1Акад. В. В. Виноградов, История русского литературного языка в изображении акад. А. А. Шахматова, «Филолошки преглед», Белград, 1964, № 3-4, стр. 77.

был считать сначала Мусина-Пушкина, затем Н. Бантыша-Каменского, также принимавшего участие в издании 1800 года, а уже совсем недавно — первого владельца рукописи «Слова» Иоиля Быковского.

Большинство исследователей всего мира решительно отвергли построение А. Мазона. Для этого были серьезные основания. Прежде всего, заблуждением А. Мазона был общий подход к «Слову о полку Игореве» как к подлогу или простой стилизации, а не как к своеобразному и в художественном отношении яркому произведению литературы своего времени. Не вполне совершенной была и методика его работы. А. Мазон считал, что основным источником исторических сведений «Слова» была «История» В.Н. Татищева. Это, однако, не подтвердилось. Не мог он объяснить и сходство «Слова» с припиской 1307 года к Псковскому апостолу, и отдельные созвучия с ранней версией «Задонщины» и «Сказанием о Мамаевом побоище». Не могли быть составителями «Слова» и его издатели, ибо они подчас не понимали текста памятника. Нельзя обна-ружить в тексте поэтической повести о походе русских на половцев тех «галлицизмов» и «американизмов», о которых писал А. Мазон. И вместе с тем тезис А. Мазона о позднейшем происхождении «Слова», о «Задонщине» как его источнике был, на наш взгляд, весьма плодотворным.

Все это показывало, что вопрос о времени создания «Слова о полку Иго­реве» ждет еще своего разрешения. Однако долгое время в 30—40-х годах нашего века он не мог быть решен с подлинно научных позиций. Ведь даже самая попытка поставить вопрос о позднем происхождении Игоревой песни рассматривалась как кощунственное надругательство над русской культурой и проявление буржуазного космополитизма. Впрочем, и в этот период отдельные видные советские ученые не склонны были разделять традиционный взгляд на «Слово» как на памятник древнерусской литературы. Среди них был академик Р. Виппер.

Исторические решения XX и XXIII съездов КПСС привели к коренному перелому в изучении важнейших проблем отечественной истории и литературы. Снова был поставлен на повестку дня вопрос о времени создания «Слова о полку Игореве». В вышедшем в 1962 году сборнике статей подводились итоги критики взглядов А. Мазона. Вместе с тем все отчетливее раздаются голоса тех исследователей, которые возражают против традиционной датировки «Слова».

Опыт пересмотра традиционных представлений об источниках, времени создания и авторе «Слова о полку Игореве» предпринят и нами. Ниже изла­гается краткое содержание результатов монографического исследования этих вопросов, предпринятого автором этих строк.

  

Ахиллесовой пятой всех сторонников древнего происхождения «Слова о полку Игореве» была и остается «Задонщина». Эта повесть о Куликовской битве дошла до нас в пяти более или менее полных списках, образующих две версии, или редакции. Одна из них (Краткая) представлена древнейшим — Кирилло-Белозерским списком (К-Б), составленным в 70-х годах XV века монахом Кирилло-Белозерского монастыря Ефросином. К другой (Пространной) относятся четыре списка XVI—XVII веков: два — Исторического музея, один — Ундольского и один — Синодальный.

Основное отличие между двумя редакциями сводится к тому, что после естественного, казалось бы, конца Краткой редакции (плач по погибшим воинам 9 сентября 1380 года) в Пространной помещена вторая часть, возвращающая читателя к сражению на Куликовом поле 8 сентября и победе русских воинов. В Краткой «Задонщине» более явственно выступают черты ее фольклорного происхождения, а Пространная носит явно выраженный книжный, компилятивный, характер. Только в Пространной автор упоминает своего предшественника — Софония, составителя первоначальной версии «Задонщины», и битву при Каяле, в которой потерпел поражение князь Игорь Святославич. Следующее отличие заключается в разной степени сходства каждой из редакций со «Словом о полку Игореве». Пространная редакция больше Краткой сходна со «Словом». Близость с повестью о походе Игоря Краткой редакции отмечается главным образом в тех местах, которые имеют большее сходство со «Словом» в Пространной редакции. С другой стороны, не все списки Пространной редакции одинаково близки к «Слову».

Эти списки образуют две разновидности, или извода: один из них (Ундольского) представлялся тремя списками (Исторического музея и Ундольского), а второй извод (Синодальный) известен только по одному очень позднему (конец XVII века) и испорченному списку — Синодальному. Исследователи уже давно обратили внимание, что именно с этим списком «Слово о полку Игореве» имеет наибольшее сходство, сохраняя известные черты близости и к списку Ундольского.

Что касается следов близости «Слова» с Кирилло-Белозерским списком. Краткой редакции «Задонщины», то здесь речь идет об одном-двух словах в семи-восьми случаях. Изучение этих следов приводит к выводу, что они объясняются близостью «Слова» к не дошедшему до нас списку Синодального извода (правленному по списку, близкому к Ундольскому), более исправному, чем сохранившийся.

Итак, «Слово о полку Игореве» связано именно с Пространной редакцией «Задонщины».

Какая же из двух редакций является древнейшей?

Еще в 1939 году чешский славист Ян Фрчек закончил большое исследование, посвященное «Задонщине». В 1942 году он трагически погиб в застенках фашистского гестапо, а его книга увидела свет только в 1948 году. В результате тщательно проведенного исследования Я. Фрчек пришел к заключению, что первоначальной версией «Задонщины» была Краткая редакция, возникшая по горячим следам событий, то есть в конце XIV века. Пространную редакцию Фрчек датировал концом XV века и считал, что она сложилась на основе Краткой уже после падения татаро-монгольского ига на Руси (1480 год).

Недостатком работы Я. Фрчека явилось то, что в ней не показано было отношение «Слова» к «Задонщине», не раскрыта связь «Задонщины» со «Сказанием о Мамаевом побоище» (церковно-воинской повестью о Куликовской битве 1380 года) и не было сделано попытки реконструировать архитипы (первоначальные тексты) обеих редакций «Задонщины», то есть проследить историю текста памятников.

Вместе с тем основной вывод Я. Фрчека о соотношении двух редакций «Задонщины» подкрепляется их текстологическим сопоставлением.

В настоящее время после работ С. Шамбинаго, А. Шахматова, М. Тихомирова, В. Ржиги и Л. Дмитриева о «Задонщине» и «Сказании о Мамаевом побоище» соотношение между этими двумя памятниками можно себе представить в следующем виде. «Сказание о Мамаевом побоище» сближают с Краткой редакцией «Задонщины» лирико-эпические места (зловещие предсказания, полет соколов и кречетов и т. д.). Но так как эти места органически входят в ткань повествования «Задонщины» Краткой редакции и являются как бы инородным телом в суровом церковно-воинском повествовании «Сказания», то отсюда с неизбежностью вытекает, вывод: «Задонщина» Краткой редакции была источником «Сказания о Мамаевом побоище».

Вместе с тем Пространную редакцию «Задонщины» со «Сказанием» роднят, как правило, конкретные места и чтения, естественно входящие в ткань повествования воинской повести о Мамаевом побоище (например, перечень погибших белозерцев, новгородцев, рязанцев и т. п.). Поэтому «Сказание» явилось в свою очередь источником Пространной редакции «Задонщины».

Отсюда естественно вытекает вывод о первичном происхождении Краткой и вторичном — Пространной редакции «Задонщины».

Можно еще обратить внимание на следующие обстоятельства: мрачный колорит, присутствующий в обеих редакциях «Задонщины», естествен в Краткой, возникшей еще в обстановке татарских набегов на Москву (сожжение Москвы Тохтамышем в 1382 году), и непонятен в Пространной, содержащей апофеоз победам русского оружия. В трудах И. Срезневского, В. Ржиги, В. Адриановой-Перетц, А. Никифорова показано устное происхождение «Задонщины». Но это в свою очередь неизбежно влечет за собой признание первичности Краткой редакции, ибо Пространная по своему содержанию чисто книжного происхождения и содержит главным образом в тех местах элементы фольклора, которые восходят к Краткой редакции «Задонщины».

Устное происхождение «Задонщины» делает невозможным считать «Слово» ее источником: певцы не могли бы сохранить более 200 мельчайших текстологических соответствий со «Словом». В памятниках устного творчества из письменных источников берется сюжет и фольклоризируются средства изображения: из «Слова о полку Игореви» (если считать его источником «Задонщины») заимствованы художественные средства, а не сюжет.

Вторичного происхождения текст Пространной редакции об участии в Ку- ликовской битве новгородцев, отсутствующий в Краткой редакции (новгородцы, как известно, в битве не участвовали).

Можно привести еще наглядные примеры, свидетельствующие о первичности Краткой редакции. Так, обращаясь к русским князьям, Дмитрий Донской (по списку К-Б) говорит: «Гнездо есмя были едино князя великаго Ивана Данильевича». Ольгердовичи ему как бы отвечают: «Сама есма два брата, дети Вольярдовы, внучата Едиментовы, правнучата Сколдимеровы». В Пространной редакции реплика Ольгердовичей сохраняется, однако Дмитрий говорит уже о гнезде князя Владимира Киевского. В данном случае чтение списка К-Б первоначальное, ибо оно соответствует реплике Ольгердовичей и той конкретной обстановке, в которой жил Дмитрий Донской. Среди русских князей, участников Куликовской битвы, находились многие потомки Ивана Калиты. Пространная редакция свидетельствует уже о дальнейшем развитии идей о Москве как преемнице Киевской Руси, получившей распространение в конце XV — начале XVI века.

Второй пример. По списку К-Б голова Якова Ослябитина должна пасть «на белую ковылу». В Пространной редакции она падает «на зеленую ковылу». Так как речь идет о сентябре месяце и автор «Задонщины» был рязанец, то совершенно естественно, что чтение «белую ковылу» первоначально, так как ковыль к сентябрю уже седеет. Чтение «зеленую ковылу» показывает, что составитель Пространной редакции, живший на русском севере, решил подправить показавшийся ему странным цвет ковыля на привычный (то есть зеленый). В аналогичном месте «Слова» мы также находим именно «зеленую ковылу».

Наконец, последнее. Обращаясь к Днепру, вдова Микулы Васильевича (по списку К-Б) говорит: «Доне... пробил еси берези харалужные, прилелей моего Микулу Васильевича». В списках Пространной редакции говорится «Доне, быстрая река, прорыла еси горы каменныя». Как установил В. Ржига слово «харалужные» происходит от чагатайского «храблиг», что также означает «гибель», «разрушение». Слово «харалужный» в «Задонщине» в обеих редакциях встречается еще раз применительно к копьям (копья харалужные). Учитывая это обстоятельство, а также то, что автором первоначальной «Задонщины» был скорее всего Софоний Алтыкулачевич, по происхождению татарин, есть все основания считать чтение списка К-Б первичным. «Горы каменныя» — позднейшее .осмысление, сделанное под влиянием Никоновской летописи, где под 1389 годом Пимен рассказывает, что проезжал по Дону мимо «гор ка-менных». «Горы каменныя», встречающиеся и в «Слове», ошибочно понимались исследователями как пороги. В фольклоре ими также называются каменные берега реки.

Сплошное текстологическое сопоставление обеих редакций «Задонщины» приводит к выводу, что Краткая редакция является первоначальным памятником, а Пространная — вторичным, сложившимся на ее основе. Историю создания и развития «Задонщины» можно представить себе следующим образом: в конце XIV века возникает устная «Задонщина» Софония Рязанца. Где-то около 70-х годов XV века в Кирилло-Белозерском монастыре большой знаток светской литературы и фольклора старец Ефросин записывает и обрабатывает «Задонщину» Софония, вводя в нее мотивы «Истории Иудейской войны», «Слова о погибели Русской земли» и др.

В конце XV века на основе «Задонщины» Краткой редакции и летописной повести о Мамаевом побоище появляется «Сказание о Мамаевом побоище». В 20 — 30-х годах XVI века в обстановке резкого обострения крымско-казанско-русских отношений возникает Пространная редакция «Задонщины», прославляющая победу Дмитрия Донского над татарами.

Отличия «Задонщины» в Пространной редакции от Краткой объясняются их происхождением от других памятников («Сказание о Мамаевом побоище», Ипатьевская и Никоновская летописи¹) или редакционной переработкой. Никаких следов того, чтобы чтения, отличающие протограф Пространной редакции от Краткой, могли восходить к какому-либо другому источнику (то есть к «Слову о полку Игореве»), обнаружить не удается.

Сборник, содержавший «Слово о полку Игореве», имел также в своем составе Повесть об Акире Премудром и Сказание об Индийском царстве. Оба эти памятника есть также в «Задонщине» по списку Ундольского. Сказание же об Индийском царстве переписывалось в свое время Ефросином. Поэтому вероятнее всего перед нами какой-то осколок сборника, содержавшего «Задонщину» Пространной редакции, восходящую в конечном счете к ефросиновской (то есть Краткой) версии «Задонщины».

Поскольку доказана первичность Краткой редакции «Задонщины», тексто-логическую связь «Слова о полку Игореве» с Пространной можно было бы объяснить