Доверительно

Короче, мы стояли за постепенный, поэтапный подход к ограничению ядерных вооружений. Картер был готов обсуждать более радикальный подход. Что тут было: новаторство или политическая наивность?

Что же касается проблемы запрещения ядерных испытаний, то Картер считал, что СССР и США могли бы заключить договор на этот счет сроком на 2-3 года, даже если Франция и Китай не присоединятся к этому договору, с тем чтобы использовать это время для оказания на них необходимого давления.

Президент по собственной инициативе поднял „вопрос о правах чело­века".

Он сказал, что не собирается злоупотреблять этим, ибо понимает, что тем самым вносит дополнительный элемент в наши отношения, но что время от времени он это будет все же делать, сообразуясь со своими убеж­дениями.

Я сказал президенту, что вообще следовало бы избегать ненужных осложнений. Брежнев ясно заявил, что он не собирается „испытывать нового президента". Так давайте и вы не испытывайте волю Москвы. От этого только выиграют советско-американские отношения. Таков мой долголетний опыт посла в Вашингтоне.

Президент переглянулся с Вэнсом и Бжезинским и сказал, что он совсем не собирается вести дело к конфронтации с нами по этому вопросу.

Разговор на эту тему закончился, но было видно, что вопрос не только не снят с повестки дня, но и обещает стать крупным раздражителем в наших отношениях. Об этом я так и доложил в Москву (Картер, судя по всему, все же считал, что он сможет достаточно безболезненно для себя отделить такую свою публичную критическую позицию от остального комплекса советско-американских проблем).

Президент сказал, что он придает большое значение венским перего­ворам по взаимному сокращению войск и вооружений в Центральной Европе. Он задается вопросом, зачем СССР нужна такая мощная ударная группировка войск в центре Европы. Для обороны от НАТО она явно не нужна. Я ответил, что мы готовы продолжать эти переговоры (его вопрос был закономерен, но не мог же я сказать, что советское руководство озабочено обеспечением стабильности в странах Восточной Европы).

В заключение Картер сказал, что исходит из серьезной вероятности, что во второй половине года будет созвана Женевская конференция по Ближнему Востоку. Он надеется на совместные действия СССР и США как сопредседателей этой конференции. Я поддержал эту его мысль.

Картер держался во время беседы непринужденно и внешне весьма дружественно. По знанию вопросов, быстроте реакции и по стремлению самому знать детали наиболее важных проблем он заметно превосходил своего предшественника Форда. Очевидно было также стремление найти какие-то новые, не всегда продуманные, но „свои" идеи. Это несколько настораживало, так как могло отразиться на преемственности американской позиции в переговорах, которые продолжались уже не один год.

В целом, отмечал я в докладе в Москву об этой беседе, впечатление таково, что с президентом Картером надо, не теряя времени, вести работу в плане развития наших отношений. Указывал, что при этом, видимо, придется столкнуться с определенными трудностями, связанными с особенностями его подхода к тем или иным проблемам, в частности по ОСВ, не говоря уже о его позиции по правам человека.

ДЖ.КАРТЕР: КОНЕЦ ПРОЦЕССА РАЗРЯДКИ

Белый дом опубликовал официальное сообщение об этой встрече отметив, что состоялся „полезный обмен мнениями с послом Добрыниным по всему комплексу советско-американских отношений с особым упором на предстоящие переговоры по ограничению стратегических вооружений".

Сам Картер записал в своем дневнике, что он вынес благоприятное впечатление о советском после.

Однако Бжезинский в своих мемуарах отметил, что сам он был не­сколько разочарован этой беседой Картера с советским послом. Президент по его мнению, должен был сконцентрировать внимание на основных положениях, не вдаваясь в детали. „Однако посол, - вспоминает он, - умело прощупывал позицию президента по ОСВ, Ближнему Востоку, Индийскому океану и другим вопросам". Когда Бжезинский остался вдвоем с Картером, последний, как бы оправдываясь, сказал ему: „Я старался придерживаться общих позиций, но он (посол) все время ставил конкретные вопросы".

Замечу попутно, что Картера поначалу несколько удивило, что я пришел один, без какого-либо сотрудника, который записал бы нашу беседу. Однако я заверил его, что все его высказывания, как это было и при других президентах, будут точно переданы в Москву.

Усиление разногласий по ОСВ и вокруг диссидентов

Как показали беседы с Картером и первоначальный обмен мнениями с другими представителями администрации, у нас с самого начала назревали крупные разногласия в связи с переговорами по ограничению стратеги­ческих вооружений. А они оставались главным стержнем советско-американских отношений и при новой администрации США.

Советские руководители считали полезным продолжение разрядки в отношениях с США, хотя этот процесс и начал давать сбои. Главным для продолжения этого процесса было, по их мнению, скорейшее заключение соглашения об ОСВ на основе владивостокских договоренностей. Кратчай­шим путем к этому явилось бы завершение переговоров по остающимся еще не согласованным вопросам в рамках принципиальной договоренности во Владивостоке. Такими вопросами, в частности, были американские крыла­тые ракеты и советский бомбардировщик „Бэкфайер".

Киссинджер рассказывал мне впоследствии, что он советовал Картеру начать переговоры с Советским Союзом по ОСВ с того места, на котором они были закончены администрацией Форда. Но тот заявил, что „пойдет своим собственным путем в переговорах с русскими". Главный американ­ский представитель на переговорах по ОСВ Уорнке в доверительной беседе со мной критиковал Картера за то, что тот „торопится" и хочет добиться „слишком многого в слишком короткий срок" без должного учета взглядов и интересов другой стороны.

Картер, как известно, наиболее приоритетным во всем комплексе отношений с Советским Союзом также считал проблему ОСВ. Фактически он предлагал Советскому правительству подписать договор с согласован­ными во Владивостоке уровнями для стратегических ракет и бомбардиров­щиков, исключив из соглашения крылатые ракеты; в этом случае амери­канская сторона выражала готовность не включать в договор и бомбарди­ровщик „Бэкфайер", отложив эти два вопроса для дальнейших переговоров. (Советское руководство категорически отказывалось исключить из согла-

СУГУБО ДОВЕРИТЕЛЬНО

шения крылатые ракеты, в которых у США было значительное преиму­щество. Оно настаивало на владивостокских договоренностях, которые на 90 процентов были готовы к подписанию.)

Однако сам Картер отдавал предпочтение „новому смелому подходу" к переговорам по ОСВ, который должен был дать, по его мнению, более важные результаты, чем подход Никсона-Форда-Киссинджера. Его в этом поддерживал и Бжезинский, который не хотел следовать по стопам своего давнего соперника Киссинджера. Вэнс же, как и Уорнке, стоял за постепен­ный подход, за решение сложных вопросов, касающихся ОСВ, шаг за шагом. Однако они были вынуждены подчиняться инструкциям Картера.

Картер считал, что соглашение по ОСВ должно было включать значи­тельное сокращение уровней ракет и бомбардировщиков с упором на сокращение ракет наземного базирования, и особенно советских тяжелых ракет (почти наполовину). Это также давало преимущество США, так как у них в отличие от нас было значительно больше стратегических ракет и средств воздушного базирования. Конечно, все это вместе могло еще быть предметом дальнейших переговоров, но Москва хорошо знала, исходя из своего давнего опыта переговоров и сложности новых вопросов, что для достижения такого широкого соглашения потребовалось бы гораздо больше времени, чем для завершения соглашения на базе владивостокских догово­ренностей. К тому же развитие военной технологии явно опережало сложные переговоры.

Разногласия по разным подходам к проблеме ОСВ привели к провалу поездки Вэнса в Москву, которая состоялась в марте, что негативно сказалось на наших последующих отношениях с Картером.

Через три дня после моей встречи с президентом, т. е. 4 февраля, Брежнев, как я и рекомендовал, прислал Картеру письмо, в котором призывал как можно скорее заключить соглашение по ОСВ на основе владивостокских договоренностей.

Брежнев отмечал далее, что он, так же, как и Картер, придает особое значение вопросу об их личной встрече. Забегая вперед, надо сказать, что вопрос об этой встрече затрагивался неоднократно в их переписке в течение года, но так и не нашел своего практического воплощения до 1979 года. Дело в том, что советское руководство, по существу, связывало такую встречу с необходимостью заключения договора об ОСВ. Оно надеялось таким образом оказать давление на Картера, подтолкнуть его ускорить подпи­сание договора, учитывая, что вопрос о встрече был впервые поставлен в переписке по инициативе самого Картера.

Я лично думаю, что это было просчетом, ибо ранняя встреча на высшем уровне - даже без подписания соглашения по ОСВ - могла устранить или поправить перекос, который возник в советско-американских отношениях с самого начала новой администрации и затем постоянно давал о себе знать.

15 февраля Картер ответил развернутым письмом. Оно вызвало весьма отрицательную реакцию в Москве. В нем он подробно излагал свои новые взгляды на вопросы радикального ядерного разоружения, выходя при этом Далеко за рамки владивостокских договоренностей (по существу, предлагая Другой договор и оставляя за рамками договора об ОСВ-2 для последующих переговоров крылатые ракеты большой дальности: в этой области США тогда были впереди). Упоминалась даже возможность инспекций на местах, что было совсем неприемлемо для Москвы в тот период. Так усили-

ДЖ.КАРТЕР: