Психологические приемы политического действия

Таким образом, от методов политико-психологиче­ского исследования, мы перешли к рассмотрению ме­тодов, находящихся на грани прямого вмешательства психологии в политику. Но это не предел для приклад­ной политической психологии. В заключительном раз­деле мы рассмотрим несколько примеров политических явлений, связанных с главной темой политики, борьбой за власть, которые требуют от политиков быть высоко-классными практическими психологами. Это примеры политических действий, акций, в основном базирую­щихся на прикладном использовании психологии.

Политическая интрига

Само понятие «интрига» происходит от франц. intrigue и еще более раннего лат. intrico, intricare, что имеет несколько значений. Во-первых, это скрытые действия, обычно неблаговидные, происки, козни для достижения чего-либо. Во-вторых, психологический способ построения фабулы, сюжета, схема развития событий при помощи сложных перипетий действия, переплетения и столкновения интересов персонажей, особенностей обстоятельств и их соотношения, обес-лечивающих динамичное развитие действия. В-третьих, реже, любовные отношения, любовная связь. Все три значения встречаются в контексте современной политической жизни и наполнены значительным психологическим содержанием.

В обычном употреблении политическая интрига — сложное, запутанное, подчас загадочное стечение об­стоятельств, ведущее к плохо прогнозируемым для обы­денного сознания, обычно неожиданным последствиям. Внешне, феноменологически, такая интрига представ­ляет собой соединение во времени и пространстве ряда разноп о рядковых политических событий и процессов, создающее качественно новое направление развития политической ситуации. Внутренне, с точки зрения механизмов, интрига, как правило, является плодом целенаправленных усилий, политико-психологической игры политических сил и/или отдельных политических деятелей, ведущих течение событий к необходимым им результатам в условиях создания видимости вроде бы спонтанного, неожиданного, самопроизвольного разви­тия этих событий, Наиболее отчетливо эти механизмы интриги проявляются в такой ее разновидности как политический заговор.

Значительно реже интрига является следствием действительно случайного стечения обстоятельств — в этом случае она обычно представляет собой такую игру политического случая, последствиями которой могут воспользоваться самые неожиданные силы и фигуры. Примером такого рода может служить сложная ситуа­ция в ходе развития Великой французской революций, когда в итоге в заимоизнуряющей и запутанной борьбы различных политических сил возникла ситуация безвла­стия, и «кончиком шпаги» Бонапарта была поднята «ле­жащая в пыли» императорская корона.

Психологическая интрига — один из древнейших, традиционных способов борьбы за власть и влияние, элитарный способ «делания политики». Описания пер­вых интриг присутствуют уже у античных авторов. Практика интриг была широко развита в древневосточ­ных государствах. Само понятие возникает в древнем Риме, политическая жизни которого в значительной степени строилась именно на интригах — так, в част­ности, наиболее известные примеры из того времени связаны с интригами египетской царицы Клеопатры в ее сложнейших взаимоотношениях с римскими импе­раторами. В Италии родились и первые попытки ана­литического осмысления места и роли интриги в поли­тике — признанным теоретиком интриги считается Н. Макиавелли, а понятие «макиавеллизм» до сих пор служит синонимом обозначения выраженной склонно­сти политика к интриге и интриганству.

Целенаправленная интрига представляет собой дос­таточно длительный, развивающийся процесс, включаю­щий три компонента. Во-первых, это завязка (появление замысла, цели, идеи интриги). Во-вторых, кульминация (возникновение критической ситуации, сочетающей максимум запутанности, таинственности и, одновремен­но, готовности условий для достижения поставленных целей). В-третьих, разрешение (достижение инициатора­ми интриги цели, скрытой от большинства). По времени протекания и внутреннему динамизму различаются бы­стротечные (например, преследующие цели физическо­го устранения того или иного политического персонажа или даже политической силы — типа заговора) и дол­госрочные, латентные, направленные на постепенное изживание препятствующих целям интриги обстоя­тельств (например, целенаправленное и поэтапное ос­лабление влияния и подрыв авторитета политических оппонентов).

По преследуемым такой интригой целям выделяют­ся интриги, направленные персонально- и социально-политически. К первой группе относятся интриги, пре­следующие целью физическую ликвидацию отдельного политического персонажа; отстранение его от власти, политическую дискредитацию и м орально-нравствен-ную компрометацию и т. д. Ко второй группе — интри­ги, ставящие задачи физического или символического устранения и компрометации не отдельного деятеля, а той или иной группы, причем независимо от ее разме­ров [от, скажем, расстрела «группы заговорщиков» или устранения представителей правящей династии до ли­квидации целого социального слоя или даже класса — типа, например, «кулачества как класса»).

Традиционные инструменты интриги практически не претерпели изменения в истории политики с древ­нейших времен до наших дней. Это относится как к способам физического устранения, так и к приемам политической и моральной дискредитации. События последних десятилетий подтвердили действенность как террористического акта (например, покушение на Раджива Ганди в ходе интриги в период апофеоза пред­выборной кампании в Индии в 1991 г.), так и обвине­ний в нарушении моральных норм и запретов типа склонности к алкоголизму и прелюбодеянию (например, интрига, направленная против американского сенатоpa Г. Харта для его диксредитации в качестве кандида­та на президентский пост, и связанная с оглаской де­талей его личной жизни; провал некоторых кандидатов президента США Дж. Буша на министерские посты в связи с обвинением их в скрытом алкоголизме и т.п.). Современность обогатила «инструментальный арсе­нал» интриг целенаправленным использованием про­цедур демократического общества: например, «органи­зацией голосования» или подтасовкой его результатов. Для нашего времени характерно и то, что само по себе обвинение в «интриганстве» стало одним из сильней­ших средств политической интриги.

Политическая интрига может носить как внутри­политический, так и внешнеполитический характер. Это определяется как поставленными целями, так и масштабами распространения и средствами достиже­ния целей интриги. Если в первом случае речь идет об изменении баланса политических влияний внутри от­дельно взятого государства, то во втором — в регио­нальном, континентальном или даже общемировом масштабе. Например, политическая интрига, связан­ная с подписанием конфиденциальных документов между Германией и СССР в конце 30-х гг. (так назы­ваемого «Пакта Молотова-Риббентропа» и секретных протоколов к нему, за которыми стояли лично Гитлер и Сталин), начавшись как интрига регионального зна­чения (раздел Польши и «решение» Балтийского во­проса), вскоре переросла в континентальную, а затем вылилась в войну мирового масштаба.

Склонность к использованию интриги как основ­ного инструмента политики в пропаганде обычно оп­ределяется как «интриганство», а политик (особенно из числа политических противников), склонный к ин­тригам — как «интриган». Не касаясь оценочного зву­чания данных понятий, отметим, что за склонностью к интригам всегда стоит так называемый «психологиче­ский дар интриги», относящийся преимущественно к достоинствам политика в традиционной трактовке. Из­вестными мастерами политической интриги были такие политики как кардинал и премьер-министр Франции А. де Ришелъе; один из «отцов-основателей» британской секретной службы писатель Д. Дефо; часто выполняв­ший особо деликатные поручения французского двора М. Бомарше; министр ряда сменявших друг друга правительств А. Талейран и мн. др. В истории России свой след оставили обладавшие выраженным даром политической интриги Б. Годунов; граф Лесток — наперстник императрицы Елизаветы; министр трех императриц граф А. Бестужев и др. В истории XX в. признанными мастерами политической интриги считаются Сталин, Мао Цзедун, руководитель абвера немецкий адмирал Канарис и др.

Разумеется, политические интриги носят верху­шечный, элитарный характер и плохо сопрягаются с интересами народных масс. Последние, в отдельных случаях, могут реально (например, спровоцированные бунты) или потенциально (угроза массовых выступле­ний) вовлекаться в политические интриги, однако они неизбежно являются объектами манипулятивного воз­действия. Единственное, хотя и не всегда достаточное средство избегания этого — максимальная демократи­зация и широкая гласность политической жизни, соз­дание специальных инструментов социального контро­ля в рамках гражданского общества.

Политический заговор

Понятие политического заговора означает тайное соглашение (уговор, сговор) нескольких лиц, высту­пающих в индивидуальном качестве или в качестве лидеров политических сил о совместных действиях против кого-либо или, реже, чего-либо для достижения каких-либо определенных политических целей. Поли­тический заговор — особая разновидность политиче­ской интриги, отличающаяся максимально возможной конспиративностью и негативной, деструктивной, а не созидательной направленностью. Заговор всегда на­правлен «против», а не «за». Для того, чтобы быть ус­пешным, тайное соглашение обязательно должно быть малочисленным. Поэтому бытующие подчас выраже­ния типа «заговор реакционных сил» носят не анали­тический, а исключительно образный, пропагандистско-идеологический характер.

Большая часть известных удавшихся в истории заговоров (учитывая, что механизмы самых успешных так и остаются тайными) носила индивидуально на­правленный характер и была нацелена против конкрет­ных личностей — прежде всего, против индивидов - носителей власти. Как правило, заговоры, направленные не против персоны, а против некой идеи, системы в це­лом, терпели неудачи — для реализации подобных масштабных целей требуются иные масштабы участников. Примером неудачного заговора такого рода является, скажем, заговор декабристов 1825 г., направленный не столько против личности Николая I, сколько против идей самодержавия и крепостничества. Заговор как специфи­ческий, наиболее персонифицированный вид политиче­ской интриги отличается требованием максимального соответствия между локальным числом участников и локальностью достигаемой цели.

Реальный заговор представляет собой одно из тра­диционно эффективных средств борьбы за власть и влияние в политике. Исторически первые заговоры были направлены на физическое устранение полити­ческого противника, что решало проблему кардиналь­но — например, заговор Брута против Цезаря, будущей императрицы Екатерины II против своего супруга и т. п. С течением времени, демократизацией и гуманизаци­ей политики заговоры стали носить более спокойный характер и видоизменили конечную цель: вместо фи­зического устранения достаточным стало политическое отстранение оппонента. Ссылка и отставка стали доми­нирующими целями. Хотя они использовались и рань­ше, но, в основном, против второстепенных персона­жей при специфическом стечении обстоятельств, уже ослабляющих степень их влияния (например, заговор против светлейшего князя А .Меньшикова, приведший к его опале и ссылке после смерти высокого покрови­теля — Петра I).

Со временем, именно такие варианты стали выхо­дить на первый план в отношении первых лиц государ­ства. Классический пример заговора такого рода в XX в. представляет собой история смещения Н.С. Хру­щева с высших постов в КПСС и советском государст­ве в результате заговора Л.И. Брежнева и его окруже­ния. Недавним примером неэффективного заговора стали целенаправленные действия ГКЧП по изоляции М.С. Горбачева в Форосе с целью последующего от­странения его от власти.

Смягчение целей и методов заговоров привело к изменению функциональных ролей его участников. Раньше, традиционно, достаточно четкую структуру участников заговора составляли три группы лиц: мак­симально заинтересованные идейные вдохновители, которые приобретали наибольшую выгоду в случае его успеха; организаторы-«разработчики» из числа их сто­ронников и помощников; а также непосредственные исполнители, которые редко знали о всей структуре за­говора и своей подлинной роли, и мало чего приобре­тали в случае успеха заговора. В качестве примера можно взять широко известный заговор французского кардинала А. де Ришелье против английского премьер-министра герцога Бекингэма, приведший к убийству последнего.

С течением времени, однако, жесткие функцио­нальные различия стали стираться: для сохранения тайны необходимо было сокращать невольно расши­рявшийся круг посвященных. Именно поэтому вдохно­вители были вынуждены становиться, одновременно, и организаторами, и даже непосредственными исполни­телями. Так, например, это показал заговор ряда чле­нов высшего советского руководства в 1953 г. против Берия: инициаторам этого заговора пришлось не толь­ко лично разработать все нюансы осуществления аре­ста противника, но и активно в нем участвовать самим. Известно, что в критический момент Н.С. Хрущев лич­но вытащил пистолет и приказал арестовать Л.П. Берия.

С другой стороны, в странах иных политических традиций, напротив, демократизация институтов вла­сти привела к вынужденной необходимости включать в заговор значительное число людей — в частности, участников процедур, связанных с голосованием. По­скольку их посвящение в глубинные цели заговора как правило невозможно, то это усиливает расслоение между вдохновителями и организаторами с одной сторо­ны, и массой непосвященных исполнителей, участвую­щих в действиях против жертвы заговора, с другой. В целом, однако, и здесь можно говорить о стирании традиционного разделения обязанностей.

Роль заговора как психологического инструмента политики зависит от степени демократизации общества. Эта роль наиболее значительна в тоталитарных и авто­ритарных социально-политических системах, в которых вопросы власти и управления сконцентрированы в уз­кой среде политической элиты и решаются в рамках не столько и нституционализированного, правового, сколько межличностного, келейного взаимодействия. В таких системах, в силу небольшого числа действующих в политике лиц, наиболее распространены дворцовые перево­роты и террористические акты, направленные против правителей, особое значение приобретают характер личных взаимоотношений между членами элиты, их личные амбиции и усилия по достижению власти. В силу неразвитости политической культуры, общество легко принимает такие явления и смиряется с их последствиями.

Напротив, при демократическом, правовом способе организации социально-политической жизни роль заго­воров снижается. В таких обществах борьба за власть носит значительно более широкий и гласный характер, требует для успеха вовлечения большого числа людей, что невозможно в сравнительно узких рамках заговора. Уменьшение степени концентрации власти, разделение властей, появление структур представительной, регулярно сменяющейся власти неизбежно ведет к снижению опасности и эффективности заговоров и развитию «антизаговорщицкого» мышления.

Заговор, как инструмент политики, противостоит сознательному участию в ней широких масс. Общество, а котором заговоры играют значительную роль, не может считаться демократическим и находится в опасном положении. Устранение самой возможности заговоров — условие нормального социально-политического развития, связанного с гласностью и массовым участием членов общества в принятии политических решений.