!Учебный год 2024 / Лекции Салтыковой

Некоторые изменения византийских норм мы находим уже в самом древнем византийском памятнике – «Законе судном людям» или Судебнике царя Константина (в Номоканоне Схоластика), который является переводом или славянской интерпретацией 17 титула Эклоги византийских императоров Льва и Константина, где говориться о наказаниях за разные уголовные преступления. «Закон судный» в одних случаях заменяет смертную казнь,

членовредительные или болезненные наказания Эклоги (отсечение головы,

руки, носа, ослепление, палочные удары) денежной пеней и продажей, а в других случаях вместо уголовных наказаний устанавливает церковные епитимии. Некоторые термины церковного устава св. Владимира

(«церковная татьба», «мертвецы сволочат») указывают на заимствования из

«Закона судного». Еще более заметно влияние этого источника на церковный устав Ярослава Мудрого (предметы церковной подсудности, некоторые текстуальные заимствования).

Отрывки из Эклоги (свода семейного и гражданского, частью уголовного, права - VIII в.) и Прохирона (свода IX в., созданного на основании законодательства Юстиниана) включались в наши Кормчие книги в качестве дополнительных статей. В качестве примера можно указать следующие отрывки: «о возбраненных женитвах» - о поводах к разводу и о незаконных браках (тит. 7 Прох. и тит. 2 Эклоги); «о послусех» - о

свидетелях (из Эклоги); «закон о казнях» - уголовное законодательсво из Прохирона. В Сербской Кормчей Прохирон помещен в полном составе под названием «Закона градского главы». Кроме того, здесь мы встречаем другой византийский памятник гражданского содержания – «Избрание от закона Богом данного Израильтянам Моисеем о суде и правде», или «Закон Моисеев» - извлечение из Моисеевых книг Исхода, Левит, Чисел и Второзакония, созданное неизвестным автором и касающееся, в основном,

вопросов уголовного права, хотя встречаются и нормы семейного,

обязательственного права. Некоторые статьи этого сборника также отразились на содержании церковных уставов св. Владимира и Ярослава:

неблагопристойная защита женой своего мужа в драке его с другим (24 глава Закона Моисеева) – в числе предметов церковного суда в уставе князя св.

Владимира (Пространная редакция); гл. 20 закона Моисеева о поджоге гумна,

гл. 25 о соблазнении девицы повлияли на содержание устава Ярослава.

История сохранила немало фактов, свидетельствующих об использовании византийских законов и в нашей государственной административно-судебной практике, влиянии византийского права на становление правовой системы Руси. Например, Русская Правда –

древнейший свод русского права, носит на себе заметные следы влияния византийских источников: Эклоги, Прохирона, «Закона судного людям», «Закона Моисеева» и пр.

«Известные нам источники светского законодательства до Петра Великого,

равно как судебные решения, во многих случаях составлены под непосредственным, или посредственным, влиянием источников, с одной стороны, церковного законодательства,

а с другой – Византийского права вообще, притом именно тех самых источников,

которые большей частью включены в Кормчую».

Калачов Н.В.

Однако, как и церковные уставы, нормы Русской Правды о преступлениях против телесной неприкосновенности, составленные под влиянием норм Эклоги, не сохраняют суровых наказаний этого византийского кодекса, но заменяют их «вирами» и «продажами», которые были в обычае русской земли. Еще раз повторим: рецепция византийского

национального права, русскими обычаями и русской жизнью.

Система приспособления византийских законов к местным потребностям и условиям простиралась на Руси так далеко, что проникла даже в чисто церковную область, в сферу церковной юрисдикции. Согласно церковному уставу Ярослава Мудрого, денежные пени за преступления практиковались у нас не только в светском, но и церковном суде и, вне всякого сомнения, под влиянием местного обычного права.

Таким образом, совершившийся в русском правосознании переворот,

связанный с принятием христианства, «благодаря устойчивости русского обычного права, не привел к полной замене местного права чужим, а лишь способствовал, по мере необходимости, усвоению церковного права и частной рецепции некоторых кодексов византийского светского права»

(Владимирский-Буданов М.Ф.). В результате этой рецепции появилась особая византийско-русская юридическая догма, представлявшая любопытную страницу в истории нашего права и наглядно свидетельствующая о силе сопротивления обычного народного права началам права иноземного. Древняя Русь домонгольского периода,

воспринимая чужое право, умела в то же время бережно хранить «добрые обычаи отцов» и отступала от них не сразу.

II.Законодательная деятельность русских князей

Уставная, то есть законодательная, деятельность русских князей началась еще до принятия христианства.

Например, под 882 г. в летописи сообщается, что князь Олег «устави дани Словенам, Кривичам и Мери». Кроме того, можно вспомнить известную

административно-финансовую реформу великой княгини св. Ольги:

летопись сообщает (под 946 г.) о том, что Ольга с сыном своим и дружиной в Древлянской земле «уставляюще уставы и уроки», и далее (в 947 г.) в

Новгороде «устави по Мьсте повосты (погосты) и дани, а по Лузе оброки и дани». В ходе реформы был установлен централизованный порядок сбора дани князьями с подвластного населения: в специальных центрах сбора дани

– «погостах», и по определенным правилам, нормам – «урокам». Есть известия об уставах и уроках св. Владимира, Ярослава Мудрого, его

сыновей и внуков.

Первоначально эти уставы и уроки были весьма кратки и излагались в устной форме (возможно, поэтому многие из них и не дошли до нас); другие же, будучи позднее записаны, сохранились для потомства, войдя частью в

состав Русской Правды (например, уставы Владимира Мономаха) и других памятников древности. Эти, как устные, так и письменные постановления князей, весьма редко получали наименование «законов».

Хотя слово «закон» и было известно нашему праву еще в глубокой древности, но ему долго не придавалась того специального значения, какое оно получило позднее, главным образом, в нашей новой истории, когда закон стал противопоставляться обычному праву. Наоборот, в древности летописцы безразлично говорят об «обычаях отцов» и о «законах отцов»,

подразумевая под тем и другим выражением представления о праве и справедливости наших предков. Именно поэтому княжеские уставы и уроки

(от глагола «урекать», то есть определять, назначать) являлись древнейшей формой законодательной деятельности носителей верховной власти первого периода нашей истории. Эти уставы были весьма разнообразны по своему содержанию: во-первых, князья утверждали своим именем нормы обычного права или видоизменяли эти нормы; во-вторых, князья делали те или иные распоряжения по отдельным вопросам своей административно-судебной и

финансовой деятельности.

Таким образом, обычно древние княжеские уставы не являлись общими правилами (подобно современным законам), поскольку содержали княжеские решения по отдельным частным случаям. Развитие уставной

деятельности князей связано с принятием христианства, когда «устав» действительно становится общегосударственным законом, когда была предпринята попытка собрать в одно целое постановления, относящиеся к

известному кругу дел, а именно – к кругу дел церковных.

На почве греческого Номоканона русское правительство стало создавать свои постановления, и прежде всего, конечно, при решении

вопросов, касающихся правового положения Церкви в новом для нее государстве. Замечательным показателем этого момента в состоянии

национального законодательства являются церковные уставы

христианских князей Руси – св. Владимира и его сына Ярослава Мудрого,

которые не только определяют правовой статус православной христианской Церкви в славяно-русском обществе, но и содержат ценные сведения о многих древнейших языческих обычаях народа, дают возможность более всесторонне осветить и изучить многие вопросы юридического быта наших предков. Именно церковные уставы представляют собой наиболее яркий пример указанного выше «столкновения» юридических начал византийского права с началами русского обычного права, а точнее, пример творческой рецепции на Руси византийского императорского законодательства.

Оба церковных устава дошли до нас в многочисленных списках XIII – XVIII вв. Устав великого князя – крестителя русской земли Владимира Святославича сохранился в списке конца XIII века Новгородской Кормчей,

устав Ярослава Мудрого – только в списках XV в.* Разнообразие редакций уставов и большое количество неясностей в изложении, позволяют сделать вывод об «обрастании первоначального текста позднейшими переделками в процессе судебной практики» (Карташев А.В.). Это обстоятельство дало повод некоторым историкам (Н.М.Карамзин, Е.Е.Голубинский) к полному отрицанию подлинности обоих памятников.

Но большинство ученых все же настаивают на подлинности уставов,

хотя и очень измененных позднейшими переделками (митрополит Евгений

(Болховитинов), К.А.Неволин, М.Ф.Владимирский-Буданов и др.).

«Письменные памятники древности могут быть подлинными в материальном отношении и неподлинными в формальном, то есть они могут содержать юридические нормы, действительно принадлежащие тем законодательным авторитетам, которым приписывается данный памятник, но самое письменное изложение может быть делом другой руки, современной или позднейшей».

Павлов А.С.

Если подлинность дошедших до нас списков уставов не может быть

точно установлена, то это еще не доказывает, чтобы таких уставов не могло

* Тексты уставов с комментариями исследователей см.: Вдадимирскаий-Буданов М.Ф. Хрестоматия по истории русского права Т. 1. – Киев, 1885. С. 212 – 225; Памятники русского права Т. 1. С.236 – 285; Российское законодательство X – XX вв. Т. 1. С. 134 – 208. Бенешевич В.Н. Сборник памятников по истории церковного права. – Пгд, 1915. С. 64 – 68;

быть – в той или иной форме (устной или письменной); наоборот, надо признать, что была нужда в княжеском законе, как для Церкви, так и для государства.

Устав великого князя св. Владимира введен в науку в 1775 г.

немецким ученым Г. Миллером, который опубликовал одну из наиболее поздних его обработок XVI века в составе Степенной книги. Расширение числа известных редакций устава позволило митрополиту Евгению

(Болховитинову) высказать мнение, что в основе их лежит один и тот же ранний текст, который можно связывать с именем князя Владимира. Преосв.

Макарий (Булгаков) характеризовал его древнюю основу как первый опыт применения к условиям Руси норм православной Церкви и кодификации собственно русского церковного права, и не исключал возможности, что устав сложился уже в XI веке.

Специальное текстологическое исследование памятника С.В.Юшковым показало, что первооснова устава принадлежит XII веку и что главным его источником является грамота князя Владимира Святославича начала XI в.,

подтвердившая ряд привилегий церковной организации на Руси. По мнению Я.Н. Щапова, в основе устава лежит грамота о выделении «десятины» церкви Пресвятой Богородицы в 995 – 996 гг., которая была переработана в первоначальный устав в начале XI в. (до 1011 г.), в связи с учреждением епископских кафедр, распространения на них церковной десятины и установления церковной юрисдикции. Устав продолжал складываться и развиваться в XI – XII вв. вместе с укреплением и расширением церковной организации.

Устав Владимира Святославича известен более чем в 200-х списках.

Преосв. Макарий (Булгаков), С.В. Юшков, А.А. Зимин разделяют все списки устава на 3 редакции: Краткую, Среднюю и Пространную; К.А. Неволин – на

2 редакции: Краткую и Пространную. Я.Н. Щапов указывает 7 редакций,

относящихся к XII – XIV вв. Синодальный список 1282 г. Пространной редакции является древнейшим, дошедшим до нас, списком устава.

По содержанию устав великого князя св. Владимира заключает в себе пожалование «десятины» (одной десятой части княжеских доходов) в пользу Церкви, поручение епископам заведовать богоугодными заведениями

(школами, больницами, приютами) и контролировать торговые эталоны меры и веса. Основная часть устава – это определение круга предметов и лиц,

подведомственных церковному суду.

I.Устав предоставляет Церкви широкую юрисдикцию над

всеми христианами по тем преступлениям, которые в языческой Руси не считались преступлениями и не были знакомы светским судьям. Перечень дел («суды церковные»),

по которым церковному суду подлежало все христианское население Руси (по Синодальному списку Пространной редакции), следующий:

1.Преступления против христианской веры и устоев Церкви:

разные виды колдовства, знахарства («ведьство, зелейничество, потворы,

чародеяния, волхования»); дела по нарушению святости и неприкосновенности христианских храмов и символов («церковная татьба»,

гробокопательство, разграбление могил – «мертвецы сволочат», ввод в храм животных – «скот или псы», обезображивание креста – «крест посекут»,

языческое идолослужение – молитва «под овином или в рощеньи или у воды»).

2. Преступления против христианской нравственности, об

оскорблении нравственного чувства, противоестественных грехах, о

покушениях на женскую честь, об обидах словом: изнасилование

(«пошибанье»); языческая форма совершения брака путем похищения девушки или чужой жены («умычка»); браки между близкими родственниками («в племени») или свойственниками («в сватьстве»);

ложное обвинение в блуде, колдовстве, ереси; укушение («зубоежа»),

оставление или убийство новорожденного («девка дитя повержет»),

скотоложство; непочитание детьми родителей («сын отца бьет, или дочка матерь, или сноха свекровь»), спор (или даже драка) между супругами из-за имущества.

3. Все семейные дела, тесно связанные с преступлениями

против христианской нравственности и полностью входившие в юрисдикцию Церкви (по византийскому законодательству суду Церкви подлежали только некоторые из этих дел, исключая дела о нарушении родительской власти, споры о наследстве, споры между супругами об имуществе, которые подлежали гражданскому суду): дела бракоразводные

(«роспуст»), брачный сговор с назначением неустойки («смилное заставанье»), споры о наследстве («братья или дети тяжутся о задницю»).

Что касается споров о наследстве, то здесь мы видим противоречие между церковным уставом и Русской Правдой, поскольку по ст. 108 ее Пространной редакции дела о наследстве решались князем. По уставу же они отнесены к компетенции церковного суда. Возможно, данное противоречие объясняется конкуренцией двух источников: обычного права, нашедшего отражение в Русской Правде, и церковным правом (А.С. Павлов).

Указанная конкуренция источников проявляется также в другой важной особенности устава великого князя св. Владимира – отсутствии

наказаний за преступления против христианской веры, Церкви,

нравственности и семьи. Можно было бы предположить, что византийские церковные иерархи принесли вместе с новой религиозной системой и новую правовую систему, представленную Эклогой и Прохироном, где отсутствовали указания на собственно церковные наказания (отлучение,

епитимии), характерные для канонических источников права. В Византии (а

позже и в России) обычной практикой стало то, что светские наказания дополняли церковные санкции. В Греции дела, предоставленные суду Церкви, могли подлежать и суду гражданскому.

«Церковь судила их с церковной стороны, как дела совести, определяя их нравственное значение, полагала за них епитимии, употребляла и другие свойственные ей меры для вразумления и обращения согрешивших; мирская власть могла рассматривать те же самые дела со стороны гражданской как преступления общественные и часто для наказания их и пресечения употребляла свои меры».

Макарий (Булгаков), митрополит Московский и Коломенский.

Как уже отмечалось выше, в Эклоге и Прохироне были широко представлены смертная казнь, членовредительные и болезненные телесные наказания. Очевидно, что жестокие византийские наказания не соответствовали русской обычно-правовой системе наказаний,

представленной, в основном, имущественными санкциями. Это

несоответствие византийской системы наказаний русским обычаям, по-

видимому, и обусловило отсутствие санкций за преступления в уставе св.

Владимира. Система наказаний появляется только в церковном уставе Ярослава Мудрого, но опять же: эта система более соответствовала русским обычаям, нежели византийским источникам.

Таким образом, устав великого князя Владимира Святославича, с одной стороны, объявляет общественно опасными такие поступки, которые не рассматривались как преступления русским обычным правом, а, с другой стороны, определяет подведомственность таких дел церковному суду,

запрещая гражданским судьям вмешиваться в «суды церковные».

II. Церковному суду подлежали некоторые категории

христианского населения Руси – по всем делам: и

церковным, и светским – гражданским и уголовным

(«обида» - имущественный ущерб или преступления против личности, «котора» - ссора, раздор, распря, «вражда» -

убийство, преступление», «задница» - тяжбы о наследстве).

В связи с принятием христианства, учреждением церковной организации и духовной иерархии, естественно, из христианской паствы должно было выделиться особое общество, особый разряд лиц, служащих