Раздел I. Основы лингвистического когнитивизма

Лекция 1. Когнитивизм в парадигме современного лингвистического знания: наука о языке в начале III тысячелетия

ПЛАН

1. Настоящее и будущее современной лингвистики

2. Общий принцип современной лингвистики

3.Когнитивизм как пересечение проблематики «язык и мир», «язык и человек»

1

НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ СОВРЕМЕННОЙ ЛИНВГИСТИКИ. На протяжении XX в., ближе к его концу, лингвистика выходит на новые рубежи, из второстепенной описательной науки она постепенно превращается в науку об общих закономерностях бытия человека в мире, что связано с изменением общей научной и культурной парадигмы нашего времени –– от метрии к информации.

Безусловно, в XX веке общественное внимание в первую очередь было сосре­доточено на естественных науках. Этому способствуют как относительная простота познаваемого объекта — физического мира — в сравнении с миром духовным, так и следующий за успехами естественных наук колоссальный технический прогресс, создающий комфортную среду обитания и освобождающий человека от рутинно­го труда. Однако чем выше стандарт материальных благ, тем больше досуга у че­ловека для интереса к самому себе. Основные проблемы у него уже не с окружа­ющим его миром вещей, а с миром духа, обустройство которого становится для него приоритетным. Поэтому неизбежно, рано или поздно, должно произойти пе­ремещение центра тяжести с естественных наук на науки о человеке. В кругу этих наук лингвистика, изучающая средостение человеческой сути — язык, занимает совершенно особое место. Действительно, язык формирует и организует в значи­тельной мере рациональную, психическую и социальную сферы человека, он за­крепляет и предопределяет его «наивную картину мира», его поведенческие стерео­типы. Иными словами, «познай язык, и ты познаешь того, кто на нем говорит». Таким образом, в гуманитарном цикле наук лингвистике принадлежит весьма прес­тижное место.

Однако утверждение, что язык является одной из важнейших характеристик homo sapiens, будучи высшим проявлением его духа, — еще далеко не исчерпывает его специфики. Язык в то же время есть наиболее совершенный объект матери­альной природы, и изучение его сближает лингвистику с многими из естествен­ных наук.Коль скоро это так, то нет сомнения, что настанет время, когда лингвисти­ка займет по праву принадлежащее ей место б «научной иерархии» и перейдет в общественном сознании из числа «второстепенных» в разряд «главных, престиж­ных» наук.

Лингвистику XX века можно кратко охарактеризовать как КАК-лингвистику. Ее основные достижения суть ответы на вопрос «Как устроен язык (или тот или иной его элемент)» или даже скромнее: «Как может быть проанализирован тот или иной языковой элемент/класс элементов, т. е. как он может быть системно соотнесен с другими языковыми элементами /классами элементов». Долгое время доминировал взгляд, что содержание лингвистического исследования должно обеспечивать не­противоречивую классификацию соответствующих языковых элементов и предо­ставлять процедуру приписывания нужных классифицирующих характеристик язы­ковым элементам. КАК-лингвистика в основном опирается на таксономическую идеологию, исходящую из принципа классификации как ведущего способа описа­ния внешнего мира.

В настоящее время лингвистика вплотную подходит к рубежу, когда автоном­ный описательный подход себя изживает. Лингвистика начинает оперировать довольно сложными, комплексными языковыми объектами (такими как дискурс), разложимость которых на жесткие, однозначно выделимые составляющие представляется еще более про­блематичной. Устройство языковых объ­ектов таково, что их невозможно правильно выделить, проанализировать и в ко­нечном итоге описать безотносительно к их функциональной природе. Исходя из это­го, естественно ожидать, что на смену КАК-лингвистике придет ЗАЧЕМ/ПОЧЕ-МУ-лингвистика, в основе которой будет лежать примат объяснения (см. подробнее [Кибрик 1989], [Николаева 1995: 381]). Для ЗАЧЕМ/ПОЧЕМУ-лингвистики языковые объекты существуют не сами по себе как автономные семиотические сущности, а как инструменты, имеющие функциональное предназначение в процессах языко­вой деятельности. При таком взгляде на языковые объекты многие их свойства мо­гут предстать в совершенно ином виде, чем это диктует КАК-подход.

Традиционная лингвистика (включая в нее практически всю современную) исходит из презумпции дискретности языковых единиц и опирается на аристотелевскую ло­гику формирования понятий. Несоответствие такого способа описания описывае­мому объекту становится все более очевидным. Несмотря на то что было затрачено множество усилий на определение основных, базовых языковых объектов, адекватное описание которых надобно иметь в первую очередь (таких, как диалект vs. язык, часть слова vs. слово vs. словосочетание, значение слова, предложение vs. часть предложения, словоизмене­ние vs. словообразование, подлежащее vs. сказуемое, тема vs. рема), успехи в этом от­ношении довольно скромные. Думается, что причина дефиниционных неудач со­стоит не в том, что за это дело брались недостаточно мудрые исследователи, а в са­мой постановке задачи. В процессе ее решения накоплено огромное количество кон­фликтующих данных, демострирующих невозможность адекватного определения основных языковых объектов стандартными дискретными средствами. Поэтому в последнее время стали разрабатываться способы описания лингвистических объек­тов, допускающие их недискретный (континуальный) характер: многофакторные определения, иерархии, прототипы, размытые множества. Недискретный, объяснительный метод до неузнаваемости изменит лингвистиче­скую науку и ее менталитет, и многое из того, что ныне представляется незыблемым и окончательным, приобретет новое содержание и получит новую интерпретацию.

На смену тенденции к специализации идет тенденция к инте­грации, обобщению представлений о языке с локальных точек зрения. Многие современные лингвистические дисциплины различа­ются лишь перспективой (выделенностью того или иного аспекта, той или иной ха­рактеристики объекта), а не объектом как таковым. Так, временными представля­ются такие разграничения, как: синхрония vs. диахрония; общая теория языка vs. типология vs. когнитивная лингвистика vs. психолингвистика vs. социолингвистика. Синхрония и диахрония суть две условные перспективы рассмотрения одного и то­го же объекта, и объединение их позволит снять многие из накопившихся в теории антиномий. В частности, эволюционный подход ускоряет принятие недискретного взгляда на язык (всякое мгновенное состояние языка есть стадия перехода из одного состояния в другое, а этот переход непрерывен). Когнитивная лингвистика, одна из основных точек роста современной лингвистики, есть, по су­ществу, лишь новая парадигма общей теории языка, и она должна быть объединена в дальнейшем с психолингвистикой и социолингвистикой.

Лингвистика традиционно поддерживает связи со многими науками, в различной степени используя концепты, терминологию и методологию наук естественных (та­ких как математика, кибернетика, теория информации, искусственный интеллект,

Можно ожидать, что связи с некоторыми из смежных наук (я имею в виду в первую очередь математику и психологию) будут постепенно из однонаправленных (импорт понятий, методов, способа мышления) становиться обратимыми (совмест­ная разработка новых «незанятых территорий»).

2

ОБЩИЙ ПРИНЦИП СОВРЕМЕННОЙ ЛИНГВИСТИКИ. Общим методологическим принципом современной лингвистики является установка на отказ от позитивизма и примата дескриптивизма, междисциплинарный характер на основе антропоцентрического принципа и философская ориентация. Общий тезис XX в. таков: «Философия становится лингвистической, а лингвистика становится философской». Очень удачно интерпретировал положение о взаимном обогащении метанауки наук –– философии и традиционной описательной науки –– лингвистики –– Дж. Р. Серль. «Важно различать философию языка и лингвистическую философию. Лингвистическая философия складывается из попыток решить философские проблемы путем анализа значений слов естественных языков и логических отношений между словами. Такой анализ мож­но использовать при обсуждении традиционных вопросов философии, например проблем детерминизма, скептицизма или каузации, впро­чем, можно, специально не обращаясь к традиционным философским проблемам, изучать понятия как отдельные и интересные объекты ис­следования, как способ проникнуть в мир, строя классификации и про­водя отождествления и различения в языке, которым мы пользуемся для характеристики и описания мира. Философия языка складывается из попыток проанализировать самые общие языковые единицы и отно­шения, такие как значение, референция, истина, верификация, речевой акт или логическая необходимость.

Если «философия языка» — это название объекта изучения, за­головок темы внутри философии, то «лингвистическая философия» — это, в первую очередь, название философского метода. Однако метод и объект очень тесно связаны. Философия языка и лингвистическая философия связаны тесно не только потому, что к некоторым пробле­мам философии языка можно с успехом подойти, применяя методы и приемы лингвистической философии (речь идет, например, о таких проблемах, как природа истины, которую, по крайней мере частично, можно представлять как серию вопросов, относящихся к анализу поня­тия «истинный»), но и потому — а это гораздо важнее, — что методы, которыми пользуются лингвистические философы в своих исследовани­ях языка, в очень сильной степени зависят от их философских взглядов на язык, то есть от их философии языка. Именно по этой причине, помимо всех остальных, при самом широком рас­пространении в XX веке аналитической философии, философия языка заняла одно из центральных мест (некоторые, быть может, даже сказали бы, главенствующее место) во всей философии в целом. Большинство влиятельных философов XX века, и среди них такие имена, как Рассел, Витгенштейн, Карнап, Куайн, Остин и Стросон, все в той или иной Степени, являются философами языка».

3

ЯЗЫК И МИР, ЯЗЫК И СОЗНАНИЕ. Характерные для зарубежной лингвистики проблемы языка и мира связаны с аналитической философией, теорией референции и логическим анализом языка. Общую направленность в решении этих проблем афористично и емко описывает Н.Д. Арутюнова: «Природа языка определяется двумя его основными функциями: коммуникативной и экспрессивной (функцией выражения мысли). Обе они реализуются одной структурой — суждением. Мышление на­чинается в лоне коммуникации; коммуникация невозможна без эле­ментов мышления. Суждение устанавливает связь между миром че­ловека и мышлением о мире. В нем соединены гетерогенные сущно­сти: субъект — представитель мира, предикат — представитель чело­века, той концептуальной системы, которая присутствует в его созна­нии. Задача субъекта — идентифицировать предмет речи, задача предиката — указать на те его признаки, которые релевантны для целей коммуникации. Обращение к элементарной логико-синтаксической структуре способно объяснить целую серию явлений, относящихся к природе языкового знака, грамматике и семантике, аксиологии и по­этике.

Наиболее существенное следствие из фундаментального разли­чия между субъектом и предикатом состоит в дуализме языкового знака — его способности к денотации (референции) и сигнификации. В субъектной позиции знак указывает на объект действительности, в предикатной — на компонент концептуальной системы. Этим функ­циям соответствуют два типа значения: идентифицирующее и преди­катное. Суждение, которое послужило для нас отправным пунктом, явля­ется центральной категорией логического рассуждения, но оно не стоит у его истоков. Приняв суждение за автономную структуру, ло­гика столкнулась с так называемым «истинностным провалом» (truth-value gap) — невозможностью дать истинностную оценку высказывани­ям о несуществующих объектах (кентаврах и единорогах, Венере и Марсе), имена которых имеют определенную референцию; ср. извест­ный пример Б. Рассела Нынешний король Франции лыс. Впрочем, кроме «провала», можно отметить также и положительный результат сосредоточенности логической мысли на суждениях. Им стала теория дескрипций, разработка которой была начата Б. Расселом (Рассел Б. Дескрипции. НЗЛ. Вып. XIII. Логика и лингвистика. М., 1982). Ис­тинностного провала можно избежать, если исходить не из автоном­ных суждений, а из структуры логического дискурса (текста). Суж­дению необходимо предшествует экзистенциальное высказывание, со­держащее утверждение о существовании объекта, области его бытова­ния и его принадлежности к тому или другому классу. Оно часто ос­тается имплицитным, но к нему всегда может быть поставлен вопрос. В классическом бытийном предложении экзистенциальное утвержде­ние соединено с таксономической характеристикой объекта, его включением в тот или иной класс. Сообщение о нынешнем короле Франции должно предваряться утверждением о том, что Франция — королевство и что его престол не пуст».

Однако это еще статичная модель мира, чью недостаточность чувствовал еще Витгенштейн. В последние десятилетия интерес философов, логиков, а затем и лингвистов переключился с предметно-пространственного аспекта ми­ра на его событийно-временные характеристики и соответствующие им концепты. Этот сдвиг был вызван изменением общей модели мира. Мир предстал не как «вещевой склад, на полках которого лежат рас­сортированные по классам предметы и признаки» [Кацнельсон 1972, 141], а как совокупность фактов ([Витгенштейн 1958, 31]; см. об этом [Арутюнова 1976, 22 и ел.]). Перестройка модели мира, как убеди­тельно показал Ю. С. Степанов, охватила естественные и гуманитар­ные науки, а также разные виды искусства, в том числе словесного [Степанов 1985, гл. IV]. Мир не только осмыслялся, но и ощущался прежде всего в его динамическом изменчивом аспекте, и это ощуще­ние пронизывает все: искусство, эстетические воззрения, язык науки.

Метафора стала инструментом не только художественного мышления, но и логики [там же, 182]. «Событийное» представление мира выдвинуло на первый план идею связей и отношений. Оно «характеризуется учетом всеобщей связи, "системности" в противопоставлении "атомизму"» [там же, 130]. Эта направленность исследовательской мысли не отменяла про­блемы сегментации потока происходящего и моделирования его типо­вых единиц. То, что происходит во времени, не может быть иденти­фицировано ни дейксисом, ни именем собственным. Оно может быть только обозначено. Онтология происходящего моделируется в виде системы концептов, реконструируемых по данным языка. Принято говорить о событиях, процессах, действиях, изменениях, фактах, призна­ках, свойствах, качествах, поступках и т. п.

Динамизм картины мира сочетается в лингвистике с влиянием на нее успехов творческих наук. Так возникают идеи лингвистического конструктивизма, языка как порождающего механизма, концепции порождающих грамматик (Н. Хомский).

Тема ЯЗЫК И КУЛЬТУРА, ЯЗЫК И ЧЕЛОВЕК посредством ключевого понятия «языковая концептуализация мира» выходят на объединяющую их всех проблему –– ЯЗЫК И СОЗНАНИЕ как СО-ЗНАНИЕ (совместное знание) и как ПО-ЗНАНИЕ как процесс, приводящий к ЗНАНИЮ, осуществляемый СОЗНАНИЕМ ЧЕЛОВЕКА. Это находит свое выражение в ведущей роли парадигмы когнитивизма.

ЯЗЫК И СОЗНАНИЕ/ПОЗНАНИЕ/ЗНАНИЕ. Чтобы обеспечить себе нормальное существование, человек должен обладать определенной совокупностью сведений об окружающем его мире и обязательно об объектах, включенных в разные типы его повседневной деятельности, а также о способах обращения с ними. Подавляющая мас­са знаний приходит к человеку через ословленные знания, т. е. через язык. К тому же язык вплетен во все, буквально все виды человеческой деятельности. Задача лингвиста состоит в том, чтобы определить меру воздействия и влияния на них языка. Для того чтобы осуществить это, надо выделить и охарактеризовать раз­ные типы деятельности языка с информацией—с ее обработкой, хранением, из­влечением из недр сознания и формированием новой, с ее фиксацией и обобще­нием; со всеми другими разновидностями операций над нею и т. п.

Рассматривая теоретические предпосылки когнитивной лингвистики, Р. М. Фрумкина подчеркивает: «Мир не отображается, а интерпретируется—та­ков один из важнейших девизов когнитивизма. Постоянно акцентируется, что человек не просто воспринимает мир, но конструирует его». Комментируя эти положения, она заключает: «Мир и в самом деле не дан нам в непосредственной эмпирии; по этому поводу уместно сказать, что мы созидаем мир с помощью нашей психики» [Фрумкина1999:90]. Не вызывает никакого сомнения, что, изучая язык, мы можем восстановить лишь то, каким видит мир человек в «зеркале языка».

В изучении концептуализации и категоризации мира мы постоянно сталкива­емся с разными совокупностями концептов и разными наборами категорий, из чего следует, что способность создавать вариативные способы описания одного и того же—это неотъемлемое свойство языка, выходящее за рамки простой сино­нимии. Надо попытаться понять, чем это свойство обусловлено и к каким конк­ретно последствиям оно приводит. При этом возможность описать одно и то же явление по-разному (субъективно) совсем не означает, что в этом описа­нии не были установлены объективные характеристики описываемого и что мы так и не приблизились к пониманию истины. Интересы людей могут касаться разных сторон строения мира, в фокусе их внимания оказываются разные аспек­ты их бытия. Вполне естественно, что язык отражает эту способность человека видеть мир и осмыслять его в разных ипостасях и проявлениях. Как очень хорошо сказал Р. Келлер: «наша система концептов—это не зеркало мира, а зер­кало того, как мы с ним взаимодействуем» [Keller 1998:27]. По отношению к процес­сам номинации представляется особенно уместным использовать такое пред­ставление об осмыслении мира, которое можно охарактеризовать как его конст­руирование.

Термин «конструирование» (мира, ситуации, положения дел) был впервые предложен в когнитивной грамматике Р. Лангакра [Langacker 1987:487—488], который определил его как «отношение между говорящим (или слушающим) и некоторой ситуацией, которую он концептуализирует и портретирует». В созда­ваемом говорящим описании, по Лангакру, могут:

1—варьироваться та степень детализации, с которой изображается ситуация или объект, так, объект может быть назван красным или тёмно-красным или красным как кровь. Мы также можем выбросить вооб­ще из описания любые детали ситуации;

2—варьироваться и та степень точности, которая наблюдается при сличении ситуации с реальным положением дел: про время события можно сказать, что оно случилось около двух или в час сорок восемь и т. п.;

3—возбуждаться разные когнитивные модели (сценарии, фреймы и пр.), ас­социируемые с использованным словом: если применительно к описывае­мому лицу используется слово холостяк, мы должны предположить, что слу­шающему известны сведения о возрасте человека, о его отношении к бра­ку, хотя и можем предположить в то же время, что такая совокупность све­дений о холостяке у говорящего и слушающего не вполне одинакова;

4—использоваться слова или конструкции как в их переносных, так и в их прямых значениях: в первом случае одна ситуация изображается в терминах. другой;ср. его переполняла печаль и т. д.;

5—наконец, для описания происходящего может быть выбрана разная пер­спектива (ср. картина над диваном или диван под картиной).

Так, в когнитивной лингвистике формулируется центральное понятие –– когнитивная ситуация (модель ситуации), на основе которой как результат ее вербализации вводится понятие языковая репрезентация, или концепт. Основная модель, схема образования концепта или ситуации в целом –– метафоризация (концептуальная метафора Лакоффа и Джонсона).