2.8. Перевод в эпоху королевы Виктории

Середина XX в. Новые требования – гипертрофировать точность перевода: буквализм, педантичная передача смысла. Переводчики зашли в тупик. Выходы:

1. Использование буквального перевода, сконцентрированного на непосредственной передаче значения.

2. Использование искусственного языка, представляющего нечто среднее между оригинальным и переводным языком. Это позволяло переводчикам передавать ощущения оригинала – при помощи странности звучания

Фридрих Шлейермахер (1768-1843) предложил создать особый подъязык для перевода литературных произведений. Эту идею разделяли многие переводчики в Англии: Ньюман, Карлайл, Моррис.

Ньюман утверждал, что переводчик должен сохранять все особенности оригинала, причем переводной текст должен быть как можно более иностранным, чтобы передать ощущения оригинала. Это высоко оценили современники: переводчики использовали причудливые, архаичные варианты а.я. с иностранным привкусом, что позволяло преодолеть недостатки оригинала.

Моррис (1834-1896) перевел огромное количество текстов: древне-исландские саги, “Одиссею” Гомера, “Энеиду” Вергилия, старо-французские романы. Оскар Уальд говорил: “Одиссея” Морриса – подлинное произведение искусства, переход поэзии в новую поэзию. Новое звучание, добавленное в процессе перевода придавало некоторое отличие от древне-греческого оригинала.

Это хорошо показывает ожидания читателей, которые хотели услышать странные звуки, свидетельствующие о древности поэзии. Переводы Морриса были умышленно архаичны, трудны для чтения и понимания. Читателю не делалось никаких скидок. Он должен был разобраться в тексте самостоятельно, постичь культуру общества, где был создан оригинальный текст.

Потребность передать отдаленность оригинального текста от читателя и во времени, и в пространстве была самой характерной чертой Викторианской эпохи в области перевода.

Карлайл (1795-1881) в переводах с немецкого с восторгом копировал германские обороты речи, подражал им. Переводчики того времени полагали, что единственная цель перевода поэзии заключается в обогащении нации переводчика еще одним образцом красоты. Оригинальные произведения бывали часто несовершенны, неясны, но такое понимание перевода приводит к парадоксальной ситуации: огромное уважение и преклонение перед текстом оригинала, но на очень сомнительной основе, на личном мнении переводчика и больше ни на чем Переводчик отбирал произведения на перевод и приглашал интеллектуального, образованного читателя разделить его точку зрения о высокой ценности этого произведения. Оригинальный текст воспринимался как собственность, как предмет красоты, как прибавление к коллекции, безотносительно ко вкусам и потребностям современного общества.

Переводчики сознательно создавали заведомо архаичные переводы, предназначенные для образованного меньшинства. Именно во времена королевы Виктории было заложено отношение к переводу, как к занятию для избранных.

Мэтью Арнольд (1822-1868) написал лекцию, как переводить Гомера. Он посоветовал рядовому читателю положиться на ученых специалистов, ибо только они могут сказать производит ли это произведение тоже впечатление, что и оригинал. По Арнольду переводчик должен ориентироваться на текст оригинала и служить ему с полной преданностью. Читателя перевода следует подвести к тексту оригинала посредством переводческих действий. В результате, перевод перестал быть средством обогащения родного языка. Распространение элитарной концепции культуры и образования привело к тому, что роль перевода была девальвирована. Если перевод рассматривался как средство доставки читателя к исходному оригинальному тексту, то мастерство переводчика, изысканность его стиля становятся неважными, вторичными. Переводчик ничего своего читателю не дает.

Это разделял Генри Лонгфелло (1807-1881), он считал, что переводчик это не поэт, не комментатор, а технический работник. Его задача – сообщить читателю, что говорит автор, а не объяснять, что он имел в виду.