Октябристы (союз 17 октября)

ПОСЛЕ МАНИФЕСТА 17 ОКТЯБРЯ

Царский манифест 17 октября 1905 г., даровавший свободы, вы­звал очень различные отклики в стране. Часть общественных сил — от социалистов до кадетов — единодушно ответила на него примерно так: «Ничего не изменилось, война продолжается». Ре­волюция действительно продолжалась...

Но были и иные, совершенно противоположные оценки. 18 октября в здании Московской биржи состоялся торжествен­ный молебен по случаю выхода манифеста. По окончании бого­служения известный промышленник Сергей Четвериков (буду­щий октябрист) вскочил на лавку и выкрикнул: «Слава царю, ко­торый благо народа поставил выше охранения прерогатив сво­ей власти! Слава русскому народу, который пожелал любить сво­его царя не за страх, а за совесть!». В ответ грянуло дружное «ура!». Оратора подхватили на руки и начали качать...

Можно сказать, что именно из таких настроений и родился Союз 17 октября, или просто партия «октябристов». Уже через несколько недель в продаже появилась тоненькая брошюра без обложки, озаглавленная «Воззвание от Союза 17 октября». «Ма­нифест 17 октября, — говорилось в ней, — знаменует собой ве­личайший переворот в судьбах нашего отечества: отныне народ наш становится народом политически свободным, наше государ­ство — правовым государством...» Монархия же, по мнению ав­торов брошюры, постепенно превращалась в конституционную. Они призывали «дружно сплотиться вокруг этих начал». Как и другие либералы, октябристы выступали за гражданские права и свободы.

В то же время они опирались и на ещё одно, столь же мощ­ное общественное настроение. Это было стремление прекратить революционную смуту, установить «твёрдый порядок». «Пока сво­боду смешивают с революцией, ничего путного не выйдет», — говорил один из вождей октябристов граф Пётр Гейден. Револю­цию он называл «акулой». В одной из листовок октябристов от­мечалось: «Союз ненавидит революцию как величайшее зло и ве­личайшую помеху в установлении в России порядка».

Однако каких только непредсказуемых поворотов и ситуа­ций не возникало в эти месяцы 1905 года! На одном из заседа­ний Вольного экономического общества председательствовал

А. Гучков. С октября 1906 г. — лидер партии октябристов.

105

АЛЕКСАНДР ГУЧКОВ

Когда Александр Гучков в октябре 1906 г. возглавил UK октябристов, он уже имел репутацию яркого и своеоб­разного общественного деятеля. Его политический противник граф Сергей Витте замечал: «Гучков — любитель сильных ощущений и человек храб­рый». Впервые Александр Иванович удивил своих друзей и знакомых, ко­гда отправился добровольцем в Юж­ную Африку на англо-бурскую войну. Защищая независимость буров, он по­лучил ранение в ногу и попал в англий­ский плен.

Его второй не менее рискованный по­ступок привлёк уже всеобщее внима­ние. Заканчивалась русско-японская война... Будучи уполномоченным Крас­ного Креста, Гучков добровольно ос­тался в Мукдене с русскими ранены­ми, когда в город вступили японские войска. Московская городская дума выразила ему благодарность за этот «самоотверженный подвиг». На япон­цев поступок А. Гучкова также произ­вёл сильное впечатление, и после ме­сячного плена его отпустили на роди­ну. Любопытно, что позднее, прочтя книгу Бориса Савинкова «Воспомина­ния террориста», А. Гучков с сожале­нием заметил: «Зависть берёт! Каким первоклассным человеческим материа­лом располагала революция...». И вы­разил сожаление, что противополож­ной стороне часто не хватало «идей­ного горения и жертвенной готовно­сти, которыми были так богаты те». Впрочем, Александр Иванович и в по­литическую борьбу своей партии ста­рался внести эти черты. За любое не­вежливое слово он вызывал своих оп­понентов на поединок и заработал ре­путацию отчаянного дуэлянта. Он дрался на дуэли с графом А. Уваровым, с жандармским полковником С. Мясоедовым (которого позднее повесили как германского шпиона), вызвал на поединок П. Милюкова (но потом про­тивники помирились). С. Мясоедов, обвинённый А. Гучковым в различных тёмных делах, ранил своего противни­ка в руку. Когда Александр Иванович с рукой на перевязи явился в Думу, депутаты встретили его восторженной овацией.

граф Пётр Гейден. Зал был заполнен молодёжью, причём до­вольно революционно настроенной. И вот в президиум переда­ли чей-то котелок, в который собирали пожертвования. На ле­жавшем в нём листке бумаги было написано: «На вооружённое восстание». Пётр Александрович с невозмутимым видом передал шляпу дальше...

В БОРЬБЕ С РЕВОЛЮЦИЕЙ

Важнейшим пунктом своей программы октябристы считали по­ложение о «единой и нераздельной Руси». Этот вопрос, по их соб­ственному признанию, служил для определения политических друзей и врагов партии. Причём «лакмусовой бумажкой» для ок­тябристов являлся вопрос: «Можно ли предоставить Польше авто­номию?». «Ни в коем случае», — категорически отвечали они. Ка­деты на этот счёт имели противоположное мнение.

Вскоре наметились и другие линии расхождения двух либе­ральных партий. В декабре в Москве вспыхнуло вооружённое восстание. Кадеты осуждали неоправданно суровые, по их мне­нию, меры властей. Октябристы, напротив, однозначно поддер­жали государственную власть, резко осудив революционеров. «На улицах Москвы льётся кровь исполнителей служебного долга», — говорилось в их заявлении. Один из вождей октябристов Алек­сандр Гучков демонстративно внёс крупное денежное пожертво­вание в пользу солдат, пострадавших при подавлении восстания в Севастополе.

Итоги выборов в I Думу оказались для октябристов не слиш­ком ободряющими. Они сумели провести в неё всего лишь 13 де­путатов во главе с графом Гейденом, и те разместились на край­не правом фланге. Им приходилось вести ожесточённую борьбу с думским большинством — кадетами и социалистами. Когда I Думу распустили, граф Гейден с остальными депутатами отпра­вился в Выборг, но воззвание с протестом не подписал. «Я такие нелепости подписывать не буду», — сказал он.

Во II Думу прошли уже 43 октябриста. Всего же численность партии к этому времени достигала примерно 75 тыс. человек. В основном это были люди состоятельные и образованные: дворя­не, предприниматели, отставные чиновники и офицеры. «Мы — господская партия», — с сожалением признавали сами октябри­сты. Возглавил ЦК октябристов в октябре 1906 г. Александр Гуч­ков, директор страхового общества «Россия».

А. Гучков решительно поддерживал курс правительства на подавление революции. Когда в августе 1906 г. II. Столыпин ввёл знаменитые военно-полевые суды, Александр Иванович одобрил этот шаг. Он назвал его «решительной мерой в борьбе с револю­цией». Такая оценка А. Гучкова вызвала раскол среди октябристов. От них ушли многие создатели партии: граф П. Гейден, ряд про­мышленников, например П. Рябушинский, С. Четвериков. Ми­нистр В. Коковцов в частной беседе говорил о такой позиции части купечества: «Подмигивают всё и кокетничают с революци-

106

ей? Московских купцов мало жгли в 1905 году, что они ещё не образумились. Вот дворяне — другое дело. Им въехали порядоч­но, а потому они протрезвились».

В СОЮЗЕ СО СТОЛЫПИНЫМ

Октябристы поддержали роспуск II Думы 3 июня 1907 г., извест­ный как «третьеиюньский государственный переворот». А. Гуч­ков замечал: «Акт 3 июня был спасением, благом для России, так как открывал путь реформам, проводимым Столыпиным».

На выборах в III Думу, которые проходили по новому зако­ну, октябристы одержали победу, получив 133 места. На этот раз в Думу прошёл и сам вождь партии А. Гучков. Эту «октябристскую» Думу часто называли «столыпинской». Октябристы считали бла­годетельной для России земельную реформу П. Столыпина (см. ст. «Столыпинская земельная реформа») и горячо её поддер­живали. Между прочим, в партии состоял брат главы правитель­ства журналист Александр Столыпин.

Однако этот союз октябристов с П. Столыпиным был до­вольно шатким, неустойчивым. По ироническому замечанию Павла Милюкова, он «напоминал крыловскую басню о лебеде, раке и щуке». Под раком Милюков подразуме­вал придворные круги, которые очень косо смотрели на либералов-октябристов. П. Милю­ков говорил: «Рак оказался самым сильным партнёром, а роль щуки, потопившей себя, при­шлось сыграть самому Столыпину».

Что же произошло? Пытаясь ослабить влия­ние придворных кругов, А. Гучков объявил им настоящую словесную войну. В ноябре 1908 г. он впервые публично выступил против вмешатель­ства великих князей в политику. П. Столыпин, до того пытавшийся примирить двор с октябриста­ми, был неприятно поражён и с досадой вос­кликнул: «Что Вы наделали!?».

В своих последующих речах А. Гучков бес­пощадно бичевал «камарилью и тёмные силы», окружавшие, по его мнению, трон. В результате он получил репутацию личного «врага номер один» царя и царицы. Когда позднее он проиг­рал на выборах в IV Думу, государь искренне об­радовался, несмотря на то что победили Гучко­ва кадеты.

После того как вспыхнула борьба между двором и октябристами, П. Столыпину при­шлось искать иную опору в Думе. Он нашёл её в лице более правой партии националистов. Влияние на государственную политику посте­пенно ускользало из рук октябристов.

Д. Мельников. Плакат, посвящённый сбору средств в помощь инвалидам войны. Подобная кампания проводилась при поддержке октябристов.

107

ССОРА МИХАИЛА РОДЗЯНКО И АЛЕКСАНДРА ПРОТОПОПОВА

В январе 1917 г. враждебность между правительством и Думой вылилась в личное столкновение их руководите­лей. 1 января в Зимнем дворце госу­дарь устроил приём по случаю Ново­го года. К Михаилу Родзянко подошёл поздороваться министр внутренних дел Александр Протопопов. Бывший октябрист, он ещё год назад был то­варищем (заместителем) председате­ля Думы. А. Протопопов с приветли­вым возгласом протянул руку для по­жатия, но М. Родзянко резко отрубил: «Нигде и никогда». Смутившись, ми­нистр дружески взял председателя Думы под локоть и произнёс: «Родной мой, ведь мы можем столковаться».

«Оставьте меня, Вы мне гадки», — от­вечал М. Родзянко, отдёргивая руку.

В газетах оживлённо обсуждался этот случай, получивший широкую огласку. Шли толки о том, что А. Протопопов намерен вызвать М. Родзянко на ду­эль. Но вызов так и не был послан. Позднее на приёме у паря М. Родзянко ехидно обыграл это. Сам он так излагал происшедший разговор:

«Я заметил, что Протопопов, вероят­но, не очень оскорбился, так как не прислал вызова.

— Как, он не прислал вызова? — уди­вился царь.

— Нет, Ваше Величество... Так как Протопопов не умеет защищать своей чести, то в следующий раз я его побью палкой.

Государь засмеялся».

снизу, со стороны торгово-промышленного сословия. Многие считали, что октябристы «всё отдали П. Столыпину», а взамен не получили ничего: ни влияния на правительство, ни гражданских свобод. Союз 17 октября шутливо прозвали «партией потерян­ной грамоты».

Видный октябристский публицист Громобой писал в нояб­ре 1909 г.: «Неопределённость, томящая всю Россию, нависшая каким-то кошмаром... А что, если завтра всё правительство будет сменено другим и мы окажемся под сапогом доктора Дуброви­на? В какую сторону мы плывём? Каждый день мы можем про­снуться... по ту сторону 17 октября».

22 февраля 1910 г. А. Гучков выступил в Думе с важной речью. Он откровенно признался, что октябристы «чувствуют себя несколько изолированными в стране». Оратор сказал, что, поскольку революция подавлена, «прискорбная необходимость» ограничивать гражданские свободы миновала. Закончил Гучков свою речь знаменитой нетерпеливой фразой, обращённой к властям: «Мы, господа, ждём».

В марте 1911 г. А. Гучков пошёл ещё дальше в своём протес­те. Он покинул пост председателя III Государственной думы, на который его избрали годом ранее. «Столыпин очень удивился моей отставке», — вспоминал Александр Иванович. Во главе Думы встал его соратник по партии крупный помещик Михаил Родзянко. И всё-таки октябристы продолжали бороться не против Сто­лыпина, а за влияние на него. Они считали, что глава правитель­ства изменяет сам себе, уступая «камарилье и тёмным силам», Громобой с разочарованием писал после отставки А. Гучкова: «П. А. Столыпину уже служить нельзя — можно только прислужи­ваться». А. Гучков позднее замечал: «В сущности Столыпин умер политически задолго до своей физической смерти».

ПОСЛЕ УБИЙСТВА СТОЛЫПИНА

Выстрел террориста, прозвучавший в сентябре 1911 г., не толь­ко оборвал жизнь П. Столыпина, но и нанёс тяжелейший удар по октябристам. Они переживали настоящий шок. А. Гучков в день похорон Столыпина с горечью заявил: «Россия попала в болото...». Вскоре на заседании ЦК октябристов он произнёс речь о вели­чии погибшего.

Больше всего октябристов удручало очевидное поражение столыпинской земельной реформы. В ноябре 1913 г. на партий­ной конференции А. Гучков развивал свои безрадостные пред­чувствия: «Иссякло государственное творчество. Глубокий пара­лич сковал правительственную власть: ни государственных це­лей, ни широко задуманного плана, ни общей воли. Государст­венный корабль потерял всякий курс, зря болтаясь по волнам».

Октябристы в 1912 г. потерпели крупное поражение на вы­борах в IV Государственную думу, потеряв свыше 30 мест. В Мо­скве избиратели забаллотировали А. Гучкова. Вскоре думская фракция октябристов к тому же раскололась на две группы. На

108

местах жизнь партии постепенно замирала. В 1915 г. даже Депар­тамент полиции не обнаружил по губерниям её действующих отделов. В июле 1915 г. перестала выходить главная октябрист­ская газета — «Голос Москвы».

В ПРОГРЕССИВНОМ БЛОКЕ

Начавшаяся в 1914 г. Первая мировая война вызвала в России патриотический подъём. Как с воодушевлением писали журна­листы ещё выходившего тогда «Голоса Москвы», «все партийные разногласия, все „классовые противоречия" должны отойти на второй план. В настоящую минуту в России может быть только одна партия — русская». Впрочем, многие октябристы, в том чис­ле А. Гучков, не строили себе никаких иллюзий на этот счёт. Он мрачно замечал в частном письме: «Начинается расплата...».

В 1915 г. Александр Иванович возглавил движение военно-промышленных комитетов (ВПК), созданных предпринимате­лями. После тяжёлых поражений на фронте, вызванных недо­статком снарядов, ВПК взялись помогать властям снабжать армию.

Поражения резко усилили недовольство правительством, которое стали обвинять в бездарности и даже измене. В 1915 г. образовался Прогрессивный блок, требовавший создания прави­тельства, ответственного перед Думой. В блок вступило большин­ство депутатов — октябристы, кадеты и часть националистов. А. Гучков с сожалением заявлял в августе 1915 г.: «У нас идут по пути спасения с постоянным опозданием». Он привёл слова од­ного «умного октябриста» о том, что Гучкова дадут только тогда, «когда потребуется Милюков, а Милюкова — когда придётся при­звать Керенского».

Своим главным противником октябристы по-прежнему счи­тали «тёмные силы» вокруг престола. Огонь их критики был на­правлен на Григория Распутина, придворные круги, императри­цу Александру Фёдоровну. Вплоть до Февральской революции 1917 г. председатель Думы октябрист М. Родзянко убеждал Ни­колая II пойти на уступки. В январе 1917 г. он говорил царю: «В стране растёт негодование на императрицу и ненависть к ней... Её считают сторонницей Германии. Для спасения Вашей семьи Вам надо, Ваше Величество, найти способ отстранить императ­рицу от влияния на политические дела».

10 февраля Михаил Владимирович вновь уговаривал Нико­лая II: «Ещё есть время и возможность всё повернуть и дать от­ветственное перед палатами правительство. Но этого, по-види­мому, не будет. Результатом этого, по-моему, будет революция и такая анархия, которую никто не удержит...». «Государь ничего не ответил, — вспоминал М. Родзянко, — и очень сухо простился».

ПОСЛЕ ФЕВРАЛЯ

После Февральской революции партия октябристов формально прекратила существование. Её программа уже не могла догнать