80-82 своей краткой “Науки логики” (202-213). Первый из этих моментов является абсолютным (“рассудочным”). Его формулу составляет А не А. Формулу следующего, релятивного (“диа­лекти­ческого”) момента описываемого способа познания составляет А = не А. Формулу заключительного, диалектического (“спекулятивного”) момента дан­ного способа познания, наконец, составляет возврат либо к абсолютному A не А, либо к релятивному А = не А. Диалектический способ познания, та­ким образом, предполагает в предмете борьбу (A не А) и единство (А = не А) противо­положностей. Окончательный вывод о доминирующей природе изучаемого предмета зависит от степени его познания. В том случае, когда эта степень настолько велика, что исследователь приходит к верному выводу о доминирующей природе изучаемого предмета, мы имеем дело с материа­листической диалектикой. Недостаточная степень изученности предмета, напротив, приводит исследователя к ложному выводу о сущности этого предмета. В этом случае мы имеем дело с идеалистической диалектикой.

Яркое выражение идеалистической диалектики мы обнаруживаем в неогумбольдтианстве (прежде всего у Л.Вайсгербера). Неогумбольдтианцы поставили в центр своего внимания проблему отношения языка к мышлению. Диалектический подход к решению этой проблемы позволил им видеть в языке единство и борьбу с мышлением. Благодаря этому, они справедливо утверждали, что не только язык зависит от мышления, но и, напротив, мышление зависит от языка. Недостаточное внимание к фактам, связанным с решением данной проблемы, вместе с тем, привело нео­гумбольдтианцев к неверному выводу об определяющей роли языка по отношению к мышлению. На этом выводе основана их гипотеза лин­гвистической относительности. Ее суть состоит в предположении, что степень взаимопонимания между людьми зависит в конечном счете от структурного своеобразия языков, на которых они говорят, а не от их интеллектуальной близости (см. подр. 56, 18-46; 50, 7-62).

Материалистическая диалектика

Материалистическая интерпретация гегелевской диалектики была осуществлена классиками марксизма-ленинизма. Особенно важное значение в этом отношении имеют две работы - “Анти-Дюринг” Ф.Энгельса и “Философские тетради” В.И.Ленина (60, 36). “Для метафизика, - читаем мыв первой из этих работ, - вещи и их мысленные отражения, понятия, суть отдельные, неизменные, застывшие, раз навсегда данные предметы, подлежащие исследованию один после другого и один независимо от другого. Он мыслит сплошными неопосредствованными противо­положностями; речь его состоит из: “да-да, нет-нет; что сверх того, то от лукавого” (60, 17). Под метафизикой, как видим, Ф.Энгельс имел в виду только абсолютистский способ мышления. Другой формой метафизики (в более широком смысле этого термина) является релятивизм. Диалектика включает в себя обе формы метафизики - абсолютистскую и релятивистскую, но включает их в снятом виде. Это значит, что диалектик движется в направлении “А не А ® А = не А ® либо А не А, либо А = не А” Иначе говоря, материалист-диалектик приходит к окончательному выводу о доминирующей природе изучаемого предмета не сразу, а благодаря тщательному исследованию. Это позволяет ему приблизиться к истинной природе изучаемого объекта. В нем доминирует, как правило, одна из противоположностей. Однако нередко мы имеем дело и с переходными явлениями. В этом случае противоположные начала сосуществуют в одном и том же явлении на равных. Н.Я.Марр (1864-1934) попытался в 20-30 гг. применить материалистическую диалектику в “новом учении о языке”. Но он не сумел в этом учении подняться до подлинной материалистической диалектики. Для него, в частности, была характерна релятивистская позиция в отношении к проблеме “язык и общество”. Законы общественного развития он слишком прямолинейно переносил на изучение языковой истории. В начале 50-х гг. состоялась дискуссия, посвященная критике марризма. Вопросы, связанные с использованием материалистической диалектики в языкознании, с этого времени разрабатывались в работах Р.А.Будагова (13, 14), Г.В.Колшанского (35), В.З.Панфилова (49, 50), Б.А.Серебренникова (45) и др., однако и до сих пор в данной области остается много нерешенных проблем. Заслуживает внимания, в частности, вопрос о диалектическом решении проблемы синхронии и диахронии. Абсолютистский подход к решению этой проблемы предполагает резкое противопоставление синхронии и диахронии. Релятивистский подход, на­против, стирает границу между ними. Диалектическое решение данной проблемы связано с рассмотрением фактов истории языка в синхронической лингвистике и с исследованием языка, взятого в определенный период времени, в диахронической лингвистике, однако в конечном счете синхронист имеет дело с языком определенного периода, а диахронист -с исто­рией этого языка. В данном случае заключительный момент диа­лектического способа познания является абсолютным. Зато статус внешней лингвистики является в конечном счете релятивным, поскольку внешне­лингвистические дисциплины (например, психолингвистика) зани­мают промежуточное положение между внутренней лингвистикой и нелингвистическими науками (в случае с психолингвистикой это психология).

ЧАСТНОЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА ЯЗЫКОЗНАНИЯ

Если общегносеологическая структура возможна или реально су­ществует у любой науки, то частногносеологическая структура является принадлежностью только определенной науки. Эта последняя зависит от специфики предмета данной науки. Если предмет языкознания определить как речевую деятельность, то структура этой деятельности будет определять частногносеологическую структуру языкознания. Она может быть представлена в таком виде: