Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Дональд Калшед.docx
Скачиваний:
42
Добавлен:
30.04.2019
Размер:
617.36 Кб
Скачать

Травма и трансперсональный аспект в бессознательных фантазиях

Итак, Юнг полагал, что в фантазиях "искупления" Лунной Леди ему открылось более глубокое понимание того, как психика пытается исцелить себя после непереносимой травмы. Юнг задавался вопросом, может ли эта поистине мифическая история быть просто скрытым "сексуальным мечтанием", как думал Фрейд. Могли образ демона с кожаными крыльями, например, подменять собой фигуру брата, обнаженное тело которого, возможно, впервые открылось пациентке во время акта насилия? Или эта фигура, обладающая "нуминозной" энергией, символизирует нечто большее? Не представляет ли она часть системы самосохранения пациентки, которая пришла для того, чтобы спасти ее — заколдовать, заключив в "лунатический" мир для того, чтобы предотвратить повторную травматизацию, т. е. удержать ее от доверия к другим людям. Здесь мы имеем дело с телеологической интуицией Юнга по поводу этого материала. По-видимому, психика использует "исторический уровень" бессознательного для того, чтобы "обрисовать" недоступное иным способом невыносимое страдание — страдание, не имеющее, кроме мифопоэтичес-ких, никаких других форм выражения.

Мы сможем оценить мудрость интуиции Юнга, если слегка изменим угол зрения и рассмотрим часто встречающиеся взаимоотношения между религией и травмой. Грег Могенсон (Greg Mogenson, 1989) в книге, которая называется "Бог есть Травма", развивает мысль о том, что мы склонны воспринимать травматические события, смиряясь с ними, как с ниспосланными нам свыше, потому что, говоря языком Винникотта, невероятная боль, сопровождающая травматическую ситуацию, не может быть пережита в сфере всемогущества, т. е. не может быть символизирована (см. Winnicott, 1960b: 37). Могенсон пишет:

Если мы не можем справиться психологическими способами, то мы смиряемся, прибегая к религиозным формам поведения. Это не означает, что Бог непознаваем и его невозможно представить; это означает, что мы вернее достигаем "Бога", когда воображение отказывается нам служить... предстать перед лицом события, для которого у нас нет метафор, означает предстать перед скинией Господа.

(Mogenson, 1989: 7)

Тем не менее, говорит Могенсон, постепенная эволюция символических метафор, видимо, является единственным способом исцеления тяжелой психической травмы.

Ошеломляющие события, события, которые невозможно инкорпорировать в свою жизнь, какой мы себе ее представляем, заставляют душу сворачиваться внутрь себя, совершать "инцест" с собой, возвращаясь к еретическому образу действия первобытного начала. Подобно абсцессивному процессу, благодаря которому заноза удаляется из ранки, воображение пережившего психическую травму человека разрабатывает и перерабатывает свои метафоры до тех пор, пока событие, "застрявшее, как заноза" не сможет быть рассмотрено как более доброкачественное. Травмированная душа — это теологизирующая душа.

(там же: 146 и 149; курсив мой. Д. К.)

Юнг полагал, что ему удалось разглядеть именно это "первобытное начало" сквозь травматическое событие, произошедшее с его пациенткой. Он тонко почувствовал, что крылатый демон был "религиозной" фигурой, принадлежащей мифопоэтическому пласту бессознательного, более "глубокому", чем уровень своекорыстных иллюзий, скрывающих сексуальное желание по отношению к родителям, или, в нашем случае, к старшему брату. Это уровень бессознательного, на котором наши внутренние объектные отношения постепенно переходят в то, что Юнг назвал мифическим, или "имаго" уровнем (Jung, 1912a: para. 305). На этом уровне личностное имаго отца постепенно становится более архаичным, двуликим, как Янус, "Богом-Отцом" — ненавидящим и любящим одновременно. Поэтому крылатый демон и защищает хрупкое эго пациентки, унося его прочь во внутреннее убежище, и в то же время разрушает ее жизнь во внешнем мире. Воистину он — и дьявол, и божество — "демон-любовник".