Нашествие на восточную империю 412-442

Бесчисленные конные полчища гуннов и подвластных им народов прошли через Армению на Евфрат и Тигр, ужаснули персов, прошли в Сирию, привели в трепет веселых Антиохийцев и сирийских монахов, а затем вернулись в Европу. Аттила нашел повод напасть на Восточную империю и украсить добычей её разрушенных городов свой деревянный дворец на Тисе. Жалобы римских купцов на то, что отряд гуннских хищников отнял у них товары, привезенные ими на Дунай, повели к ссоре между Аттилой и Феодосием. Хитрый Генсерих раздражал ссорящихся, чтобы византийский император не мог мешать ему. Епископ города Марга был обвинен гуннами в злоумышлениях против них, ему грозила опасность, что византийцы выдадут его гуннам; он купил себе прощение Аттилы, вошедши в предательские сношения с ним, отворил гуннам ворота своего города, и они приобрели опорный пункт для своих набегов. Они разрушили пограничные укрепления и бесчисленные полчища их наводнили иллиро-фракийский полуостров, ограбили и сожгли города от Сирмия до Наисса, Сардику, Маркианополь, и доходили в своих набегах до окрестностей Константинополя. Землятресение, разрушившее часть стены Византии казалось проложившим для гуннов путь в нее. Войска, которые посылал Феодосий против грозных номадов были в трех битвах побеждены многочисленностью врогов. Те греческие воины, которые уцелели от копий и стрел, были приняты в гуннское войско; бесчисленное множество знатных, образованных и богатых римлян было уведено в плен; за выкуп некоторых гунны получили огромные суммы; другие были принуждены служить варварам своими знаниями. Пленницы сделались наложницами дикарей. Говорят, что в этом ужасном нашествии гунны ограбили и разрушили 70 городов. Только жители маленького Фракийского города Азимунта успели отбиться от гуннов геройской обороной своих стен. Чтобы спасти немногих людей, уцелевших в опустошенных областях, Феодосий заключил с Аттилою мир, по которому уступил гуннам южный берег Дуная от Сингидуна до Наисса, обязался вносить ежегодную дань в 2100 фунтов золота, уплатить гуннам еще особое вознаграждение, возвратить без выкупа всех пленных и выдать дезертиров. Казна империи была так истощена расточительностью двора и воровством сановников, что для уплаты дани гуннам надобно было установить особый налог на людей сенаторского сословия. Аттила отправлял несколько посольств жаловаться на неисполнение некоторых условий договора, в особенности на то, что не все дезертиры выданы; Феодосий отправлял к нему своих послов; восточному императору пришлось при этих переговорах молча выносить много обид.

Стан аттилы по описанию приска 448

При одном из посольств императора находился оратор Приск, чей рассказ представляет нам точную картину резиденции Аттилы, его обычаев и домашней жизни. Большая деревня, среди которой был построен деревянный дворец Аттилы, лежала в местности нынешнего города Токая, изобильной вином, и имела вид обширного стана, из которого и произошла. Дворец был окружен множеством жилищ для жен и прислуги царя. Дома были сделаны из дерева и глины; только баня, построенная римским архитектором, была каменная. Домашаяя жизнь Аттилы представляла странную смесь монгольской грубости с грекоримскими обычаями и наслаждениями. Во дворце была роскошь императорских дворцов константинопольского и равеннского; дома вельмож были украшены вещами, взятыми в греческих городах. Многочисленные жены царя, родоначальники, полководцы, придворные жили в роскошных комнатах, убранных дорогими коврами. На пирах столы были уставлены золотыми и серебряными блюдами, вазами и кубкам». Сбруя лошадей, мечи и обувь вельмож были украшены золотом и дорогими камнями. Только царь оставался верен простым обычаям предков: он ел и пил из деревянных чашек, его пиша, одежда и оружие были такие, как у монгольских номадов. Вообще по описанию Приска видно, что Аттила был необыкновенный человек; наглый дикарь, державший себя высокомерно относительно изнеженных греков и римлян, но умевший выказывать величие, приличное царю. «Он живет просто и воздержен в наслаждениях», говорит Приск, „приближенные больше уважают, чем страшатся его. Женщины и девушки встречают его хвалебными песнями. Тяжущиеся идут на суд к нему с доверием и слышат от него справедливое решение. Веселость его двора не шумна, потому что его душа занята великими мыслями. Присутствие его поддерживает приличие в обществе. Он не запрещает своим приближенным смеяться и шутить, но велит на веселых пирах петь с музыкою песни о подвигах предков, чтобы старики радостно припоминали, а юноши получали поощрение соревновать отцам. Жены его живут дружно и свободно, и держат себя с посторонними пристойно, не робко и приветливо. Старшим своим сыновьям он дает должное почетное положение, а младшего ласкает с отцовской радостью на своих коленях. С иноземными послами он держит себя осторожно и недоверчиво, старается показать им силу своего ума и оружия; но соблюдает законы международного права и никогда не нарушает приветливой учтивости. И как ни суров он против непослушания подвластных ему, но выказал презрительное великодушие к злоумышлению против его жизни, составленному в Константинополе». Дело, о котором упоминает Приск, было следующее: Хрисафий евнух, пользовавшийся доверием императора, склонял обещаниями большой награды герула или ругийца Эдекона убить Аттилу. Эдекон поддался обольщению; но раскаялся и открыл все Аттиле. Гуннский царь отправил в Константинополь своих вельмож Эслу и Ореста сделать строгие упреки императору за его низкий образ мыслей и потребовать удовлетворения. Аттила удовольствовался просьбой об извинении и богатыми подарками, с которыми император отправил к нему блестящее посольство, чтобы смягчить его гнев.