Лекция 13 Постмодернизм в литературе. Отличительные черты постмодернизма в сша

Уроки Набокова были восприняты американской литературной молодежью конца 50—60-х годов исключительно быстро, так как ложились на почву, которая была подготовлена всем ходом новейшей мировой и национальной истории: духовной нестабильностью, порожденной Второй мировой и осмыслением геноцида и Хиросимы, а затем тревожной атмосферой "кровавых 60-х" — расовыми волнениями и политическими убийствами. Набоковские скептицизм и отстраненность, чувство нереальности происходящего, горькая самоирония как нельзя более импонировали духу времени.

Время не внушало надежд, не оставляло выхода. Выходом стал захватывающий путь литературной игры, дерзкого эксперимента, пародии. Эти два момента: во-первых, ощущение абсурдности социальной жизни и истории и, во-вторых, вкус к литературной игре, — в разных комбинациях, определяли сущность американского постмодернизма, который являлся магистральным направлением литературы США в 60—70-е, оставался важным фактором ее развития до середины 80-х и во многом повлиял на ее дальнейшую судьбу.

Как известно, литературный постмодернизм не является спецификой только американской словесности. И потому парадоксом звучат слова некоторых критиков, утверждающих: "В отличие от модернизма, появившегося в Европе, постмодернизм — явление сугубо американское". Между тем в этом парадоксе есть большая доля истины. Действительно, в отличие от европейского, постмодернизм в США генетически не связан с "высоким" модернизмом начала века.

Связь вообще оказывается достаточно шаткой: писатели экспатрианты, американские модернисты, жившие в 20-е годы в Европе (Г. Стайн, Г. Миллер, Т.С. Элиот, Ш. Андерсон, в определенной степени, Э. Хемингуэй и некоторые другие) да В. Набоков, чье англоязычное творчество — прочный, но достаточно узкий мост между европейским модернизмом и американским постмодернизмом. Кроме того, отечественный модернизм был явлением, настолько специфичным и индивидуальным, что никак не мог быть использован в качестве платформы для широкомасштабного эксперимента.

Результат оказался двояким. С одной стороны, если европейцы все это "уже проходили", то американская словесность практически впервые отбросила костыли — как чисто литературных, так и моральных конвенций и почувствовала свободу самовыражения. Отсюда интенсивность, размах и ошеломляющая дерзость эксперимента. С другой стороны, практически лишенный литературной основы, постмодернизм в США возник исключительно на социокультурной базе. Современная Америка с ее чисто технологическим превосходством, культурной гетерогенностью и стремительным вымыванием моральных и политических убеждений из новейшей американской жизни была страной отчетливо постмодернистской культуры. Это и определило специфический разворот постмодернизма в США и его особую выразительность.

Постмодернизм никогда не был здесь уходом от действительности, пусть даже такой уход — это опосредованный отклик на современные тревоги (как в европейском варианте). Американский постмодернизм очень часто оказывается непосредственно вовлеченным в мир большой политики и истории и стремится прямо отразить его. Он, однако, отражал социальную действительность принципиально иначе, чем идеологизированный реализм "красных 30-х" или психологическая "военная" проза конца 40-х.

Постмодернизм ставил перед страной своего рода зеркало, но не обычное, а концентрирующее, а иногда и гротескно искажающее пропорции — как в комнате смеха. При этом пересматривались и такие "незыблемые" понятия, как "свобода", "демократия", "американский образ жизни", развенчивались авторитеты — социальные, политические, религиозные, даже верховный авторитет Бога.

Таков, например, роман Кена Кизи "Над кукушкиным гнездом" (1962), где изображен образцовый сумасшедший дом, который выступает прозрачной метафорой современной Америки. Единственная живая и цельная личность здесь, ниспровергатель основ, зубоскал, буян и бабник Макмерфи, наделяется чертами Христа-Спасителя. Такова и "Поправка-22" (1961) Джозефа Хеллера, роман о Второй мировой, где военные действия и законы американской армии предстают полнейшим абсурдом.

В центре "Бойни №5" К. Воннегута находится апокалипсический абсурд — бомбежка Дрездена в конце Второй мировой. Не только война, но и вся жизнь человеческого общества, увиденная с далекого Тральфамадора, предстает полнейшим абсурдом. Вместе с тем сам технически совершенный Тральфамадор выступает некоей антиутопической пародией на американскую цивилизацию, ее отражением в концентрирующем зеркале.

Попутно авторы переосмысливают и порой вызывающе нарушают литературные конвенции: правдоподобия, хронологической и логической последовательности событий, жанрового и стилевого единства. Так, в "Поправке-22" Хеллера смешиваются излюбленный массовой беллетристикой комикс и военный роман. Воннегут сопрягает в "Бойне № 5" классический жанр популярной литературы научную фантастику с военной прозой.

Симптоматично, что фундаментальные образы недавней истории и современности предстают под пером писателей-постмодернистов в виде странном и обескураживающем — как некая надличная сила: военная "машина" (у Хеллера), схема, процесс, система, "комбинат" (у Кизи). В каждом из произведений показана борьба живого против неживого (мертвенного или механического), личность, попавшая в машину механистического мира (как Йоссариан, Макмерфи, Билли Пилигрим), либо личность как продукт этой системы.

Прямое обращение к социальной жизни и истории с целью выявить их абсурдность — это одна из ведущих линий среди эклектического разнообразия течений американского постмодернизма. В критике она называлась по-разному: "боп-просодия", "абсурдизм", "литература дезинтеграции", "школа черного юмора" и т.д. Уже постфактум она получила наименование "мега-литературы" или "мегапрозы". Линия "черного юмора" в трансформированном виде присутствовала и в литературе США последней трети XX века, однако, период ее безусловного доминирования пришелся на начало 1960-х.

Уже с середины этого десятилетия ведущим течением постмодернизма надолго становится создание литературы, которая исследует процесс собственного создания. Она обозначается как "новая проза", "романы взорванной формы", "над-литература", "метапроза", "фабуляторство". Это либо разрушение традиционной повествовательной формы, "обнажение" процесса литературного творчества, свидетелем которого делается читатель (Рональд Сукеник, Гилберт Соррентино и др.), либо пародирование традиционных форм, ироническое обыгрывание "литературности" как таковой, введение читателя в метафизику писательского мастерства (Джон Барт, Джон Ирвинг и др.). На первый взгляд, это нечто диаметрально противоположное "мегапрозе", исследующей абсурдность социальной жизни. Однако данные линии очень часто взаимопроникают. И то и другое — это ироническая литературная "игра", только в одном случае ее объектом выступает "так называемая реальность", в другом — сама литература.

Каковы же отличительные черты постмодернизма в США? Во-первых, это беспрецедентное в мировой постмодернистской практике внимание к мировой и национальной истории и социальной жизни США. Во-вторых, это невероятный размах явления. В-третьих, это особого рода "жизнерадостный нигилизм" (как определил его М. Брэдбери) — оборотная сторона традиционного американского оптимизма. Некогда фронтирсмены-первопроходцы американского материка искали подспорья в своеобразном жутковатом и порой жестоком "черном юморе" — комическом обыгрывании нелепых, а иногда и трагических житейских ситуаций.

Областью, столь же труднопроходимой для живой человеческой индивидуальности, оказалась современная постиндустриальная действительность. Писатели-постмодернисты выступили новыми фронтирсменами, которые смехом попытались заделать духовную брешь в новом жутковатом мире. Это явление типично американское. Не случайно, Джон Барт говорил, что его французские сверстники-постмодернисты — "молодчаги, но <...> Шехерезада — вот подлинный авангардист". Дональд Бартельми назвал европейский постмодернизм "безжизненным" из-за его "убийственной серьезности". Американский постмодернизм — вещь очень живая и смешная, хотя смысл произведений может быть исключительно глубок. Очевидно, в этой живости и в созвучности постмодернизма не только духу современной культуры США, но и национальному характеру и кроется причина его привлекательности для читателей и огромного влияния на американский реализм.