Ю. Хабермас: практика дискурса

В апреле 1989г. Хабермас прочитал в Москве три лекции, в них он представил свою методологию, так сказать, в действии и свои главные философские интересы. Для московских философов того времени отнесенность этих интересов к сфере морально-этической была довольно непривычной. Этика в исследованиях советских философов на фоне преобладающих интересов к научному содержанию, как естественно-научного, так и гуманитарного знания, всегда была золушкой. Лекции Хабермаса, особенно первая из них, к анализу содержания которой мы приступаем, стимулировали многих к размышлению о подлинных приоритетах философии.

Хабермас тематизирует ключевой для него вопрос философии: "Что я должен делать?". Выясняется, что этот вопрос может иметь прагматическое, этическое или моральное значение [5,с. 14]. При этом всякий раз меняется содержание разума, дискурса, воли, тип вопросов и ответов и действий. Так как во всех трех случаях разум демонстрирует свою состоятельность, способность обосновывать необходимость некоторых действий, то он обладает практическим характером [5,с. 15].

При прагматическом использовании практического разума интересы и ценностные ориентации субъекта считаются заранее данными. Ведется поиск оснований для разумного выбора между целями (как именно отремонтировать велосипед, поступать ли в вуз, поехать ли на экскурсию и т.п.). Человек ведет себя активно, в соответствии со спонтанной волей, в аспекте целесообразности, действия его толковы, но случайны, здесь нет внутренней взаимосвязи между волей и разумом. В прагматическом дискурсе обосновываются технические и стратегические рекомендации, он сродни эмпирическому дискурсу [5,с.18-19].

В случае этического дискурса, этического использования разума субъект ищет ответ на вопрос: "Что я за личность и кем я бы хотел быть?" [5,с.7]. Речь идет о более сильных, чем при прагматическом дискурсе, предпочтениях. Под власть дискурсов ставятся сами интересы и ценности. Субъект осознает свой собственный жизненный путь в аспекте не целесообразности, а блага [5,с.17]. "В этико-экзистенциальных дискурсах разум и воля взаимно определяют друг друга ..." [5,с.21]. Здесь вырабатываются рекомендации к решающему жизненному выбору. Субъект, желая ясно представить себе свою жизнь в целом, уходит, на первый взгляд, в свое самосознание, где властвует исключительно своеобразие. Такое мнение ошибочно. "Отдельный индивид обретает необходимую для рефлексии дистанцию по отношению к собственной жизненной истории только в горизонте жизненных форм, в которых он участвует вместе с другими и которые со своей стороны образуют контекст для весьма различных жизненных проектов" [5,с.19]. Это означает, что рефлексия субъекта также является дискурсом. Другие люди выступают для субъекта безмолвными критиками. Осуществляемая в самосознании субъекта рефлексия, будучи воспроизведенной, понятна другим людям, т.е. по сути своей она не исключает, а наоборот, предполагает диалог.

Иначе обстоят дела в случае морально-практического дискурса. Только здесь "перспектива каждого сплетается с перспективой всех" [5,с.21], практический разум теперь используется не в аспекте блага для разрозненных Я, а в аспекте справедливости для всех людей, для МЫ [5,с.17,26]. Этим самым не ущемляются интересы кого бы то ни было. Воля субъекта в итоге полностью очищается от спонтанности и интуитивности. "... Личность действует по законам, которые она сама для себя устанавливает" [5,с. 16]. Морально-практический дискурс превращает волю целиком в рациональную, автономную и свободную.

Не существует единого метадискурса, что не исключает единство употребления разума в аспекте целесообразности, блага и справедливости [5,с.28]. Подобно дискурсам обоснования дискурсы применения также когнитивны (мыслительны). Эффективность дискурсов проверяется в деле, там, где формы коммуникации принимают "вид объективного образования" [5,с.29]. Хабермас солидаризируется с Пирсом и другими представителями прагматизма: действительные проблемы содержат в себе нечто объективное и тем самым удерживают от произвола субъективизма. Однако сам Хабермас не является прагматицистом. Ведь надо полагать, отнюдь не случайно он всего лишь начинает свой анализ практического разума исследованием прагматического дискурса, но не ограничивается им. Таковы главные идеи его первой лекции в Москве, в которой он обобщил результаты своих многолетних исследований.

Главная мысль Хабермаса состоит в том, что философия призвана открыть простор публичному употреблению разума, процедурам дискурсивного волеобразования и изъявления, условиям рациональных дискурсов и переговоров [9,с.66]. Никто и ничто не заслуживает большего доверия, нежели сами участники дискуссии, они найдут ответы на актуальные вопросы.

Для Хабермаса множащиеся попытки отрицания актуальности философии, эстетики, культуры несостоятельны. Он полагает, что в стремлении опрокинуть идеалы Просвещения (модерна) постмодернисты делают принципиальную ошибку, а именно удовлетворяются самопроизвольным, неразумно контролируемым взаимодействием когнитивного (мыслительного), эстетически-экспрессивного и морально-практического [10,с.48]. "Мне кажется, что из той путаницы, которая сопровождает проект модерна, из ошибок экстравагантных программ упразднения культуры нам скорее следует извлечь уроки, чем признать поражение модерна и его проекта" [10,с.49]. Ясно, что Хабермас имеет в виду развитый им вариант коммуникативной философии, в которой не только не отказывается от достоинств разума, а наоборот, старается придать им необходимый коммуникативный лоск.

Желая обеспечить будущее проекту модерна (Просвещения), Хабермас критически относится к трем разновидностям, как он выражается, консерватизма. Староконсерваторы (Х. Йонас, Р. Шпеманн) – традиционалисты, недоверчиво встречают новые веяния. Неоконсерваторы (ранний Витгенштейн и др.) относятся к достижениям модерна не без одобрения, но недостаточно критично, не принимая всерьез замыкание "... науки, морали и искусства в автономных, отъединенных от жизненного мира сферах ..." [10,с.51]. Младоконсерваторы (среди них М.Фуко и Ж.Деррида) формируют непримиримый антимодернизм, противопоставляя разумному началу необоснованные принципы, в том числе волю к власти и поэтическое (в дионисийском духе) начало [10.С.51].

Именно от младоконсерваторов (точнее, от постмодернистов) последовала самая резкая реакция на критическое выступление Хабермаса. Один из лидеров постмодернистов Ж.-Ф. Лиотар резко раскритиковал желание Хабермаса найти путь к единству дискурсов познания, этики и политики. "Мой вопрос: о какого рода единстве мечтает Хабермас?" [11,с.104]. Согласно Лиотару, идеалы просвещенческого мышления не выдерживают критики. "Мы дорого заплатили за ностальгию по целому и единому, по примирению понятийного и чувственного, по прозрачному и коммуникабельному опыту" [11,с.114]. Лиотар опасается объятий единого, целого, связанного с этим террора и объявляет этому целому войну [11,с.114].

Видимо, обе стороны правы по-своему. Хабермас абсолютизирует силу разума, а Лиотар ее недооценивает. Нет никаких сомнений насчет актуальности хабермасовской философии. Она, безусловно, входит в фонд философских достижений XX века.

К.-О.Апель: трансцендентальная прагматика

Карл-Отто Апель (р.1922) – еще один выдающийся философ современности. В отличие от Хабермаса он не испытал на себе влияние основателей Франкфуртской школы. Тем не менее их имена неизменно ставят рядом. Для этого есть известные основания: оба являются сторонниками коммуникативного подхода в философии с его особым вниманием к языку. Хабермас и Апель, друзья по жизни, пришли к своим воззрениям разными путями: первый более всего размышлял над проблемами теории общества; второго интересовали пути трансформации философии. Главный труд Апеля "Трансформация Философии" [121 до сих пор не переведен на русский язык. Какие же трансформации философии он считает главными?

Прежде всего Апель стремится к "критической реконструкции идеи трансцендентальной философии" Канта [13 с. 78]. Реконструкция означает построение заново, на других основаниях. Идея трансцендентальности, безусловно, является одной из базовых в современной философии. Надо облагать известным философским мужеством, приступая столь решительно как это делает Апель, к ее реконструкции. Трансцендентальным, в самом широком смысле этого слова, в современной философии считают основания (предпосылки) философствования. Кант видел эти предпосылки в принципах разума, которые не могут быть извлечены из эмпирии. Позиция Канта не Устраивает Апеля по крайней мере в двух отношениях. Ссылки на разум человека – это философское предпочтение субъективности а ведь философствование есть интерсубъективное мероприятие. Но как раз мимо этого обстоятельства проходит вся нововременная философия, в том числе и кантовская. Следует также отметить что Кант ставит вопрос о возможности науки, а не философии. Но не наука является теорией философии, а, наоборот, философия есть теория науки [13, с. 77], поэтому внимание к статусу философии имеет для Апеля решающее значение.

Тщательно проанализировав ситуацию в философии, Апель приходит к выводу, что возвышение субъективности в противовес интерсубъективности явилось следствием отрыва языка от мышления, его слишком резкого обособления и придания ему языку, вспомогательной значимости. В этой связи Апеля привлекают усилия Хайдеггера и Витгенштейна по философской реабилитации языка.

Хайдеггер характеризует язык как "дом бытия" и "приют человеческой сущности" [13, с. 77]. Здесь язык Первичнее субъективности. Апель воспринимает эту идею, но модифицирует ее. Подобно Гадамеру он сближает бытие и язык, именно язык есть бытие. Герменевтика Апелю по душе, но лишь постольку, поскольку она совместима с достижениями аналитической философии. Гадамер – герменевтик по преимуществу, он фактически обходится без аналитической философии. Апель – и герменевтик, и аналитик.

Идеи главного аналитического философа Людвига Витгенштейна также имеют для Апеля основополагающее значение. Как известно, Витгенштейн дополнил свой ранний проект философии языка более поздним. Ранний Витгенштейн во главу угла ставил семантику (что обозначают слова и предложения) и синтактику (как связаны между собой члены предложения и предложения как таковые). До прагматики, имеющей дело с согласованием ценностей людей, очередь не доходила. Однако позднему Витгенштейну удалось выявить недостатки семантико-синтактического понимания языка. Поздний Витгенштейн характеризует язык как совокупность жизненных форм и языковых игр, обладающих "семейным сходством"; значение слова есть его употребление. У него на первый план вместо семантики явно выходит прагматика. Для Апеля неудачи и успехи витгенштейновских проектов философии (философии языка) весьма знаменательны. Витгенштейн на правильном пути. Апель считает поэтому плодотворным "... помыслить с Витгенштейном против Витгенштейна и дальше Витгенштейна" [13,с.85]. Как именно Апель реконструирует его философию, будет отмечено ниже. Прежде обратимся к восприятию Апелем идей Чарльза Сандерса Пирса.

Апель, можно утверждать, не боясь преувеличений, буквально открыл, по крайней мере для философии континентальной Европы, значимость Пирса как основателя семиотики (науки о знаках) и американского прагматизма. По инициативе и под руководством Апеля был издан двухтомник работ Пирса [14]. Введение к этим двум томам составило содержание книги Апеля "Путь мысли Чарльза С. Пирса" [15]. Показательно, что как и в случае с Витгенштейном, речь идет о некоем пути философствования. Апель не упускает возможности пофилософствовать вместе с Пирсом против Пирса и дальше Пирса.

В многочисленных триадических семиотических пирсовских конструкциях центральным является соотношение: объект – знак – интерпретатор. Без этой триады Пирс не обходится при понимании каких бы то ни было феноменов. По Пирсу, ясность знания достигается не одиночками, а сообществом ученых в их прагматической деятельности. И Кант, и Декарт, по Пирсу, ошибались, считая априорное, т.е. внеопытное, разумное знание очевидным и ясным. Кант и Декарт принимают итог познания за его начало. Отдельный ученый – это член сообщества ученых, ясность достигается в столкновении идей, в выработке общего мнения.

Апель разворачивает пирсовские идеи от науки в сторону философии. Он еще резче, чем Пирс подчеркивает особую роль интерпретатора, который выступает у него не в роли дедуцирующего ученого, а как рефлексирующий (творчески размышляющий) и аргументирующий философ [16,с.72-73]. На место пирсовского сообщества ученых Апель ставит сообщество философов. Пирсовский прагматизм переводится в русло речевых актов Остина и Сёрла и понимается как единство теории и практики [13,с.92].

Но решающее значение Апель придает феномену языка. Что просмотрел Витгенштейн, продуктивнее других тематизировавший философию языка? Он рассматривал языковые игры как объективные факты, не имеющие ничего общего кроме "семейного сходства", не ставил вопрос об условиях возможности продуктивного философствования [13,с.86-87].

При всей внешней несхожести языковых игр в них, по сути, есть нечто общее, а именно, его участники приобретают "компетентность к рефлексии" [13.С.86]. Далее. Философ не только сам участвует в языковых играх, но и постоянно исходит из предпосылки, что он может практиковать языковую игру и по определенным правилам рефлексировать [13,с.86]. Более того, всякий, кто участвует в рефлексии и коммуникации, рассчитывает на взаимопонимание, согласие, консенсус [13,с.90,92]. В отсутствие такого консенсуса философствование становится пустым, малозначимым. К тому же философствование предполагает в качестве своей возможности и значимости неограниченное коммуникативное сообщество, всякое искусственное его сужение не соответствует действительному статусу философии. И, наконец, решающий момент: возможный успех коммуникации и рефлексирования не ограничен какими-либо рамками, их невозможно ввести никакой аргументацией. Это означает, что условием возможности философии является языковая игра идеального коммуникативного сообщества [13,с.87].

Итак, что является, по Апелю, условием возможности и значимости философии? Это трансцендентальная языковая игра идеального коммуникативного сообщества. Находясь в этом сообществе, философ рефлексирует, аргументирует и добивается согласия. Прагматика возвышается над семантикой и синтактикой. Философия изначально, а не после прохождения теоретической стадии, имеет прагматическое, значит, и этическое содержание.

Не сознание субъекта, как полагал Кант, а языковая игра идеально коммуникативного сообщества есть условие философствования. В реальной действительности мы не находим ни идеальных языковых игр, ни идеальных коммуникативных сообществ. Тем не менее в философствовании мы исходим, по Апелю, из условия возможности идеального коммуникативного сообщества. Это условие не почерпнуто из жизни, т.е. оно является трансцендентальным.

Согласно Апелю, философствование не есть уход в самосознание уединившегося от сообщества одиночки. Это осуществление дискурсов в коммуникативном сообществе. Где бы человек не философствовал, пусть на необитаемом острове, он не может избежать участи философствовать по правилам, которые почерпнул в качестве члена сообщества [13,с.86-87].

Развитое им понимание философии Апель противопоставляет западной классической парадигме, реализуемой согласно следующей схеме: «... сначала мы познаем – каждый для себя и независимо от других – элементы чувственно данного мира (впоследствии названные "чувственными данными"); после этого мы охватываем путем абстракции с помощью органона общечеловеческой логики онтологическую структуру мира; после этого мы обозначаем – по соглашению – элементы полученного подобным образом мирового порядка и представляем положение вещей посредством комбинации знаков; в завершение мы сообщаем другим людям с помощью комбинации знаков познанное нами положение вещей» [13.С.81].

Безусловно, апелевское философствование существенно отличается от классической западной парадигмы. Последняя, как следует из предыдущего абзаца, реализуется в последовательных стадиях: чувства – их обработка сознанием – означивание итогов работы сознания (переход в этой связи к языку) – сообщение сведений другим людям. По Апелю, философствование осуществляется по-другому, нежели полагали классики, в первую очередь Декарт и Кант. Индивид рефлексирует (аргументирует) в рамках коммуникативного сообщества; принимает значимое для всех участие в языковой игре. Так добиваются взаимопонимания, или, что то же самое, согласия, консенсуса. Субъективность, работа сознания выступает моментом, аспектом рефлексивной языковой игры, далеко не самым важным. Совершенно несостоятельно, считает Апель, выпячивать эту субъективность, придавать ей основополагающее значение.

Мы понимаем Апеля следующим образом. Субъективность каждого отдельного члена коммуникативного сообщества определяется интерсубъективностью, а она имеет не чувственный, а языковой характер. Неправомерно строить из отдельных субъективностей интерсубъективность. Субъективность присуща субъекту, но не обществу, у которого нет общей головы. Для общества характерна интерсубъективность как языковая игра.

Апель возвышает прагматику над семантикой и синтактикой. Поясним это соотношение субординации, которому Алель придает основополагающее значение, двумя конкретными примерами.

Пример 1. Допустим, речь идет о высказывании: "Иванов ведет себя ответственно по отношению к своему начальнику Петрову". Семантический аспект семиотики требует соотносительности рассматриваемого высказывания и некоторых реальных фактов. В синтаксическом отношении наше высказывание выстроено правильно в отличие, например, от такого: "Иванов человек ответственный" (ибо ответственным можно быть только по отношению к кому-то). Прагматический аспект дела требует ответа на вопрос: что значит вести себя ответственно по отношению к другому лицу? Поиск ответа на этот вопрос потребует разветвленной аргументации. Один увидит ответственность подчиненного в беспрекословном выполнении распоряжений начальника, другой считает, что распоряжение начальника надо понять, возможно, оно несостоятельно. Обмениваясь аргументами, участники диалога стремятся определить прагматический смысл рассматриваемого высказывания.

Решающий аргумент Апеля состоит в том, что именно прагматика освещает светом смысла семантику и синтактику. Если некто сообщает своему собеседнику информацию: "Иванов ведет себя ответственно по отношению к своему начальнику Петрову", то она объединяет двух людей общим для них пониманием феномена ответственности. Обозначение приобретает смысл благодаря прагматике. Продуктивное, а не пустое обозначение обладает значимостью не само по себе. Обозначая нечто, мы делаем это со смыслом, а не просто из праздной любви к словам и вещам.

Пример 2. Астроном ведет речь об "этой звезде". Есть объект, который астроном обозначает выражением "эта звезда", семантический аспект дела исчерпывается обозначением. Но когда астроном использует слово "звезда", оно имеет у него не только семантическую, но и прагматическую значимость. Под звездой астроном в качестве члена сообщества астрономов понимает то-то и то-то. Это "то-то и то-то" предполагает рефлексивную компетентность, знание астрономических и физических теорий. Теория – это не просто более или менее удачное описание фактов в соответствии с их содержанием. Теория независимо от того, является ли она естественно-научной или гуманитарной, есть результат творчества сообщества ученых.

Как видим, апелевское философствование относится не только к гуманитарному, но и к естественно-научному знанию. Апель снимает принципиальное различие между теорией и практикой, они объединяются в прагматике [13,с.92]. Теория – это описание фактов на основе взаимопонимания, выработанного в языковой игре его участниками.

Разумеется, в коммуникативном сообществе языковая игра ведется по-разному, например риторами и поэтами, учеными и философами. Философом Апель называет того, кто достиг уровня рефлексивной компетентности. Философ – прежде всего этик, ибо по определению этика и есть достижение согласия в коммуникативном обществе.

В заключение приводим список основных положений философии языковой коммуникации.

• Трансцендентальное условие философствования – языковая игра идеального коммуникативного сообщества (Апель).

• Философия имеет место там, где достигается коммуникативная (дискурсивная) (Хабермас) и рефлексивная (Апель) компетентность.

• Дискурс имеет практический характер (Хабермас).

• Прагматика возвышается над семантикой и синтактикой (Апель).

• Продуктивный философский дискурс имеет комплексный, в том числе исторический и междисциплинарный характер (Хабермас).

• Коммуникативное сообщество не монолитно, оно выступает, в частности, как сообщество философов (Апель), сообщество ученых (Пирс), общественность (Хабермас).

• Философия – это прежде всего этика (Апель, Хабермас).