Глава восьмая

Творчество: История понятия

Facta et creata habent aliquam differentiam: facere Enim possumus nos qui creare non possumus

Kaсиодор

I. Искусство, увиденное без творчества

Мы до такой степени привыкли говорить о художественном творчестве и соединять понятие художника и творца, что они нам кажутся нераздельными. Тогда как изучение древности убеждает, что дело обстоит иначе и что эти понятия были соединены недавно.

У греков не было терминов, которые соответствовали бы терминам "творить" и "творец". И можно сказать, они были им не нужны. Им хватало выражения "делать" (poiein). Но и им они не пользовались применительно к искусству и людям искусства, таким как художники и скульпторы, поскольку они не создают новых вещей, но лишь воспроизводят те, которые имеются в природе. "Скажем ли мы о художнике, что он что-либо делает?" – спрашивал Платон в Государстве и отвечал: "Никогда, он только подражает" (Resp., 597 D). В глазах древних художник от творца отличался не только этим, но и тем, что понятие творца и творчества предполагает свободу действия, тогда как в греческих понятиях художника и искусств содержалось подчинение законам, правилам. В то время искусство определяли как "изготовление вещи согласно правилам"; из древних сочинений известно много подобных определений. Между художником и творцом различие было бы даже двойным: художник не создает, но воссоздает и руководствуется законами, а не свободой.

Отношение древних к искусству полнее можно было бы выразить так: искусство не содержит творчества и более того, было бы плохо, если б оно его содержало. Творчество в искусстве не только не является возможным, но и нежелательным. Ведь искусство — это умение, и именно умение изготавливать определенные вещи, а умение предполагает знание правил и способность ими пользоваться; кто их знает и умеет пользоваться, тот является художником. Такое понимание искусства содержало отчетливое предположение: природа совершенна и человек в своих действиях должен наследовать ее; она подчиняется законам, а поэтому и он должен открывать ее законы и подчиняться им, а не искать свободы, которая с легкостью отклонит его от того optimum, которое он может достичь в своих действиях. Позицию древних можно и так выразить: художник является открывателем, а не изобретателем.

Во всем этом для греков было одно, зато большое исключение - поэзия. Ее греческое название "poiesis" просходит от poiein – делать. Поэт – poietes – это тот, кто делает. Его не сближали с художниками, ни поэзию не связывали с искусством. Отличие было двойным. Во-первых, поэт делает новые вещи, пробуждает к жизни новый мир, художник же лишь воспроизводит. А во вторых, поэт, в отличие от людей искусства, не связан законами и в том, что он делает - он свободен. Соответствующего "творчеству" и "творцу" термина не было, но в действительности поэт понимался как тот, кто создает. И только он один так воспринимался. Несколько примеров из жизни греков прояснит их отношение к искусствам. В музыке не было свободы: мелодии предписывались, особенно для торжеств и увеселений и носили красноречивое название, а именно, они назывались "nomoi", т.е. "законы". В пластических искусствах художник был ограничен установленными Поликлетом для человеческой фигуры пропорциями, считавшимися единственно надлежащими и совершенными и которые он сам называл, а за ним и прочие "каноном". И это название было знаменательным: канон означал то же, что мера.

Схожим образом обстояло дело и в теории. Особенно выразительные высказывания есть у Платона. "Что прекрасно, то является таковым всегда и само для себя". – так писал он в Филебе (51 В). А в Тимее (28 А) он доказывал, что для выполнения хорошего произведения нужно всмотреться в вечный образец. Художник часто поддается очарованию чувственного прекрасного, но Платон считал это грехом художника, поскольку тем самым он изменяет истине (Resp., 607).

И позже теоретики думали не иначе. Цицерон писал, что искусство охватывает те вещи, по отношению к которым мы обладаем знаниями (quae sciuntur) (De Or., II. 7. 30). Автор же трактата поздней античности о возвышенном, ранее отождествляемый с Лонгином, считал, что возвышенному также можно научиться, даже в поэзии все можно сделать при помощи метода (De subl., II. 1).

Иначе высказвались поэты и исследователи поэзии. В I Книге Одиссеи сказано: "Зачем возбранять певцу тешить нас песней как хочет" (I. 346). У Аристотеля уже были сомнения, воспроизводит ли поэзия действительность и обязательна ли в ней правда; она, пожалуй, является областью того, "что ни истинно, ни ложно" (De interpr., 17 a 2).

В Риме эти греческие понятия были частично поколеблены. Гораций писал, что не только поэтам, но и живописцам принадлежит привилегия отваживаться на все (quodlibet audendi). Cхожим образом думали и критики искусства на закате античности. Филострат писал, что "между поэзией и искусством можно найти подобие и обнаружить, что им обще воображение" (Imag. (Prooem.), 6). А Калистрат: "Не только мастерство поэтов и прозаиков вдохновенно, но также руки скульптора наделены даром божественного вдохновения" (Descr., 2. 1). Это было новым: греки классической эпохи не применяли понятий воображения и вдохновения к пластическому искусству, ограничивая их поэзией. Латынь была более богата, чем греческий язык: в ней уже были термины для творения (creatio) и творца, и было в ней два выражения – facere и creare, тогда как в греческом только один – poiein. Однако creare значило более или менее то же, что и facere; например, говорили "creare senatorem" – сделать кого-то сенатором точно также, как и сегодня в латинском тексте именования доктором говорится: "doctorem creo".

Принципиальное изменение произошло в христианскую эпоху: выражение creatio оказалось используемым для обозначения действия Бога по созданию из ничего, creatio ex nichilo. В этом понимании оно приобрело иное значение, чем facere – делать, но вместе с тем перестало применяться к человеческим деяниям. Как сказал в VI веке Касиодор в высказывании, приведенном в качестве motto настоящих рассуждений, "вещи сделанные и сотворенные между собой отличаются, ибо мы, не способные творить, можем делать, (Exp. In Ps., CXLVIII).

Наряду с этим новым, религиозным пониманием выражения должен был сохранится и древний взгляд, что искусство не является сферой творчества. Это заметно уже у двух ранних и наиболее влиятельных христианских авторов – у Псевдо-Дионисия и у св.Августина. Первый, подобно Платону, пишет, что для выполнения изображения художник должен пристально всматриваться в образец прекрасного, т.е. должен воспроизводить, а не творить, изучать прекрасное, а не выдумывать его (De eccl. Hier., IV. 3). Августин подобным же образом считал, что делом художника является лишь "собирание следов прекрасного" (De vera relig., XXXII, 60). Схожим образом думали и позже в средневековье. В Х веке Рабан Мавр писал, что искусства обладают неизменными правилами, которые установлены, во всяком случае, не людьми, но лишь открыты наиболее сметливыми (De cler. Inst., 17). А в XIII веке Роберт Гроссетест утверждал, что поскольку наука подражает природе, а природа всегда действует наилучшим из возможных способов, то и искусство так же безошибочно, как природа (De gener. Son., 8). Здесь средневековье пошло еще дальше античности: оно не делало исключения для поэзии, у нее также есть свои правила, она является искусством, а значит мастерством, а не творчеством.

Все это изменилось в Новое время. Известно, что люди Возрождения обладали чувством своей независимости, свободы, творчества. Прежде всего это чувство должно было проявится в понимании искусства. Но как же трудно это пришло! Ища надлежащее выражение ренессансные авторы и художники старались высказать это чувство. Были испробованы различные слова, но все еще не "творчество". Философ Фичино говорил, что человек искусства "выдумывает" (excogitatio) свои произведения; теоретик архитектуры и живописи Альберти – что наперед устанавливает (preordinazione); Рафаэль – что конфигурирует изображение в соответствии со своей идеей (idea); Леонардо – что использует формы, которых нет в природе (forme che non sono in natura); Микельанджело – что, художник, скорее, реализует свое видение, чем подражает природе; Вазари – что природа побеждена искусством (natura vinta dall'arte); венецианский теоретик искусства Паоло Пино – что живопись является "выискиванием не существующего"; Паоло Веронезе – что художники пользуются теми же свободами, что поэты и безумцы; Цуккаро – что художник формирует новый мир, новый рай (il nuovo mundo, nuovi paradisi); К.Чезариано – что архитекторы являются полу-богами (semi-dei). Подобным образом высказывались и теоретики музыки: Тинкторис (Diffinitorium musicae, ок. 1470) требовал новизны в том, что делает композитор, он определял композитора как такого, кто создает новые песни (novi cantus editor).

Еще более выразительно высказывались те, кто писал о поэзии. Дж.Каприано (Della vera poetica, 1555) утверждал, что изобретательность поэта рождается "из ничего". Ф.Патрици (Della poetica, 1586) видел в поэзии "измышление" (finzione), формирование (formatura), переконфигурирование (transfigurazione). Но даже они не отважились употребить выражение "творец".

И наконец отыскался тот, кто это сделал. Был им поляк, поэт и теоретик поэзии XVII века Казимир Мачей Сарбевский. Он не только писал, что поэт "выдумывает" (confingit), "как бы строит" (quodammondo condit), но также, употребляя наконец этот оборот, сказал, что он "наново творит" (de novo creat), (De perfecta poёsi, I. 1). Он был тем, кто отважился употребить это выражение. Даже добавил, что поэт творит подобно Богу (instar Dei).

Однако он считал творчество исключительно привилегией поэзии; художникам творчество не доступно. "Прочие искусства лишь подражают и воспроизводят, но не создают (non vero faciunt), ибо предполагают существование то ли материала, из которого творят, то ли тему" (ibid.). Это был взгляд поэта, которому художники не осмеливались противостоять и считать себя равными поэтам. Еще в конце XVII Фелибьен писал, что живописец является лишь "как бы творцом". Его текст звучит так: "Правила искусства не являются безошибочными, живописец может изображать совершенно новые вещи, творцом которых он как бы является " (Entretiens, III. 185).

Зато Б.Грасиан, подобно Сарбевскому, писал: "Искусство является дополнением природы, как если бы оно было вторым Создателем: дополняет ее, украшает, временами превышает […]. Объединяясь с природой оно ежедневно творит чудеса" (El criticon, фр. изд. 1696, s.154|5).

В XVIII веке понятие созидания уже чаще появлялось в теории искусства. Оно соединялось с понятием воображения, которое в то время было у всех на устах⁵⁴. "В воображении есть нечто схожее с творчеством" (has something in it like creation), писал Аддисон. Вольтер (в Письме к Гельвецию 1740 г.) прямо утверждал, что "настоящий поэт является творческой [личностью]" (le vrai poète est créateur). Однако как у Аддисона, так и у Вольтера это было скорее лишь сравнением поэта с творцом. Другие же на это смотрели иначе. Дидро считал, что воображение является единственно памятью форм и содержания (la mémoire des formes et des contenus) и ничего не создает (l'imagination ne crée rien), а лишь комбинирует, увеличивает или уменьшает.

Именно во Франции XVIII века мысль о творчестве человека встретила сопротивление. Баттё (I ch.2) писал: "Человеческое чувство не может творить, кратко говоря, все им созданное носит следы своей модели Даже чудовища, выдуманные не стесненным законами воображением, могут быть составлены из частей, заимствованных у природы". Схожим образом высказывались Вовенарг и Кондильяк (Essai, I. 45). Источник их сопротивления определенно был тройным. Один был лингвистический: выражение "творчество" в тогдашнем языке было зарезервировано за творчеством ex nihilo, недоступном человеку. Второй был философский: творение является таинственным актом, а психология Просвещения не допускала тайн. Наконец, третий источник был художественным: художники того времени были связаны своими правилами, и казалось, что творчество невозможно согласовать с правилами. Это последнее сопротивление было наиболее слабым, поскольку уже тогда начинали осознавать, что в конечном счете правила являются результатом человека. Как сформулировал менее известный автор того времени: правила обязательны в искусстве и поэзии, но их источники следует искать в природе нашего разума (La Motte Houdar, Réflexions sur la critique, 1715).

В XIX веке искусство отплатило за сопротивление предыдущих столетий признать его творчеством. Сейчас оно не только считалось творчеством, но было единственным, считающимся таковым. Слово "творец" стало синонимом художника и поэта. Когда потом, в начале ХХ века начали говорить и о творчестве в науке (как Лукасевич) или природе (как Бергсон в Evolution créatrice), то это было воспринято как перенесение присущих искусству понятий в науку и природу.

В польском языке есть два различающихся термина: "создатель" [stwórca] и "творец" [twórca]. Создатель – это Бог, который создает из ничего, творец – это художник и поэт. Это польская или словянская идиома. Другие европейские языки – французский, итальянский или немецкий - этой двойственностью не обладают и имеют только одно выражение для Бога и художника, а поэтому по отношению к художнику используют его более экономно.

Как оценить представленные здесь кратко судьбы понятия творчества? Мы склонны в них видеть историю прогресса, постепенно преодолевающего сопротивление, предрассудки, близорукость по отношению к творческим чертам большого искусства. Наверное, так оно и есть, однако не все так просто. Дело в том, что искусство и поэзия обладают двумя основными ценностями и как одна, так и другая ценность могут быть и случалось были их целью. С одной стороны, воплощение истины, познание природы, нахождение правила, закона, управляющего человеческим действием, с другой же – творчество, создание новых, несуществовавших вещей, выдуманных человеком. Кратко говоря, в искусстве и поэзии есть два лозунга: закон и творчество. Или: правило и свобода. Или еще: искусность и воображение. Судьба понятия творчества подсказывает, что весьма длительное время первая задача брала вверх. Эта же судьба поучает, что долгое время не верили, будто бы обе задачи могут решаться одновременно. Она поучает, что для творчества долго не было соответствующего названия, а потом, когда оно уже было, им боялись пользоваться и мысль о творчестве выражали с помощью других названий. Что с этой точки зрения между поэзией и прочими искусствами видели принципиальное различие, что в поэзии раньше увидели творчество. Она указывает, что произведение художника многообразно, что воспринимать его можно по разному. И что в минувших столетиях его воспринимали совершенно иначе, чем в нашем, в поэзии которого можно найти обе тенденции: когда одни художники и поэты устремлены к индивидуальной свободе и творчеству, то другие ищут и хотят найти всеобщие законы, управляющие искусством и поэзией и хотят этим законам подчинится.

II. История названия

Таким образом, поздно, с трудом преодолевая сопротивление, понятие творчества вошло в европейскую культуру. Некоторые эпизоды этого сопротивления и окончательное принятие этого понятия были представлены выше. Сейчас кратко, но систематически изложим всю историю. И хотя возникает параллелизм в изложении выражения, понятия, теории все же представим сначала отдельно историю самого выражения. Она проходила в четыре этапа.

1. Почти тысячу лет имени "творчество" не было ни в философии, ни в теологии, ни в европейском искусстве. У греков вообще не было соответствующего выражения; у римлян было, но они не применяли его ни к одной из этих трех областей. Для них это был термин естественного языка, "creator" означал то же, что отец, "creator urbis" – то же, что основатель города.

2. В следующем тысячелетии название употреблялось, но исключительно в теологии: creator был синонимом Бога. Даже еще в эпоху Возрождения это название использовалось только в таком значении.

3. И только в XIX веке термин "творец" вошел в язык искусства. Но тогда стал его исключительной (в мире людей) собственностью. Творец становится синонимом художника. Теперь были сформированы новые выражения, ранее не нужные, такие как прилагательное "творческий" и существительное "творчество". Они использовались исключительно по отношению к людям искусства и их труду.

4. В ХХ веке выражение "творец" начали применять ко всей человеческой культуре, начали говорить о творчестве в науке, о творческом политике, о творцах новой техники.

Сегодня мы располагаем многими выражениями одного корня с аналогичными смыслами: творец, творить, творческий, творчество. Последнее из них является как бы центральным, но обладает особой двузначностью: оно используется для обозначения процесса в сознании творца, но также и результата этого процесса. "Творчество Мицкевича" означает равно как произведения поэта, так и психический процесс, в результате которого возникли эти произведения. А отличие значительное, ибо произведения нам хорошо известны, а о течении процесса мы только догадываемся, пытаемся его реконструировать.

III. История понятия.

История понятия и теории творчества были в значительной мере, хотя не совсем, параллельны истории их названий.

А. На протяжении длинной вереницы веков античность не пользовалась понятием творчества, не появлялось оно также и под иным именем, а коль понятия не было, то не могло быть и теории, т.е. общего взгляда на творчество. В частности, о творчестве в искусстве речь не шла. Конечно, у древних были два близких понятия, но ни одно из них не было связано с искусством: одно принадлежало космологии, второе – теории поэзии (которая не входила в понятие искусства). В ранней греческой теории возникновения мира, теогония и космогония моделировались при помощи понятия рождения, ином, нежели понятие творения. Платон же (как он это изложил в диалоге Тимей) представлял себе возникновение мира совсем иначе – как построение его при помощи божественного Демиурга: тот построил мир, но не из ничего, а из материи и согласно с предосуществленными идеями. Согласно интенции Платона Демиург понимается как строитель мира, а не создатель. Другим понятием у древних, приближенным к понятию творца, было понятие поэта. Этимологически "poietes" был "тем, кто делает". В противоположность художнику, который по мнению греков только подражал и переделывал то, что существует. Зато поэт, по их убеждению, обладал свободой, которой не было у художника. Художник для них был противоположностью творца, а поэт все же был ближе к творцу; был так же близок, как демиург, с тем отличием, что он действует свободно, тогда как демиург – в соответствии с принципами или идеями. Таким образом, греки классической эпохи имели два понятия, приближенные к творцу – Строителя и Поэта, зато понятия творца у них не было. Платон сравнивает эти два понятия (Resp., 597 D), строителя и поэта, чтобы сказать, что живописец не является ни одним, ни другим. Понятие творчества strictiori sensu начало формироваться только к концу античности, а именно, в смысле делания чего-то из ничего. Но первый взгляд на творчество был отрицательным; в нем утверждалось, что творчества нет. В поздней античности для этого была формула: "ex nihilo nichil", из ничего ничто возникнуть не может. Мы находим ее у философа, а именно — у Лукреция, который в поэме De rerum natura написал, что нет ничего такого, как делание чего-то из ничего: nihil posse creari de nihilo. В поздней античности материалисты отрицали творчество, а тогдашние не материалисты также его отрицали, поскольку были сторонниками эманации.

В. Люди средневековья уже не утверждали, как древний материалист, что творчество de nihilo не существует, но были убеждены, что оно является исключительно атрибутом Бога. Создателем, творцом является единственно Бог. Понятие творения у Отцов Церкви и схоластов было таким же, как у Лукреция, зато теория была другой: творчество существует, но только люди не способны к нему.

С. В новое время, но поздно (в действительности лишь в XIX веке) понятие творчества подверглось преобразованию, смысл выражения изменился. Причем изменился радикально, а именно, отпало требование "из ничего". В измененном понимании творчество стало скорее деланием новых вещей, чем деланием вещей из ничего. Новизна могла быть понимаема так или иначе, уже или шире, не каждая новизна выдавалась за творчество, но в конечном счете это она определяла творчество.

С новым понятием возникла и новая теория: творчество является исключительно атрибутом человека искусства. Начатки этой теории имеются в XVII веке, но принята она была много позже. Она является типичным взглядом XIX века: только художник является творцом. Так это сформулировал Ламанне, который живя в первой половине XIX века был свидетелем изменений понятия: "L'art est pour l'homme ce qu'est en Dieu la puissance créatrice". Изменение прошло не легко. Еще во второй половине столетия великий Ларусс именование живописца творцом считал жаргоном (argot). Но наконец сопротивление было сломлено и выражения "творец" и "художник" стали синонимами, как до них таковыми были "творец" и "Бог". Старое выражение сохранилось, но понятие было новым и новой была теория. Как метко подмечает итальянский эстетик Г. Морпурго-Тальябуэ, понятие творчества в то время открыло новый период в истории теории искусства: искусство было подражанием во времена классики, было экспрессией во времена романтизма, а искусство понятое как творчество – это наши времена.

D. Если в XIX веке господствовало убеждение, что только художник является творцом, то в ХХ появилось мнение, что не только он; творцами могут быть также люди, деятельные в других областях культуры, не только художники. Творчество возможно во всех сферах человеческого созидания. Это расширение сферы творчества должно было быть не изменением, но лишь последовательным применением принятого понятия, ибо творчество узнается по новизне созданного, а новизна появляется не только в произведениях искусства, но также науки или техники. Однако в действительности расширение области понятия изменило его содержание и получилось еще одно понятие творчества.

Таким образом, историк, обозревая свершения, находит в них три различных понятий творчества: одно из них трактует творчество как божественное (Т¹), второе как человеческое (Т²), третье как исключительно художественное (Т³). Широко понимаемое человеческое творчество хронологически является последним понятием, типичным для нашего времени. Однако первые два не пропали. Ведь теологи продолжают пользоваться первым, а публицисты часто пользуются третьим. Когда они пишут о творчестве, то неоднократно приходится догадываться, имеют ли они в виду только творчество в пластических искусствах, или же одно только литературное творчество.

Эти три понятия, представляющие три эпохи, будут здесь обсуждены поочередно: сначала то, которое было исходным пунктом в истории понятия, потом то, которое было конечным пунктом, наконец промежуточным.