Глава 3.
Отрок Иоанн.
«Князь Иван был умён и к тому же хитёр.
И однажды с лукавством он руки потёр
И решил: «Хватит ханских послов баловать.
Надосъездить в Орду, надо им втолковать,
Что скорее и больше получит Орда,
Если дань на Москву повезут города».
Наталья Кончаловская «Наша древняя столица» М.,1986 год.
Для начала не лишним будет, во избежание двусмысленности, определить границы Северо-Восточной Руси.
Северо-Восточная Русь — термин, принятый в современной историографии для обозначения группы русских княжеств в междуречье Волги и Клязьмы в IX—XV веках, составивших ядро современного Российского государства. В строгом смысле — территория Великого княжества Владимирского. В расширенном смысле, в противопоставлении Юго-Западной Руси и Литве, также территории зависимых от него Рязанского, Муромского, Смоленского и части Верховских княжеств.
Мы же, вслед за В.А.Кучкиным, под термином Северо-Восточная Русь будем понимать «ту конкретную, сравнительно компактную территория с центром в Волго-Окском Междуречье, которой владели в определенные хронологические периоды Юрий Долгорукий или его потомство»33. В своей монографии он рассматривает следующие княжества, которые в XIX веке входили в состав Северо-Восточной Руси: Великое княжество Владимирское, княжество Тверское, княжества Суздальское и Нижегородское, Юрьевское, Дмитровское, Галицкое, Стародубское, Ростовское, Угличское, Ярославское, Моложское, Белозерское и Московское.
«И бысть тишина в Руской земли» - эта фраза является ключевой в летописных и вне летописных восхвалениях Ивана Калиты, и в ней нет большого отступления от исторической реальности.
Жизнь показала, что в условиях абсолютного военного превосходства Орды оба пути – назовем их условно «путь сопротивления» и «путь повиновения» – ведут в пропасть. Одни князья ставили на сопротивление и, выиграв многое, в конце концов обычно проигрывали все. Их падение сопровождалось губительной для Руси татарской «ратью». Такова была судьба брата Александра Невского Андрея Суздальского, а в Юго-Западной Руси – Даниила Галицкого, надеявшегося получить помощь западных соседей.34 Та же участь постигла и Дмитрия Переяславского в 1293 году.35
Однако и путь повиновения в его открытой и циничной форме не сулил полного успеха. Те, кто шел этим путем, пили горькую чашу унижения. Печальной была и судьба князя Андрея Городецкого. Сокрушив брата ценой страшного разорения Руси Дюденевой ратью, он не получил ни славы, ни мира.
Поэтому краеугольным камнем осторожной внешней политики Ивана Калиты стало стремление любой ценой сохранить мир, избегая при этом циничных форм проявления своего «повиновения». Понимая, что только мир с Ордой может спасти Москву и всю Русь от новых погромов, Иван Калита часто ездил к ханскому двору, вовремя платил дань, не жалел денег на богатые подарки хану и его приближенным.
Вообще поездки в Орду политических и духовных лидеров Руси имели определяющее значение в налаживании цивилизованных контактов с ханами. Следует отметить, что путешествия в Сарай-Бату [столица Золотой Орды] всегда было сопряжено с серьезными опасностями: разбой на дороге, переменчивость настроения ханов, дальность пути и так далее. По Новгородской и Симеоновской летописям выше уже была отмечена регулярность княжеских визитов: Иван Калита за время своего княжения был в Орде 4 раза, Симеон Гордый - 5 раз, Иван Красный - 1 раз (то есть за 29 лет – 10 поездок). Из этого можно сделать вывод, что Великие князья Владимирские примерно раз в 3 года ездили в Орду. Там они преподносили хану установленную дань, делали богатые подарки хану и его вельможам, с помощью которых добивались достижения определенных политических целей.
Следует особо отметить поездки в Орду русских иерархов. Такие путешествия предпринимались на много реже, чем княжеские и преследовали другие задачи. За сорокалетний период Великой Тишины известно три таких прецедента. Под 1333 годом НIЛМ сообщает о возвращении митрополита Феогноста из Константинополя и Орды, не указывая на причины его поездки.36
В 1341 году умер хан Узбек и все князья в 1342 году отправились в Орду. Поехал туда и Феогност для подтверждения льгот, предоставленных русскому духовенству: «Того же лѣта митрополит Фегнастъ Гричинъ ходи въ Орду к цесарю к поганому к Женьбѣку, и обадиша его Калантаи къ цесареви, ограбиша его, а самого яша и измучиша, а ркущи: «даваи дань полѣтнюю»; онъ ся в то не да, и положи посула 6 сот рублевь и выиде на Русь здравъ».37
Симеоновская летопись умалчивает об этом происшествии, отмечая лишь поездку митрополита38. Однако в ней под 1357 годом содержится очень любопытный рассказ о поездке в Орду митрополита Алексия по просьбе царицы Тайдулы: исцелить ее глаза39. Интересен сам факт того, что к русскому митрополиту обращается жена хана-мусульманина.
Из приведенного выше текста можно сделать вывод, что русское духовенство было освобождено от выплаты дани ханам. Кроме того, касаемо положения внутри страны, если в княжение Юрия Даниловича, постоянно находившегося в дальних походах, московская земля страдала от безвластия, и еретики открыто насмехались над Священным писанием, то Иван Калита суровыми мерами заставил всех уважать закон, и еретики притихли, испугавшись тяжелой руки правителя.
Из вышеизложенных фактов видно, что русские иерархи ездили в Орду как для подтверждения льготных грамот [что свидетельствует о большой заинтересованности русских митрополитов в сохранении капиталов внутри Северо-Восточной Руси], так и для поддержания внешнеполитического спокойствия.
Но вернемся к событиям 1328 года.
«Великая тишина» с приходом Ивана Калиты на великое княжение продолжалась, по мнению летописца, сорок лет – с 1328 года до начала московско‑литовских войн в 1368 году.
Н.С.Борисов предлагает очень интересную нить рассуждений. В этом суждении [«сорок лет»] отражены религиозно‑политические теории ранней Москвы. Конечно, число лет «великой тишины» названо условно. В той же Симеоновской летописи под 1368 годом летописец указывает, что «от Федорчюковы рати до Олгердовы лет 41» 40. Но его явно увлекло число 40 – одно из самых многозначительных в христианской символике. Это и сорок дней искушения Спасителя в пустыне, и «сороковница» Рождественского поста, и «четыредесятница» Великого поста. Число «сорок» в христианском сознании ассоциировалось с идеей очищения от грехов. Летописец словно намекает на то, что продолжительность установленной московскими князьями «великой тишины» – парафраза «Великого поста» – есть новое свидетельство богоугодности их деятельности.
Многозначительное число «сорок» книжники находили и в истории правления предков Ивана Калиты, сыновей Александра Невского. «Бысть же княжения сынов Александровых и великаго князя Даниила Московскаго лет 40». Но то были сорок лет раздоров и бед. Князь Иван подарил Руси сорок лет «великой тишины».41
Основанием «великой тишины», за которую так чтили Ивана Калиту современники, потомки и историки, был исправный сбор ордынской дани. Этот успех московского князя стал возможным только благодаря общему укреплению государственного начала в жизни Северо‑Восточной Руси. Разумеется, на этом пути он не мог обойтись без насилия. Наведение порядка осуществлялось средневековыми методами.
Агиограф в нескольких фразах рисует эту черновую, неприглядную работу князя Ивана и его людей по «собиранию Руси». Когда московские воеводы вошли в Ростов, «тогда възложиста велику нужю на град да и на вся живущаа в нем, и гонение много умножися. И не мало их от ростовец мос‑квичем имениа своа с нуждею отдаваху, а сами противу того раны на телеси своем с укоризною въземающе и тщима рукама отхождааху. Иже последняго беденьства образ, яко не токмо имениа обнажеши быша, но и раны на плоти своей подьяша, и язвы жалостно на себе носиша и претръпеша. И что подобает много глаголати? Толико дръзновение над Ростовом съдеяша, яко и самого того епарха градскаго, старей‑шаго болярина ростовскаго, именем Аверкый, стремглавы обесиша, и възложиша на ня руце свои, и оставиша поругана. И бысть страх велик на всех слышащих и видящих сиа, не токмо в граде Ростове, но и во всех пределах его».
(«И когда они вошли в город Ростов, то принесли великое несчастье в город и всем живущим в нем, и многие гонения в Ростове умножились. И многие из ростовцев москвичам имущество свое поневоле отдавали, а сами вместо этого удары по телам своим с укором получали и с пустыми руками уходили, являя собой образ крайнего бедствия, так как не только имущества лишались, но удары по телу своему получали и со следами побоев печально ходили и терпели это. Да к чему много говорить? Так осмелели в Ростове москвичи, что и самого градоначальника, старейшего боярина ростовского, по имени Аверкий, повесили вниз головой, и подняли на него руки свои, и оставили, надругавшись. И страх великий объял всех, кто видел и слышал это, – не только в Ростове, но и во всех окрестностях его»).42
Так же, как в Ростове, действовал князь Иван и в других благоприобретенных землях. Однако цель его заключалась не только в том, чтобы выжать из населения припрятанные средства и решить свои сиюминутные финансовые проблемы. Он смотрел дальше. Беспощадно обирая, например, ростовцев, он в то же время давал им возможность подняться и хотя бы отчасти восстановить свое благосостояние43, но уже на другой, московской земле. И уже в качестве подданных московского князя.
В наших источниках всего три раза упоминается сбор дани великим князем с подвластных ему территорий. Первый случай связан с требованием Ивана Калиты у новгородцев «Серебра Закамского» в 1332 году: «Того же лѣта великыи князь Иванъ прииде из Орды и възверже гнѣвъ на Новъград, прося у них серебра закамьское, и въ томъ взя Торжокъ и Бѣжичькыи верхъ чересъ крестное цѣлование.»44 Как известно, Новгородская республика платила в виде выхода в Орду так называемый «Черный бор» – дань, собираемая раз в восемь лет с Торжка. «Закамское Серебро» новгородцы раньше собирали в свою казну и поэтому очень удивились такому требованию. Самая естественная реакция – отказ. Иван Калита вряд ли ожидал моментального согласия. Его действия: взятие Торжка, Бежецкого верха; в следующем году, закрепление в Торжке «со всѣми князи низовьскыми»45. Далее новгородцы попытались откупиться 500 рублями, но когда не подействовало и это, пригласили литовского князя Наримонта для управления некоторыми обширными новгородскими волостями. Это подействовало на Ивана Калиту и он пошел на мировую.
Подобная ситуация повторилась в 1339 году, правда здесь уже новгородский летописец приводит аргументацию Ивана Калиты: «…а еще даите ми запросъ цесаревъ; чого у мене цесарь запрошалъ»46. После отказа новгородцев следует очередной разрыв («и не бѣ ему миру с Новымгородом»), но Калита не успевает предпринять сколько-нибудь значительные действия – в 1340 году он умирает.
Третий эпизод относится к началу правления князя Симеона. Его можно рассматривать и как продолжение конфликта, начатого при Иване Калите. Симеон начал активно собирать деньги с Торжка, на что новгородцы возроптали: «еще не сед у нас на княжении, а уже бояре твои деют силно»47. Не дождавшись помощи от Новгорода, жители Торжка признали притязания Симеона Гордого. Под угрозой применения силы пошли на мировую и новгородцы: «А князю даша боръ по волости, а на новоторжцех 1000 рублевъ»48. Не понятно, что означает 1000 рублей с новоторжцев – контрибуция или «черный бор», но как бы то ни было, цифра значительная по тем временам.
Что касается ростово‑ярославских и белозерских земель, здесь князь Иван, стремясь упрочить свое положение, прибегнул к старому, испытанному средству – династическим «бракам по расчету». Одна из дочерей Калиты, Мария, в 1328 году была выдана замуж за юного ростовского князя Константина. Другая дочь - Феодосия, была выдана замуж за князя Федора Романовича. Ее муж со временем стал старшим в доме белозерских князей. Он не был завистлив, дружно жил со своим московским тестем, а потом и с шурьями – Семеном Гордым и Иваном Красным. В 1375 году Федор по призыву Дмитрия Московского принял участие в походе на Тверь. В 1380 году зять Калиты вместе со своим сыном Иваном сложил голову в битве на Куликовом поле, куда он явился во главе белозерских полков. Его владения перешли под власть Москвы.
Свою третью дочь, Евдокию, Иван Данилович выдал замуж за ярославского князя Василия Давыдовича, внука знаменитого своим буйством князя Федора Черного и дочери ордынского хана Тохты.
Что касается междукняжеских отношений в этот период, то следует оговориться, что если явных иноземных вмешательств во время Великой Тишины действительно не было, то княжеские усобицы не прекращались.
Начало и конец Великой Тишины охарактеризовались активными междукняжескими конфликтами, тогда как период примерно с 1339 года по 1359 год знаменателен ярко выраженной политической однополярностью. После смерти в 1359 году Великого князя Ивана II, Великое княжение получил Дмитрий Суздальский, но по причине постоянных смут в Орде не смог его долго удерживать.
Сам собой напрашивается вывод: русские князья умело использовали авторитет Золотой Орды в своих целях, направляя ее силу в нужное им русло.
Помимо брачных союзов, московские правители широко использовали и еще один мирный способ овладения соседними землями – покупку. И сам Иван, и его бояре приобретали у местных правителей на началах частной сделки села, деревни и целые волости. Опираясь на эти островки московских владений, они продолжали внедряться в чужие территории.
Московский князь твердой рукой навел относительный порядок в том беспределе анархии, воровства и местного произвола, который царил на Руси. Огромное количество средств (в том числе и тех, которые должны были идти на выплату ордынской дани) попросту разворовывалось всякого рода «сильными людьми». Эту вакханалию грабежа дополнял разбой на дорогах, сильно затруднявший торговлю между городами.
Один из древних источников с похвалой отзывается об Иване Калите за то, что он «исправи Руськую землю от татей и от разбойник». Можно только догадываться, каких усилий это ему стоило и сколько разбойничьих гнезд, свитых в лесных чащобах, было обнаружено, захвачено и разорено тогда московскими воеводами.49
Но главными ворами всегда были представители местной знати. С ними князь Иван расправлялся «не взирая на лица». Судьба ростовского «епарха градскаго, старейшаго болярина» Аверкия, подвешенного за ноги и замученного до полусмерти московскими палачами, служит примером того, какими средствами Иван Данилович сбивал спесь с этих людей.50
Свою задачу правителя Калита понимал, однако, гораздо шире, чем только как борьбу с разгулом «лихих людей». Библия воспитала в нем чувство постоянной личной ответственности перед Богом за свою землю. Она учила его во всем устремляться к высшим идеалам. Благодаря ей князь Иван был велик и в своих взлетах, и в своих падениях.51
Сам князь Иван видел свою цель не только в создании хорошего законодательства, но и в утверждении в своей земле Правды.
Какой смысл вкладывал Калита в слово «правда»? В языке того времени оно было весьма многозначным. Его первое, узкое значение – закон или свод законов («Русская правда»). Но, кроме этого, «правда» может означать и истину, и добродетель, и праведность как соответствие высшему нравственному закону, и божественную волю и, наконец, – справедливость.
Видимо, Иван Данилович действительно стремился утвердить в своей земле «правду» как справедливость, наладив праведный, нелицеприятный суд. Для этого князь должен был, конечно, лично участвовать в разборе тяжб и вынесении приговора, не полагаясь на своих тиунов. При всей его невероятной занятости (одних только поездок в Орду он совершил около десятка!) Иван находил время для «правды» – справедливости. Такое отношение к делу было редким среди князей и создавало Калите славу в народе. Тема милосердия приобрела особое значение в период «злой татарщины», когда количество «сирых» и «вдовиц» на Руси многократно возросло. Почитая своим долгом заботу о «правде» – справедливости, князь Иван не только утверждал «правый суд», но и старался помочь тем, кто был обездолен судьбой. В приписке к Сийскому Евангелию сказано, что он был «сирым [бедным, нищим] в бедах помощник, вдовици от насильник изимая яко от уст львов».52
Но Калита как историческая личность был гораздо значительнее, чем просто добрый и милосердный правитель, хороший хозяин, «образцовый устроитель своего удела». Порядок, который он навел в своем Московском княжестве и других подвластных ему землях, был, по существу, новым решением вечной проблемы власти. Разрозненные русские княжества XIII века, стонавшие под властью татар, не способны были консолидироваться в единый политический организм. Историки справедливо говорят о «кризисе средневековой Руси» во второй половине XIII столетия, когда преобладающими в жизни страны стали процессы упадка и дезинтеграции. В сущности, князь Иван сотворил чудо: из мертвых с точки зрения будущего политических молекул он создал живую, способную к развитию клетку – Московское княжество. Свое небольшое княжество он обратил в своего рода зерно российской государственности.53