Отдельный человек – спасение целого, а целое получает свое спасение лишь от отдельного человека, от того, кто поистине является самим собой и именно поэтому отказывается быть для одного себя.

Отсюда можно понять и то, что такого упора на отдельном человеке не делала ни одна религия, а значит и историческая эпоха. Индуизм ищет, в конечном счете, не целого, а отдельного человека, спасающего самого себя, бегущего от мира, от колеса майи. Именно потому, что в своих глубочайших стремлениях он не направлен к целому, а лишь хотел бы спасти отдельного человека, он не способен признать другого отдельного человека значительным и важным для его спасения. И это обесценивание целого оборачивается и обесцениванием отдельного человека, ибо отпадает категория “для”.

Резюмируя, можно сформулировать в качестве вывода, что христианство исходит из принципа “телесности” (историчности), оно должно пониматься под углом зрения целого и лишь под этим углом обретает свой смысл. Но именно поэтому оно утверждает и должно утверждать принцип “отдельного”, который предстает здесь в своей внутренней разумности и необходимости.

По своей сути, христианское бытие означает переход бытия для себя к бытию друг для друга. Отсюда, содержание принципа “Для” связано с отказом от сосредоточения на своем Я и присоединение к существованию Христа-Любви, устремленному на целое.

Главная идея принципа: человек, покидая замкнутость и успокоенность своего Я, уходит от себя, чтобы этим перечеркиванием своего Я следовать за Распятым и идти к бытию для других. Красной нитью проходит идея о призвании человека к непрестанному исходу самоопределения.

Иоанн передал целое с помощью образа, заимствованного из естественной истории. Горизонт расширяется здесь за пределы антропологии и Священной истории в космос: то, что указывается тут в качестве основного элемента христианской жизни, представляет собой, по существу, признак всего творения: “Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода” [с. 196]⁶².

Уже в космическом выступает закон, по которому жизнь приходит лишь через смерть, через утрату себя. То, что намечалось в творении, завершается в человеке и, наконец, в совершенном человеке, Иисусе Христе. Вслед за историческим опытом, можно сказать, что мир стоит жертвой. Здесь обретают истинность и справедливость великие мифы о том, что космос создался из изначальной жертвы и живет всегда лишь принесением себя в жертву, стоит на жертве⁶³.

При этом надо добавить, что все собственные самоопределения человека еще не достаточны. Тот, кто хотел бы лишь отдавать и не готов получать сам, кто хочет жить только для других и не умеет признать, что и он, в свою очередь, живет неожиданным, невынужденным даром другого, - тот не видит сути человеческого бытия друг для друга. Чтобы все самоопределения были плодотворны, человек должен также и получать от других и, в конечном итоге, от того другого, который является поистине другим всему человечеству и в то же время составляет одно с ним: от Бого-человека Иисуса Христа.

Таким образом, принцип “Для” должен рассматриваться как решающий в человеческом существовании, будучи отождествлен с принципом любви, становится истинным проявление божественного в мире. Специфическая особенность христианской формы отрицательного богословия заключается в том, что Бог сокрыт, что по своей видимости представляет собой противоположность божественному. Уже античная философия (собственные размышления человека о Боге) приводит к тому воззрению, что Бог – всецело иное, сокровенное и несравнимое. “Как слабо зрение птиц ночных, так слабо наше зрение перед тем, что есть само по себе пресветлое”, - говорил Аристотель [с. 94]⁶⁴.

Тpетий принцип гуманизма, сформулированный христианством, - принцип избытка, в котором темы о благодати и о требовании связываются между собой и переходят одна в другую. Чтобы увидеть этот принцип, обратимся к центральному месту Нагорной проповеди, построенному на шести великих антитезах (“Сказано древним … А Я говорю вам…”), в которых Иисус дает новое понимание второй скрижали закона. Текст гласит: “ибо говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное” [Мф. 5:20].

Прежде всего, это означает, что вся человеческая праведность обличается здесь как недостаточная. Кто честно мог бы похвалиться тем, что он по-настоящему, до самой глубины души, вобрал суть и смысл всех заповедей в свои взгляды, и все заповеди исполнил во всей полноте и глубине, не говоря уже о том, чтобы превзойти простое исполнение, достичь избытка?⁶⁵

В действительности, “состояние совершенства” – это лишь наглядная и очень драматическая демонстрация несовершенства человека. Если в макроскопической области можно обнаружить четкие нравственные различия между людьми, то квази-микрофизическое, микронравственное наблюдение дает дифференцированную картину, в которой эти различия начинают казаться спорными. Об избытке тут больше не идет речь. Ограниченность, согласно Святого Писания, человеческой праведности и вообще человеческих возможностей становится выражением того, что бытие человека должно опираться на безусловный дар любви, который безрасчетно открывается ему, и этим дар его самого, без которого он и со всею своею “праведностью” останется замкнут и неправеден. Лишь человек, который дает одарить себя, может прийти к самому себе. Христианское Средневековье предъявляет требование к человеку, т.е. обладать избытком, даже если он и не может осуществить совершенную праведность.

Итак, сущность гуманизма совершенно ясно и четко сформулирована: внимание к меньшему, к проявлению любого человеческого, ориентирующая человека на самоограничение, без которого невозможно практическое (действенное) милосердие и консолидация на любом уровне.

Быть гуманным – это значит не рассчитывать постоянно сколько он должен сделать, чтобы этого оказалось как раз достаточно для представления себя в белоснежных ризах; не прикидывать, где могут закончиться его обязательства и можно будет воспользоваться избыточными заслугами.

Быть гуманным – значит, прежде всего, отработать определенный долг и, может быть, для совершенства, даже немного и выйти за грань долга. Знать, что он всегда и во всем живет дарованным бытием, и, следовательно, все его совершенство может заключаться лишь в том, чтобы и самому стать дарящим, подобно нищему, который в благодарность за поданное ему, сам щедро старается раздавать. Человеческая гуманность может исполниться лишь в оставлении собственных притязаний и во взаимной широте и щедрости человека и Другого. Христианство формулирует праведность словами молитвы: “и остави нам долги наша яко же и мы оставляем должником нашим”.

Истинная формула человеческого гуманизма, сформулированная христианством, в том, чтобы ты, в свою очередь, прощал долги, ибо и сам, по сути, живешь только тем, что простили тебе⁶⁶.

Принцип “Для” и принцип “переизбытка” указывают на структурный закон творения, согласно которому жизнь тратить миллионы зародышей, чтобы выросло единое живое существо, и едва ли не вся Вселенная задействована в подготовке места для духа, человека. Избыток – это отпечаток Бога в своем творении. Отцы церкви утверждали: “Бог не отмеряет по мерке дары свои”. Вместе с тем, избыток, согласно взглядам Августина, – это истинная основа и форма истории, которая, в конечном счете, есть не что иное как дух захватывающий процесс, в коем Бог непостижимо расточает не только всю Вселенную, но и Себя Самого, чтобы привести человека из праха к спасению [с.8]⁶⁷.

Итак, творение живет избытком, и человек – это сущее, для которого избыточное необходимо.

Еще один принцип гуманизма – это принцип позитивности, согласно которому человек приходит к самому себе не тем, что он делает, но тем, что он принимает. Он должен ждать дара любви, ибо любовь нельзя получить иначе как дар. Ее нельзя “сделать” самому, без других, ее нужно ждать, ей нужно отдать себя. И никак иначе нельзя стать цельным, полным человеком, как только став любимым, дав полюбить себя. То, что любовь человека одновременно представляет собой высочайшую возможность и глубочайшую необходимость, и это необходимое, в то же время самое свободное и невынужденное, - означает, что “спасение” (спасение для жизни) человека связано с получением и принятием. Если он отказывается дать одарить себя – он себя разрушает.

Активность, возводящая себя в абсолют, желающая осуществлять человеческое бытие, исходя лишь из него самого, противоречивая в своем существе. Это сформулировал Луи Эвели: “Вся история человечества была искажена, потерпела провал, благодаря ложному представлению Адама о Боге. Он захотел стать как Бог. Я надеюсь, что вы никогда не видели грех Адама в этом… Разве не призывал его к этому Сам Бог? Адам просто поставил перед собой неверный образ. Он полагал, что Бог – это независимое, автономное, самодовлеющее; и чтобы стать таким, он пустился в непокорность и бунт.

Однако, когда Бог открыл Себя, Он являлся как любовь, нежность, симпатия, зависимость, как источающий Себя, находящий удовлетворение в другом. Бог Сам Себя показал покорным – покорным до смерти. Захотев стать Богом, Адам совершенно отдалился от Него. Он замкнулся в одиночестве, а Бог – это общность” [с. 26]⁶⁸. Все это, без сомнения, означает отказ от абсолютизации дела, действия. Гуманизм основывается на самоотречении, но не на “оправдании делами”.

Последующее развитие гуманизма, начиная с эпохи Ренессанса, полностью подтвердило эту идею. Не углубляясь в анализ многочисленных моделей и оценок Возрождения⁶⁹, отметим, что попытка ренессансного гуманизма возродить человека античности и присущую ему манеру мышления, установить новый идеал человека, основанный на интеллектуальной культуре, идеал духовной свободы и автономии личности, повлекла за собой далеко идущие последствия в деле сохранения жизни человека.

С одной стороны, как подчеркивал В.В. Бибихин, “заветы Возрождения: деятельное счастье, полнота бытия, жизнь в свете славы, строительство своей судьбы, уже не могут быть отброшены ни на каком историческом повороте. Это – цели, лишиться которых человек впредь не имеет права” [с. 415]⁷⁰.

Эпоха Возрождения действительно заимствовала и переработала лучшие традиции античности и средневековья и создала новое научное и художественное мировоззрение, которое дало о себе знать во всех областях человеческой культуры и знания. С другой стороны, деятели Ренессанса, зная о слабости и несовершенстве человека (об этом свидетельствуют восхваление глупости Эразмом Роттердамским или скептические заметки Мишеля Монтеня), создали культ несовершенного человека, поставив его в центр мироздания, при этом оторвали человека от целого, от всего духовного, дав свободу только “природному” человеку [с. 106 – 107]⁷¹, возложив на него бремя абсолютной свободы и ответственности.

Всесторонняя секуляризация человеческой жизни нашла отражение в ценностях того времени, руководствуясь которыми человек продолжал поиск средств, гарантирующих ему сохранение его собственной жизни. Основополагающими среди них были “успех” и “удача”. Концептуальное, сопоставляющее развертывание аккумулированных в них смыслов позволит выкристаллизовать содержательную глубину и эвристические возможности этих ценностей в актуализации социально-философской проблематики. В. Дильтей, уточняя открытие Ренессанса, писал: “Изменение условий в XV в. вызвало в отличие от отрицания мира в средние века новое чувство жизни.

Основной чертой нового времени было утверждение жизни: “человек и его естественные отношения к среде стали центром интереса; полностью выразить себя, утвердить свою волю, насладиться собой в красоте жизни и ее отражении в литературе и искусстве” [с. 309]⁷². В связи с формированием новой мировоззренческой парадигмы, осуществилось нечто вроде онтологического “заземления” человека, что и было необходимым для пересмотра смысла и целей жизни.

Теперь жизнь и процесс ее сохранения связывался с успешной деятельностью исключительно самого человека. Мир – объективная реальность, которую можно и нужно познавать, чтобы использовать, а жизнь человека – результат его усилий.

В понятии успеха есть все, что составляет суть ренессансного, новоевропейского духа: рационализм и системность, воля и индивидуализм, вера в человека и в прогресс.

Этимология понятия «успех» четче проясняет его содержание, связанное с упорным, постепенным движением, шаг за шагом навстречу цели. Успеха добиваются, за него борются, путь к нему долог и труден, о чем и свидетельствуют устоявшиеся обороты речи. Успех сущностно связан с признанием результатов деятельности. Успех – это реализация призвания, поэтому он и требует усилий, не может быть случайным, приходит в соответствии со способностями и трудом человека, он закономерен. Реализация призвания, т.е. личностных ресурсов – это самореализация человека, преображение индивидуума в личность. Экзистенциально успех – понятие Возрождения, там его духовные истоки, там оно обретает смысл [с. 87]⁷³.

Именно в рамках антропологического мировоззрения, начиная с эпохи Возрождения, человек считает возможным и необходимым узнать, чего он стоит на деле, убежден, что цель и ценность человеческой жизни не по ту сторону, а в этом реальном, чувственном, предметном мире. Здесь и сейчас человек может и должен искать, находить действительный смысл и ценность. Успех выделяет, он аристократичен, поэтому в обществе успеха возможна относительная стабильность социальной структуры, необходимы знания для лучшей ориентации в рационально устроенном мире.

Формируется образ человека-Творца, инженера нового мироздания, деятельного, рационального, познающего объективные закономерности действительности и преобразующего ее, человека успеха и в связи с этим новое понимание истины.

Итальянский философ Джанбаттист Вико первым сформулировал совсем новую идею истины и познания, определив ее формулой отношения духа Нового времени к проблеме истины и реальности. Схоластическому уравнению “Verum est ens” – “сущее есть истина” он противопоставляет формулу “Verum quia factum” (“истинно, потому что сделано”). Истина – это то, что сделано. Это означает: истинно, познавательно для нас только то, что мы сделали сами.

Эта формула знаменует конец старой метафизики и начало специфического духа Нового времени и нового понимания гуманизма.

Для античности и Средневековья истинно, т.е. то, что можно познать, что гарантирует сохранение жизни человеку – само бытие, поскольку его создал Бог, т.е. абсолютный интеллект, и создал тем, что подумал. Мысль и действие для Духа-Творца – едины. Его мысль и есть творение. Вещи сущие, поскольку они подуманы. Поэтому согласно античным и средневековым взглядам, какое бы то ни было, бытие – это бытие, мысль Абсолютного Духа. И наоборот, поскольку какое-либо бытие – это мысль, то любое бытие является смыслом, Логосом, истиной [53]⁷⁴.

И напротив, произведения человеческих рук оказываются в глазах античности, да и Средневековья чем-то случайным и временным. Бытие как мысль, и поэтому оно думаемо, и поэтому оно является предметом мышления и науки, которая стремится к мудрости. Произведения же человека, напротив, представляют собой смешивание логоса с нелогичностью и к тому же отходят со временем в прошлое. Их нельзя понять в полной мере, поскольку им не хватает присутствия в настоящем предпосылок созерцания. Не хватает им и логоса, осмысленности, которая всё пронизывает.

На этой основе античность и средневековье считали, что знание рукотворных вещей может быть только “технэ”, только ремесленным, но никак не действительным познанием, не настоящей наукой, гарантирующей человеку решение всех его проблем.

Поэтому в средневековых университетах “artes”, искусства, оставались лишь предварительной ступенью настоящей науки, которая идет в мысли самого бытия.

В начале Нового времени можно найти чётко сформулированной эту мысль у Декарта, когда он обсуждает научный характер истории. Почти сто лет тому назад, когда снова заявил о себе средневековый канон понимания истины, Дж. Вико просто перевернул его вверх ногами и этим самым определил фундаментальный поворот духа, который осуществился в Новые времена.

Только теперь возникает установка, которая выводит формулу гуманизма и научную эпоху на новый уровень, который продолжается и сегодня. Если, по Декарту, для достижения полной надёжности знания необходимо также вывести за грань всё фактическое, то Вико выдвигает уже прямо противоположный тезис. Формально присоединяясь к Аристотелю, он говорит, что истинное знание – это знание причины. Я знаю вещь, если я знаю её причину, основу, фундамент, из которого она возникает. Но из этой старой мысли выводится нечто совсем иное: если действительное знание связано со знанием причин, мы можем знать только то, что сами констатировали, поскольку мы знаем только самих себя.

А это в свою очередь означает, что вместо строгого уравнивания истины и бытия, появляется новое – тождественность истины и фактичности: познаём лишь “факт”, то, что мы сами получили и этим себя защищаем.

Цель и возможность человеческого духа состоит в том, чтобы идти в мыслях не за бытием, за фактом, сконструированным собственным миром человека, поскольку только этот мир человек действительно способен понять.

Поэтому и “гуманизм” стал приобретённым феноменом, исторически обусловленной системой взглядов человека, результатом его жизни и деятельности.

Человек не создал космос и не в состоянии проникнуть в его глубину. Совершенное знание, которое можно доказать и постичь человеческим разумом, существует только в сфере математических функций и исторических событий, т.е. в том, что обусловлено деятельностью человека, и поэтому под силу для него (человека) знание. В океане сомнений, которые после катастрофы старой метафизики угрожали человеку Нового времени, именно в факте нашли твёрдую основу, на которой человек может попытаться построить для себя новую экзистенцию.

Начинается господство факта, т.е. радикальный поворот человека к собственному творению как к единственному, что он знает. С этим связана переоценка всех ценностей, превратившая последующую историю в нечто “новое” по сравнению с древним временем. Так математика и история стали господствующими дисциплинами, более того, история даже поглощает весь космос других наук, преобразуя их.

Основные принципы Возрождения выражены в трудах великих гуманистов: Петрарки, Боккаччо, Леонардо да Винчи, Джордано Бруно, В. Шекспира, Фр. Бекона и др. - новое, гуманистическое мировоззрение, базирующееся на принципах самосохранения.