Лермонтов и Кавказ.

Важной частью русского гражданского романтизма стала восточная тема; восточный стиль стал одним из элементов «стиля свободы». Так воспринимал эту тему и Лермонтов, но для него она имела еще и некоторое особое — личное — обаяние, тесно слившись с личными воспоминаниями и впечатлениями. Восточная тема выступает у Лермонтова как тема кавказская. Его восприятие Кавказа дано в том же плане борьбы за свободу, в плане национальной героики, и в своих кавказских поэмах Лермонтов более чем где-либо опирается на фольклор. Его поэмы «Аул Бастунджи», «Хаджи Абрек», «Измаил-бей» все основаны на местных легендах.

Любовь Лермонтова к России неразрывно связана с глубоким чувством к Кавказу.

Поэт посвятил Кавказу не одно свое произведение.

Тебе, Кавказ, - суровый царь земли -

Я снова посвящаю стих небрежной:

Как сына ты его благослови

И осени вершиной белоснежной!

От ранних лет кипит в моей крови

Твой жар и бурь твоих порыв мятежной;

На севере в стране тебе чужой

Я сердцем твой, - всегда и всюду твой!...

Белинский писал: «Кавказ – поэтическая родина Лермонтова, пламенно любимая, на недоступных вершинах Кавказа, венчанных вечным снегом, находит он свой Парнас; в его свирепом Тереке, в его горных потоках, в его целебных источников находит он свой Кастальский ключ, свою Иппокрену.

Кавказский край занимает исключительное место в жизни и творчестве Лермонтова. «Юный поэт заплатил полную дань волшебной стране, поразившей лучшими, благодатнейшими впечатлениями его поэтическую душу. Кавказ был колыбелью его поэзии, так же, как он был колыбелью поэзии Пушкина, и после Пушкина никто так поэтически не отблагодарил Кавказ за дивные впечатления его девственно величавой природы, как Лермонтов...» (Белинский).

Судьба Лермонтова сложилась так, что именно Кавказом были порождены наиболее яркие впечатления детства. С пребыванием на Кавказ летом 1825 связано первое сильное детское увлечение Лермонтова. Лермонтов приехал на Кавказ вместе с бабушкой Елизаветой Алексеевной Арсеньевой для оздоровления. Тогда и услышал поэт множество легенд и рассказов о Кавказе. Он слышал их и от родственников, и от друзей семьи Шан-Гиреев, Хастатовых и, возможно, студентов-кавказцев. Юный Лермонтов был чрезвычайно впечатлительным и эмоциональным, он сразу и навсегда полюбил этот край.

Пробуждение первой любовной мечты («О! сия минута первого беспокойства страстей до могилы будет терзать мой ум!») сливалось с поэтическим восприятием природы Кавказа, которая гармонировала с романтической направленностью раннего творчества Лермонтова. «Синие горы Кавказа, ... вы взлелеяли детство мое;... вы к небу меня приучили, и я с той поры все мечтаю об вас да о небе». Неудивительно, что именно экзотической, броской природой Кавказа были порождены самые яркие впечатления детства поэта.

В посвящении к поэме «Аул Бастунджи» Лермонтов называет себя «сыном» Кавказа: «Я сердцем твой, — всегда и всюду твой». «Синие горы», «гордые снежные вершины» в сознании Лермонтова становятся символом свободы. Природа горного края — «жилище вольности простой» — противостоит «неволе душных городов», «стране рабов, стране господ» и «голубых мундиров». Образ Кавсказа сложился у Лермонтова под влиянием вольнолюбивых мотивов русской поэзии 20-х гг.

Лермонтов не только пытается передать национальный колорит, он увлекается культурой Кавказа, вникает в быт и особенности национальной психологии. Литература романтизма находила на Кавказе совершенство первоприроды, начало начал, а значит, Кавказ способствовал приближению к истине. На Кавказе русский человек открывал вновь себя и свое Отечество, которое с высоты гор можно было охватить единым взглядом, целостно и непредвзято. Соприкасаясь с чужой культурой, в сопоставлении с ней русская литература, ее авторы отчетливо видели себя. В борьбе горских народов за свое национальное существование отражался сходный с русским порыв к свободе, национальному самоопределению.

Национальный акцент в сюжетах не мешает поэту изображать параллельно с кавказской действительностью российскую современность, ее тревоги и заботы. Дар «отзывчивости» не превращает поэта в ориентального автора, но позволяет наметить новые принципы изображения Кавказа, основанные на знании реального края и его народов.

В художественном мире кавказских поэм поэта наиболее заметно обогащение жанровой поэтики романтической поэмы мотивами и формами фольклора, преимущественно эпоса, родственных ему жанров и близко стоящей к фольклору древней литературы. При этом важнейшей особенностью этого процесса является восприятие национальной мифологии как глубинных пластов фольклора и литературы древности. Именно этим сложным соотношением фольклора и мифа лермонтовская поэма разнится, с одной стороны, от «русской поэмы» типа «Руслан и Людмила» А. С. Пушкина и от «литературной сказки», лучшие образцы которой в творчестве В. А. Жуковского и А. С. Пушкина приходятся на начало развития поэмного творчества Лермонтова.

Прежде, чем говорить дальше о кавказских поэмах, следует вспомнить, что в поэмах Лермонтова литературоведы отмечают чрезвычайно развитое эпическое начало. Герой лермонтовских поэм не столько размышляет и анализирует, сколько чувствует и действует; образ его раскрывается в драматических сюжетных перипетиях.

Это эпическое начало по-разному сказывается в различных тематических группах лермонтовских поэм. Такие группы можно наметить уже в ранних поэмах. Одна из них — «кавказские поэмы» — «Каллы», «Измаил-Бей», «Аул Бастунджи», «Хаджи-Абрек», где использованы легенды, предания, есть этнографические и пейзажные зарисовки. Эпические мотивы актуализированы в биографиях героев-горцев.

В этих поэмах повествовательный элемент особенно силен; в рассказ свободно входят экзотические пейзажные описания, быт, этнография, фольклор. Здесь обрисовывается специфический национальный характер, — характер «естественный», не связанный законами европейской цивилизации и потому свободный в проявлениях своих чувств. С другой стороны, Лермонтов стремится мотивировать его традициями и обычаями, среди которых не последнее место занимает обычай кровной мести; изгой, мститель получает таким образом некую социально-бытовую среду.

В двух случаях Лермонтов прямо указывает, что материалом для его кавказских произведений этого раненого периода послужили реальные фольклорные источники, которые ему стали известны в 1825 г.

Это видно в примечании Лермонтова к «Грузинской песне» (1829): «Слышано мною что-то подобное на Кавказе». Также в примечании к «Измаил-бею»: «слыхал от одного горца рассказ», который «использовал в этой поэме».

Следует заметить, что произведения грузинского и азербайджанского фольклора Лермонтов знал в пересказе. Поэтому стиль их не мог быть усвоен Лермонтовым и оказать влияние на его стиль не мог. Так, в кавказских поэмах поэт использовал исключительно свой стиль.

Каллы

Молодому горцу рассказывают, что много лет тому назад, когда он был еще ребенком, его отец пал жертвой убийцы. Кровь должна быть отомщена – так говорят ему. Горец мстит. Но после этого он убивает и того, кто рассказал ему об убийстве и подстрекал к мщению. Таков сюжет поэмы Лермонтова «Каллы». Такова же и основная сюжетная ситуация черкесского предания, известного также в позднейшей обработке Хан-Гирея.

В том, что лермонтовская поэма построена на материалах этого черкесского предания, убеждают не только сюжетные совпадения.

Герой поэмы Лермонтова получает прозвище «Каллы». Это не совсем правильное написание. Правильнее – «Канлы». В переводе это слово означает – «кровник». «Между убийцею и родственниками убитого с момента убийства до момента примирения за кровь устанавливаются особые отношения, называемые кровными. Сам убийца весь этот промежуток времени носит название канлы, что значит кровник», - пишет Н. Семенов в книге «Туземцы северо-восточного Кавказа (Рассказы, очерки, исследования, заметки о чеченцах, кумыках и ногайцах и образцы поэзии этих народцев)».

Кровная месть — древнейший принцип судопроизводства, характерный для родоплеменного строя, согласно которому лицо, совершившее убийство, либо кто-то из членов его семьи (рода, племени, клана, группировки) обязательно подлежит смерти в порядке возмездия. Кровную месть осуществляет, соответственно, кто-либо из членов семьи, рода, племени, клана, группировки, к которой принадлежал убитый.

Поступки героев — горцев в русской литературе XIX века чаще всего инициировались кровной местью, властью традиций, религиозным фанатизмом, верой в судьбу, стремлением к свободе, что является отчасти верным, но упрощает духовный мир горца, реальную борьбу мотивов в его поведении. Несмотря на доступные сильные художественные результаты в изображении горского менталитета, в русской литературе XIX века (до Толстого) зачастую образы горцев носили функциональный характер, т.е. выпячивалась какая-нибудь идея в мотивировке поведения, что снижало художественно-эстетический уровень изображения горской души.

Законы кровной мести довлеют над горскими персонажами в произведениях русской литературы XIX века, диктует им определенный стереотип поведения. Почти все герои - горцы в произведениях Пушкина, Бестужева-Марлинского, Лермонтова, Толстого мстят (Аммалат-Бек, Казбич, Хаджи-Абрек, Хаджи-Мурат). Кровная месть в русской литературе до Толстого романтизируется, зачастую изображается как справедливое возмездие за зло. Однако уже Лермонтов дает суровую оценку этому обычаю, для него кровная месть неоправданное насилие.

Одно их действующих лиц черкесского предания, записанного Хан-Гиреем, носит именно это имя – Канлы.

Очень любопытно сравнить характеристики Канлы и Каллы.

Князь Канлы: Смертию соперников он приобрел ужасное звание Канлы – кровавый…

Каллы. И он лишь знает, почему Каллы ужасное прозванье В горах осталося ему.

Павшего жертовою мести Лермонтов называет Акбулат. У Хан-Гирея это же лицо носит имя Джембулат.

Нередко случается, что при использовании источника автор литературного произведения опускает, в зависимости от композиционных или иных требований, мотивировку поступка героя, изображая сам поступок. Так, мотивы, которыми руководствуется герой поэмы, убивая муллу, подстрекнувшего его к мети, у Лермонтова неясны. Но неясная в лермонтовской поэме мотивировка совершенно отчетливо выглядит у Хан-Гирея: горец убивает подстрекателя после того, как он убеждается в лживости его обвинений.

Знал Лермонтов и характерные обряды, связанные с обычаем кровной мести. В пятой строфе поэмы Лермонтов описывает могилу убитого муллы:

На вышине горы священной, Вечерним солнцем озаренной, Как одинокий часовой Белеет памятник простой: Какой-то столбик округленный! Чалмы подобие на нем.

Таких столбиков, ставившихся на скалах и возвышенностях, было много на старом Кавказе. Под ними лежали убитые, которые должны были быть отомщены.

Мотив «канлы» (кровной мести) вновь повторяется в «Хаджи Абреке».

В «Каллы» выражен протест против жестоких обычаев старины. Бунт романтич. героя в защиту личной свободы, разума, молодости и красоты против деспотизма, фанатизма близок самому Л.; вместе с тем Аджи-убийца осужден автором — обречен на мучительное одиночество.

В мрачной по общему тону поэме Лермонтова есть и жизнеутверждающий мотив: жена муллы после его гибели «другого любит без боязни».