8 Кирсанова р. М. Сценический костюм и театральная публика в России XIX века. М., 2001. С. 125.

добная Маше из «Модной лавки» И. А. Крылова, столь ярко изображенной, что кн. Шаховской перенес ее в свою коме­дию «Пустодомы» с указанием источника. В столицах часто встречались крепостные девушки, родившиеся и выросшие в городе, с деревней никак не связанные, мечтавшие выбиться в люди: они учились отлично шить, отпрашивались на рабо­ту в модную лавку, что хозяевам было выгодно, поскольку они получали высокий оброк с их доходов; правдами и не­правдами добивались вольной; а там, как мечтала крыловская Маша, «покупали себе мужа-француза», пусть самого ничтожного и нищего, лишь бы иметь право открыть свою лавку с гордым именем на вывеске «мадам N», — и уже свою дочь они отправляли в пансион или институт и выдавали за разорившегося дворянина. Бывшая крепостная роднилась с благородным сословием! В нашу пору всеобщего увлечения женской историей не проведено исследования, которое выяви­ло бы истинное происхождение модисток и их подручных с Кузнецкого моста. Но можно предположить, что описанный Крыловым путь был хоть и редок, но вполне реален.

Лиза не похожа на них, она и не думает о подобном буду­щем, не желает, как ясно из второй сцены первого действия, войти в фавор у барина. Она прямо вызывающе противопо­ставлена традиционным субреткам. В глубине души и в мане­рах она — простая девушка, хотя одета наверняка в барышнины платья со споротыми лентами, которые Софья едва ли надевала больше трех-четырех раз. Слуги в доме имели свою иерархию: лакеи для общих поручений носили камзолы и пуд­реные парики в стиле XVIII века, горничные из девичьей оде­вались в сарафаны, а камердинеры и камеристки (какова Лиза) выбирались одних лет с господами и по возможности с одной фигурой, чтобы донашивать их одежду. Известно, что камердинер Грибоедова Александр Грибов носил фрак, есте­ственно, хозяйский, а не сшитый специально для него⁹. Поношенность одежды была очень незначительна, поскольку она раньше выходила из моды, чем истрепывалась. На улицах слуги в европейском платье отличались от господ отчасти прошлогодним его кроем, отчасти мелкими деталями, едва уловимыми, но очевидными наметанному глазу.

Лиза по-своему не лишена честолюбия. Она мечтает о «бу­фетчике Петруше», лице в доме очень значительном: в обязан­ности буфетчика входил выбор и заказ дорогих вин, пряно­стей, чая и прочих товаров колониальных лавок, ведение рас-

9 А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников. М., 1980. С.

ходов по кухне, владение деньгами или улаживание дел с доставщиками. Брак двух высокопоставленных слуг обещал ям обеспеченную жизнь, возможность выкупиться к старости на волю или просто получить вольную и увидеть своих детей и внуков свободными. Для этого им не требовалось проявлять инициативу, как модистке Маше, а только плыть по течению. Лиза проще Маши, или ленивее, или, наконец, не хочет жерт­вовать нежными чувствами ради брака с ничтожным францу­зиком. Поэтому и грамоте она особенно не училась, и счита­ет по пальцам, — зачем ей знания?

Конечно, Лиза понимает всю глубину трагической зависи­мости крепостных:

Минуй нас пуще всех, печалей

И барский гнев, и барская любовь, —

но активно бороться за свою свободу не хочет или не умеет.

Во вводной ремарке указано, что дверь справа ведет в спальню Софьи, и она потом оттуда выходит с Молчалиным. Этот выход очень повредил героине в глазах многих крити­ков. Пушкин отозвался о ней в выражениях, которые приня­то пропускать в печатном тексте¹⁰. Гончаров, напротив, уви­дел в ней «задатки недюжинной натуры, живого ума, страст­ности и женской мягкости»¹¹. Однако роль Софьи обычно не привлекает актрис, представляется неопределенной и невыра­зительной. Тут, к сожалению, отдаленность грибоедовской эпохи встала непреодолимым препятствием для понимания сути образа. Среди бессчетного разнообразия мнений о Софье ни одно, кажется, не основывалось на том единственном и ис­черпывающем указании, которое дал автор. Грибоедов отнюдь не сделал героиню бледной фигурой, он описал ее со всей чет­костью, однако описал средствами музыки, родными ему — но не Пушкину.

Спальня Софьи расположена за дверью, но не прямо за нею — нельзя представлять, что она сидела с Молчалиным у раскрытой постели! Ведь в той же первой ремарке сказано, что слышны звуки фортепьяно и флейты. Неужели кто-то во­образит, что фортепьяно в приличном доме стоит в спальне?! Естественно, это невозможно. Фортепьяно предполагает воз-