Социально – политическая и сословно – классовая структура Токугавской Японии.

Японию периода Токугава называют обществом системы бакухан /т.е. бакуфу + хан/. О бакуфу уже говорилось ранее, что же касается термина хан, то его переводят обычно как «княжество», «феодальное владение». Этот перевод условен, как и всякий перевод историческо­го термина, обозначающего реалии национальной истории, однако он достаточно точно раскрывает понятия.

Система бакухан отражала подчинённое положение княжеств по отно-шению к центральному правительству и была механизмом господства бакуфу в масштабах всей страны. Бакуфу выступало как политический орган, обладавший кроме административной, ещё и военной функцией. Завершённый вид он при-нял при 3-м сёгуне Иэмицу. Его функциональны­ми элементами были:

1.) Умелое манипулирование даймё;

2.) Надзор над императорским двором;

3.) Контроль над внешними сношениями;

4.) Сакрализация наследия Токугава Иэясу.

В Японии насчитывалось около 270 княжеств – хан, среди которых были большие, с доходом в 1 млн. коку, средние и маленькие, с дохо­дом всего в 10-20 тыс. коку. Владения дома Токугава давали от 3,5 до 4 млн. коку дохода.

Как административно – хозяйственная единица хан включало в се­бя территорию с прошивающими на ней людьми. В каждом княжестве была своя администрация и военные силы /2/3 самураев проживали в княжествах/. После отмены института военных наместников /сюго/ княжества сохраняли относите-льную самостоятельность по отношению к центральному правительству в своей хозяйственной деятельности.

Для всех проживающих на территории княжеств крестьян, ремес­ленников, торговцев, слуг, подённых работников, рыбаков сёгун и император были не бо-лее чем абстракциями. Реальной властью для них был глава княжества, с адми-нистрацией которого они соприкасались в повседневной жизни. Именно власти княжеств строили дороги и мосты, укрепляли берега рек, оказывали продоволь-ственную помощь в случае неурожаев; когда в деревне случались конфликты по поводу воды для полива для использования общинных земель, администрация княжества разрешала и эти проблемы.

В начале XYII в. различия между административными системами бакуфу и княжеств были значительными, поскольку даймё придерживались своих семей-ных кодексов. Однако центральное правительство стремилось ограничить власть даймё и унифицировать налоговую сис­тему и административные функции. Постепенно различия стирались и примерно к середине XYII в. администра-тивное устройство княжеств в основном повторяло в миниатюре структуру бакуфу.

В каждом княжестве имелось своё административное управление, которое возглавляли посменно главные вассалы даймё /каро/. Они ве­дали всеми полити-ческими, административными, военными и экономиче­скими делами, поскольку глава княжества был обязан подолгу находи­ться в Эдо. Важную роль играл дзёдай – чиновник, который замещал даймё в его отсутствие. В штате была и ещё одна заметная должно­сть – русуи. Этот чиновник заменял даймё в Эдо, когда тот возвра­щался в княжество.

В установленной Токугава сословной системе Си – Но – Ко – Сё Си было представлено самурайством, военным сословием /10% населения страны/, Но – крестьянством /80% населения страны/, Ко – ремес­ленниками и Сё – торговцами /на долю последних двух приходилось не более 10% населения страны/. Самурайство занимало высшую ступень общества, однако оно не было однородно – его верхушку составляли сёгун и его ближайшее окружение.

Токугава Иэясу разделил дворянство на несколько разрядов и категорий. Кугэ – придворная киотская аристократия номинально сос­тавляла самый высо-кий разряд феодального дворянства, однако она не имела земель и, следователь-но, не обладала экономической и поли­тической силой. Данная категория дворя-нства получала жалованье ри­сом от сёгуна и полностью зависела от его дейст-вий.

Букэ – служилое дворянство, в свою очередь делилось на вла­детельных князей /даймё/, среднее и мелкое дворянство /шоймё – «малое имя»/, как вла-детельное /буси/, так и невладетельное /ронины, госи/. Владельцы крупных кня-жеств стали объектом приста­льного внимания сёгунов. Самый верхний слой даймё составляли симпан, связанные с домом Токугава родственными узами по мужской ли­нии. Остальные, в зависимости от участия их в битве при Сэкигахара на стороне Токугава или его противников, были поделены в основ­ном на две категории: фудай – даймё и тодзама – даймё. Фудай-даймё – это прямые вассалы сёгуна, свыше 150 князей, связанных с Токугава ещё до прихода его к власти. Из них составлялись высшие правитель­ственные органы, заполнялись вакансии наместников в провинциях. Тодзама – даймё были отдельной группи-ровкой высшего дворянства, 80 феодальных князей, нередко более богатых и сильных, чем фудай, и не уступавших по экономической силе сёгунскому дому, рассматрива­лись Токугава как постоянные и опасные соперники. Тодзама не раз­решалось занимать правительственные посты; в отдалённых районах Кюсю, Сикоку и юга Хонсю, где были расположены владения тодзама, правительство строило замки, передавало отдельные княжества /Нага­саки и др./ центральной власти, чтобы затруднить создание коали­ций против бакуфу.

Существовала ещё одна категория даймё – камон – даймё, к кото­рой относились феодальные дома, чьё положение определялось их род­ственными связями с домом Токугава по женской линии или родством с домом Мацудайра. Эта категория обладала одним большим преимущест­вом: камон – даймё могли быть причислены к фудай – даймё, но никогда – к тодзама – даймё.

Несмотря на решительную победу в битве при Сэкигахара, ситу­ация в стране в период правления Токугава Иэясу отнюдь не была по­лностью устой-чивой. Её стабильность зависела от поведения даймё, которые могли в любой момент переменить свою позицию в отношении Иэясу. Ещё был жив сын Тоётоми Хидэёси, которому даймё могли ока­зать поддержку, начни он борьбу за власть. Поэтому Иэясу предпри­нял ряд мер, чтобы окончательно ослабить своих противников. Одной из них было принятие в 1615 г. «Княжеского кодекса» /«Букэ сёхатто»/ регламентирующего отношения букэ с сёгунским двором и бакуфу. Спустя несколько недель после уничтожения сына Хидэёси – Хидэёри – Иэясу собрал даймё у себя в замке в Фусими, где им зачитали указ из 13 статей, которые и легли в основу «Княжеского кодекса».

Наряду с указанными мерами сёгунский дом создавал новые реп­рессив- ные системы. Наиболее серьёзно подрывающими мощь и влияние тодзама были конфискация и перераспределение земельных владений. Первое крупное вмеша-тельство в систему земельных владений даймё Токугава Иэясу осуществил сразу же после захвата власти: с 1600 по 1602 г. были полностью конфискованы вла-дения 87 даймё, 61 даймё бы­ли переведены из одного района в другой с увеличе-нием владений; во владениях богатых тодзама, таких, как Мори, Уэсуги, Хатакэ, Акита была проведена конфискация земель; только 60 даймё были не затрону­ты ограничительными мерами. За двухлетний период больше половины княжеств Токугавской Японии сменили своих владельцев. Эти мероприя­тия отразились не только на положении даймё – конфискация княжес­кого владения традиционно превращала его вассалов /буси/ в ронинов /«человек – волна», странствующий или бродячий самурай/ и госи /сель­ский самурай, по образу жизни мало чем отличающийся от крестьян/, лишившихся и земельных владений и жалованья рисом. Сотни тысяч саму­раев с семьями оказались жертвами борьбы Токугава за власть.

Но самой главной и действенной мерой контроля над даймё была система заложничества /санкин котай/. Её начал практиковать ещё Тоётоми Хидэёси, но окончательно она оформилась в 1634 – 1635 гг. при Токугава Иэмицу. Сначала эта система касалась лишь тодзама даймё, но в 1642 г. она была рас-пространена на всех даймё. Суть этой систе­мы состояла в том, что даймё были обязаны год жить в Эдо вместе с женой, детьми и вассалами. Для этого даймё строили усадьбы /ясики/ поблизости от Эдоского замка. Как правило, даймё имел не одну уса­дьбу, поскольку в Эдо часто случались пожары. Когда даймё возвраща­лся в своё владение, он оставлял свою семью в качестве заложников в Эдо; это был лучший способ удержать его от опрометчивых поступков. Проезд в Эдо и обратно, содержание семьи – всё это приводило к ог­ромным расходам. Только на транспортные расходы уходила 1/3 доходов даймё. Поэтому рис, получаемый в качестве налога, в больших количе­ствах отправлялся на продажу, а на вырученные деньги покупались до­рогие ткани и другие предметы роскоши. Кроме того, сёгуну полагало­сь подносить дорогие подарки.

Всё это основательно подрывало финансовую базу княжеств, чего и добива-лись Токугава, введя систему заложничества. При этом повы­шать налоги, чтобы восполнить потери, было опасно. Даймё мог быть обвинён в «несправедливом управлении», если крестьяне из его владений обращались с петицией или подни-мали восстания, а это грозило потерей владения.

Сёгунат не разрешал даймё держать большие вооружённые силы, каждому из них была определена своя «норма» в зависимости от дохо­дов. При поездке в Эдо не разрешалось брать с собой огнестрельное оружие, специальные чинов-ники проводили строгий досмотр. Правите­льство зорко следило, чтобы залож-ники не бежали из Эдо.

Так как земледелие было главным источником доходов бакуфу, то по отношению к купле и продаже, закладу и уступке земельных, владе­ний были установлены различного рода ограничения. Самураям – не­посредственным вассалам сёгуна /гокэнин/ – запрещалось отдавать свою землю в качестве феодов, но из – за своего бедственного матери­ального положения последние находили всяческие способы продавать или закладывать принадлежавшие им земли. Разорение или утрата зем­ли владельцами была в порядке вещей, хотя бакуфу стремилось всяче­ски помешать этому, издавая специальные законы об аннулировании всех прав и обязанностей по договорам купли, продажи, займа и зак­лада. Даже для передачи владений родителей детям требовалась сан­кция бакуфу, а продажа пожалованных земель /онти/ была совершенно запрещена. Это было сделано из опасения, что эти владения перейдут в руки самураев, не подчинённых непосредственно бакуфу /хигокэнин/, что могло отразиться на финансовом положении последнего. Однако объективное развитие экономиче-ских процессов не удавалось отменить никакими законами и постановлениями.

Самураи – княжеские вассалы /ханси/ – в зависимости от зна­тности и близости к даймё были заняты на различных административ­ных должностях и в войсках княжеств. Большая их часть была переве­дена на натуральное жалованье /футимай/ – рисовый паёк самураев, который являлся вознаграждением за службу в княжестве. Меньшая часть ханси имела земельные владения.

В результате осуществлённого Тоётоми Хидэёси мероприятия, из­вестного как хэйно бунри /отделение самураев от крестьян/, большин­ство самураев было переселено в призамковые города /дзёкамати/. Был издан и специальный указ о закреплении социальных различий /«Мибун-но тэйрэй»/. В целом самурайство находящееся в вассальной зависимости от сёгуна и даймё получило обоб-щённое наименование хатамото. Как правило из хатамото формировалось чиновниче-ство го­сударственного аппарата, обширная система сыска и надзора, набирало-сь сёгунское войско. Особое место занимали чиновники мэцукэ /смотрящие/, деятельность которых была направлена на выявление нарушений интересов сёгуна. Будучи независимыми от должностных лиц и совмещая функции поли-цейского и прокурорского надзора, мэцукэ осуществляли тайную и явную сле-жку не только за служилым самурайством центрального и местного аппарата, но прежде всего за даймё.

В условиях длительного мира изменилось положение самого многочис-ленного слоя феодального класса – служилого дворянства. Сог­ласно кодексу самурайской чести бусидо /«путь воина»/, японский дворянин не имел права заниматься в жизни чем – либо кроме военного дела. Теперь же даймё больше не нуждались в сильных и многочислен­ных дружинах, а указы сёгуната предпи-сывали значительное их сокра­щение. Княжествам, имеющим доход в 100 тыс. коку, разрешалось иметь не более двух тысяч воинов. Таким образом, теряя сюзерена, самураи низших рангов разорялись, становились ронинами, ряды которых попол­няли и обедневшие самураи, покидавшие даймё из – за того, что их уже не удовлетворял размер рисового пайка. Вчерашние дворяне отказы-ва­лись от своих сословных привилегий и становились людьми свободных про-фессий – учителями, врачами, художниками, мелкими служащими. Вместе с тем бездомные и деклассированные самураи увеличивали всё возрастающий слой недовольных общей социальной системой Токугавской Японии.

Однако часть самурайства и после установления третьего сёгу­ната остава-лась проживать в деревне. Это были госи, сельские саму­раи. Они или обрабаты-вали землю сами, или сдавали её в аренду.

Родословную этого разряда самураев можно проследить с периода /эпохи/ Сэнгоку цзидай, когда они участвовали в феодальных усоби­цах, а в пе-рерывах между ними занималась сельским хозяйством. Эта категория сельских жителей сохранилась в деревне до конца периода Токугава. Кадастр /кэнти/ Тоётоми Хидэёси подтвердил их права на владение землёй. Но им, так же как и крестьянам, было запрещено но­сить оружие. Этим они как бы лишались своего прежнего социального статуса, символом которого было право ношения меча.

В разряд госи попадали и богатые крестьяне и купцы, капитал которых проникал в деревню. Как видно из этого примера, несмотря на строгую сослов-ную регламентацию, в японском обществе постоянно шли социальные подвиж-ки.

Госи принимали активное участие в подъёме целины, сами, иног­да с по-мощью арендаторов, обрабатывали свои участки с доходом 200 и более коку. Благодаря тому, что госи имели хорошую материальную ба­зу, они оказались наиболее сохранившейся частью сословия самураев. Из их среды формиро-валась сельская администрация, в дальнейшем они играли важную роль в кихэйтай /нерегулярные отряды, созданные в 60-е годы XIX в. для борьбы против сёгуна и иностранцев/ и активно участвовали в антисёгунском движе-нии. Из рядов госи после реставра­ции Мэйдзи вышло много местных полити-ческих деятелей, а сами они частично превратились в новых помещиков.

Вторую ступеньку сословной системы Токугавской Японии занима­ли крестьяне /хакусё/. Этим была подчёркнута важность этого слоя, поскольку именно трудом крестьянина содержалось всё общество. Труд земледельца в соответствии с конфуцианским учением считался уважа­емым. Само кресть-янство было бесправным, но постепенно училось бо­роться за свои права. Крестьянские восстания были формой социаль­ного протеста.

Японская деревня в период третьего сёгуната представляла со­бой административно – хозяйственную единицу со своим специфическим образом жизни, законами и взаимоотношениями как внутри деревни, так и с внешним миром. За деревней закреплялась определённая терри­тория. Земли и крестьяне /владельцы земли/ регистрировались в спе­циальных кадастрах /кэнтитё/. Деревня несла коллективную ответст­венность за уплату налога, иски, договоры, преступления и т.д.

На протяжении XYII – первой половины XYIII вв. процессы социаль­но –экономического развития японской деревни заметно ускорились. Положитель-ным фактором явилось установление длительного мира – поля не разорялись, и крестьяне не отвлекались от сельскохозяйст­венных работ. Стимулировало развитие сельского хозяйства и увели­чение городского населения за счёт переселения самураев в дзёкамати.

Освоение пахотных земель приобрело при Токугава систематичес­кий характер. Сёгун и даймё, основу богатства которых составляли налоги, были заинтересованы в расширении площадей под посевы риса. В XYII в. городские купцы и местные богачи начали вкладывать деньги в освоение новых земель и сдавали их в аренду небольшими участками.

В начале XYII в. площадь обработанной /вспаханной/ земли соста­вляла 2 млн.65 тыс. тё /1 те = 0,992 га/, к середине XYIII в. – 2 млн. 971 тыс. тё, во второй половине XIX в. – 3 млн. 234 тыс. тё. Таким образом, к середине XYIII в. обработанная площадь выросла на 906 тыс. тё, а с середины XYIII в. до второй половины XIX в. – на 263 тыс. тё. Такое замедление темпов прироста новых площадей объя­сняется тем, что к концу периода Токугава в Японии почти не остало­сь мало – мальски пригодной земли, которая была бы не обработана или не заселена. Кроме того, разного рода инженерные работы /обустрой­ство бере-гов рек, строительство дамб и водохранилищ, подводящих каналов орошения/ и строительство новых деревень, отнимали земель­ную площадь из – под посевов. Особенно активное строительство велось в 1601 – 1650 гг.

Период Токугава отмечен техническими изменениями в области сельско-хозяйственной техники, что способствовало значительному ро­сту производи-тельности труда и повышению продуктивности сельского хозяйства. Увеличи-лся спрос на сельскохозяйственные орудия и раз­личный инвентарь. Совершен-ствовалась система орошения, увеличилось применение удобрений. Мотыга была заменена плугом с отвалом, при­годным для глубокой вспашки, домашний скот стал больше использова­ться в качестве тягловой силы, что привело к увели-чению производи­тельности крестьянского труда и урожайности культур.

Развитие техники позволило в более широких масштабах вести работы по осушению заболоченных земель, на которых стали собирать большие урожаи риса. Увеличились посевы хлопчатника. Использование быков и лошадей в сельском хозяйстве позволило производить более глубокую вспашку, что так- же положительно влияло на урожай, и уве­личило использование удобрений.

Рост посевных площадей и совершенствование агротехники позво­лили собирать по 2 урожая в год. Создались условия для интенсивно­го ведения сельского хозяйства, продукты стали выращиваться на продажу. Косвенно о возросших производственных мощностях сельского хозяйства свидетельствует значительный рост неаграрного населения, которое необходимо было кормить. С ростом городов повышалась роль деревни в обеспечении их сельскохозяй-ственной продукцией и сырьём для ремесленного производства, что, в свою очередь, способствовало развитию специализации в выращиванию культур и рыночной активности.

Но следует учитывать, что экономический эффект в развитии се­льского хозяйства главным образом создавался трудом крестьянина, за счёт интенси-фикации его труда. Японский исследователь Хаяма Акира назвал это «кимбэн какумэй» – «революцией трудолюбия». По его мнению, в период Токугава начал складываться стереотип совре­менного японского отношения к труду. Так или иначе, японцы высоко ценили землю, её было мало, поэтому они стремились с максимальной отдачей использовать каждый её клочок.

Основными выращиваемыми культурами в Японии были рис и хло­пок, причём постепенно в период Токугава посевы риса сокращались, его заменял хлопчатник. Таким образом, происходило вытеснение зер­новых техническими культурами. Появились и новые сельскохозяйст­венные культуры – табак, сахарный тростник, батат.

Размеры нэнгу /натуральная рента/, которые при Хидэёси соста­вляли 2/3 урожая, при Токугава были значительно снижены – до 40% /«четыре доли князю и шесть долей крестьянину»/. Оброчная система при незначительной величине барщины позволяла крестьянской семье не только обеспечить про-питание, но даже иметь некоторый излишек сверх необходимого минимума.

Бакуфу и администрация княжеств старались насаждать в дерев­не широ-кий административно – политический контроль, позволяющий регламентирова-ть все стороны жизни крестьянства. Регламентации огра­ничивали употребление крестьянами риса, запрещали им расходовать его на лепёшки /которые счи-тались растратой риса/ и перегонять на сакэ. В непраздничные дни японские крестьяне обязаны были готови­ть еду из муги, получаемой из овса, ячменя и проса. Крестьянам за­прещалось носить одежду из шёлка, предписывалось использовать хлоп­ковые и льняные ткани. Покрой и окраска одежды тоже были точно оп­ределены. Строго запрещалось превышение установленного размера жи­лищ и их украшение, запрещались также такие развлечения, как теат­ральные зрелища, пышные церемонии. Свадьба, похороны и другие собы­тия должны были обставляться с «достойной скромностью».

Важным элементом системы управления деревней в токугавский период была круговая порука, внедряемая правительственными органа­ми повсеместно. Для удобства надзора, сбора налогов и контроля за выполнением правительст-венных распоряжений деревня была разбита на пятидворки. Пятидворка несла ответственность за деятельность всех её членов, во главе её стоял староста, обычно назначавшийся властя­ми из зажиточных крестьян. В экстремальных случаях, например при побеге крестьянина, староста раскладывал налоги бежавшего на оста­льных членов пятидворки.

Известно высказывание Токугава Иэясу, характеризующее сущест­во правительственной политики в деревне: «Крестьянин, что кунжут­ное семя; чем больше жмёшь, тем больше выжмешь».

Сёгуны Токугава, создавшие суровый полицейский режим в стране, не смогли, однако предотвратить возникновение и развитие антифеода­льного протеста. За время токугавского правления официальная ста­тистика зафикси-ровала 2726 крестьянских выступлений в разных райо­нах страны. Это были вооружённые восстания и петиционные движения. Для начального периода токугавского правления наиболее распростра­нённой формой сопротивления были коллективные выступления крестьян против тяжелейших поборов и повинностей. Обычно они передавали фео­далу петиции, челобитные, состав-ленные в форме почтительных просьб.

Петиционная форма движения свидетельствовала о низкой форме созна-тельности крестьянства, о наивной вере в то, что в эксплуата­ции повинны лишь те лица, с которыми они непосредственно сталкива­ются, а вышестоящие власти об этом не знают. Но даже подачу пети­ции указы сёгуната квалифицировали как тягчайшее преступление, так же как и «незаконные сборища» крестьян или бег-ство «с земли».

Обращение к представителям вышестоящих инстанций с ёгунской или княжеской власти каралось смертью. Особенно жестоко феодальные власти расправлялись с руководителями восстания – распятие и рас­права с семьёй на глазах приговорённого к смерти были самой распро­странённой казнью.

Широкую известность в 50-х годах XYIII в. получило крестьянское движение, возглавляемое народным героем /гимин/ Сакура Согоро. Из­мученные непомерными поборами крестьяне составили петицию, которую сумел передать сёгуну деревенский староста Сакура Согоро. За это у него на глазах казнили чет-верых его детей, а сам он был распят.

Поскольку крестьяне испытывали двойной гнёт – со стороны даймё и представителей торгово – ростовщического капитала, они нередко выступали и против купцов. Купцы – откупщики, получая право от фео­дала на сбор нало-гов, не только беспощадно грабили деревенских бед­няков, но и всячески препят-ствовали торговле богатых крестьян, ко­торая ущемляла их собственную торго-вую монополию. Поэтому нередко богатые крестьяне возглавляли подобные выступления. Среди требова­ний встречались такие, как «свобода торговли», а также протесты против принудительного возделывания сельскохозяйственных культур, на котором настаивали откупщики. В исторических материалах о кре-сть­янских восстаниях, наиболее крупные из которых приходятся на XYIII в., имеются упоминания об убийстве агентов торговых монополий и разру­шении купеческих контор и складов.

Городское население, не принадлежавшее к господствующему фео­даль-ному классу, занимало последние ступеньки сословной системы Токугавской Японии – ремесленники третью, а торговцы, купцы и рос­товщики четвёртую. Торговцы, впервые в истории Японии, выделенные в отдельное сословие, ока-зались внизу социальной лестницы не случай­но. Согласно конфуцианским взглядам, они ничего не производили. Конфуцианский принцип гласил: «Земледелие надо поощрять, а торговлю подавлять».

Хотя юридически ремесленники и торговцы имели меньше прав, чем остальные сословия, но экономическая сила торговой буржуазии и богатых ремесленников обеспечивала им возрастающее политическое влияние в стране. Оба социальных слоя были связаны с обслуживани­ем феодального класса; даймё и сёгунат, используя капиталы богато­го городского населения, стреми-лись опереться на него для укрепле­ния феодального режима.

Рост внутренней торговли, развитие сети коммуникаций содейст­вовали созданию крупных городов – центров политической и экономиче­ской жизни. Таких городов в Токугавской Японии насчитывалось 17. Главными центрами торговой буржуазии были Эдо, Осака, Киото, Сакаи и Нагасаки. В сёгунской столице Эдо крупные купеческие фирмы были зависимы в своей деятельности от интересов представителей верхов­ной власти в стране, в Киото они ориенти-ровались на потребности императорской столицы, и лишь в Осака купечество занимало более не­зависимую позицию, добившись различных привилегий. Мощные купечес­кие гильдии /кабунакама/ и цехи ремесленников /дза/ превратили Осака в главный центр коммерческой деятельности, называемый «кух­ней» страны /дайдокоро/. В Осака был главный рынок Японии, куда даймё свозили со всех княжеств производимую там товарную продук­цию – рис, шёлк, хлопчатобумажные ткани, лаковые изделия, фарфор, бумагу, воск и др. В Осака была рисовая биржа, производящая скупку риса и дающая кредиты под залог будущих урожаев, биржи по оптовой торговле рыбой, овощами. Хотя главным мерилом ценности оставался рис, всё более широкое распространение получали деньги.

Феодальные княжества постепенно теряли свой замкнутый харак­тер. Производство на рынок приводит уже в XYII в. к тому, что в раз­ных частях страны сложились районы, специализирующиеся на определён­ном виде про-дукции. Северный и юго – западный Кюсю производил фарфор и хлопчатобу-мажные ткани, район Киото – Нара – парчу, шёлковые ткани, сакэ, изделия из металла и лака, район Нагоя – Сэто – кера­мику и фарфор, Нагано – шёлк – сырец, Сацума – сахар, Тоса и Тёсю – бумагу.

Усиливавшийся процесс общественного разделения труда активизи­ровал формирование внутреннего общенационального рынка, несмотря на то, что этому препятствовало незавершившееся объединение страны /сохранялись сепаратистские позиции южных княжеств/.

Торговый капитал, содействуя укреплению связей между отдельны­ми районами, начинает постепенно вмешиваться в ремесленное произво­дство. Купец – скупщик снабжал ремесленников сырьем, скупал готовые изделия. Выступая посредником между ремесленником и рынком, он дик­товал вид, качество, количество продукции. Скупая, например, хлопок на Кюсю, он раздавал его прядильным цехам в Осака, готовую пряжу передавал красителям, ткачам и т.д. Ремесленники, таким образом, специализировались на отдельном процессе производства того или ино­го продукта, всё больше подчинялся купцу, становившемуся капитали­стическим предпринимателем.

В XYII в. в отдельных отраслях японского производства возникли первые мануфактуры, зарождались начальные формы капиталистического предприни-мательства. Однако количество мануфактур в это время /в основном текстиль-ные и производящие продукты питания/ было оче­нь невелико. Преобладающей формой производства оставалась работа на дому, подчинённая скупщику –торговцу, имеющая характер рассеян­ной мануфактуры.

Торговый же капитал завоёвывал всё более прочные позиции в жизни города. Особенно большим влиянием пользовались гильдии опто­вых торговцев каким – либо одним видом товаров или монополизировав­ших торговые опера-ции в определённой части страны. Например, осакские компании «Хигаки Кайсэн» и «Тару Кайсэн» обслуживали Эдоский и Осакский районы. Компа-ния «Мацумаэбунэ» перевозила товары в рай­оне Хоккайдо и обслуживала северную и Центральную части Хонсю до Осака.

В наши дни немного существует в мире фирм, чья история насчи­тывает более трёх столетий. К их числу относится «Мицуи». Это одна из старейших и крупнейших торгово – предпринимательских фирм, начало которой было поло-жено в далёком XYII в. После того, когда в Японии после долгих междоусобных войн наступил мир, многие самураи как – то сразу оказались не у дел. Несмотря на строгую сословную регламента­цию, многие из них поменяли свой социаль-ный статус – занялись тор­говлей, стали художниками, учителями, ремесленни-ками.

Основателем дома Мицуи считается Такатоси Хатиробэй. Но пер­вая лавка была открыта ещё его отцом Такатоси Сокубэй, который про­явил определённую дальновидность, отказавшись от самурайского зва­ния и решив заняться торгов-лей, хотя сословие торговцев находилось тогда на низшей ступени социальной лестницы.

Предки Сокубэй были мелкими феодалами. Трудно проследить исто­рию этого рода с достаточной достоверностью, поскольку часто в ро­дословные впле-тались разного рода легенды. По одной из них, пред­ставитель семьи Фудзивара по имени Нобунари Уманоскэ покинул Киото и поселился в провинции Оми. Однажды, осматривая свои владения, расположенные у о. Бива, он обнаружил три колодца, в одном из кото­рых нашёл золотые монеты. Посчитав это за доброе предзнаменование, Уманоскэ изменил своё имя на Мицуи, что означает «три колодца».

Насколько эта легенда, соответствует истине, судить трудно, но знак «три колодца» стал эмблемой торгового дома Мицуи, а в городе Мацудзака в провин-ции Исэ Мицуи долгое время заботливо сохраняли 3 ко­лодца, один из которых используется до сих пор. Скорее всего, в обнаруженных колодцах была хорошая по качеству вода, пригодная для изготовления сакэ.

Но вернёмся к началу XYII в. – именно тогда судьба дома Мицуи круто изменилась. Вернувшись в 1616 г. из очередной поездки в Эдо, Такатоси Сокубэй объявил семье о своём решении изменить социальное положение дома Мицуи: поменять самурайский меч на соробан /япон­ские счёты/. К этому времени уже не было в живых сюзерена, которо­му он присягал на верность, и Сокубэй посчитал, что его долгом как главы дома является вос-становление состояния и благополучия семьи: «Меч не может больше обеспе-чить нашу жизнь. Я видел, как большими выгодными делами можно заслужить уважение. Я буду варить сакэ и соевый соус, и мы будем процветать».

Дело затеянное Сокубэй, было несложным по технологии, и требо­вало лишь небольшого капитала и нескольких квалифицированных подма­стерьев. Тем не менее, поначалу дела шли неважно. Сокубэй получил самурайское воспитание, был сведущ в поэзии и каллиграфии, но пло­хо представлял себе технику торговли. Положение спасла его жена Сюхо. Она была купеческой дочкой, и вникнув в дела мужа, проявила удивительные деловые качества. Именно её усилиями была создана ос­нова состояния первого поколения Мицуи, которые уже считались про­столюдинами.

Сюхо успешно вела дела и после смерти мужа в 1633 г. У неё бы­ло 4 дочери и 4 сына, каждому из которых она сумела подобрать дело, которое наиболее соответствовало его природным способностям. Стар­шего сына, Тосицугу Сабуродзаэмон, Сюхо отправила в Эдо, снабдив капиталом, чтобы он смог там открыть мануфактурную лавку. Помогал ему брат, Сигэтоси Сарубэй /3-й сын/, основавший затем собственное дело по изготовлению и продаже гвоз-додёров /кугинуки/, очертание которого стало его эмблемой. 2-й сын Сюхо, Хиросигэ Сэйбэй, был усынов­лен другой семьёй; младший, Такатоси Хатиробэй помогал матери. Мать сама подобрала ему жену из купеческой семьи, которая, как и свекро­вь, стала умелой помощницей своему мужу.

Как только Хатиробэй исполнилось 14 лет, мать отправила его в Эдо к Сабуродзаэмон, где он также в скором времени открыл лавку, а старший брат отправился в Киото, где занялся торговлей тканями. Оставшийся же в Эдо Хатиробэй начал в широких масштабах совершать закладные операции, заведя ссудную лавку, не забрасывая, впрочем, и торговое дело. Собственно, с Такатоси Хатиробэй и начинается ис­тория финансово – промышленной группы «Мицуи», поскольку из всех нас­ледников Такатоси Сокубэй именно он наиболее преуспел в предприни­мательской деятельности став главой солидного купеческого дома. К стенам его лавок и меняльных контор были прикреплены полотнища, на которых были изображены круг, внутри которого были вписаны два иероглифа один в другой, причём первый иероглиф был взят от слова «колодец» и был изображён в виде скошенного сруба колодца, а внутри вписан иероглиф, означающий число «три». Эта эмблема дома Мицуи сохранилась до сих пор, и её можно увидеть на всех зданиях, принадлежащих группе «Мицуи». И ещё на вывесках торговых лавок было напи­сано: «Гэнкин. Какэнэ наси» – «За наличные. Цены без запроса». Это был новый принцип в торговле, введён-ный домом Мицуи – продажа то­вара по твёрдым ценам.

Одной из старейших финансово – промышленных групп в Японии явля­ется и группа «Сумитомо». За свою почти 400-летнюю историю, она игра­ла различ-ную роль в японской экономике, перешивала времена расцве­та и кризисов, но сумела сохранить прочную финансовую базу и до сих пор остаётся одной из ведущих финансово – промышленных групп в совре­менной Японии.

История дома Сумитомо своими корнями уходит в XYII в. В отличие от других купеческих династий, возникших в эпоху Токугава, дом Суми­томо с самого начала своей предпринимательской деятельности был свя­зан с горно-рудной промышленностью, в частности, с добычей меди.

В родословной Сумитомо различают основателя фамилии и основа­теля дела. Из союза этих ветвей и сломилась торгово – предпринимательская дина-стия Сумитомо.

Родоначальником семьи Сумитомо считается Масамото. Он родился в Маруока в провинции Этидзэн /совр. префектура Фукуи/. По одной из версий отец его был местным феодалом, но достоверных сведений о нём не сохрани-лось. И о самом Масамото биографические данные очень ску­дны. В 1596 г., когда Масамото было примерно 12 лет, он вместе с матерью и младшим братом переехал в Киото. Там он стал буддийским монахом, примкнув к школе Нэхан, где выделялся среди учеников своим усердием. Но на неё начались гонения, и ему пришлось снять рясу мо­наха и искать себе другое занятие – надо было содержать семью. И Масамото открыл лавку, где стал торговать лекарствами и книгами; ему было тогда 45 или 46 лет. Дела, по всей видимости, шли у Масамото не плохо.

Основателем дела считается Сога Ридзаэмон, Его предки были выходцами из провинции Идзуми, которые затем перебрались в провин­цию Кавати, где и родился Ридзаэмон. Есть сведения, что в 1573 г. семья Сога начала торговать медью.

В Осака Ридзаэмон обучился технологии плавки меди и освоил технику изготовления изделий из неё. В 19 лет он решил открыть своё дело и перебрался в Киото, где в 1590 г. открыл в западной части города плавильную мастерскую.

Широко развернуть дело ему помог случай. В 1591 г. Ридзаэмон в богатом торговом городе Сакаи обучился новому способу плавки ме­ди у «южных варва-ров» /намбадзин/ – так называли население Индоки­тая, Индонезии, Филиппин, а также португальцев и испанцев. Предпо­лагают, что человек, который поведал ему секреты нового способа плавки, был или европеец по имени Хаксли, или купец по имени Сиродзу. Так или иначе, но Ридзаэмон не только освоил новый способ пла­вки, но и усовершенствовал его, что стало приносить хороший доход.

Медь получалась отменного качества, что позволило в дальней­шем дому Сумитомо стать основным поставщиком меди как на внутрен­ний, так и внешний рынок. А потребность в меди была велика: из неё чеканили монеты, изготовляли различную утварь, украшения, исполь­зовали при обшивке носовой части судов. Даже когда правительство Японии ограничило связи с внешним миром, 4 пред-ставителя дома Суми­томо имели разрешение на торговлю медью с иностранны-ми купцами.

Трудно сказать, каким образом пересеклись жизненные пути Масамото и Ридзаэмон, но достоверно известно, что Ридзаэмон женил­ся на старшей сестре Масамото, а позднее старший сын Ридзаэмон, Рихэй, стал зятем Масамото. Вот так и сложился торгово – предприни­мательский дом Сумитомо. Это было довольно редким явлением среди богатых торговцев того времени, поскольку, как правило, все они вели своё начало от одной семьи. И, в свою очередь, это наложило своеобразный отпечаток на всю деятельность дома, на способ ведения дел.

Ридзаэмон назвал свою мастерскую «Идзумия», что означает «источник». В качестве эмблемы он выбрал игэта /колодезный сруб/. Сти­лизованное изображение колодца – ромбовидная фигура из двух гори­зонтальных и двух вертикальных перекрещивающихся линий – и сегодня является фирменным знаком группы «Сумитомо». Своим преемником Масамото сде­лал Рихэй, который поменял своё имя на Томомоти, когда вошёл в ка­честве зятя в семью Масамото. Расцвет же предпринимательской деяте­льности Сумитомо произо-шёл при Томоёси, в 4-м поколении семьи.

Бакуфу строго регламентировало предпринимательскую деятель­ность в Японии. Под предлогом «борьбы с роскошью» купцам и торговцам, впрочем как и всем остальным горожанам, запрещалось ношение шёлковой одежды, золотых и серебряных украшений, строительство просторных домов. В действительности купечество сосредотачивало в своих руках значительные капиталы и редкостные предметы роскоши. Деятельность компании «Ито ваппу», которая ввозила в Японию поль­зующийся огромным спросом китайский белый шёлк, подтверж-дает факт широкого использования его представителями третьего и четвёртого сословий. Осакское купечество, обходя регламентации в отношении жилых помещений, создало даме особый тип строения – «Осака госи», в котором строго соблюдалась регламентированная ширина фасада в 9м, зато в глубину квартала дом имел протяжённость в 4 раза боль­ше. К тому же, чтобы не платить налог за окна, делали полностью глухой фасад с одной узкой дверью, закрытой, как окно, деревянной решёткой и пропускающей свет в помещение. Скромность и безыскусст­венность фасада восполнялась богатством и роскошью интерьера.

Правительство, получая от купечества кредиты, в очень редких случаях пыталось препятствовать концентрации богатств в его руках. Иногда законода-тельные ограничения вступали в силу, обнаруживая баснословный уровень обогащения купеческих фамилий. Документы о конфискации имущества у осакского торгового дома Ёдоя Сабуроэмон содержат длинный перечень изъятого: 50 пар золотых ширм, ящики с золотыми пластинами и тысячами золотых и серебряных монет, 150 кораблей, 730 складов для драгоценностей, 80 амбаров – зернохранилищ, 92 дома в разных городах и многое другое.

Положение ремесленников отличалось более строгими, чем для купечества, регламентациями и контролем. Ремесленники были органи­зованы в цехи /дза/, которые обладали монополией производства, име­ли чёткую иерархию и наслед-ственность занятия ремеслом. Бакуфу пре­доставляло цехам определённые при-вилегии и защищало их монополию. Вместе с тем, используя цехи как постоян-ный источник дохода, оно активно осуществляло политику давления – вводило различные ограни­чения в их деятельность, осуществляло скрупулёзный надзор за выпус­каемой продукцией и выходом её на рынок.

В число горожан входила складывающаяся интеллигенция – выход­цы из различных сословий: самураев, купечества и ремесленников. Учителя, худож-ники, врачи испытывали постоянное и разнообразное воз­действие токугавского режима, стремившегося ограничить возможности развития этого слоя. Поэтому очень часто представители интеллигенции являлись выразителями недово-льства горожан и даже нередко руко­водили выступлениями.

В конце XYIII в. возросло количество восстаний городского насе­ления, к которым иногда присоединялись и крестьяне. Чаще всего вспы­хивали «рисо-вые бунты», когда поводом к выступлениям было повышение цен на рис, спе-куляция купцов, скупавших, а потом перепродававших его по высоким ценам. Для предотвращения народных выступлений сёгунат периодически пытался приостановить спекуляцию рисом с помощью регулирования рисовых цен. Однако реальных результатов это не дава­ло. Крупные феодалы, сам сёгунат – поставщики риса на рынок – были заинтересованы в высоких ценах на рис. «Рисовые бунты», высту­пления против феодального произвола, отражали нарастающий рост со­циальных противоречий в городе.

Наряду с этим шла многовековая кровопролитная борьба за право­вой статус города как социального организма. По правовому положению города Японии делились на три категории: принадлежавшие сёгунату, владельческие /княжес-кие/ и «вольные». Фактически все они правовой стабильности не имели. Даже города, управляемые бакуфу и находящие­ся в самых жёстких условиях адми-нистративного контроля и мелочной опеки сегунских чиновников, не имели гарантии от дальнейшего ущем­ления своего правового положения. Так, особой властью, с полномочи­ями, расширяющимися в соответствии с обстановкой, обладал губерна­тор в Киото /сёсидай/ и губернатор в Осака /дзёдай/. В Нагасаки, единственном городе, в который в токугавский период могли прибывать иностранцы, назначались 2 губернатора – префекта /бугё/, управлявшие в целях наивысшей эффективности надзора по полгода каждый, не встре­чаясь друг с другом /один управлял городом, другой, выполняя санкин котай, находился в Эдо, затем они сменялись/.

На княжеские владения не распространялась такая жёсткая регла­ментация сёгунских властей, однако на их территории открыто действо­вал мэцукэ и подчинённый ему законспирированный аппарат политическо­го сыска. К тому же сёгунат, особенно с периода правления Иэмицу, начал под разными предло-гами передавать территории отдельных хан в подчинение бакуфу. Отсутствие правовой неприкосновенности княжеско­го города подтверждает и указ 8-го сегуна Токугава Ёсимунэ /1716 – 1745 гг./, предписывающий иметь лишь один призамковый город /дзёкамати/ в феодальном владении; введение этого указа привело к разру­шению замков и потере значения многих городов в княжествах.

В Японии было всего несколько независимых от феодальных вла­стей, самоуправляющихся городов. К ним относились Сакаи, Хаката, выросшие и разбогатевшие на внешней торговле ещё в XYI в., Нага­саки – торговый центр державший, всю торговлю с иностранцами, и Осака – «кухня страны». Однако «вольности» даже этих городов ог­раничивались действиями чиновников бакуфу. Сёгунат был заинтересован в получении значительной доли овеществлённого городским ремес­лом прибавочного продукта земледелия, а также высокой тор-говой прибыли. После восстания в 1637 г. на Кюсю даймё Омура был лишён прав на Нагасаки и город был передан в правительственное подчине­ние. Также сёгунат поступил и с Осака после захвата города в 1615 г. Полностью лишить осакское купечество самостоятельности не удалось, но изъятие значительной доли прибыли, получаемой главным экономическим центром страны, бакуфу осуществляло весьма успешно на основе закреплённой юридически, периоди-ческой практики.

Нестабильность правового положения отличала фактически все городские слои. Юридические и фактические преимущества самурайства не спасали даже самые высшие его слои от репрессивных мер сёгуната. Общее кризисное сос-тояние высшего сословия привело к акти­вному размыванию его нижнего уров-ня – служилого самурайства, пополнявшего теперь ряды деклассированных элементов и нового слоя лиц «свободных профессий».

Не было строго определено и место синтоистского и буддийского духовен-ства. Фактически в установленной Токугава сословной систе­ме, духовенство по своему статусу приближалось к первому, военному сословию.

Вне четырёх сословий остались значительные социальные груп­пы – хинин, эта, артисты, музыканты, фокусники, танцовщицы и др. Хинин и эта представляли собой презираемые, самые низшие, социаль­ные группы. Хинин /«нечеловек»/ называли людей, подвергшихся нака­занию /главным образом, за преступления против властей/, а также нищих и бродяг. Это слова всегда имело презрительный смысл. Совер­шившие преступление теряли своё общественное положение. Их профес­сией становилось обслуживание места казни, захороне-ние казнённых. В восточной части Японии они жили в городах и имели своего лидера, называвшегося дандзаэмон, который выступал в роли посредника между хинин и властями. В западной части Японии хинин жили в деревнях. И всё же хинин не были «навеки пропащими»: теоретически они могли восстановить свой прежний общественный статус.

Эта, каста париев, занимала самое низкое положение. Они зани­мались убоем скота, выделкой кож, крашением, уборкой мусора, т.е., согласно будий-ским догмам, профессиями, которые «оскверняли человека грязью смерти и крови». С древних времён такие работы выпол­няли либо рабы, либо заключён-ные, так как с точки зрения религии они считались позорными. Постепенно «нечистые» профессии стали нас­ледственными. Так образовалась каста отверженных – эта которая бы­ла лишена каких – либо прав и жила в специальных поселениях.

В период Эдо /1605 – 1867 тт./ в Японии последовательно правили 15 сёгунов из династии Токугава. О деятельности первого из них – Токугава Иэясу мы подробно беседовали в ходе прошедшей лекции. Что касается его преемни-ков, то среди них были как его прямые по­томки, так и представители боковых ветвей рода. Некоторые из них были людьми одарёнными и отличались государственной мудростью. Это и Хидэтада /2-й сёгун/ и Иэмицу /3-й сёгун/, и конечно же Ёсимунэ /8-й сёгун/ – на годы его правления /1716 – 1745/ приходит­ся расцвет Токугавской Японии /«реформы годов Кёхо»/. Но встреча­лись и без-вольные неспособные правители, за которых правили раз­личного рода времен-щики.