2. Мифологическое сознание как особый тип мышления.

Итак, как мы говорили выше, по Потебне, есть мышление поэтическое, а соответственно поэтический язык, и есть мышление прозаически-научное, а соответственно – язык прозаический. Но в составе первого он выделяет как его специфический тип (и историческую фазу) еще один вид мышления – мышление мифическое.

До Потебни и одновременно с ним сформировались и развивались две разные точки зрения на соотношение мифа и поэзии.

1).Точка зрения немецкого мифолога Макса Мюллера, не включавшего миф в сферу поэзии, основывалась на том, что миф – это «болезнь языка и что, следовательно, первоначальное значение слова», т.е. более раннее, еще домифическое, «а, стало быть, и связанной с ним мысли гораздо возвышеннее [т.е. выше, яснее, глубже, истиннее – С.С.] мифа» [427]. Потебня считает эту точку зрения неверной и немотивированной: «Откуда эта прежде небывалая [т.е. якобы первоначально не существовавшая у древнего человека – С.С.] расположенность ума к созданию мифов? Или человек по мере успехов и опыта жизни утрачивал прежний разумный взгляд на природу… от первоначального света все дальше уходил в мрак умственных блужданий, все более и более становился ребенком?» [460].

2). Точка зрения А.Афанасьева основана как будто бы на отождествлении мифа и поэзии (о чем говорит хотя бы название его главного труда – «Поэтические воззрения славян на природу»). Однако позиция Афанасьева в этом отношении все же была весьма непоследовательна. С одной стороны, он не уставал повторять, что «миф есть древнейшая поэзия», а с другой – считал, что миф рождается из метафоры тогда, когда сознание переносности ее значения забывается и она начинает пониматься буквально. По Афанасьеву получается, что метафора древнее мифа, что слова первоначально имели метафорический смысл, и лишь когда они его утратили, тогда явился миф. По сути дела, это совпадает с позицией М.Мюллера. Выходит, что сначала люди имели реальное, истинное представление о явлениях, а потом вдруг впали в заблуждение: по Афанасьеву, скажем, светила первоначально назывались «глазами неба» в переносном смысле (метафорически), а потом и в самом деле стали отождествляться с глазами, и тогда-то возникает миф о тысячеглазом, неусыпном страже – Аргусе. Получается, что сначала мифа не было, потом он появился из метафоры.

Следовательно, пишет Потебня, «по мнению Афанасьева, источником мифов служит в конце концов неспособность человека удержаться на той высоте мысли, на которой он без всяких усилий со своей стороны очутился вначале. История мифов выходит историей падения человеческой мысли» [431]. Путаница еще более усиливается, когда Афанасьев пишет: «Как скоро утрачено было настоящее значение метафорического языка, старинные мифы стали пониматься буквально» ¹. Выходит, что «и при прежнем, небуквальном понимании мифы уже существовали!» [430]. Т.е. Афанасьев, как считает Потебня, «осознанно» множество раз повторяет мысль о поэтической природе мифа, отождествляет поэзию с мифом, и в то же время «неосознанно» то и дело переходит на позицию Макса Мюллера, считая метафору древнее мифа, а мифическое – следствием утраты метафорой ее переносного, т.е. поэтического значения, которое люди вначале осознавали, а потом вдруг забыли о нем и стали понимать метафору буквально. Такое толкование соотношения поэзии и мифа у Афанасьева, по словам Потебни, сплошь и рядом «прокрадывается невзначай» [430].

Позиция самого Потебни – третья, своя. Мифологическое сознание – особый тип и особая стадия эволюции поэтического сознания, предшествовавшая стадии собственно поэтической (в частности, это означало, что миф древнее метафоры, и их генетическая связь обратна той, которую утверждал Афанасьев). Мифологический тип сознания представляет собой древнейший этап его развития (и хотя это уже поэтический этап, но особый, отличный от более позднего, собственно поэтического, в свою очередь делящегося на устно-поэтическую, т.е. фольклорную, и литературную стадии). Подчеркнем – именно генетически, с точки зрения природы и происхождения; исторически же картина, особенно на более поздних этапах, значительно сложнее.

«Мифическое мышление на известной степени развития – единственно возможное, необходимое, разумное» [433]. Оно не ошибка, не заблуждение, а своеобразная древняя «преднаука». (Да и только ли древняя? Теория «флогистона», «эфира» или «абсолютного пространства» – это миф или наука? Представление о неделимости атома – это наука или миф? Марксистский «научный социализм» по нынешним представлениям – это миф или наука? Тут все достаточно относительно, да и слово «миф» в современном научном словоупотреблении имеет не менее 5 разных значений¹).