3.Тенденции развития мира современных цивилизаций

1.1. Глобализация - один из сценариев будущего

Одной из тенденций развития мира современных цивилизаций является глобализация мировой экономики и связанная с этим глобализация культур цивилизаций Незапада, представляющая собой распространение на весь мир американской массовой культуры, а также сферы международных отношений. Суть данной концепции глобализации - использование связности и взаимозависимости мира в интересах Америки и Запада в целом. Следует отметить наличие неоднозначных оценок глобализации мировой экономики, мировой культуры и мировой политики. Одни исследователи считают глобализацию не просто как проецируемую на будущее тенденцию, а реальным фактом современности, признаком формирования новой глобальной цивилизации, другие рассматривают глобализацию в качестве неолиберального эксперимента в мировой экономике, потерпевшего провал, третьи указывают на тенденцию современного мира к глобализации, которую стремятся использовать в своих интересах США (См. Гэлбрейт Дж. К. Кризис глобализации // Проблемы теории и практики управления. 1999. № 6; Тимофеев Т.Т. Вызовы XXI века и дебаты об альтернативах // Полис. 1999. № 6; Хозин Г.С. Глобализация международных отношений: объективная тенденция или стратегия США // США – Канада: ЭПК. 2000. № 1). Все дело в том, что сама глобализация представляет собой весьма противоречивый процесс, на который накладываются противоречия, существующие между западной, японской, исламской, конфуцианской, славяно-православной, хинди, африканской, латиноамериканской цивилизациями. К ним относятся противоречия между глобализацией, выражающей общечеловеческие интересы во взаимозависимом мире, и фрагментацией мира, обусловленной стремлением этносов к идентичности и самоопределению народов, социальных общностей и личностей, противоречия между гомогенизацией и диверсификацией, несоизмеримостью и соизмеримостью цивилизаций современного мира и т.д.

Вполне естественно, что Америка стремится использовать тенденцию к глобализации, чтобы обеспечить себе господствующее положение в мировом сообществе цивилизаций XXI столетия, тем более, что для этого у нее имеются вполне определенные основания. Не случайно, американский социолог З. Бжезинский считает американское общество глобальным как следствие «технотронной революции», т.е. создания глобальных сетей благодаря компьютеру, телевидению и телекоммуникациям (См. Bzezinski Z. Beetween Two Ages: America's Role in the Technotronic Era. N.Y.,1989). Распад социалистической системы как бы подтвердил идею З. Бжезинского, согласно которой Америка представляет собой первую в истории модель глобальной современности, с правилами поведения и ценностями всеобщего характера. Однако западногерманский исследователь У. Менцель считает, что окончание противостояния между Востоком и Западом ни в коей мере не привело к созданию бесконфликтного мира, новой версии Pax Americana, а лишь породило новый взгляд на новую глобальную перспективу, «в свете которой мир предстает в виде дома для умалишенных», анализ которого не поддается рациональной логике Декарта (Menzel U. Die neue Unubersichtlichkeit, in der die Welt als Tollhaus erscheint // Frankfurt Rundshau. 1995. №195. S.12).

Именно Америка заинтересована в глобализации всего мира, особенно мировой экономики, что имеет двойственные последствия для нее, с одной стороны, она создает экономическое господство на всем земном шаре с перспективами «дома для умалишенных» в экономически-финансовой сфере, с другой – усиливает социальную напряженность в стране из-за потери рабочих мест и снижения зарплаты. Ведь эмпирически установлено, что отток прямых инвестиций, превышающий приток их в страну, ведет к потере рабочих мест, что и было зафиксировано в Америке (где вывоз инвестиций превышает их ввоз). При перемещении же производства за границу американскими ТНК, например, в регион НАФТА (Мексика) в начале 90-х, привело в ряде случаев двухзначного понижения зарплаты своего американского персонала, хотя производительность капитала становится выше (См. Хиллебранд Р., Вельфанс П. Глобализация экономики: последствия международной конкуренции территориальных условий хозяйствования для экономической политики // Politekonom.1997.N3-4).

Глобализация мировой экономики служит основанием для неустойчивого развития Америки, возможности ее упадка, ибо возникают различного рода источники нестабильности. Один из источников нестабильности кроется в возрождении дихотомии «Восток — Запад», вызванным различием путей развития стран Восточной Азии, с одной стороны, и Европой вместе с США — с другой. Ведь сейчас завершается действующий в мировой истории большой восточно-западный мегацикл, когда происходит выход на мировую арену Востока (См. Кистанов В. На пороге азиатского века // Азия и Африка.1996.№11; Панарин А.А. Россия в циклах мировой истории. М.,1999). «Особая пикантность ситуации, - отмечает А.А. Панарин, - проявляется в удивительной неадекватности исторического самосознания современников - и победившего в «холодной войне» Запада, и его смутившихся оппонентов. Все ожидают скорейшего завершения процесса окончательной вестернизации мира. Между тем мы являемся свидетелями предельного истощения западнического принципа. Признаки этого истощения проявляются не там, где их может искать экономикоцентристская теория, удивительно равнодушная к тому, что является по сути самым главным - к изменениям в духовных основаниях цивилизации. Если некий принцип жизнестроения, длительным образом организующий и направляющий социум, начинает действовать не воодушевляющим и социализирующим, а разлагающим образом, то это верный принцип исчерпанности соответствующей формационной фазы» (Панарин А. Указ. соч. С.35). «Истощение западнического принципа» выражается достаточно наглядно в «кризисе» западного общества и особенно американского социума (См. об этом подробно: Поликарпов В.С. Закат Америки. СПб. – Ростов-на-Дону – Таганрог. 1999).

Кризис современной западной цивилизации проявляется в постмодернизме, который представляет собой, по выражению Лиотара, «щизофреническое сознание больного буржуазного общества». Распад Советского Союза и неудачи постсоциалистических стран Центральной и Восточной Европы в реформировании и модернизации, наличие обществ Незапада, перени­мающих только консьюмеристские устремления Запада, но не его сущность за­падного общества, поведение многих незападных, неспособных сегодня произвести необ­ходимые трансформации, однако желающих иметь свою долю блага, в целом ра­зочарование многих в прогрессе — все это вызвало к жизни новую, постмодернистскую кон­цепцию глобализации. «Согласно этой точке зрения, - подчеркивает В.Г. Федотова, - следует поддержать статус-кво при лидирующей роли США и Запада в целом и посильном проникновении западных структур и ценностей — рынка, прав человека — в другие общества. В отличие от восходящей линии прогресса, где различные страны разместились на раз­ной высоте этой восходящей прямой, американский философ Р. Рорти ввел метафору ковра, сотканного всеми народами мира. Доля вклада каж­дого народа стала предметом обсуждения, главное виделось в том, что ко­вер получился таким, каким он получился. Это и есть сегодняшняя теория глобализации, которая рассматривает всемирную роль рынка, политичес­кой интернационализации для преодоления мировой анархии, создания, с большим трудом, единства в культурном многообразии, приходя к выводу, что мир становится маленьким, сжатым, так сказать, мировой деревней, имея в виду как раз его тесную связь» (Федотова В.Г. Надо ли сегодня изучать Россию в Америке? // Философские науки. 1998. № 2. С. 20).

Серьезное обсуждение этой проблемы требует принимать в качестве ключе­вой данности неравенство экономического, политического и культурного развития. Запад и Восток, или Север и Юг - богатые и бедные регионы и страны, т.е. центр и периферия (С. Роккан, X. Холм, Дж. Соренсен). Сегодняшние реалии таковы, что в центре находится развитый мир: Запад, Север, бога­тые страны, осуществившие модернизацию, тогда как на периферии находятся страны Востока, Юга, не осуществившие модернизацию и не имеющие шанса сделать этого или не ставящие подобной цели. Наряду с этим имеются страны, которые хотели бы завершить модернизацию, присоединиться к развитому миру, что не исключает для них шанса уйти на периферию (См. Whose World Order? Uneven Globalization and the End of Cold War / Ed by H.Y. Holm and G. Sorensen. Oxford. 1995). К таким странам относятся, прежде всего, Россия и Китай. «Западная глобализация может не состояться как в связи с возвышением этих стран, особенно Китая, так и в связи с их маргинализацией, археизацией и анархизацией. Поэтому глобализация, по определе­нию Х. Холма и Дж. Соренсена, носит неровный характер. Она требует по­строения глобального общества, а не сообщества, что на сегодняшний день скорее противоречит господствующему анархизму международных от­ношений, которому в полной мере не могут воспрепятствовать ни между­народные институты, ни лидирующая роль Запада» (Федотова В.Г. Указ. соч. С.21).

Однако самая основная трудность для глобализации на западных условиях, на условиях статус-кво состоит в том, что многие страны Незапада не согласны на существующий статус-кво, а именно: государства исламского мира, Китай, страны Юго-Восточной Азии и др. Ведь мно­гие из них, согласно прогнозам Всемирного Банка, окажутся периферийными в XXI веке, который будет совсем другим из-за роста технологий и подъема Азии, переходом США на вто­рое место в мире по ВНП после Китая, появлением Индии в списке лиди­рующих стран, сохранением веса Японии. В век, когда именно знания определяют благосостояние государств, утечка мозгов из развивающихся стран Незапада на Запад оттесняет их на периферию: «Более миллиона студентов из развивающихся стран, - отмечается в отчете Всемирного банка, - получают высшее образование за рубежом. Многие из них, особенно получившие докторскую степень, так и не возвращаются на родину в силу ограниченных возможностей трудоустройства и низкой оплаты труда. Некоторые из наиболее успевающих студентов, получивших образование в развивающихся странах, тоже эмигрируют за рубеж по аналогичным причинам. Оба типа такой эмиграции представляют собой значительную потерю для развивающихся стран, которая усугубляется еще и тем, что в большинстве случаев образование полностью или частично оплачивается государством» (Знания на службе развития. Отчет о мировом развитии. 1998/99. М., 1999. С.43).

Невозможность целого ряда стран Незапада войти в центр обусловлена тем, что Запад как цивилизационная общность прошел последовательно, естественно-исторически через все фазы общественно-экономического развития. Поэтому его нынешнее состояние и достигнутый уровень развития представляют собой завершающий результат этого исторического процесса. Незапад развивается по принципиально иной — догоняющей - модели, которая характеризуется «ужатостью» отдельных фаз, неполным развитием и «наложением» их друг на друга, а также и наложением на все это развертывающихся процессов глобализации. В связи с этим становятся необоснованными претензии западной модели общественно-исторического развития на универсальность. Инициируемая сейчас Западом глобализация также не сможет помочь ему ввести Незапад в русло его модели развития, так как не создан для реализации целей догоняющего развития адекватный этому набор «инструментов» и механизмов, и даже некоторые сходные институты и механизмы должны функционально играть принципиально иную роль. «Но даже если допустить, - отмечает Н. Симония, - что западный вариант глобализации одержит верх над Незападом (что, однако, отнюдь не гарантировано; весь прошлый исторический опыт свидетельствует, что лидерство в мировом прогрессе всегда перемещалось из ареала в ареал, от государства к государству, да и современная практика показывает нам, что группа стран АТР уже бросает вызов Западу, претендуя по крайней мере на равное участие в процессе глобализации), то и тогда это не означало бы полной универсализации мирохозяйственных взаимосвязей и стирания граней между Западом и Незападом.

Дело в том, что во главе процесса глобализации в том виде, в каком он происходит сейчас, стоят ТНК и ТНБ, которые ни в коей мере не заинтересованы и отнюдь не ставят своей целью свободное и полное распространение своих технологий и научно-технических достижений на всю экономику Незападной части мира. Их цель намного скромнее: создание в странах Незапада «стыковочных узлов» или островков бизнеса в качестве канала, через который можно было бы получать необходимые им материальные и финансовые ресурсы. То есть современный тип глобализации означает втягивание Незапада в международное разделение труда, но только в неоколониальном его варианте (каким бы утонченным и «цивилизованным» оно ни было). А это равнозначно сохранению асимметричного характера интеграции в мировое хозяйство, хотя, возможно, в других формах и на ином, более высоком, уровне.

В этом, собственно, и состоит сегодня главная суть противоборства между Западом и Незападом. Незапад, то есть страны догоняющего развития, не хочет интегрироваться на второстепенных и подчиненных ролях, и в этом противоборстве он использует свое главное оружие — национальное государство. Именно оно противодействует сегодня западному варианту глобализации и универсализации, и именно оно поможет Незападу равноправно интегрироваться в мировое хозяйство, полноценно участвовать в процессе глобализации, но не сразу и не прямо, а через переходный период, в течение которого оно будет регулировать взаимосвязи с Западом и сдерживать негативные тенденции западного варианта глобализации» (Симония Н. Догоняющее развитие Незапада versus Западной модели // Мировая экономика и международные отношения.1996. № 12. С.6).

Принимая во внимание многовариантность путей исторического развития цивилизаций, можно утверждать, что не исключена версия незападной, восточной глобализации. Многие данные свидетельствуют о том, что в перспективе Китай не откажется от собственной глобальной роли (следует иметь в виду то обстоятельство, что сегодня в мире больше людей говорит по-китайски, чем по-английски и все они китайцы). Возможный переход Китая на первое место по ВНП и исключительно социальный характер конфуцианства, исходящего из идеи преобладающей ценности общества над индивидом, сценарий конфу­цианской глобализации весьма вероятен. «В настоящее время на место мировой системы социализма, - пишет В.Г. Федотова, - могут быть поставлены конфуцианство и исламизация... Если включить в число субъектов трансформа­ции также страны Юго-Восточной Азии, процессы в которых не являются модернизационными в чистом виде и экономический рост которых осуще­ствляется на базе собственной идентичности (иногда развитие этих стран называют постмодернизационным), а также Индию, то в целом возмож­ный сценарий незападной глобализации может быть назван азиатской гло­бализацией. Загнанная в угол Россия способна при описанных условиях принять в этом процессе активное участие. Суть подобной глобализации — построение консьюмеризированной мировой деревни не в метафорически-кокетливом (выше приведенном смысле), а в прямом смысле возобладания предмодернизационного деревенского стиля жизни над западным сти­лем, при исключении всякой демократии, кроме общинной, и, разумеет­ся, без соблюдения каких-либо прав человека.

Этому процессу азиатизации извне несомненно будет соответствовать внутренняя азиатизация Америки и Запада в целом. Своего рода реколонизация (за неимением лучшего термина назову так стремление людей из прежних колоний в бывшие метрополии или просто более развитые страны по экономическим, политическим и культурным, а в массе — по консьюмеристским мотивациям) увеличивает присутствие этнических предста­вителей Азии. Но не в этом дело, а дело в том, что доминирование поли­тики групповых репрезентаций в отличие от прежних либеральных уже сей­час творит общины, коммуны и деревни в Америке. Поэтому даже уход в изоляционизм не снимет проблемы азиатизации. США потеряют свою со­циальную формализацию как главную защиту против культурного, этни­ческого и др. конфликтов, свою фантастическую способность к выполне­нию социальных и профессиональных ролей, универсализации этих ролей» (Федотова В.Г. Указ. соч. С.22-23).

С данным выводом перекликаются результаты нашего исследования проблемы будущего Америки, более того на основании анализа современных проблем американской экономики и бизнеса, внешней и внутренней политики, семейно-брачных отношений, культурного разнообразия и религиозного плюрализма, философии и образования, иммиграции и этносов, музыки и социологии и других сфер жизни единственной сверхдержавы, находящейся во главе Запада, обрисована картина заката ее белого англосаксонского варианта (См. Поликарпов В.С. Закат Америки). Тенденция упадка западной цивилизации, потеря ею своего доминирующего влияния в мире выражена в концепции «столкновения цивилизаций», выдвинутой американским политологом С. Хантингтоном (См. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? // Полис. 1994. № 1) и более подробно разработанной им в его последующих работах (См. Huntington S. The Clash of Civilization and the Remaking of World Order.N.Y.,1996; Хантингтон С. Запад уникален, но не универсален // Мировая экономика и международные отношения.1997. № 8). Следует отметить, что сценарий С. Хантингтона внешне противоположен сценариям глобализации, поскольку он описывает вроде бы локальные цивилизации, однако, во-первых, глобализация и локализация имманентно неразличимы, во-вторых, сценарий «столкновения цивилизаций» тоже описывает глобальный мир и возможные тенденции глобализации.

Сейчас набирают силу страны азиатско-тихоокеанского региона, которые показывают небывало высокие темпы экономического развития. Они обусловлены проводимой в них модернизацией, причем наряду с ней немалое значение уделяется укреплению национальных духовных ценностей, а также усилению военной мощи, чтобы создать противовес Западу(См. Elegant R. Pacific Destiny. The Rise of the East.L.,1990). По этому пути уже идут Южная Корея, Китай, Сингапур, Тайвань, некоторые исламские государства на Ближнем Востоке. Понятно, что этот процесс вызывает у Запада тревогу, ибо им пробужденный заокеанский мир начинает его явно затмевать. Существенным является и то, что проводимая западной цивилизацией вестернизация теперь приносит ей негативные результаты. Не следует забывать и того важного момента, что в странах формирующейся азиатско-тихоокеанской цивилизации именно их древняя культура весьма успешно сочетается с информационными технологиями постиндустриального общества. Вполне вероятно, что происходит переход от техноцентричного сознания индустриальной эпохи к культуроцентричному сознанию постиндустриальной эпохи, т.е. устаревшая техноцентричная фаза уступает место культуроцентричной, с чем и связано появление цивилизационной модели С. Хантингтона.

Значимость данной модели вытекает из того, что грядущий конфликт между цивилизациями представляет собой завершающую фазу эволюции глобальных конфликтов в современном мире. На протяжении полутора веков после Вестфальского мира, который оформил современную международную систему, конфликты в западном ареале разворачивались в основном между королями, императорами, абсолютными и конституционными монархами, стремившимися расширить свой бюрократический аппарат, увеличить армии, укрепить экономическую мощь, а главное — присоединить новые земли к своим владениям. В результате данного процесса возникли нации-государства, и с Великой Французской революции основные линии конфликтов стали пролегать уже не столько между правителями, сколько между нациями. В 1793 году «войны между королями прекратились, и начались войны между народами» (Р. Палмер). Эта модель сохранялась в течение всего XIX века, и она перестала соответствовать действительности с начала Первой мировой войны как финала первого передела мира.

Революция в России и ответная реакция на нее со стороны Запада привели к тому, что конфликт наций сменился конфликтом идеологий. В нем сначала участвовали коммунизм, нацизм и либеральная демократия, а затем — коммунизм и либерализм. Во время холодной войны данный конфликт принял форму борьбы двух сверхдержав, ни одна из которых не была нацией-государством в классическом европейском смысле. Их самоидентификация формулировалась в идеологических категориях, хотя по существу за этим скрывалось соперничество российской и западной цивилизаций. Конец холодной войны означает завершение западной фазы развития международной политики; ведь конфликты между правительствами, нациями-государствами и идеологиями являются в основном конфликтами западной цивилизации. «В центр выдвигается, — пишет С. Хантингтон, — взаимодействие между Западом и незападными цивилизациями. На этом новом этапе народы и правительства незападных цивилизаций уже не выступают как объекты истории — мишень западной колониальной политики, а наряду с Западом начинают сами двигать и творить историю».

Сейчас следует группировать страны, исходя не из их политических или экономических систем, не по уровню экономического развития, а из культурных и цивилизационных критериев. Сам западный мир, арабско-мусульманский регион и Китай, например, не являются частями более широкой культурной общности, ибо они представляют собой цивилизации. Последние являются определенными целостностями: западная существует в европейском и североамериканском вариантах, исламская подразделяется на арабскую, турецкую и малайскую, японская цивилизация единственная в своем роде и т.д. Цивилизации динамичны, у них бывают подъем и упадок, они распадаются и сливаются, они приходят в столкновение.

На этом основании С. Хантингтон формулирует тезис о неизбежности столкновения цивилизаций как главного фактора международной политики грядущего столетия. «Идентичность на уровне цивилизаций будет становиться все более важной, и облик мира будет в значительной мере формироваться в ходе взаимодействия семи-восьми крупных цивилизаций». Возникает вопрос: почему это столкновение неизбежно? Ответ состоит из шести пунктов. Во-первых, различия между цивилизациями наиболее существенны, они несхожи по своей истории, языку, культуре, традиции, и, самое главное, религии. Во-вторых, мир становится более тесным, усиливается взаимодействие между цивилизациями, что ведет к росту цивилизационного самосознания. В-третьих, процессы экономической модернизации и социальных изменений во всем мире ослабляет традиционную идентификацию людей с местом их жительства, ослабевает и роль нации-государства как источника идентификации; поэтому возрастает значимость религии, нередко в форме фундаменталистских движений (ислам, западное христианство, иудаизм, буддизм, индуизм). В-четвертых, рост цивилизационного самосознания обусловлен двойственной ролью Запада; он находится на вершине своего могущества, что влечет за собой возврат незападных цивилизаций к собственным корням (речь идет о «возврате в Азию» Японии, об «индуизации» Индии, «реисламизации» Ближнего Востока и т.д.). В-пятых, культурные особенности и различия более стабильны, чем политические и экономические, поэтому гораздо сложнее их разрешить или свести к компромиссу. В-шестых, усиливается экономический регионализм, который ценится, если он коренится в общности цивилизации.

Позиция С. Хантингтона является фактически американоцентрической, она выражает удовлетворение поражением России. Сама его цивилизационная модель преследует следующую цель: сконструировать такой грядущий геополитический мировой ландшафт, в котором России отводится незавидная роль, чтобы она никогда не смогла оправиться от нанесенного ей удара со стороны Запада. Достаточно привести фрагмент из статьи «Столкновение цивилизаций?», где речь идет о Турции: «Крах СССР открывает перед Турцией уникальную возможность стать лидером возрождающейся тюркской цивилизации, охватывающей семь стран на пространстве от берегов Греции до Китая. Поощряемая Западом, Турция прилагает все усилия, чтобы выстроить для себя эту новую идентичность». Опасность концепции конфликта цивилизаций заключается в том, что она Западом преподносится в качестве «самоосуществляющегося» прогноза будущего столкновения России с мусульманским миром.

России следует использовать отличие своей цивилизации от западной, сконструировать свое социальное будущее, чтобы не дать осуществиться прогнозируемому столкновению ее с миром ислама. Здесь прежде всего необходимо четко выявить суть усилий США и других западных государств по «демократизации» незападных цивилизаций, в том числе и исламского мира. Оказывается, что Америка использует принципы «демократию» для осуществления своих весьма корыстных интересов. Именно этот смысл и несет в себе цивилизационная модель С. Хантингтона, из которой вытекает панорама грядущего века как места столкновения западной демократии и незападными расизмом и фундаментализмом. Нельзя не согласиться с И. Валлерстайном, когда он пишет: «XXI век обещает стать веком расизма и фундаментализма, но Хантингтон не прав, видя корни этого явления в неких изначальных культурных различиях. Цивилизации сегодня скорее лишь обозначают границы между социальными группами и экономическими зонами мира» (Vallerstein I. After Liberalism. N.Y.,1995.P.35). Интересам США и Западу в целом, их лидирующему положению в мире угрожают стремительный рывок вперед Китая, набирающие темпы развития Индия и «тигры» Юго-Восточной Азии, а также идущие процессы в исламском мире. Нашей стране необходимо использовать открывающиеся перспективы в происходящих цивилизационных сдвигах, чтобы осуществить подлинную реформу на основе своей «модели» и стать великой державой. Здесь весьма кстати придутся существующие цивилизационные парадоксы Запада и России, «работающие» негативно относительно первого и позитивно — второй. Парадокс Запада заключается в том, что выдвинутый им принцип плюрализма (диалога, консенсуса и терпимости) действует внутри цивилизационного пространства и не распространяется на отношения с другими цивилизациями и культурами. Прямо противоположным является парадокс России — в ней принцип культурного плюрализма, внимания и терпимости к иным цивилизациям и культурам сочетается с политическим монополизмом власти, которая не терпит оппозиции. Отсюда следует вывод, что «неизбежна тенденция к цивилизационной реинтеграции постсоветского пространства будет реализовываться не в унитаристских формах «плавильного котла», а в форме диалога культур» (Панарин А.О возможностях отечественной культуры // Новый мир.1996.N9. С.180). Поскольку Россия представляет собою своего рода «мир миров», включающего в себя черты западной и восточной цивилизаций, постольку она должна извлекать пользу из этого.

Цивилизационную модель С. Хантингтона можно интерпретировать также как конфликт между умирающей западной цивилизацией с набирающими жизненные силы незападными цивилизациями. Запад ожидает своего рода «духовная реконкиста» со стороны представителей иных цивилизаций. Сейчас только в Западной Европе проживает десять миллионов выходцев из арабо-мусульманской, южно-азиатской, дальневосточной и африканской цивилизаций, которые западная цивилизация уже неспособна ассимилировать. В свете этого несколько наивными выглядят призывы С. Хантингтона к укреплению единства Запада, к возрождению его идентичности. «Западная цивилизация, — отмечает А. Зубов, — размыта изнутри, ее способности ассимилировать носителей иных культур ослабла, почти исчезла. сами носители западной цивилизации большей частью утратили свою культурную идентичность и «роковая пустота» их сердец все еще заполняется незападным, нехристианским содержанием» (Зубов А. Европа и мир. Рубежи Земли и предначертание цивилизаций // Континент.1995. № 1. С.260). В общем оказывается, что вероятным и тривиальным сценарием для будущего западной цивилизации может быть повторение античного сценария.

Заслуживает внимания то обстоятельство, что американский политолог Дж. Курц делает с иных оснований такой же вывод о конце западной цивилизации. Его позиция в ходе анализа цивилизационной модели С. Хантингтона сводится к тому, что настоящий конфликт цивилизаций, наиболее значительный, будет не между Западом и остальным миром, а внутри самого Запада, особенно в США. «Конфликт будет, — пишет он, — между западной и пост-западной цивилизациями, т.е. внутри самого Запада. Столкновения уже происходят в «мозгу» западной цивилизации, в американском интеллектуальном классе и он распространяется от «мозга» к телу, т.е. к американской политике» (Kurth J.The Clash in Western Sosiety. Toward a New World Order // Current.1995. January. P. 27). В 90-е годы четко обозначались крупные изменения в либеральном и консервативном движениях Америки. Среди либеральных политиков энергия концентрируется на проблемах мультикультурализма и феминизма, либералы перестают быть современными, ибо становятся постмодернистами. Консерваторы тоже теряют чувство современности, так как они обращаются к христианству. Ни либералы, ни консерваторы не являются сторонниками западной цивилизации: либералы идентифицируют себя с мультикультурным обществом (постзападной цивилизацией), консерваторы — с христианством (предзападной цивилизацией). И тогда, замечает Дж. Курц, возникает вопрос о том, кто же в будущем в США будет верить в западную цивилизацию, «кто будет настолько верить, чтобы сражаться, убивать и умирать за нее в столкновении цивилизаций?» (Kurth J. Op.cit.). Таким образом, цивилизационная модель С. Хантингтона может по-разному интерпретироваться, что следует учитывать политической элите нашей страны в ходе выработки национальной геостратегии. Сценарий Хантингтона не представляется невероятным постольку, поскольку он находит свое подтверждение в росте всех видов фундаментализма — от исламского, ор­тодоксально-христианского до неолиберального за­падного.