Б. Правомерность объекта и цели международного договора

Международные договоры должны иметь правомерный объект и цель, чтобы стать действительными. В советской науке международного права это считается общепризнанным. В ст. 15 проекта конвенции о международных договорах, представленного в Комиссию международного права ООН в 1953 году, говорилось: "Международный договор или любое из его постановлений недействителен, если его исполнение связано с каким-либо действием, являющимся, согласно международному праву, неправомерным"*(501).

Необходимость правомерности объекта и цели международного договора признают и многие буржуазные юристы, в том числе И. Блюнчли, Ф.Ф. Мартенс, Л. Стоянов, В. Даневский, Л. Оппенгейм, Ч. Хайд, Ш. Руссо, Г. Кельзен, Дж. Фицморис и др. Однако они говорят об этом в самых общих чертах и главное не определяют основного критерия для установления правомерности или неправомерности объекта международного договора, почти совершенно игнорируя новые прогрессивные принципы современного международного права. Встречаются и такие буржуазные юристы, которые утверждают, что международные договоры могут иметь любое содержание*(502).

Основным критерием при определении правомерности или неправомерности объекта и цели международного договора являются основные принципы международного права как главные, наиболее общие и общепризнанные ею нормы, обладающие высшей юридической силой. Поскольку большинство основных принципов современного международного права нашли свое общее договорное закрепление в Уставе Организации Объединенных Наций, он в этом смысле, как правильно пишет Г.И. Тункин, является основополагающим документом и поэтому стоит выше всех других международных договоров*(503).

Основные принципы Устава ООН являются в то же время основными принципами современного международного права. Поэтому все международные договоры, чтобы быть действительными, должны соответствовать Уставу ООН, его принципам. Международное право содержит принципы мирного сосуществования и сотрудничества равноправных государств, независимо от их социального строя. Вот почему правильно, отмечает М.Я. Рапопорт, будет сказать, что действительный международно-правовой характер могут иметь только международные договоры, совместимые с принципами мирного сосуществования государств*(504).

Если, например, государства заключили между собой договор о подготовке и совершении агрессии, о наступательном союзе, о вмешательстве во внутренние дела других стран, об установлении колониального режима в какой-либо форме, об оккупации частей открытого моря и т.п., то такой договор не будет обладать качеством действительности, поскольку он имеет противоправный объект и цели, несовместимые с действующими принципами Устава ООН и международного права.

В Венской конвенции 1969 года рассматриваемый вопрос нашел свое положительное решение в ст. 53, в которой устанавливается, что "договор является ничтожным, если в момент заключения он противоречит императивной норме общего международного права". Кроме того, в ст. 64 предусматривается, что "если возникает новая императивная норма общего международного права, то любой существующий договор, который оказывается в противоречии с этой нормой, становится недействительным и прекращается". Из этих статей вытекает недействительность всех противоправных договоров, как могущих быть заключенными в будущем, так и всех заключенных в прошлом, независимо от того, когда они были заключены. Международные договоры, которые с точки зрения старого международного права рассматривались как правомерные, например, договоры о наступательном союзе, о колониальном режиме, в процессе развития международного права стали незаконными и недействительными. Это и нашло признание в ст. 53 и 64 Венской конвенции о праве договоров.

Не случайно эти статьи при их обсуждении на конференции подвергались резким нападкам со стороны империалистических государств, которые увидели в них угрозу своим договорам, насильственно навязанным ими народам Азии, Африки и Латинской Америки. Поправка США на конференции имела целью подчинить императивные нормы национальным и региональным системам права, а поправка Англии предусматривала, что императивные нормы должны время от времени определяться в протоколах к конвенции. Подавляющим большинством эти поправки были отклонены конференцией, была принята поправка СССР и Румынии, уточнявшая, что императивная норма всегда носит общепризнанный характер*(505). В новой, уточненной формулировке ст. 53 Венской конвенции императивная норма общего международного права определяется как такая, которая "принимается и признается международным сообществом государств в целом как норма, отклонение от которой недопустимо и которая может быть изменена только последующей нормой общего международного права, носящей такой же характер". Голосуя за эту статью, советская делегация заявила, что, по ее мнению, к императивным нормам относятся прежде всего основные принципы современного международного права*(506). Такой подход соответствует практике государств и теории международного права, признающих существование как тех, так и других. Эго подтвердилось и на Венской конференции по праву договоров, и на конференции по вопросам jus cogens, состоявшейся близ Афин в апреле 1966 года. В числе jus cogens упоминались такие общепризнанные принципы современного международного права, как ненападение, уважение суверенитета государств, принципы Нюрнбергского трибунала и др.

Среди основных принципов международного права особое значение для определения правомерности объекта международного договора и его действительности имеет принцип pacta sunt servanda (договоры должны неукоснительно соблюдаться). Из него с очевидностью вытекает, что государства обязаны воздерживаться от действий, противоречащих их договорным обязательствам, в том числе они не должны заключать договоров, противоречащих их обязательствам по действующим договорам, ранее заключенным ими с другими государствами*(507). Это, конечно, не значит, что государства не имеют права заключать новых договоров во изменение или взамен прежних. Однако это допустимо только в соответствии с принципом pacta sunt servanda, в частности с правилами, относящимися к пересмотру и прекращению международных договоров.

Иногда государства прямо включают в договор обязательство не заключать соглашений определенного рода. Так, в договорах о ненападении обычно предусматривается обязательство не участвовать ни в каких международных соглашениях, направленных против одного из контрагентов. Аналогичные положения содержатся и в союзных договорах.

Нейтральные государства берут на себя по международным договорам обязательства не заключать как во время мира, так и во время войны никаких военных союзов, в том числе оборонительных или иных соглашений, которые могли бы втянуть эти государства в военный конфликт. Такие обязательства в настоящее время имеют Швейцария (в соответствии с международной декларацией от 20 марта 1815 г.), Австрия (в соответствии с австрийско-советским меморандумом от 15 апреля 1955 г., одобренным США, Англией и Францией в мае 1955 г.). Эти государства не вправе заключать с какими-либо другими государствами договоры военного характера.

Нельзя согласиться с Дж. Фицморисом, что государства могут в некоторых случаях брать на себя взаимоисключающие обязательства и каким-то образом соблюдать их, поскольку "конфликт договоров не обязательно ведет к конфликту обязательств и, следовательно, к недействительности договоров"*(508).

Договорные обязательства всегда вытекают из определенных договоров, и конфликт этих обязательств всегда ведет к конфликту самих договоров. В данном случае недействительность последних, заключенных в противоречие прежним договорам по тому же самому вопросу, будет зависеть от степени несовместимости с предыдущими договорами.

На практике часто встречаются случаи, когда по одному и тому же вопросу заключаются различные международные договоры, причем в новом договоре принимают участие не все участники предыдущего. Если эти договоры не носят взаимоисключающего характера, а скорее дополняют и уточняют друг друга, то встает вопрос не о действительности тех или других, а о порядке их применения. В тех же случаях, когда имеет место резкий конфликт между ними, встает вопрос о действительности последующих договоров.

К сожалению, в Комиссии международного права и в Венской конвенции о праве международных договоров эти различные случаи не приняты полностью во внимание, хотя проблема обсуждалась на 685-м, 687-м и 703-м заседаниях комиссии и на Венской конференции.

В начале (в докладах Г. Лаутерпахта и Дж. Фицмориса) вся проблема о соотношении предыдущих и последующих договоров целиком рассматривалась только с точки зрения их действительности. Во втором докладе X. Уолдока вопрос о коллизии договоров также рассматривался в разделе о действительности (ст. 14). Однако в комментариях к этой статье Уолдок высказался за то, чтобы рассматривать этот вопрос только в связи с применением договоров, и большинство членов комиссии согласились с ним. Как первый подход (Лаутерпахта и Фицмориса), так и второй (Уолдока) были крайними. В результате появилась ст. 26 проекта (в конвенции ст. 30), которая пытается решить сложную проблему о соотношении предыдущих и последующих договоров, заключенных по одному и тому же вопросу. Однако в ней не удалось учесть многообразие возможных ситуаций. Более того, в п. 4 (в) и 5 ст. 30 конвенция по существу санкционирует или молчаливо допускает заключение государствами договоров, противоречащих их обязательствам по предыдущим договорам с другими государствами, что не соответствует принципу pacta sunt servanda. Поэтому Советский Союз в своей поправке*(509) предложил увязать указанную статью с принципом pacta sunt servanda. Однако советская поправка принята не была. В связи с этим глава советской делегации на Венской конференции О.Н. Хлестов сделал заявление, что "п. 4 (в) указанной статьи не может рассматриваться как дающий право государству заключать договор, противоречащий обязательствам по предыдущему договору, заключенному с государством, которое не является участником последующего договора"*(510). Ввиду неудовлетворительного содержания ст. 30 СССР воздержался при ее голосовании. Он исходил из необходимости укрепления принципа строгого соблюдения международных договоров.

Заключение международных договоров, противоречащих прежним, является одной из форм нарушения принципа pacta sunt servanda. Государства обычно протестуют против договоров, которые их контрагенты заключают в нарушение своих прежних договорных обязательств. Эта форма нарушения договоров является для империалистических государств излюбленной и особенно часто применяемой ими в отношении государств социалистического содружества*(511).

Как уже отмечалось, важнейшим требованием международного права является соответствие всех международных договоров Уставу ООН как главному международному договору, воплощающему большинство основных принципов современного международного права. Дж. Фицморис правильно заключает, что "если договор находится в противоречии с прежним договором, воплощающим общепризнанные принципы международного права, его недействительность обусловливается этим последним обстоятельством"*(512).

Можно сделать вывод, что все договоры, противоречащие принципам и целям Устава ООН, недействительны. Однако этим значение Устава ООН для определения юридической силы международных договоров не ограничивается. Статья 103 Устава решает другую сторону юридической силы международных договоров, по сравнению с другими договорами, устанавливая приоритет обязательств по Уставу. Но это уже проблема применения и действия договоров, которая должна рассматриваться специально.