2.3 Сюжетно-композиционная функция вещей

Вещи в художественном произведении позволяют не только охарактеризовать героя с той или иной стороны, но могут важную роль в композиции сюжета. Та или иная вещь своим присутствием рядом с героем уже определенным образом действует на него: толкает его на какие-либо поступки, а также через вещь мы можем объяснить жизненные события персонажей. Сюжетно-композициоонную функцию выполняют шинель и портрет в одноименных повестях.

Вещный мир произведения имеет свою композицию. С одной стороны, детали часто выстраиваются в ряд, образовывают в совокупности интерьер, пейзаж, портрет и т. д. С другой стороны, какая-то одна вещь, выделенная в произведении крупным планом, несет повышенную смысловую, идейную нагрузку, перерастая в символ [17: 42-43]. В повести «Шинель» такую повышенную нагрузку несет шинель Акакия Акакиевича. Об этом можно судить уже по названию повести.

Акакий Акакиевич Башмачкин – скромный работник департамента, уважающий и любящий свою работу и не замечающий помимо нее ничего. Он с наслаждением выполняет свою работу, «вряд ли где можно было найти человека, который так жил бы в своей должности. Мало сказать: он служил ревностно, — нет, он служил с любовью. Там, в этом переписыванье, ему виделся какой-то свой разнообразный и приятный мир. Наслаждение выражалось на лице его; некоторые буквы у него были фавориты, до которых если он добирался, то был сам не свой: и подсмеивался, и подмигивал, и помогал губами, так что в лице его, казалось, можно было прочесть всякую букву, которую выводило перо его [11: 143].

Но в какой-то момент Акакий Акакиевич вдруг подумал о внешности, о своей старенькой изношенной шинели. Приобретение новой шинели было для него скорее необходимостью, а не средством выражения своей могущественности и утверждения своего «веса» в обществе.

«Надобно знать, что шинель Акакия Акакиевича служила тоже предметом насмешек чиновникам; от нее отнимали даже благородное имя шинели и называли ее капотом. В самом деле, она имела какое-то странное устройство: воротник ее уменьшался с каждым годом более и более, ибо служил на подтачиванье других частей ее. Подтачиванье не показывало искусства портного и выходило, точно, мешковато и некрасиво» [11: 146].

Ранее все душевные переживания Акакия Акакиевича занимала его работа, может быть именно поэтому, идея новой шинели так его увлекла. Его новая шинель стала для него не только обязательной потребностью, а еще и способом «приблизиться» к коллегам, способом, наконец, стать своим среди них. Еще более важной причиной такого «душевного отношения к шинели является его душевная пустота: ему больше не о ком и не о чем думать и тем предметом, мечтой, которую он лелеет – становится именно шинель. Его жизнь бедна на события, каждый следующий день его жизни полностью повторяет предыдущий. Может быть еще и потому, что она ему так дорого обошлась, он так ее ценит.

К 1847 г. относится первый из отзывов о „Шинели“ Аполлона Григорьева: «В образе Акакия Акакиевича поэт начертал последнюю грань обмеленья божьего создания до той степени, что вещь, и вещь самая ничтожная, становится для человека источником беспредельной радости и уничтожающего горя» [22].

Таким образом, вещь, а именно шинель, становится источником впечатлений, переживаний и раздумий героя, соотносится с личным, пережитым, памятью.

Новая шинель дает Акакию Акакиевичу надежду на вечное покровительство, неспроста он одержим идеей «вечной шинели». Но вот, уходя с вечеринки, устроенной сослуживцами, герой «отыскал в передней шинель, которую не без сожаления увидел лежавшей на полу».

Герой повести «Шинель», безусловно, показан нам в динамике, он не статичен. Если в начале повести, по пути на работу он ничего не замечал, то теперь он рассматривал и видел многое. Его мечта сбылась, и он был счастлив. «Он чувствовал всякий миг минуты, что на плечах его новая шинель, и несколько раз даже усмехнулся от внутреннего удовольствия. В самом деле, две выгоды: одно то, что тепло, а другое, что хорошо. Дороги он не приметил вовсе и очутился вдруг в департаменте; в швейцарской он скинул шинель, осмотрел ее кругом и поручил в особенный надзор швейцару»[11: 155].

Шинель в повести занимает не менее важное место, чем Акакий Акакиевич. За судьбой ее читатель следит с напряжением. Решив обзавестись шинелью, Акакий Акакиевич делается аскетом, мучеником: изгоняет из обихода употребление чая, сидит по вечерам в темноте, даже ходит повсюду на цыпочках, чтобы сохранить подольше подметки.

Шинель заслоняет собой человека, он уже кажется к ней придатком. Шинель занимает целиком все помыслы Акакия Акакиевича; она уже нечто космическое; благодаря шинели он стал привлекать внимание сослуживцев [46]. Мы пришли к выводу, что вещь может становиться косвенным знаком эволюции персонажа. «…превращения неодушевленных предметов в живые существа – постоянный гоголевский мотив… Кажется, будто вещи сами устраиваются, выбирая себе место по вкусу и желанию» [21: 32].

Произойди аналогичная ситуация с другим человеком, значение шинели было бы совершенно иным. Сам Акакий Акакиевич является причиной того, что с ним произошло, так как сама по себе шинель не может выполнять какую-либо функцию. В данном случае, они неразделимы (герой и его вещь, Акакий Акакиевич и шинель), они взаимодополняют друг друга. Не следует рассматривать их по отдельности, потому что шинель помогает нам понять характер и индивидуальные черты Акакия Акакиевича, и только будучи надетой на его плечи, эта обыкновенная шинель (вещь) приобретает особые функции. «В самом деле, способность ударить вовсе не является постоянным свойством палки, или дубины, или граблей; сами по себе это довольно мирные или, по крайней мере, нейтральные предметы. Эта способность зависит от кого-то другого – от того, кто воспользовался ими как орудиями или же - в случае с граблями – от вас самих, от того, что вы неосторожно наступили на них. Но сформулированы гоголевские фразы таким образом, что действие передается от того, кто является его источником и активной силой, к пассивному предмету. Вместо «палка больно ударила» - говорится: «палка больно бьется». Палка (дубина, грабли и так далее) превращается в самостоятельное, живое и, увы, недоброе существо» [26: 32].

В день появления новой шинели, «в день самый торжественнейший в жизни Акакия Акакиевича», [11: 154] он буквально задышал по-новому, зажил с новой силой. Она стала для него практически невестой, самым близким и почти человеком, но персонажем в художественном произведении мы можем ее считать без тени сомнения. С ее появлением, герой изменяется, определяется сюжет произведения и она проходит лейтмотивом по всему произведению. Даже, в момент, когда ее уже украли, в повествовании она присутствует, хотя даже и мыслях Акакия Акакиевича.

«С этих пор как будто самое существование его сделалось как-то полнее, как будто бы он женился, как будто какой-то другой человек присутствовал с ним, как будто он был не один, а какая-то приятная подруга жизни согласилась с ним проходить вместе жизненную дорогу, — и подруга эта была не кто другая, как та же шинель на толстой вате, на крепкой подкладке без износу. Он сделался как-то живее, даже тверже характером, как человек, который уже определил и поставил себе цель. С лица и с поступков его исчезло само собою сомнение, нерешительность — словом, все колеблющиеся и неопределенные черты» [11: 153].

Когда он отправляется на день рождения коллеги, он внимательно вглядывался в улицу, «он глядел на всё это как на новость». Он «остановился с любопытством перед освещенным окошком магазина посмотреть на картину, где изображена была какая-то красивая женщина, которая скидала с себя башмак, обнаживши, таким образом, всю ногу, очень недурную; а за спиной ее, из дверей другой комнаты, выставил голову какой-то мужчина с бакенбардами и красивой эспаньолкой под губой. Акакий Акакиевич покачнул головой и усмехнулся и потом пошел своею дорогою [11: 156].

Этот образ женщины, скидывающей с ноги башмак, по нашему мнению, весьма символичен. Так и Акакий Акакиевич после этого эпизода, после приобретения новой шинели «скинул» с себя того прежнего «башмака», обычного, тихого и скромного чиновника. Если в начале произведения, он почти с мольбой обращался к коллегам: «Ну зачем вы меня обижаете», то теперь он становится более уверенным в себе, и эту уверенность вселяет в него именно его новая шинель. С каким упрямством требует он, чтобы частный немедленно принял его. «Так что наконец Акакий Акакиевич раз в жизни захотел показать характер и сказал наотрез, что ему нужно лично видеть самого частного, что они не смеют его не допустить, что он пришел из департамента за казенным делом, а что вот как он на них пожалуется, так вот тогда они увидят. Против этого писаря ничего не посмели сказать, и один из них пошел вызвать частного» [11: 160].

После кражи шинели, Акакий Акакиевич заболевает и за достаточно короткий срок он совсем слег. «Он шел по вьюге, свистевшей в улицах, разинув рот, сбиваясь с тротуаров; ветер, по петербургскому обычаю, дул на него со всех четырех сторон, из всех переулков. Вмиг надуло ему в горло жабу, и добрался он домой, не в силах будучи сказать ни одного слова; весь распух и слег в постель. Так сильно иногда бывает надлежащее распеканье! На другой же день обнаружилась у него сильная горячка. Благодаря великодушному вспомоществованию петербургского климата болезнь пошла быстрее, чем можно было ожидать, и когда явился доктор, то он, пощупавши пульс, ничего не нашелся сделать, как только прописать припарку, единственно уже для того, чтобы больной не остался без благодетельной помощи медицины; а впрочем, тут же объявил ему чрез полтора суток непременный капут. После чего обратился к хозяйке и сказал: «А вы, матушка, и времени даром не теряйте, закажите ему теперь же сосновый гроб, потому что дубовый будет для него дорог» [11: 165].

Глубокое моральное потрясение послужило причиной физической болезни героя. У него исчезла цель его жизни, то чему он посвятил всего себя, мечта, так непросто сбывшаяся и так быстро исчезнувшая – его шинель. Он всеми доступными средствами добивался этой цели, сократил свои расходы, от многого отказался, всячески пытался экономить, писать при свечке хозяйки квартиры.

Перед смертью все мысли Башмачкина касаются только шинели. В бреду он вспоминает как ходил к Петровичу. «Явления, одно другого страннее, представлялись ему беспрестанно: то видел он Петровича и заказывал ему сделать шинель с какими-то западнями для воров, которые чудились ему беспрестанно под кроватью, и он поминутно призывал хозяйку вытащить у него одного вора даже из-под одеяла…»[11: 165].

Предсмертный бред является, своего рода, моментом истины. В этот момент люди вспоминают, как прожили свою жизнь: много ли сделали полезных дел, вспоминают свои грехи, жалеют о том, чего не успели сделать, прощаются с близкими людьми. Акакию Акакиевичу не а кем попрощаться, у него нет семьи, единственным его интересом и ценностью в этой жизни была его работа, и поэтому обыкновенная вещь приобретает в его душе гиперболизированное значение, утрата которой и приводит его к смерти. Эта шинель была для него не просто одеждой, на которую он потратил все свои и без того последние гроши, а единственной целью и отдушиной.

Так и прожил свою жизнь Акакий Акакиевич, никем не примеченный человек, и все после его смерти осталось таким же, как при его жизни. «Исчезло и скрылось существо, никем не защищенное, никому не дорогое, ни для кого не интересное, даже не обратившее на себя внимания и естествонаблюдателя, не пропускающего посадить на булавку обыкновенную муху и рассмотреть ее в микроскоп; существо, переносившее покорно канцелярские насмешки и без всякого чрезвычайного дела сошедшее в могилу, но для которого все же таки, хотя перед самым концом жизни, мелькнул светлый гость в виде шинели, ожививший на миг бедную жизнь, и на которое так же потом нестерпимо обрушилось несчастие, как обрушивалось на царей и повелителей мира...» [11: 166].

Довольно странен конец повести. По Петербургу вдруг пошли слухи, будто у Калинкина моста мертвец-чиновник ищет украденную шинель. Власть вещи и после смерти героя не утрачивает силы. И пока душа человека не получает того, чего искала, она не может успокоиться. К имуществу (вещам) пристрастны даже обитатели "того света": настолько могущественна власть всего вещественного [9].

Помимо сюжетно-композиционной функции, вещь (шинель) выполняет ряд частных функций. Шинель становятся единственным источником впечатлений, переживаний и раздумий Акакия Акакиевича, соотносятся с пережитым им личным опытом и заполняет все его душевное пространство. Шинель свидетельствует и об эволюции персонажа. С появлением новой шинели меняется поведение Акакия Акакиевича, он чувствует себя увереннее. От наличия или отсутствия вещи (вспомним ощущение восторга Акакия Акакиевича от обладания новой шинелью и то подавленное состояние героя после ее пропажи, когда оно даже приводит его к гибели) зависит психологическое состояние персонажа. Без шинели образ Акакия Акакиевича Башмачкина был бы совершенно иным, они неразделимы. Таким образом, вещь (шинель) ведет к пониманию личностной полноты персонажа. Шинель в данной повести выступает и в роли лейтмотива. Она присутствует во всем произведении, даже когда ее нет материально, она присутствует заочно. Например, после кражи – она присутствует лишь в мыслях Акакия Акакиевича, но все-таки присутствует. Даже после смерти героя (хотя мы не знаем точно, кем является этот призрак, пугающий прохожих, только подозреваем что это Акакий Акакиевич) однако и тогда шинель присутствует в повествовании, потому как целью этого призрака является шинель генерала.

В Повести «Портрет» вещью, выполняющей сюжетно-композиционную функцию является портрет ростовщика. После появления этого портрета в доме героя, жизнь последнего изменилась до неузнаваемости. Само название повести (как и предыдущей) представляет собой вещь, заставляя нас обратить на этот портрет как особый предмет в пространстве героя повести Чарткова.

Свою повесть Н.В. Гоголь назвал «Портрет». С точки зрения литературоведов существует несколько причин такого заглавия. Возможно потому, что портрет ростовщика сыграл роковую роль в судьбе его героев, художников, судьбы которых сопоставлены в двух частях повести. Или потому, что автор хотел дать портрет современного общества и талантливого человека, который гибнет или спасается вопреки враждебным обстоятельствам и унизительным свойствам натуры. Или это портрет искусства и души самого писателя, пытающегося уйти от соблазна успеха и благополучия и очистить душу высоким служением искусству? Скорее, все в одном. [27]

Художника Чарткова мы встречаем в тот момент его жизни, когда он с юношеской пылкостью любит высоту гения Рафаэля, Микеланджело, Корреджио и презирает ремесленные подделки, заменяющие искусство обывателю. В этот момент он одет довольно просто и покупает портрет ростовщика на последние деньги. Увидев в лавке странный портрет старика с пронзительными глазами, которые сразу поразили молодого человека, он уже не смог удержаться и отдал за него последний двугривенный. Мы можем сделать вывод, что Чартков молодой человек воистину интересующийся искусством, если смог потратить на портрет свои последние средства.

На этом портрете был изображен старик в азиатском одеянии: «Это был старик с лицом бронзового цвета, скулистым, чахлым; черты лица, казалось, были схвачены в минуту судорожного движенья и отзывались не северною силою. Пламенный полдень был запечатлен в них. Он был драпирован в широкий азиатский костюм. Как ни был поврежден и запылен портрет, но когда удалось ему счистить с лица пыль, он увидел следы работы высокого художника. Портрет, казалось, был не кончен; но сила кисти была разительна» [11: 86].

Чартков удивлен глазами старика, они очень похожи на живые и смотрят совершенно особенно: «Необыкновеннее всего были глаза: казалось, в них употребил всю силу кисти и все старательное тщание свое художник. Они просто глядели, глядели даже из самого портрета, как будто разрушая его гармонию своею странною живостью. Когда поднес он портрет к дверям, еще сильнее глядели глаза. Впечатление почти то же произвели они и в народе. Женщина, остановившаяся позади его, вскрикнула: "Глядит, глядит", - и попятилась назад. Какое-то неприятное, непонятное самому себе чувство почувствовал он и поставил портрет на землю» [11: 86-87].

Во второй части повести мы узнаем о «жизни» портрета до того, как он оказался у Чарткова, откуда появилось что-то «дьявольское» в этих глазах, и о том, что со всеми, кто имел хоть какое-то отношение к этому старику, а затем, после его смерти, и к портрету, случались страшные события. Очевидно, что какая-то частица души «сущего дьявола», передалась и портрету, этим объясняется и особенная живость глаз на портрете и то, как заканчивали жизнь те, к кому он попадал. «Но то страннее всего и что не могло не поразить многих - это была странная судьба всех тех, которые получали от него деньги: все они оканчивали жизнь несчастным образом. Было ли это просто людское мнение, нелепые суеверные толки или с умыслом распущенные слухи - это осталось неизвестно. Но несколько примеров, случившихся в непродолжительное время пред глазами всех, были живы и разительны» [11: 125].

Кроме этих примеров были известны и другие случаи, «случившиеся в низших классах, которые почти все имели ужасный конец. Там честный, трезвый человек делался пьяницей; там купеческий приказчик обворовал своего хозяина; там извозчик, возивший несколько лет честно, за грош зарезал седока» [11: 128].

Под пагубное влияние портрета попал и художник, работавший над этим портретом, отец рассказчика второй главы. Вскоре он стал завидовать своему ученику, превосходившему его.

«И прямодушный, честный в душе человек употребил интриги и происки, которыми дотоле всегда гнушался; добился наконец того, что на картину объявлен был конкурс и другие художники могли войти также с своими работами. После чего заперся он в свою комнату и с жаром принялся за кисть. Казалось, все свои силы, всего себя хотел он сюда собрать» [11: 132]. Позже он признается сыну: «Демонское чувство зависти водило моею кистью, демонское чувство должно было и отразиться в ней» [11: 134]. Таким же губительным оказалось влияние портрета и на Чарткова.

В раме портрета Чертков находит тысячу червонцев. Они соблазняют его легкой жизнью. Первые мысли о том, куда потратить деньги, касались принадлежностей для рисования. "Что с ними сделать? - думал он, уставив на них глаза. – Теперь я обеспечен, по крайней мере, на три года, могу запереться в комнату, работать. На краски теперь у меня есть; на обед, на чай, на содержанье, на квартиру есть; мешать и надоедать мне теперь никто не станет; куплю себе отличный манкен, закажу гипсовый торсик, сформую ножки, поставлю Венеру, накуплю гравюр с первых картин. И если поработаю три года для себя, не торопясь, не на продажу, я зашибу их всех, и могу быть славным художником" [11: 101].

Однако планы героя достаточно быстро изменились, толи оттого, что в нем «заговорили его двадцать два года», толи по любой другой причине и Чертков одевается во все модное, нанимает дорогую квартиру, покупает хорошие о себе отзывы в ходкой газете, получает выгодные заказы, приобретает известность; он богат, славен.

«Ух, как в нем забилось ретивое, когда он только подумал о том! Одеться в модный фрак, разговеться после долгого поста, нанять себе славную квартиру, отправиться тот же час в театр, в кондитерскую, в... и прочее, - и он, схвативши деньги, был уже на улице.

Прежде всего зашел к портному, оделся с ног до головы и, как ребенок, стал обсматривать себя беспрестранно; накупил духов, помад, нанял, не торгуясь, первую попавшуюся великолепнейшую квартиру на Невском проспекте, с зеркалами и цельными стеклами; купил нечаянно в магазине дорогой лорнет, нечаянно накупил тоже бездну всяких галстуков, более, нежели было нужно, завил у парикмахера себе локоны, прокатился два раза по городу в карете без всякой причины, объелся без меры конфектов в кондитерской и зашел к ресторану французу, о котором доселе слышал такие же неясные слухи, как о китайском государстве» [11: 101].

А как же душевное состояние героя? Оно, безусловно, изменилось, но не в лучшую сторону. Он горд тем, что стал более влиятельным, он достаточно высокомерно высказывается о творениях других художников: «Уже он начинал, по обычаю всех, вступающих в такие лета, укорять без изъятья молодежь в безнравственности и дурном направлении духа. Уже начинал он верить, что все на свете делается просто, вдохновенья свыше нет и все необходимо должно быть подвергнуто под один строгий порядок аккуратности и однообразья. Одним словом, жизнь его уже коснулась тех лет, когда все, дышащее порывом, сжимается в человеке, когда могущественный смычок слабее доходит до души и не обвивается пронзительными звуками около сердца, когда прикосновенье красоты уже не превращает девственных сил в огонь и пламя, но все отгоревшие» [11: 113]. И все это – результат воздействия обыкновенной, казалось бы, вещи. Рядовая вещь, смогла так круто изменить всю жизнь героя. Возможно, такого «воздействия» бы и не было, окажись на месте Чарткова кто-нибудь другой.

Мы не знаем о Чарткове почти ничего. Нам не известно о его детстве, о его прежней жизни, характере, мы не знаем даже его имени. Мы не знаем ничего помимо его фамилии и того, что он весьма талантливый начинающий художник, но чем он интересуется, что ему нравится, автор об этом не упоминает совершенно. Может быть это неслучайно? А может быть там ничего и нет. Именно, у Чарткова состояние полнейшей отстраненности от мира. Не зря в тексте мы встречаем слова: «Черт побери! … полный бесчувствия ко всему» [11: 87].

Он ничем не интересуется кроме картин, и то, нигде в тексте мы не нашли указаний, что Чартков любит то, чем занимается, или, по крайней мере, получает от своей работы малейшее удовольствие.

И вот появляются деньги, очень много денег, которые и заполняют эту самую душевную пустоту и становятся единственной радостью, единственным интересом художника. Они поднимают его на новый уровень, с его точки зрения выше других художников, потому что о нем начинают писать, и он достаточно высокомерно высказывается о творениях других художников.

Он рисует теперь, подчиняясь пошлым вкусам заказчиков и заказчиц. Богатство, стяжательство делается его страстью. Деньги (материальное благополучие) выступают не столько как испытание, а тем, через что мы узнаем об истинном лице персонажа [9].

Подобное поведение, дает нам право сделать вывод, что Чартков был «предрасположен» к влиянию на него картины. С самого первого взгляда он понял, что это не обычный портрет старика, но это его не остановило. Таким образом, вещь позволяет нам увидеть истинное лицо человека.

Н.В. Гоголь считал, что тот, кому даны богатства, не имеет права от них отказаться и должен помнить, что он - управитель у Бога. Христос же, по его мнению, советовал раздать богатство "потому что знал, как трудно человеку быть управителем, и лучше заранее отказаться от него, чем быть приведенным потом в искушение". Чартков испытание деньгами не прошел.

В «Выбранных местах из переписки с друзьями» Н.В.Гоголя мы встречаемся с такой мыслью автора, что и золото и деньги сами по себе ничего не значат, нужна основа - «наученья», с которыми будут дарованы эти деньги. «Но нужно, чтобы помощь эта произведена была истинно христианским образом; если же она будет состоять в одной только выдаче денег, она ровно ничего не будет значить и не обратится в добро. Если вы не обдумали прежде в собственной голове всего положения того человека, которому хотите помочь, и не принесли с собой ему наученья, как отныне следует вести ему свою жизнь, он не получит большого добра от вашей помощи» [10].

Завладев материальными богатствами, Чартков все отдаляется от своего таланта. Меньше места у него остается для творчества, которое является своеобразным проявлением свободы личности, таким образом, вещь полностью управляет человеком, приобретая функцию рока, предопределенности. В конце первой главы, Чартков погибает, заканчивая свою жизнь похожим образом, как и герои второй части повести. «Припадки бешенства и безумия начали оказываться чаще, и наконец все это обратилось в самую ужасную болезнь. Жестокая горячка, соединенная с самою быстрою чахоткою, овладела им так свирепо, что в три дня оставалась от него одна тень только. К этому присоединились все признаки безнадежного сумасшествия. Иногда несколько человек не могли удержать его. Ему начали чудиться давно забытые, живые глаза необыкновенного портрета, и тогда бешенство его было ужасно. Все люди, окружавшие его постель, казались ему ужасными портретами. Он двоился, четверился в его глазах; все стены казались увешаны портретами, вперившими в него свои неподвижные, живые глаза… Больной ничего не понимал и не чувствовал, кроме своих терзаний, и издавал одни ужасные вопли и непонятные речи. Наконец жизнь его прервалась в последнем, уже безгласном, порыве страдания. Труп его был страшен. Ничего тоже не могли найти от огромных его богатств; но, увидевши изрезанные куски тех высоких произведений искусства, которых цена превышала миллионы, поняли ужасное их употребление» [11: 120].

Эта повесть имеет открытый конец, что свидетельствует о том, что эта история еще будет иметь продолжение, потому что, еще неизвестно, сколько на свете таких молодых людей с «чертовщинкой», талантливых, но не способных противостоять влиянию внешних факторов.

Сделаем выводы по функции вещи в повести «Портрет». Вещи часто служат введением в атмосферу произведения. Уже с первого момента, когда Чартков видит портрет в магазине, в повествовании появляется определенный элемент мистики, который будет развиваться во всем произведении.

Портрет также становится, так или иначе, источником впечатлений, переживаний героя, выступая своего рода причиной его «новой» жизни. Также он становится предметом размышлений и оценки героя своей жизни. Увидев портрет и вспомнив, таким образом, о его существовании, герой начинает размышлять о своей бесполезно прожитой жизни.

Портрет выполняет, прежде всего, сюжетно-композиционную и характерологическую функции. Развитие сюжета основано полностью на портрете, как он изменил жизнь главного героя «портрета» Чарткова и всех тех, кто упомянут во второй части повести. Можно сказать, что портрет выступает даже в качестве лейтмотива. Портрет (вещь) во многом ведет и к пониманию личностной полноты персонажа, его истинного характера. С появлением у Чарткова портрета ростовщика, мы узнаем художника совершенно с другой стороны. Эти «дьявольские» глаза старика служат своеобразным зеркалом, в котором видит вое отражение Чартков. Под «воздействием» портрета нам становятся известны те качества характера, которые были залажены у человека с самого рождения, вещь помогает узреть истинное «я» человека.

Портрет в этой повести не является знаком эволюции персонажа (например, как шинель для Акакия Акакиевича), он влияет на него, «заставляя» или диктуя персонажу определенную модель поведения. Человек находится под властью вещи. Обычно, наличие или отсутствие определенной вещи, определяет психологическое состояние героя.

Сюжетно-композиционную функцию выполняет шинель и портрет в одноименных повестях, поскольку именно эти вещи «подсказывают» развитие сюжета произведения и являются одновременно причиной всех событий в повестях.