Стационарные состояния экономики и общества

Если темп эволюционных изменений резко замедляется (стремится к нулю), то возникает стационарное состояние общества. Согласно Рикардо и Миллю, если количество используемого капитала растет, а его эффективность не изменяется, то норма прибыли на капитал уменьшается, сокращая чистые сбережения членов общества. Объем используемого капитала и совокупный доход растут, но темп их роста падает. В какой-то момент времени исчезает возможность сберегать. Дальнейшее накопление капитала и экономический рост прекращаются. Экономика и общество переходят в стационарное состояние, в котором капитал и совокупный доход неизменны.

Роль технологического прогресса (НТП) в этом процессе существенна, но не является решающей. Чем сильнее НТП, тем позже наступает стационарное состояние, тем больше неизбежно достигаемый в будущем неизменный уровень капитала и дохода на душу населения.

Стационарное состояние может быть охарактеризовано состоянием определенности. Определенность будущего, ведет к централизации и общественной собственности, подавляющей личную инициативу, а неопределенность будущего ведет к децентрализации управления и к частной собственности, пробуждает личную ответственность каждого.

Верно и обратное. Самосогласованность (непротиворечивость) всей конструкции централизованного планомерного управления требует, чтобы темп изменений был предсказуемым и не слишком большим (иначе нельзя гарантировать управляемость будущим). Отсюда следует, что, если определить стационарное состояние как состояние, в котором темпы изменений предсказуемы и не слишком большие, то понятия «стационарное общество», «нерыночное общество» и «социалистическое, или планомерно организуемое общество» становятся синонимами. Социалистические идеалы, если очистить их от полуутопических представлений о справедливости, соответствуют представлениям о желательности стационарного состояния общества.

Технологический прогресс все больше становится делом коллективов высококвалифицированных специалистов, которые выдают то, что требуется, и заставляют это нечто работать предсказуемым образом.

Главное условие в теории стационарного общества — незначительность темпов происходящих в обществе технологических изменений. В этом случае централизованное плановое управление имеет преимущество перед рыночным хозяйством.

Это положение является ключевым для понимания эволюции советской плановой экономики. Плановая советская экономика относительно успешно развивалась в 30-70-е гг., несмотря на потери военного времени в 1941-1945 гг. Была создана крупная индустрия. С 1930 по 1989 гг. имела место полная занятость, относительная стабильность цен, бесплатное образование и здравоохранение. В СССР поддерживалась высокая норма накопления при относительно малой норме потребления (45-50 % ВВП против 70 % на Западе). Тем не менее потребление росло абсолютно, причем без циклических колебаний. Общественные фонды потребления обеспечивали 40 %-ную добавку к средней заработной плате.

Однако это общество имело роковую слабость, связанную не столько с характером собственности, сколько с необходимостью поддерживать плановое управление экономическими процессами. Плановость предполагает возможность предвидения. Возможность предвидения предполагает малые темпы изменения. Если темпы изменений растут, то их необходимо искусственно ограничивать. В итоге экономика стала основываться не на систематическом применении достижений НТП, а на растущем использовании обильных и дешевых ресурсов (труд, металлы, нефть, газ).

Постепенно почти все ресурсы стали использоваться для вовлечения в оборот новых ресурсов. Экономическая деятельность стала похожей на сооружение египетских пирамид. «Мы можем рассматривать гигантские гидроэлектростанции, сталелитейные заводы, мраморные залы московского метрополитена и небоскребы сталинской архитектуры как своего рода пирамиды, построенные современным фараоном. Гидроэлектростанции на самом деле производят электроэнергию, а сталелитейные — заводы выпускают сталь, но если сталь и энергия используются для сооружения еще большего числа электростанций и сталелитейных заводов, экономический эффект не намного превышает эффект от строительства пирамид».

Экономический рост в такой системе возможен лишь в той мере, в какой существуют значительные и дешевые ресурсы. 80 % рабочих в СССР производили промежуточные продукты (руду, металл, уголь, вооружение), получали зарплату, но не производили ни потребительских, ни инвестиционных товаров.

С сокращением величины ресурсов и их удорожанием экономический рост в таких условиях прекращается. Сначала наступает стагнация, а затем спад. В СССР этот процесс начался во второй половине 70-х гг.

На фоне убыстрения темпов НТП плановая экономика обнаружила неспособность воспользоваться плодами технологического прогресса. Так, в 60-е гг. в СССР была создана развитая компьютерная индустрия. Разработкой и производством ЭВМ и программного обеспечения занимались три министерства, Институт точной механики и вычислительной техники АН СССР, многочисленные прикладные НИИ. Ведущие вузы готовили компьютерных специалистов высокой квалификации. Министерство электронной промышленности производило все необходимые компоненты ЭВМ. Тем не менее последней оригинальной советской разработкой стала БЭСМ-6, созданная в конце 60-х гг. Оказалось, что только за счет передовых логических решений невозможно компенсировать растущее отставание в технологии. Поэтому отечественная компьютерная индустрия встала на путь использования американских архитектурных решений. Единое Семейство ЭВМ создавалось на базе компьютеров серии IBM 360/370, а за основу проекта «Эльбрус», стартовавшего в начале 70-х гг., была взята архитектура компьютеров фирмы Burroughs (см. [7]).

Однако путь копирования, не подкрепленный необходимой модернизацией производства, дал только краткосрочный эффект. Все упиралось в элементную базу. Для ее создания требовалось соответствующее оборудование, зависящее от состояния машиностроения, металлургии и т.д., не поспевавших за требованиями НТП. В результате платы, собранные по американским технологиям, но с нашими компонентами, оказывались неработоспособными. Технологический разрыв увеличивался, и настал момент, когда советская промышленность даже с запозданием не смогла повторить западный аналог. В 80-е гг. не удалось создать советского варианта процессора 286. Созданный в конце 70-х гг. Эльбрус-1 уступал американскому аналогу в 3-4 раза по производительности. Кроме того, он изготавливался в штучном исполнении для ПВО страны и не считался с издержками, тогда как компьютеры Burroughs уже давно были в серийном производстве и приносили прибыль.

Неудачи с «обузданием» НТП и с модернизацией экономики усилили тенденцию к эксплуатации природных ресурсов, поскольку больше на вызов Запада нечем было ответить. Провал реформ начала 60-х гг. совпал с открытием нефтяных месторождений Западной Сибири. Нефть была превращена в главный продукт экспорта, что казалось оправданным в свете резкого повышения цен на нефть в 1973 г. (с 2 до 8 долл. за баррель), а затем в 1979 г. (уже до 21 долл. за баррель). В 1973-85 гг. СССР получил примерно 200 млрд долл. от нефтеэкспорта. Эти средства были потрачены на производство оружия и поддержку зарубежных компартий. Уровень жизни был повышен незначительно (в основном за счет импорта, поощрявшего создание новых рабочих мест за рубежом), а на модернизацию собственной экономики не было потрачено ничего.

Вздорожавшее топливо и экологические проблемы стимулировали на Западе быстрое развитие энерго- и ресурсосберегающих технологий, тогда как реформы Н. Хрущева, А. Косыгина и М. Горбачева оказались неудачными. Запад резко увеличил и без того значительный отрыв от СССР по технологическому и экономическому уровню. Советская империя из индустриальной страны постепенно превращалась не в постиндустриальную развитую державу, а в экономически отсталого экспортера сырья и нефти, неспособного эффективно использовать потенциально доступное количество информации.

Производство стало абсолютно сокращаться, начиная с четвертого квартала 1989 г. В 1991 г. ВНП СССР сократился минимум на 10 %, бюджетный дефицит составил не менее 200 млрд руб., эмиссия наличных денег превысила 100 млрд руб. (в текущих ценах). Официальный запас инвалюты составлял в декабре 1991 г. всего 100 млн долл. Экономический кризис и коллапс денежной системы вызвали крах единого рынка, за которым последовал развал союзного государства.