Изобретатель слова «нигилизм»

Наши великие и даже маленькие люди — все известны за границей; нет такого незначительного писателя или посредственного политика, имя которого не перешагнуло бы за моря и горы и не появлялось бы периодически в английских, немецких или русских газетах.

Напротив, у нас ничего не знают о наших соседях, об их талантливых и даже гениальных людях, известность которых кончается на французской границе.

Если назвать, например, имена пяти лучших русских писателей нынешнего столетия, не подлежит сомнению, что даже начитанным парижанам известны не более как три из них.

А между тем в будущем эти пять писателей будут оценены не только как предшественники, но как классики, как отцы русской литературы.

Это — Пушкин, молодой Шекспир, умерший в расцвете таланта, когда его душа, по его собственным словам, ширилась, когда он «чувствовал себя созревшим для замысла и создания могучих произведений».

Он был убит на дуэли в 1837 году.

Это — Лермонтов, байронический поэт, но еще более оригинальный, живой, впечатлительный и более необузданный, чем Байрон; он был убит на дуэли в 1841 году в возрасте 27 лет.

Следовало бы предавать проклятию тех, кто губит подобных людей, жизнь которых так важна для истории человеческой мысли и для всех будущих поколений.

Это — Гоголь, романист из семьи Бальзака и Диккенса, умерший в 1851 году.

Это — граф Лев Толстой, ныне здравствующий, один из великих писателей нашего времени, автор великолепной книги под названием Война и мир, имевшей в прошлом году такой успех во Франции.

И, наконец, это — Иван Тургенев, парижанин, хорошо известный у нас, изобретатель слова «нигилист», впервые указавший на эту столь могущественную ныне секту и законно, можно сказать, окрестивший ее этим именем.

Благодаря своей профессии писателя Тургенев постоянно наблюдал окружающую жизнь и первый обратил внимание на то новое состояние умов, на тот своеобразный кризис распространенного душевного •недуга, на то неведомое и дотоле незамеченное политическое и философское брожение, которое должно было всколыхнуть всю Россию.

Настоящие моряки предчувствуют бурю задолго до ее наступления, а настоящие романисты предвидят будущее, угадывая его, подобно Бальзаку.

Тургенев распознал это зерно русской революции, еще когда оно только давало ростки под землей, еще до того, как его побеги пробились к солнцу; и в книге Отцы и дети, наделавшей столько шуму, он описал настроения этой развивающейся секты. И чтобы яснее ее обозначить, он изобрел, создал слово нигилисты.

Общественное мнение, как всегда слепое, негодовало или насмехалось. Молодежь разделилась на два лагеря: один протестовал, другой аплодировал, заявляя: «Это верно, он один увидел нас такими, каковы мы на самом деле». И, начиная с этого момента, эта доктрина, еще не определившаяся, еще только носившаяся в воздухе, была сформулирована точно, а сами нигилисты уверились в истинности своего существования, в своей силе и образовали грозную партию.

В другой книге, Дым, Тургенев показал успех революционных умов, а вместе с тем — их слабость и причины их бессилия. Он подвергся тогда нападению сразу с двух сторон; его беспристрастность возбудила против него обе соперничающих фракции. Дело в том, что в России, как и во Франции, нужно принадлежать к какой-нибудь партии, Будьте другом или врагом власти, веруйте в белое или красное, — но веруйте. Если вы ограничиваетесь спокойным наблюдением со стороны в качестве убежденного скептика, если вы стоите вне борьбы, значение которой кажется вам второстепенным, или, принадлежа к какой-нибудь фракции, осмеливаетесь утверждать о слабости и безумии ваших друзей, — с вами будут обращаться как с опасным зверем; вас будут повсюду травить; вы будете оклеветаны, оплеваны, вас назовут предателем и ренегатом; ведь единственное, что ненавидят все эти люди, идет ли речь о религии или о политике, — это подлинную независимость ума.

Тургенева справедливо считали либералом. Когда же он рассказал о слабостях революционеров, с ним стали обращаться как с лжебратом. Но он продолжал изучать эту все растущую партию, любопытную и страшную, которая ныне внушает страх царю, и его последняя книга Новь с убедительной ясностью показывает идейное состояние современного нигилизма.

Несмотря на брань кучки одержимых, популярность Тургенева в России очень велика, и всякий раз, как он приезжает в Петербург, его встречают овациями. В особенности чтит его молодежь. Но первопричина этого расположения к нему восходит к далекому прошлому, к тому времени, когда появилась его первая книга.

Он был молод, очень молод. Считая себя поэтом — подобно всем начинающим романистам, — он написал ряд стихотворений, которые не имели особенного успеха; обескураженный, он был готов отказаться от литературной деятельности и уже собрался в Германию изучать философию, как вдруг получил неожиданное ободрение от знаменитого русского критика Белинского. Этот человек оказывал решающее влияние на литературное движение России, и его авторитет был значительнее и выше, чем какого-либо другого критика, когда-либо и где-либо. В ту пору он редактировал журнал Современник и предложил Тургеневу написать небольшой рассказ в прозе для этого издания.

Тургенев, молодой, пылкий, свободолюбивый, выросший в самой гуще провинциальной жизни, в степях, где он наблюдал крестьянина в его домашнем быту со всеми его страданиями и ужасающим трудом, в рабстве и нищете, был исполнен жалости к этому смиренному, терпеливому труженику, негодования к его угнетателям и ненависти к тираиии.

Он описал на нескольких страницах мучения этих обездоленных людей, но с такой силой, правдой, страстью и таким стилем, что вызвал волнение, распространившееся на все слои общества. Увлеченный этим быстрым и неожиданным успехом, он продолжил серию коротких этюдов, изображая все тех же деревенских обитателей; и как стрелы, бьющие в одну и ту же цель, каждая его страница разила в самое сердце помещичью власть и ненавистный принцип крепостного права.

Так была создана историческая книга под названием Записки охотника.

Но когда он захотел соединить все эти рассказы в одном сборнике, неизбежная цензура наложила на них свое veto. Случайная встреча в поезде с одним из членов этого охранительного учреждения помогла автору добиться просимого разрешения у официального лица, которое впоследствии поплатилось местом за свою любезность.

Книга произвела большой шум и была изъята из обращения, а ее автор арестован и провел месяц под замком, но не в тюрьме, а на съезжей, вместе с бродягами и грабителями с большой дороги; затем император Николай отправил его в ссылку.

Помилование, несмотря на ходатайство цесаревича, пришло нескоро. Причина заключалась, быть может, в том, что, обратившись, по совету наследника, с письмом к императору, Тургенев не захотел припасть к его «священным стопам» (вариант нашей пошлой формулы «ваш нижайший и покорнейший слуга»).

Позднее он вернулся к себе на родину, но больше уже не жил там.

Наконец 19 февраля 1861 года император Александр, сын Николая, объявил отмену крепостного права; в память такого события был учрежден ежегодный банкет, где собирались все те, кто принимал участие в подготовке этого политического акта. На одном из этих собраний знаменитый русский государственный деятель Милютин, провозглашая тост за Тургенева, сказал ему: «Царь специально поручил мне передать вам, милостивый государь, что одною из причин, более всего побудивших его к освобождению крепостных, была ваша книга Записки охотника».

Эта книга стала в России наиболее распространенной и почти классической. Все ее читали, знают почти наизусть и восхищаются ею. Она положила начало известности ее автора как писателя и как человека свободолюбивого — можно было бы даже сказать как «освободителя», — и в то же время она является основой его широкой популярности.

Творчество Тургенева заслуживает значительного внимания; не собираясь анализировать здесь или даже просто перечислять все его произведения, укажем лишь на еще один превосходный роман — Вешние воды.

Однако оригинальность этого писателя, и в первую очередь мастерского рассказчика, пожалуй, прежде всего проявилась в его коротких новеллах.

Психолог, физиолог и первоклассный художник, он умеет на нескольких страницах дать совершенное произведение, чудесно сгруппировать обстоятельства и создать живые, осязаемые, захватывающие образы, очертив их всего несколькими штрихами, столь легкими и искусными, что трудно понять, как можно добиться подобной реальности такими простыми по видимости средствами. И от каждой из этих коротких историй исходит, подобно облачку меланхолии, глубокая и скрытая в существе вещей печаль. Воздух, которым дышишь в его произведениях, всегда можно узнать: он наполняет ум суровыми и горькими думами и, кажется, даже насыщает легкие странным и своеобразным благоуханием. Наблюдатель реалистический и в то же время сентиментальный, Тургенев привносит в литературу единственную в своем роде ноту, принадлежащую только ему и никому другому. Она звучит со всей силой в таких коротких шедеврах, как Несчастная, Степной король Лир, Три встречи, Дневник лишнего человека и др.

В настоящее время Тургенев почти круглый год проживает во Франции. У него здесь очень много друзей: семья Виардо, г-жа Эдмон Адам, г-н Эбрар, редактор Тан, романисты Эдмон Гонкур, Золя, Доде, Эдмон Абу и много других. Гюстав Флобер любил его и горячо им восхищался.

Многие из нас, несомненно, видели Тургенева, не зная, что это он. Страстный любитель музыки, он стремится слушать ее как можно чаще, и посетители концертного зала Колонна каждую зиму встречают там великана с седой бородой и длинными седыми волосами, с головой бога-отца, со спокойными движениями и спокойным взглядом за стеклами пенсне, с осанкой человека выдающегося; в нем есть что-то такое, что нельзя назвать ни аристократизмом, ни самоуверенностью дипломата: скорее это назовешь своеобразным достоинством и ясным спокойствием таланта. Кроме того, он скромен — гораздо скромнее большинства французских писателей. Полагают даже, что он старается никогда не давать повода говорить о себе.