Глава III
ТАК НАЗЫВАЕМАЯ АДМИНИСТРАТИВНАЯ ОПЕКА ЕСТЬ ИНСТИТУТ СТАРОГО ПОРЯДКА
Во Франции муниципальная свобода пережила феодализм. Города сумели сохранить право самоуправления даже тогда, когда сеньоры не управляли более своими селами. Еще и в конце XVII века можно встретить города, где подобно демократическим республикам должностные лица избирались всем народом и несли перед ним ответственность; где муниципальная жизнь носила общественный и деятельный характер; где община еще очень гордилась своими правами и ревниво оберегала свою независимость.
Выборы впервые повсеместно были отменены только в 1692 г. Муниципальные обязанности были тогда обращены в должности, иными словами, в каждом городе король продавал известному числу жителей право управлять себе подобными на вечные времена. Это означало, что вместе со свободой в жертву было принесено и благополучие городов, так как если превращение общественных функций в должности и имело часто благоприятные последствия, особенно если речь шла о судах, ибо первое условие справедливого правосудия есть абсолютная независимость судьи, то во всех остальных случаях, когда дело касалось собственно управления, где особенно необходимы ответственность, повиновение и усердие, эта реформа была пагубной. Старая монархия не заблуждалась на сей счет: она заботилась о том, чтобы порядок, заведенный в городах, не имел бы распространения на правительство, поэтому должности интендантов и субделегатов продавать остерегались.
Означенный переворот не имел никаких политических мотивов, что особенно достойно презрения истории. Людовик XI ограничил муниципальные свободы из страха перед их демократическим характером(1). Людовик XIV их уничтожил, вовсе не испытывая боязни по отношению к ним, что подтверждается фактом возвращения вольностей всем городам, которые были способны их выкупить. В действительности же он стремился не столько к уничтожению муниципальных свобод, сколько к тому, чтобы пустить их в выгодный оборот; и если он их действительно уничтожил, то сделал это как бы неосознанно, из чисто финансовой необходимости. И странное дело! - игры эти растянулись на двадцать четыре года. На протяжении всего периода городам семь раз продавалось право избирать своих правителей и, едва они успевали вкусить сладость плода свободы, право избрания у них отнималось, чтобы вновь быть проданным через какое-то время. Мотивы принимаемых мер оставались неизменными, часто открыто провозглашались. "Нужды наших финансов, - говорится в преамбуле к эдикту 1722 г., - заставляют ( стр.40) нас искать наиболее верные средства к облегчению положения дел". Средство было надежным, но разорительным для тех, на чьи плечи ложился сей странный налог. "Я был поражен величиною средств, выплаченных во все времена для выкупа муниципальных должностей", - писал интендант генеральному контролеру в 1764 г. "Эти суммы, употребленные на благие предприятия, принесли бы городу много выгоды. Вместо того город ощутил лишь тяготы чужой власти и привилегий, связанных с муниципальными должностями".
В наши дни представляется затруднительным сказать со всей определенностью, каким образом управлялись города в XVIII веке, поскольку, как мы только что указали, источник муниципальной власти беспрерывно изменялся, и, кроме того, каждый город сохранял еще некоторые обломки своего прежнего устройства и собственные обычаи(2). Во всей Франции не было, быть может, и двух городов, характер правления в которых бы в точности совпадал. Но такое разнообразие обманчиво - за ним скрывается сходство.
В 1764 г. правительство предприняло попытку издания общего закона об управлении городами. Оно потребовало от своих интендантов представить записки о том, как обстояли дела в каждом из поименованных городов. Мне удалось найти часть этого исследования и, читая его, я окончательно убедился, что муниципальные дела повсюду велись примерно одинаково. Различия поверхностны суть везде одна.
Чаще всего управление городом было вверено двум ассамблеям. Это относится ко всем крупным городам и к большинству мелких.
Первая ассамблея составлялась из муниципальных должностных лиц, численность которых зависела от размеров города. Это была исполнительная власть общины - городская коллегия, как говорили в те времена. Члены городской коллегии избирались на определенный срок, если король дозволял избрание должностных лиц или город мог выкупить это право. По они исполняли спои обязанности бессрочно, должности выкупали в том случае, когда король восстанавливал оффиции или ему удавалось продать городу право их избрания, что случалось не часто. Ведь товар этот терял в цене по мере того, как муниципальная власть попадала во все большую зависимость от центральной власти. Как бы то ни было, муниципальные чины жалованья не получают, но всегда пользуются податными изъятиями и привилегиями. Среди них нет никакой иерархии, управление осуществляется коллективно. Не существовало должностного лица, особо руководившего управлением города и несшего за это ответственность. Мэр являлся только председателем городской коллегии, но не руководителем всей городской общины. ( стр.41)
Вторая ассамблея, именуемая генеральной ассамблеей,, избирала городскую коллегию в тех городах, где выборы еще имели место, но повсеместно принимала участие в решении самых важных дел.
В XV веке генеральная ассамблея часто включала в себя весь народ. Обычай этот -говорится в одной из записок правительственного расследования находился в соответствии с демократическим духом наших предков. В те времена весь народ избирал своих муниципальных чиновников, с народом иногда советовались, перед ним держали отчет. Такой порядок встречается еще иногда и в конце XVII века.
В конце XVIII века генеральную ассамблею образует уже не народ, собранный воедино. Генеральная ассамблея почти всегда носит представительный характер. Но особо следует отметить, что нигде уже она не избирается всенародно и не несет в себе более дух народа. Повсеместно она состоит из нотаблей. Некоторые из них входят в состав генеральной ассамблеи по принадлежащему им личному праву, другие же делегируются корпорациями или компаниями, и каждый из них действует по наказу, данному этим маленьким сообществом и являющимся для нотабля обязательным.
Чем дальше от начала столетия, тем более возрастает число нотаблей, входящих в генеральную ассамблею по принадлежащему им праву. Депутаты промышленных корпораций становятся все малочисленнее и в конце концов исчезают вовсе. В составе ассамблеи встречаются только депутаты от коллегий. Иными словами, ассамблея включает в себя только буржуа и почти не имеет в своем составе ремесленников. После этого народ, которого не столь легко обмануть пустыми призраками свободы, как это иногда полагают, вовсе перестает интересоваться делами общины и живет в стенах собственного города подобно чужестранцу. Напрасно магистрат пытается время от времени разбудить в нем патриотизм горожанина, творивший чудеса в Средние века, - народ остается глух к его призывам. Важнейшие интересы города, по-видимому, не волнуют его более. В тех городах, где магистрат еще считает необходимым соблюсти пустую видимость свободных выборов, он пытается заставить народ идти голосовать, но тот упрямится и отказывается. Какое заурядное зрелище в истории! Почти все государи, разрушившие свободу, сначала пытаются кое-как сохранить хотя бы внешние ее формы: примеры тому мы встречаем от Августа и до наших дней. Правители надеялись таким образом совместить с моральной силой всенародного одобрения удобства, доставляемые одной только абсолютной властью. Почти все они провалились на этом пути, осознав вскоре невозможность долго поддерживать ложь там, где действительные отношения уже исчезли. ( стр.42)
Таким образом, в XVIII веке муниципальное управление городами почти повсеместно выродилось в маленькую олигархию. По всей Франции городская администрация была поражена одной болезнью: все дела в городе велись несколькими семьями сообразно их частным интересам независимо от общества и не имея никакой ответственности перед ним. Сей факт отмечают все интенданты, но единственным предлагаемым ими лекарством является все большее подчинение местных властей центральному правительству.
Между тем трудно было сделать здесь что-либо лучшее, чем уже было сделано. Помимо эдиктов, постепенно изменявших администрацию всех городов, местные законы каждого из них зачастую подрываются никем не утвержденными уложениями королевского совета, составленными по предложениям интендантов, без предварительного расследования и часто без ведома самих жителей города(3).
"Эти меры, - говорили жители одного из городов, испытавшего на себе действие подобного уложения, - поразили все сословия, не ожидавшие ничего подобного".
Города не могут ни установить пошлину на ввоз съестных припасов, ни взимать налоги, ни закладывать или продавать имущество, ни вести тяжбу, ни сдавать на откуп, ни расходовать излишки от своих поступлений без постановления королевского совета по представлению интенданта. Все работы утверждались по плану и согласно смете, утвержденной постановлением того же совета. Право на исполнение работ отдавалось в присутствии интенданта или субделегатов, а проводились они обычно правительственным инженером или архитектором. Это обстоятельство сильно поразит тех, кто считает совершенно новыми все события, происходящие ныне во Франции.
Однако центральное правительство гораздо больше вмешивается в управление городами, чем это даже предписывается указом. Власть его гораздо шире его прав. В одном циркуляре середины века, адресованным генеральным контролером всем интендантам, мы читаем следующие строки: "Уделите особое внимание, всему, что происходит в муниципальных собраниях. Потребуйте, чтобы вам был предоставлен самый подробный отчет о всех принятых решениях и пришлите мне его немедленно с изложением вашей точки зрения".
И действительно, из переписки интенданта с его субделегатами мы видим, что правительство наложило руку на все городские дела - от ничтожнейших до наиважнейших. С правительством консультируются по всем вопросам, и его мнение всегда является решающим: оно управляет всем, даже праздничными ритуалами. Именно правительство предписывает в определенных случаях проявление всеобщей радости; правительство заставляет устраивать фейерверк и иллюминировать дома. Я прочел об интенданте, наложившем ( стр.43) штраф в 20 ливров на членов городской гвардии, отлучившихся с молебна.
Муниципальные чиновники имеют и соответствующее сознание, отражающее их ничтожное положение в обществе. "Нижайше просим Вас, Монсеньор, - пишут одни из них интенданту, - даровать нам Ваше благоволение и покровительство. Мы постараемся быть достойными их, подчиняясь всем приказам Вашего Величества". "Мы никогда не перечим Вашей воле, Монсеньор", - вторят им другие, величающие себя к тому же мэрами города.
Таким образом, класс буржуазии готовится к правлению, а народ - к свободе.
И если бы столь тесная зависимость городов от центральных властей помогла хотя бы сохранить городские финансы! Но не было и этого. Существует мнение, что без централизации города тотчас же разорились бы. Этого я не знаю, но мне в точности известно лишь, что в XVIII веке централизация не мешала им разоряться. Вся административная история того времени свидетельствует о беспорядках в городских делах(4).
И если мы перейдем от городов к селам, то столкнемся с другими формами власти, но зависимость будет та же самая(5).
Я прекрасно вижу признаки, указывающие, что в Средние века жители каждого села образуют общину, независимую от сеньора. Сеньор пользовался плодами ее труда, надзирал за нею, управлял ею. Но существовало известное имущество, находившееся во владении членов общины, и право собственности на него принадлежало общине. Она избирала своих старшин и сама собою демократически управляла.
Такое устаревшее устройство прихода встречается у всех народов, прошедших через феодализм, и во всех странах, куда были занесены обломки феодального законодательства. Следы такого устройства мы повсеместно встречаем в Англии, 60 лет назад оно еще было живо и в Германии, как мы могли убедиться, читая кодекс Фридриха Великого. Даже во Франции XVIII века имеются еще некоторые его следы.
Я помню, что когда в архивах интендантства я впервые обратился к изучению прихода времен Старого порядка, то был удивлен, обнаружив в бедной порабощенной общине множество черт, которые некогда поразили меня в сельских общинах Америки и которые я в то время несправедливо считал специфической особенностью Нового мира. Ни та, ни другая община не имели постоянного представительства, муниципальной коллегии в собственном смысле; и та и другая управлялись чиновниками, действующими несогласованно, под руководством всей общины. И в той и в другой время от времени собирают общий сход, на котором все жители, составляющие единое целое, избирают магистрат и ( стр.44) решают важнейшие дела. Одним словом, обе общины схожи между собой настолько, насколько живой человек может походить на мертвеца.
Оба эти создания, столь различные по судьбам, имели в действительности одинаковое происхождение.
Средневековый сельский приход, мгновенно перенесенный из феодализма и ставший полным хозяином своей судьбы, превратился в township Новой Англии. В то же время, будучи оторванным от сеньора, но задавленный мощной рукой государства, во Франции сельский приход превратился в особое явление, о котором сейчас и пойдет речь.
Число и название должностей чиновников прихода в XVIII веке изменяются в зависимости от провинций. Из старинных документов мы узнаем, что чиновники были более могущественны там, где местная общественная жизнь была более активной, и их численность уменьшается по мере затухания общественной активности. В большинстве приходов XVIII века чиновников было двое: один из них назывался сборщиком, другой чаще всего синдиком (syndic). Обычно должностные лица являются выборными или почитаются таковыми. Однако повсюду они превратились уже скорее в орудие государства, чем в представителей общины. Сборщик собирает талью по прямому указанию интенданта. Синдик, находящийся в постоянном распоряжении субделегата, представляет его во всех делах, касающихся общественного порядка и управления. Он выступает в качестве его полномочного представителя и когда речь идет об ополчении, о государственных работах, об исполнении всех общих законов.
Как мы уже могли убедиться, сеньор не входит во все детали управления. Он даже не надзирает за осуществлением управления и не способствует ему. Более того, по мере разрушения могущества сеньора прежние заботы, некогда поддерживавшие его авторитет и власть, кажутся ему уже недостойными, а предложение принять в них участие воспринимается им как оскорбляющее его гордость. Сеньор не участвует более в управлении, но его привилегии и самое его присутствие в приходе препятствуют установлению нормального нового приходского управления на месте прежнего. Будучи частным лицом, столь отличным от всех прочих, столь независимым и пользующимся сильным покровительством, сеньор разрушает или ослабляет в приходе власть всех действующих установлений.
Поскольку, как я покажу в дальнейшем, столкновения с сеньором заставляли бежать в город одного за другим почти всех жителей, хоть сколько-либо зажиточных или просвещенных, в его окружении в конце концов остается лишь толпа невежественных и грубых крестьян, не способных управлять общими делами. "Приход ( стр.45) представляет собой скопление хижин и не более деятельных, чем эти хижины, жителей", - резонно замечал Тюрго.
Административные документы XVIII века исполнены жалоб, вызванных к жизни неопытностью, невежественностью и инерцией сборщиков и синдиков. На них беспрестанно жалуются - министры, интенданты, субделегаты, но никто не пытается отыскать причины такого положения дел.
Вплоть до самой Революции сельский приход Франции сохраняет еще в управлении некоторые демократические черты, которые мы отмечали еще в Средние века. Идет ли речь об избрании должностных лиц или об обсуждении общих дел деревенский колокол созывает крестьян на церковную паперть, где богач и бедняк имеют равное право представительства. Правда, когда сход наконец собирался, не было ни настоящего обсуждения вопроса, ни голосования, но каждый мог высказать свое мнение, и специально приглашенный нотариус, ведущий свои записи под открытым небом, выслушивал все высказывания и заносил их в протокол.
Сопоставляя жалкую видимость свободы со связанным с ней действительным бессилием, мы постепенно начинаем понимать, каким образом жесткое абсолютное правление может сочетаться с самыми крайними демократическими формами, причем угнетаемые в данном случае выглядят еще и смешными, потому что как бы не замечают своего положения. Демократический приходской сход мог высказывать свои пожелания, однако прав осуществить свою волю у него было не больше, чем у городского муниципального совета. Да и высказывать свое мнение он мог лишь тогда, когда дозволялось открыть рот, потому что собраться он мог только после положительного решения интенданта и с его соизволения, как говорили в те времена, называя вещи своими именами. Даже будучи единодушным в своем решении, приходской сход не мог ни облагать податью, ни продавать, ни заключать договор о найме, ни обратиться в суд без позволения королевского совета. Получить повеление совета нужно было и для того, чтобы починить разрушенную ветром церковную крышу или разваливающуюся стену в доме священника. Этому правилу подчинялись все сельские приходы как наиболее удаленные от Парижа, так и близлежащие. Я встречал приходы, спрашивавшие у совета право израсходовать 25 ливров.
Правда, по обыкновению жители сохранили за собой право всем приходом избирать своих должностных лиц. Но часто случалось так, что интендант указывал этой маленькой коллегии избирателей кандидата, который неизбежно оказывался единодушно избранным. В иных случаях интендант отменял самовольно проведенные выборы, сам назначал сборщика и синдика и впредь ( стр.46) приостанавливал навсегда всякие новые выборы. Я видел сотни подобных примеров.
Вы не можете вообразить, сколь жестокой была судьба общинных чиновников. Последний агент центральной власти - субделегат - заставлял их подчиняться малейшим своим капризам. Часто он принуждал их выплачивать штраф, иногда сажал под стражу, поскольку гарантий, еще защищавших прочих граждан от произвола, здесь не существовало. "Я посадил в тюрьму несколько роптавших синдиков в общинах, - говорил один из интендантов в 1750 г., - и я заставил эти общины оплатить расходы на проезд дозорной команды. Этими мерами я их легко обуздал". Вот почему занятие приходских должностей рассматривалось не столько как почесть, сколько как тяжкое бремя, от которого путем всяческих уловок пытались избавиться.
И тем не менее последние обломки старого управления приходом еще дороги крестьянам, и даже в наши дни из всех общественных свобод единственной ими хорошо понимаемой остается независимость приходов. И это - единственное общественное по своей природе дело, которое их действительно интересует. Человек, вверяющий управление всей нацией одному властителю, противиться идее не иметь голоса в управлении собственной деревней - сколь сильны еще самые пустые формы!
Все сказанное мною о городах и сельских приходах можно распространить и почти на все корпорации, обладающие независимым существованием и коллективной собственностью.
При Старом порядке, как и в наши дни, во Франции не было города, местечка, села, самой маленькой деревушки, больницы, фабрики, монастыря или школы, которые смели бы иметь независимую волю в своих частных делах или располагать имуществом по своему усмотрению(6). Таким образом, тогда, как и сегодня, администрация держала всех французов под своею опекою; и если дерзкое слово еще не было произнесено, то соответствующий факт уже имел место.