Вопрос № 54 Каковы методы реконструкции словоизменительных аффиксов?

При реконструкции словоизменительных аффиксов одной из главных проблем является то, что они составляют парадигмы, а парадигмы на каждом синхронном срезе языка должны отвечать определенным чисто синхронным требованиям и потому периодически подвергаются различным морфологическим перестройкам. Так, например, в истории русского языка в склонении существительных были устранены чередования заднеязычных со свистящими, ср. др.‑рус. вълци (им. п. мн. ч.) и совр. рус. волки; окончания большинства падежей во мн. ч. унифицировались (перестали различаться в разных типах склонения), ср. др.‑рус. нос‑омъ, голов‑амъ, ноч‑ьмъ (дат. п. мн. ч.) и совр. рус. нос‑ам, голов‑ам, ноч‑ам. При реконструкции и описании таких изменений следует иметь в виду, что они не являются хаотическими, а происходят по определенным правилам, но не фонетическим или, по крайней мере, не только фонетическим, а в первую очередь грамматически обусловленным. В разных языках-потомках эти правила могут различаться. Например, в польском языке окончания дат. п. мн. ч. выровнялись не по *a‑склонению, как в русском, а по *o‑склонению, ср. nos‑om `носам', g{l~}ov‑om `головам', noc‑om `ночам'.

В качестве примера реконструкции внешнего облика праязыковых служебных морфем попробуем восстановить праиндоевропейские окончания атематического типа спряжения единственного и множественного числа глаголов активного залога в настоящем времени.

Рассмотрим эти окончания в нескольких индоевропейских языках, относящихся к разным группам:

Таблица 3.4.1

Др.‑инд.

Греч.

Лат.

Др.‑рус.

Хетт.

Гот.

Лит.

ед. ч.

I л.

‑mi

‑μι

‑m

‑мь

‑mi

‑m

‑u

II л.

‑si

‑σι (гом.*)

‑s**

‑си

‑si

‑s***

‑i

III л.

‑ti

‑τι****

‑t

‑ть

‑zi

‑t

‑a

мн. ч.

I л.

‑mah

‑μεν

‑mus

‑ме

‑weni

‑um

‑ame

II л.

‑tha

‑τε

‑tis

‑те

‑teni

‑uю

‑ate

III л.

‑anti

‑ντι (дор.)*****

‑unt

‑{у~}ть

‑anzi

‑ind

‑a

* Гом. εσσί `ты есть'; в аттическом — различные модификации этого окончания, ср. ει `ты есть', φης `ты говоришь' (корень φη).

** Единственный латинский атематический глагол — `быть' — имеет форму II л. ед. ч. es, где s < s (конечный согласный корня) + s (окончание II л. ед. ч., такое же, как у всех остальных глаголов).

*** Единственный готский атематический глагол — `быть' — имеет форму II л. ед. ч. is, где s < s (конечный согласный корня) + s (окончание II л. ед. ч.).

**** Сохраняется после согласного, ср. εστί `он есть'; после гласного τι > σι.

***** Дор. εντι `они суть'; в других диалектах — различные модификации этого окончания, ср. атт. и ион. εισί (< *s‑enti) `они суть'.

Хотя сходство между окончаниями в разных языках несомненно велико, регулярные фонетические соответствия установить не удается: если, скажем, развитие *ti > zi в хеттском закономерно, то древнегреческие преобразования окончания II л. ед. ч. уникальны, за пределами данной морфемы они не встречаются. В латинских формах отсутствует конечное i (считается, что место окончаний настоящего времени заняли в латыни индоевропейские окончания прошедшего времени, отличавшиеся от окончаний настоящего времени именно отсутствием ‑i). Окончания первого лица множественного числа в санскрите и латыни могут быть сведены к единому индоевропейскому прототипу *‑mos (в санскрите *o > a, конечное *s по синхронным правилам переходит в {h.}; в латыни *o редуцировалось в u), в древнерусском и литовском — к *‑me(s), к этой же праформе может возводиться и санскритское окончание, поскольку в a переходило не только и.‑е. *o, но и и.‑е. *e. Но греческое и хеттское окончания не могут быть возведены ни к одному из этих архетипов. Таким образом, при реконструкции морфологии приходится опираться на данные большинства языков, отбрасывая те формы, которые не имеют соответствий за пределами одной ветви (гораздо вероятнее, что такие формы возникли в праязыке данной ветви уже после его выделения из праязыка всей семьи). Применяя этот метод, получаем для праиндоевропейского следующую реконструкцию:

Таблица 3.4.2

	Ед. ч.	Мн. ч.
I л.	*‑mi	*‑mes
II л.	*‑si	*‑the
III л.	*‑ti	*‑(e/o)‑nti

В окончании III л. мн. ч. — и только в нем — окончанию предшествует тематический гласный; качество его точной реконструкции не поддается, поскольку такие языки, как греческий и готский, демонстрируют рефлексы и.‑е. *e, а такие языки, как латынь, древнерусский и хеттский — рефлексы и.‑е. *o.

Отдельная задача — указать причины отклонений от ожидаемого развития в языках-потомках. Здесь редко удается достичь убедительности, поскольку во многих случаях приходится постулировать изменения, характерные лишь для одной морфемы. Впрочем, такие описания вполне могут отражать историческую реальность, поскольку многие служебные морфемы (в любой отдельно взятый момент развития языка) обладают индивидуальными морфонологическими свойствами и в ходе эволюции языка часто развиваются по индивидуальным правилам.

Так, в истории русского языка показатель прошедшего времени ‑л- (в форме м. р. ед. ч.), оказавшийся после падения редуцированных на конце слова, выпал после согласных. Другие морфемы вида л (или оканчивающиеся на ‑л) такого изменения не претерпели, ср. стриг и кругл, сох и дряхл, нес и смысл, распух и пухл. Подобные примеры характерны не только для словоизменения. Например, падение ь в суффиксе ‑ьств- происходило по индивидуальным правилам, свойственным только этой морфеме: после шипящих редуцированный прояснялся, после прочих — выпадал, ср. казачество, княжество, монашество, существо, но братство, царство, равенство, волшебство, издевательство; местоимение 1 лица ед. ч. превратилось из др.‑рус. язъ в совр. рус. я, — в других морфемах конечное з не отпадало, ср. мороз, вяз.

Суффиксальные грамматические морфемы могут подвергаться преобразованиям по так называемым "законам конца слова" (нем. Auslautgesetze) — правилам фонетического развития, отличным от тех, которые действовали во всех прочих позициях. Так, например, стандартным рефлексом и.‑е. *o в славянском является *o, но в окончании номинатива ед. ч. *‑o-склонения (у слов мужского рода) *‑os индоевропейское *o развилось в ъ, ср. др.‑инд. v{r0/}k‑as, греч. ‑, лат. lup‑us и др.‑рус. вълк‑ъ, старосл. {вльк‑ъ} `волк' < и.‑е. *{u)}{l0}k{w}‑o‑s.

Еще одной из возможных причин подобных нерегулярностей может быть диалектное дробление — в каждом диалекте могут действовать свои синхронные факторы, несколько изменяющие исходную систему. Такова ситуация, например, в диалектах вепсского языка (приведены окончания множественного числа настоящего времени):

Таблица 3.4.3

	Пондальский говор (средний диалект)	Пяжозерский говор (средний диалект)	Южный диалект
I л.	-m	-mei	-m{a_}
II л.	-t	-tei	-t{a_}
III л.	-das	-das	-ba(d)

Первое и второе лицо закономерно различаются в пяжозерском говоре и южном диалекте, в котором дифтонги стянулись в долгие гласные, но демонстрируют нерегулярное развитие в пондальском говоре (в других случаях конечные дифтонги в нем не отпадают). Окончания третьего лица в среднем и южном диалектах несводимы.

Причину последнего расхождения можно установить, сопоставив вепсский язык с родственными ему: выясняется, что ‑das — след некогда существовавшего "четвертого" (неопределенного) лица. Различие же окончаний в первых двух лицах представляет собой пример нарушения регулярности фонетических соответствий — как обсуждалось выше (Гл. 1.3), это нередко происходит в частотных грамматических морфемах.