- •Глава I с.М. Соловьев и его место в отечественной историографии
- •19Объясняя его "силой старого порядка вещей", "непривычкой к новому делу". Характерный тому пример — отступления от преобразовательной программы Петра I его преемников40.
- •79Ний, в его характеристиках на первом месте взаимоотношения князя и дружины, а не помещиков и зависимых крестьян340.
- •83Политической деятельности Николая I и Александра II, приведшей Россию на грань революционного кризиса, и предложения по выходу из него355.
- •93Отошла на второй план как в творчестве см. Соловьева, так и в отечественной науке в целом.
- •775Ские отношения к Соловьеву до кончины последнего", а тот, в свою очередь, относился с приязнью к своему воспитаннику23.
- •139См. Соловьева, так комментируя свой совет: "Там вы найдете те же взгляды; я передаю вам то, что получил от Соловьева, вот все, чем я могу гордиться как ученый"136.
- •151Теории родового быта, его последователь "облек в плоть и кровь те общие схемы, которые были даны в изложении Соловьева" (характеристика Киевского и удельного периодов).
- •153Лектуальном развитии... В значительной мере отсутствовавшие в "Курсе" Ключевского»26.
- •1 Сти) так характеризовал идейное содержание профессорских чтений: "Любавский знакомил с внешней историей с точки зрения исто-
- •165Ной нужде своего воспитанника, в.О. Ключевский, видимо, не проявил никакой инициативы в этом деле.
- •169Следований в очень широком масштабе, и такие исследования и могли бы быть предпринимаемы группой молодых ученых под руководством старшего и опытного"91.
- •175Диции главы нашей школы в.О. Ключевского, оберег ее в чистоте : этим имею право гордиться"115.
- •179Ской деятельности и чтения каких бы то ни было лекций... В Московском университете и об удалении его из числа приват-доцентов"129. Преподавательская карьера п.Н. Милюкова в России была прервана.
- •193Риографии второй половины XIX в. - сочетание общего и особенного в исторических судьбах России.
- •199Отеки, Румянцевского музеума семи списках разряда, вариантах и частных редакциях.
- •213Жившим на их землях ... Черт, напоминающих западноевропейский феодализм"247.
- •237Николая I, его царствование не может быть охарактеризовано как эпоха реформ.
- •241Ны. Полное единодушие с выводами своего коллеги высказывал в "Курсе русской истории XVIII в." м.К. Любавский358.
- •279Что проходившие еще в доваряжский период колонизационные процессы в Восточной Европе привели к распадению родовой организации и повсеместному господству территориальной общины.
- •283Ства, выразившихся в ограничительных записях Василия Шуйског
- •295Ние виделось исключительно в росте "производства жизненных средств".
- •321Точниковедческое мастерство профессора, а.Е. Пресняков в то же время критически отзывался о его фактографическом методе исследования, декларативном отказе от широких научных обобщений190.
- •331Дательной роли князей-пришельцев в деле создания основ древнерусской государственности и др.
- •341Вые пути экспорта зерна в Западную Европу обусловили прополь-скую ориентацию Литвы. Люблинская уния 1569 г. Положила предел существованию Литовско-Русского государства251.
- •Глава V
193Риографии второй половины XIX в. - сочетание общего и особенного в исторических судьбах России.
По его мнению, в ходе генезиса цивилизации человеческое общество проходит этапы родоплеменного быта, феодализма, военно-национального и промышленно-правового государства. Однако эти общие закономерности не проявлялись в "беспримесном виде". Неповторимость исторических процессов у разных народов П.Н. Милюков объяснял природно-географическими условиями расселения, "передвижениями" (колонизация новых пространств), "влиянием соседства", "индивидуальными особенностями действующих лиц" и др. П.Н. Милюков в полной мере разделял сформулированную в первом томе "Истории России с древнейших времен" антитезу оседлого Запада и "бродячей" России. При этом ученый в "Очерках..." почти дословно повторил выражение СМ. Соловьева о "жидком элементе" (малой плотности населения) русской истории. Вслед за СМ. Соловьевым П.Н. Милюков связывал с негативным воздействием "природы" и фактором постоянной внешней опасности "задержку" ("отставание", "запоздание") исторического развития России, объяснял ими причины "элементарности всех сторон народной жизни" и "совершенного своеобразия" ее исторического процесса периода средневековья (так называемая "теория контраста")183.
Возникновение централизованных государств в Западной Европе рассматривалось П.Н. Милюковым как завершение длительного органического процесса эволюции социально-экономических отношений (снизу вверх). На Востоке определяющим катализатором объединения славянских земель выступали не внутренние предпосылки, а многовековая угроза национальному существованию славянства со стороны Степи. В итоге, государственность "сложилась раньше, чем мог создать ее процесс внутреннего экономического развития". Это предопределило ведущую роль центральной власти в "организации общественных сил" (сверху вниз). "Изучая культуру любой западноевропейской страны, - констатировал П.Н. Милюков, - мы должны были бы начать с экономического строя, а потом перейти к государственной организации. Относительно России удобнее будет принять обратный порядок, т.е. с развитием государственности познакомиться раньше, чем с развитием социального строя". Нужды внешней обороны истощали государство, что обусловило
• необходимость прикрепления крестьян и посадских к тяглу "для обеспечения потребности в деньгах", а "высшие сословия" к службе для "обеспечения потребности в войске".
У СМ. Соловьева и В.О. Ключевского П.Н. Милюков воспри-
« нял гипотезу о "полной противоположности" истории русского и западноевропейского средневекового города. Славянский город был прежде всего военно-административным, а не ремесленным и торговым центром прилегавшей округи. В Западной Европе мануфактурное, а затем фабричное производства органично вырастали из "до-
194 , : ,, „, ■. : -
машнего". В России же городское ремесло находилось в зачаточном состоянии и зарождение капиталистических отношений проходило в деревне. Следствием названных причин было гипертрофированное влияние государственной надстройки на экономический базис. Мануфактуры строились по правительственным распоряжениям прежде всего для обеспечения армии. Вследствие этого они не были рентабельны и конкурентоспособны. Поэтому в России политика протекционизма как рычага экономического подъема использовалась в гораздо большей степени и гораздо дольше, чем на Западе. Лишь с 1860-х годов развитие отечественной экономики обрело органический характер и она начала быстрыми темпами догонять Запад.
"Теорию контраста" П.Н. Милюков распространял и на область религии, просвещения, образования, архитектуры. В Западной Европе духовно-нравственная реформа варварских обществ всецело находилась в руках церкви, которая полностью искоренила языческое миросозерцание. Христианское учение там было тесно связано с жизнью, что обусловило активное отношение общества к теоретическим и нравственным вопросам веры. Католичество с XV в. пошло на уступки светскому мировоззрению, чем удержало при себе паству. Превращение веры в личное дело каждого закономерно привело к падению роли церкви. Однако гибкость религиозных форм дала возможность в большой степени сохранить религиозные традиции и примирить "новейшие приобретения мысли и знания со своим религиозным миросозерцанием".
Культурный процесс на востоке Европы как "результат однообразия законов развития коллективной психики" развивался по общим с западом законам, но с видимым отставанием, обусловленным отсутствием "условий жизненности и органичности". Восточная Европа приняла христианство в период "дремоты" его творческой мысли. В силу этого религиозное миросозерцание, с одной стороны, не оказало глубокого воздействия на "психический склад" и "национально обличье" народа, а с другой, - отказавшись от "мудрствования", церковь со времен Киевской Руси акцентировала внимание не на сущности вероучения, а на его обрядовой стороне184. При низком уровне образованности духовенства, равнодушии паствы к вере церковь могла сохранить свое духовное лидерство, лишь заручившись поддержкой государства. Иосиф Волоцкий, митрополиты Даниил, Макарий, ссылаясь на опыт Византии, обосновали идею покровительства верховной власти над церковью, а ставшая с конца XV в. официальной доктриной царства теория "Москва - третий Рим" знаменовала собой слияние церковной и государственной идеологии, подчинение духовной власти светской. Взамен за поддержку церкви в установлении единодержавия верховная власть на ряд веков отказалась от секуляризации ее земель. Следствием этих процессов был упадок пастырской роли духовенства, которое в борьбе со своими
195 ------идейными противниками делало упор не на контрпропаганду, а на полицейские меры. Церковь препятствовала распространению передовых естественнонаучных идей, становлению школы, просвещения, светской литературы, искусства, консервировала традиции национальной замкнутости и исключительности, чем во многом обусловила отставание в соответствующих областях человеческой деятельности от западных соседей. Богословская наука в России также оказалась оторванной от жизненных реалий185. Свидетельством ее глубокого кризиса стало зарождение в 1840-е годы светского богословия.
Духовные искания "мыслящих элементов" народа (еретики, староверы, сектанты, светские богословы) развивались вне рамок официальной церкви. Выход из кризиса они видели в пересмотре оснований православного вероучения: осуждение слияния церкви с государством, обладания монастырями населенными имениями, пренебрежения внутренним благочестием в угоду внешней обрядности и др. П.Н. Милюков подчеркивал связь русского вольнодумства XV-XVI вв. с идеями европейской Реформации. Однако сколько-нибудь широкая социальная почва для распространения рационалистического миросозерцания в Московском царстве отсутствовала. Размышляя о причинах негативного отношения государства и общества к реформаторской деятельности Максима Грека, ученый заключал: "Так велика была разница между мировоззрением воспитанника образованной Европы и представителями полуязыческой России"186.
Следствием формального характера русской религиозности ("из-за обрядовых пустяков") и нетерпимости к инакомыслию стал раскол православия. Попытка "интеллигенции" одним рывком догнать передовые страны Европы путем отказа от традиций самобытности Восточной церкви привела, с одной стороны, к кризису официальной идеологии, а с другой - к консервативной реакции верных обрядовой стороне вероучения широких масс населения. "Религиозный протест, конечно, удесятерил свои силы, соединившись с протестом политическим и социальным. Но это нисколько не изменяет того основного факта, что первой и главной причиной разрыва были вопросы совести. Русскому человеку в середине XVII в. пришлось проклинать то, во что столетием раньше его учили свято веровать. Для только что пробужденной совести переход был слишком резок. Естественно, что масса отказалась на этот раз следовать за своими руководителями"187, - заключал П.Н. Милюков. Эволюция "народной веры" шла в сторону приспособления к миру. В результате чего к началу XX в. "учение исчерпало само себя и пришло к результатам, отрицающим его основные принципы"188. Традиции старообрядчества в неприятии современного церковного, социального и политического строя переняло сектантство. Господствующая церковь, опираясь лишь на индифферентную часть народа, в XVIII-XIX вв. не смогла противостоять росту народной оппозиции существующим ду-
196
ховным и политическим порядкам. В итоге: "Всякому известно, что образованный русский, в большинстве случаев, относится к своей вере совершенно безразлично... Но вина... лежит не на нем, а на истории..."189
Глубокий конфликт с "идеями века" обусловил неизбежность насильственной "европеизации русской культуры"190. Догнать европейскую цивилизацию можно было только путем механического заимствования ее достижений и отказа от собственных национальных традиций. Вторая половина XVII в. открыла период подражательного развития отечественной культуры. Лишь в 1860-е годы она возродила свои национальные традиции, стала "в уровень с достижениями Европы".
Начало перехода от "контраста" к "единообразию" П.Н. Милюков традиционно связывал с Петровской реформой и выводил этот процесс из "внутренних законов развития": "Условия исторической жизни задержали развитие численности русского населения, но дальнейший процесс по необходимости будет заключаться в размножении и увеличении плотности этого населения. Условия обстановки задержали экономическую эволюцию, но дальнейший ход ее у нас, как везде, пойдет одинаковым порядком". При этом сходство с Европой не дойдет никогда до полного тождества. В связи с этим задачу правительства и интеллигенции он видел не в поддержании "традиций старины", а в создании оригинальной русской "культурной традиции, соответствующей современным общественным идеалам".
С изложенных выше позиций П.Н. Милюков подходил к оценке работ Н.П. Павлова-Сильванского. Считая их ориентацию на выявление "линии сходства" (сравнительно-исторический метод) плодотворной, ученый в целом полагал, что его оппонент не удержался в должных пределах191. Следует также отметить, что творческая эволюция П.Н. Милюкова шла по линии преодоления расхождений с господствовавшей в современной ему историографии тенденцией к сближению исторических судеб государств европейского континента. "Конечно, - писал он впоследствии, - и Россия переживала те же ступени политического роста, как и все другие цивилизованные государства. Был в ней племенной быт... Был и феодальный быт. Потом... Россия объединилась в руках одного владельца - московского князя. Как и всюду, наше военно-национальное государство постепенно превращается... в промышленно-правовое..."192
Выводы "Очерков по истории русской культуры" в части, касавшейся решения проблемы общего и особенного в исторической жизни России, не получили поддержки на кафедре истории Московского университета. Всецело следуя за СМ. Соловьевым и В.О. Ключевским, профессура второй столицы заняла межеумочную ("средне-пропорциональную", по выражению А.А. Кизеветтера) позицию между полярными взглядами об абсолютном своеобразии или тождестве отечественного и европейского исторического процесса. «.,,-.
197Так, взгляд славянофилов и Н.Я. Данилевского на отдельный народ как передаточное звено в цепи мировой истории, по мнению А.А. Кизеветтера, исключал возможность постановки вопроса о всеобщности общественного развития. Ту же идею абсолютного своеобразия отечественного исторического процесса, но с иных теоретических посылок, защищали и народники, хотя, по наблюдениям А.А. Кизеветтера, один из их идеологов - Н.К. Михайловский -в 1880-е годы эволюционировал в сторону признания существования элементов капитализма в современной России и общности ее развития с Западной Европой. В той же связи А.А. Кизеветтер был убежден, что упование А.И. Герцена на русскую сельскую общину было лишь одним из этапов его творческой эволюции, преодолеть который помешала его преждевременная кончина.
Под влиянием успехов капитализма с конца XIX в. «в текущей исторической литературе становится до известной степени признаком "хорошего тона" стремление выдвигать на первый план элементы сходства русского и западноевропейского исторического процессов, а наиболее нетерпеливые в части быстрых обобщений писатели готовы даже понимать это сходство в смысле полного тождества»193. Подобная позиция оказалась также неприемлемой для А.А. Кизеветтера. По его мнению, всеобщие закономерности общественного развития выражаются не в единообразии историй разных народов, форм и темпов протекающих в них процессов, а в конечных результатах развития. Одной из таких местных вариаций проявления всемирных закономерностей является история России. При этом А.А. Кизеветтер категорически не соглашался с трактовкой Г.В. Плехановым причин своеобразия российской истории смешением в ней европейских и азиатских цивилизационных типов: «Многие "несходства" в явлениях нашего прошлого с современными этим явлениям процессами по ту сторону нашего западного рубежа объясняются не столько преобладанием "азиатщины" в древнерусской жизни, сколько медленностью прохождения нами общеевропейского пути; где Плеханов иногда видит в России "Азию", там перед нами, порою, на самом деле не что иное, как запоздалое повторение европейских задов, да притом еще повторение усеченное и более тускло выраженное в силу более медленного темпа нашего экономического и социального развития». Русский исторический процесс, продолжал ученый, отличается от западноевропейского не качественными, а количественными характеристиками. Природно-климатические условия, огромная территория расселения при малой плотности населения, постоянная внешняя опасность, колонизация привели к замедлению темпов развития, поэтому те же процессы выражены менее отчетливо194. Подобная трактовка проблемы "общего и особенного" была характерна и для М.М. Богословского195. По мнению Ю.В. Готье, история народов, государств, как и отдельной личности проходит этапы рождения, зрелости, одряхления и
198
смерти (теория циклов). В рамках этих этапов, несмотря на национальную специфику, их развитие подчинено всемирно-историческим закономерностям. Таковые он и проследил на примере эволюции поземельных отношений в России и Европе в своем "Очерке истории землевладения в России" (1915).
XI
Все без исключения магистерские диссертации аспирантов Московского университета интересующего нас периода были основаны на "тщательной проработке залежей архивного сырья, в значительной степени еще не охваченного взором исследователей"196. Ю.В. Готье вспоминал завет В.О. Ключевского: "Не бояться черной работы, доходить самому до первичной формы исторических известий, научиться самому ориентироваться в специальной литературе..."197 На необходимость работы в архивах указывал диссертанту Н.М. Дружинину М.М. Богословский, а А.А. Кизеветтер, обосновывая в эмиграции заключение о незначительности вклада М.Н. Покровского в отечественную историографию, отмечал, что тот "никогда в архивах не работал".
Выбор П.Н. Милюковым темы о разрядных книгах - "первостепенного источника для истории русского служилого класса и для организации древнейшей военной службы в Москве" XVI-XVII вв. -был обусловлен новым пониманием задач российской науки, впервые сформулированным В.О. Ключевским в "Боярской думе Древней Руси". 13 марта 1886 г. он прочел в Московском университете пробную лекцию "по выбору" - "Официальная^1^1астаад^£ашщи др^вн^йшей~разрядно^книги". Работа над проблемой продолжалась какое-то время параллельно с подготовкой магистерской диссертации. Наведываясь в Петербург на летние вакации для работы с фондом Ближней канцелярии, П.Н. Милюков активно выявлял списки разрядов в столичных архивохранилищах. В этом ему, вероятно, по рекомендации С.Ф. Платонова помогал А.Е. Пресняков.
П.Н. УЫпюкоь^^ыетаа1ылохю^ш§Щ^^Ш1^1^^Ц\- Беляева о существовании официальных и частных разрядных книг и высказался против издания "сводного текста". До настоящего времени не утратили значения его наблюдения по истории возникновения разрядных книг из списков фамильных назначений, определению их разновидностей с XVI в. П.Н. Милюков выявил ряд новых списков первой официальной разрядной книги, дал сравнительный анализ их текстов, источников и очередности составления. Помимо статей по этой тематике, П.Н. Милюков осуществил издание государева разряда 1475-1565 гг. по рукописи Московского главного архива Министерства иностранных дел. Комментарии к публикации основного текста основывались на обнаруженных молодым ученым в рукописных собраниях библиотеки Академии наук, Имп. Публичной библи-