3. Социально-философские учения эпохи возрождения

3.1. Макиавелли и "макиавеллизм"

Антропологическую позицию Макиавелли можно выразить его же словами: "две главные силы движут людьми -любовь и страх". На осно­ве этой формулы он развивает концепцию автономии политической де­ятельности по отношению к морали и неявным образом к религии, по­скольку она считалась тогда санкцией морали.

"Я, - пишет Макиавелли, - предпочел следовать правде не вооб­ражаемой, а действительной - в отличие от тех многих, кто изобразил республики и государства, каких в действительности никто не знавал и не видывал. Ибо расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, столь велико, что тот, кто отвергает действительное ради долж­ного, действует, скорее, во вред себе, нежели на благо...". Макиавелли интересует не то, что должно быть, а то, что есть. Установка на объектив­ность анализа, которую демонстрирует в данном случае Макиавелли, является обязательной предпосылкой всякого плодотворного полити­ческого и научного анализа Но возникнуть она могла только в условиях общего ослабления влияния церкви на светскую жизнь.

Политическая жизнь, как ее видит Макиавелли, далека от идил­лических картинок всеобщей любви и райского согласия. В человеке есть чувство благодарности за добро, какое ему делается. Но в ситуации нуж­ды его влияние ослабевает. Следовательно, государство не может дер­жаться на любви. Поскольку люди любят, как им вздумается, и боятся по воле властителя, поскольку власть должна опираться на то, что зависит от нее, постольку для власти важнее внушать страх, чем любовь. Други­ми словами, государство изначально связано с насилием, оно живет им.

Основы всякого государства, по Макиавелли, это законы и войско. Там где нет сильного войска, хороших законов не бывает. Поэтому госу­дарство должно прежде всего заботиться о войске.

Эти соображения в единстве с другими рекомендациями "Госуда­ря" принесли их автору сомнительную славу изобретателя макиавеллизма, то есть принципа оправдания средств цепью. Современный чи­татель воспринимает термин "макиавеллизм" как синоним беспринцип­ного, жестокого и вероломного поведения. Макиавеллизм как принцип ложен, ибо строится на неверной посылке независимости результата действия от избираемых средств. Однако сам Макиавелли отнюдь не был макиавеллистом в современном смысле слова. Комментаторы "Го­сударя" не различают ситуаций, где политик является военачальником, а также гражданских ситуаций. В последнем случае, подчеркивает Маки­авелли, действовать надо так, чтобы страх не перерастал в ненависть. Для этого государь не должен трогать имущества и жен. Ибо люди ско­рее забудут смерть отца, чем потерю имущества. Страх без ненависти это уже что-то вроде почтения, то есть категория явно моральная.

Интуиции Макиавелли опираются на весьма тонкое разграниче­ние моральной и политической сфер. Он точно улавливает своеобразие политической оценки, ее преимущественную ориентацию на результат Эта ориентация предопределяет его понимание политических качеств или, как тогда говорили, "доблестей". "Доблесть" политика - это сила, здоровье, энергия, умение "просчитывать" последствия и умение при­нуждать. "Доблесть" далека от христианского смирения, но, тем не ме­нее, тоже требует контроля над страстями. При надобности "доблест­ный" правитель не чурается зла. Ведь крайнее зло требует крайних мер. Половинчатость опасна. Вместе с тем государю следует сочетать в себе качества льва и лисицы.

Почему правитель должен быть и лисицей, и львом? Разве в этом противоречивом сочетании не предполагается эта самая половинча­тость? Ответ следующий: в государстве всегда есть народ и знать, и их стремления различны. Государь может обойтись без знати, ибо он мо­жет возвысить всякого. Но без народа он - никто. Глас народа следует считать гласом божьим. Эти положения подробнейшим образом обо­сновываются в "Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия".

У Макиавелли почти нет абстрактных обобщений - их время еще не пришло. Он идет от жизненных наблюдений и живого опыта. Но имен­но это обстоятельство позволило ему точно угадать запросы жизни. Он увидел в национальном государстве новое и перспективное начало ис­торического движения и потому негативно отнесся к претензиям пап­ства на наднациональную власть. Предугадал он и то, что объединение итальянских земель произойдет, так сказать, по "прусскому образцу", то есть сверху, как это произошло в Московской Руси и позднее произойдет в Германии.

В своем скептицизме по отношению к государству Макиавелли бли­зок Августину. Новое у него заключается в смутной догадке, что не обще­ство производно от государства, а напротив, и государство, и мораль исторически и логически вытекают из чего-то третьего. У Макиавелли еще нет понятия гражданского общества, и это третье он называет "свой­ствами времени" Во времени происходит борьба интересов, в нем стал­киваются обстоятельства, воля и судьба.

В осмыслении судьбы Макиавелли продолжает линию Салютати. Он уходит от темы предопределения под предлогом ее недоступности для человеческого разумения (так он использует учение о двух истинах) и выводит на историческую сцену фортуну или, иначе, судьбу В наше время под фортуной понимают удачу, везение. Во время Макиавелли фортуна выступала предшественницей современного понятия социаль­ной закономерности, которая, как известно, реализуется через деятель­ность, образуя тем самым одну из ее сторон, момент. Отсюда становит­ся понятным смысл следующего пояснения Макиавелли: действие, гово­рит он, зависит как от милостей судьбы, так и от собственной "доблести" человека. Судьба подобна женщине, если хочешь владеть ею, надо ее бить и толкать. Таким людям она чаще дает победу над собой. И как женщина она чаще благоволит молодым, потому что они отважны и не так осмотрительны.

В рассуждениях Макиавелли о судьбе и удаче всплывает древнее софистическое деление сфер бытия на номос и фюсис. Но там, где у софистов речь идет об установлениях (номос), гуманисты предлагают понятие с большим содержанием объективного. Таким образом, учение о фортуне способствовало ослаблению религиозного влияния на об­щественные и исторические науки. Не меньшее влияние на развитие гуманитарного знания оказали воззрения Эразма Ротгердамского (1469-1536), видного представителя северного Возрождения, автора знаме­нитой "Похвалы глупости".