Р ис. 14. План аптекарского сада на берегу реки Неглинной (иллюстрация из книги Мирского м. Б., 1996)

Собранные таким образом ягоды и коренья доставлялись в съезжую избу и там очищались. Некоторые тут же сушились и толклись, другие зашивались в мешки, «чтобы из них дух не вышел». Собрав ягоды, обыватели были обязаны сами везти их в Москву. Ввиду крайней обременительности ягодной повинности, отрывавшей крестьян в самое горячее время от сельских работ, население всячески стремилось уклониться от нее. Но правительство прибегало к весьма крутым мерам: сажало уклонившихся в тюрьму, ставило «на правеж» земского старосту, бывшего в ответе за население. Многие пытались откупиться от повинности путем приношений воеводам. Со второй половины XVII в. натуральная повинность была заменена денежной, и в то же время стала практиковаться сдача сбора лекарственных растений с подряда и покупка аптекарских продуктов за деньги.

Что касается аптечной посуды, то она первоначально доставлялась из- за границы. В документах того времени упоминаются «алхимические сосуды», «блюда веницейские», «горшечки стеклянные с носиком», «ситочки, чем траву сеять» и т. д.

Наряду с заботами об аптечном деле, стало развиваться у нас больничное и санитарное дело. В Древней Руси существовали богадельни и приюты, большею частью при монастырях. При первых Романовых, в связи с устройством временного военного госпиталя на Рязанском подворье, упоминается о построении «дохтурской палатки для дохтурского сидения по осмотру болящих», т. е. своего рода амбулатории. Боярин Ртищев при царе Алексее устроил частную больницу из двух комнат на 15 больных. Наконец, при царе Федоре Алексеевиче, «по европейским обычаям» заведены две «шпитальни» в Москве: одна у Никитских ворот, другая — в Знаменском монастыре. Душевнобольные помещались в монастырях, если только не представлялось необходимости держать их скованными. Буйные же больные помещались в тюрьмы и по выздоровлении отдавались на поруки родственникам. Так как безумие считалось последствием порчи, то жалобы на него вели часто к тяжелым процессам с опросом населения и пыткой подозреваемых и оговариваемых ими. Главным средством порчи считались различные травы. Центральным пунктом следствия по отысканию виновников были пытки, которые производились в «застенках». Легкая форма пытки состояла в том, что подозреваемого поднимали на «дыбу» и били «допросными палками». Настоящая же пытка заключалась в том, что подняв «на дыбу», били кнутами и жгли тело огнем. Иногда употребляли также ломание ребер, пяток, вырезывание мяса из-под ногтей. По снятии с «дыбы» палач вправлял вывихнутые суставы, поэтому палачи причислялись к лицам медицинской профессии. Но несмотря на все варварство этих судебных процессов, сами больные, как мы уже указывали, в противоположность Западной Европе, были у нас предметом особого попечения.

Медицинская помощь раненым появляется с XVII в. Сначала врачи назначались в полки только в военное время. При Михаиле Федоровиче Романове больных осматривали воеводы и отпускали их по домам. Иногда солдаты получали на руки деньги «на лечбу ран». Но со второй половины XVII в. для сопровождения войск в походы стал назначаться постоянно медицинский персонал с лекарствами и были введены санитарные отряды. В 1678 г. было отдано распоряжение о том, чтобы лекаря лечили раненых безденежно, причем средства для этого отпускались из приказа Большого дворца (рис. 15).

Санитарные меры возникли очень рано, но долго представляли пеструю смесь вполне рациональных приемов с актами религиозного характера. Так, в случае эпидемии в местности, туда посылали иконы, иногда ставили новые церкви. С другой стороны, принимались крутые, но рациональные меры. Когда появилась чума в Пскове, был издан приказ поставить на пути между Псковом и Новгородом заставу и задерживать там купцов, сжигая их товары и даже их самих. Последнее следует, по всей вероятности, рассматривать только как угрозу, целью которой было совершенно прекратить на время оживленные торговые сношения между этими городами. К умирающим от чумы не пускали духовников, умерших хоронили отдельно. Сжигание вещей при подозрительном заболевании практиковалось весьма широко. Даже донесения, поступившие из зараженных областей, переписывались на другую бумагу и затем сжигались.

Весьма важными в санитарном отношении были столь излюбленные русскими бани. Когда московское правительство попыталось бороться с частыми пожарами путем запрещений топить бани, то жители ответили на это распоряжение угрозой «разбрестись врознь из своих домов». В банях для высших классов полы усыпались цветами и зеленью, в воду клались какие-то травы для укрепления тела. На полках, куда забирались для потения, расстилались простыни и клались жесткие подушки. Мыли даже мужчин, по-видимому, банщицы, которые перед мытьем подносили своим клиентам для подкрепления блюдо с ломтиками редьки; после бани полагалось основательно поесть.

Что касается врачебной терапии XVII в., то она представляла пеструю смесь методов и лекарств вполне целесообразных со средствами совершенно фантастическими. В диагнозе большую роль играла уроскопия. Возможность заразы понимали еще раньше, причем образно объясняли, что как соседние дома занимаются от горящего здания, так от человека в горячке загораются окружающие его. В XVII в. мы встречаем диагнозы грыжи, рожи, астмы, эпилепсии, цинги, почечных камней, геморроя, дизентерии и других болезней. При подозрительных случаях направлялись врачи определить заразительность болезни, а при смерти — выяснить причину ее. Если при лечении происходило несчастье, посылался врач выяснить виновность лечившего и освидетельствовать лекарство, покупавшееся в таких случаях обыкновенно в зелейном ряду. Для лечения рение ядения и пития». Существовало ясное понимание значения диеты, режима и общего образа жизни.