- •С.Л. Франк непостижимое Онтологическое введение в философию религии
- •Глава V. Непостижимое как непосредственное самобытие Глава VI. Трансцендирование во-вне: отношение «я-ты» Глава VII. Трансцендирование во-внутрь: духовное бытие
- •Глава VIII. Святыня («божество») Глава IX. Бог и я Глава X. Бог и мир
- •С.Л. Франк непостижимое Онтологическое введение в философию религии
- •Предисловие
- •Вступление
- •Часть первая непостижимое в сфере предметного знания1[1]
- •Глава I Непостижимое для нас
- •1. Предмет знания как неизвестное и неданное
- •2. Неведомое как непостижимое для нас
- •Часть первая непостижимое в сфере предметного знания5[1]
- •Глава I Непостижимое для нас
- •1. Предмет знания как неизвестное и неданное
- •2. Неведомое как непостижимое для нас
- •Глава II непостижимое по существу в предметном бытии
- •1. Металогичность бытия
- •2. Момент иррациональности a. Иррациональное как субстрат и основа металогической конкретности
- •B. Индивидуальность
- •C. Трансфинитность реальности
- •D. Становление
- •E. Потенциальность и свобода
- •Глава III непостижимое как безусловное бытие и реальность
- •1. «Действительность»
- •2. Идеальное бытие
- •3. Безусловное бытие
- •4. Реальность
- •Глава IV об умудренном неведении (docta ignorantia)
- •1. Преодоление отрицания
- •2. Трансцендентальное мышление
- •3. Умудренное неведение как антиномистическое познание
- •Часть вторая непостижимое как самооткрывающаяся реальность
- •Глава V непостижимое как непосредственное самобытие
- •1. Непосредственное самобытие как само себе открывающееся бытие
- •2. Непосредственное самобытие как двуединство непосредственного бытия и самости
- •3. Непосредственное самобытие как субъективность
- •Часть вторая непостижимое как самооткрывающаяся реальность
- •Глава V непостижимое как непосредственное самобытие
- •1. Непосредственное самобытие как само себе открывающееся бытие
- •2. Непосредственное самобытие как двуединство непосредственного бытия и самости
- •3. Непосредственное самобытие как субъективность
- •Глава VI трансцендирование во-вне: отношение «я-ты»
- •1. Откровение «ты»
- •2. Соотносительность «я» и «ты»
- •3. Две основные формы отношения «я-ты»
- •4. Отношение «я-ты» как единство раздельности и взаимопроникновения
- •5. Любовь
- •6. Бытие «мы»
- •Глава VII трансцендирование во-внутрь: духовное бытие
- •1. Трансцендирование во-внутрь
- •2. Дух как осмысляющее основание
- •3. «Дух» и «душа»
- •4. Тайна личности
- •Часть третья абсолютно непостижимое: «святыня» или «божество»
- •Глава VIII святыня («божество») Противоположность между внешним и внутренним миром и проблема их внутреннего единства
- •2. Красота
- •3. Исконное единство как первооснова бытия
- •4. Первооснова как первооснование, свет и жизнь
- •5. Первооснова как Святыня («Божество»)
- •6. Достоверность Святыни («Божества»)
- •7. Сущностное отношение Божества ко всему остальному
- •Часть третья абсолютно непостижимое: «святыня» или «божество»
- •Глава VIII святыня («божество») Противоположность между внешним и внутренним миром и проблема их внутреннего единства
- •2. Красота
- •3. Исконное единство как первооснова бытия
- •4. Первооснова как первооснование, свет и жизнь
- •5. Первооснова как Святыня («Божество»)
- •6. Достоверность Святыни («Божества»)
- •7. Сущностное отношение Божества ко всему остальному
- •Глава IX бог и я
- •1. Божество как «ты»
- •2. Общее откровение Бога и конкретно-положительное откровение
- •3. Бог как «ты» и Божество
- •4. Абсолютность Бога и я, как реальность
- •6. Парадоксальность жизни как бытия «я-с-Богом»
- •Глава X бог и мир
- •1. Понятие «мирам и проблематичность «мира»
- •2. Проблема основания или происхождения мира
- •3. Проблема основания или происхождения зла (проблема теодицеи)
- •A. Пределы значимости и разрешимости проблемы теодицеи.
- •B. Сущность зла
- •C. Проблема ответственности за зло
- •D. Смысл страдания
- •E. Итоги рассмотрения проблемы зла
- •Заключение
D. Смысл страдания
То же самое открывается еще с другой стороны – давая вместе с тем и новое обогащение нашего умудренного неведения – при рассмотрении зла в явлении страдания. Страдание есть некий общий, всеобъемлющий аспект несовершенства, внутренней надломленности и дефективности бытия. Само моральное зло в своем действии состоит в причинении страдания и в испытании страдания самим носителем зла. И даже метафизическое зло – смерть – не испытывалась бы как зло, если бы оно не несло с собой страданий – мук умирания и страха смерти у самого умирающего и страданий утраты у его близких. Мы не достигли бы глубины проблемы зла, если бы не задумались над ней с той стороны, с которой зло есть страдание.
Правда, с чисто метафизической, так сказать, каузальной точки зрения страдание есть просто последствие зла – последствие распада всеединства на отдельные противоборствующие части, из которых каждая должна жить за счет другой; и если бы не было «борьбы за существование», самоубийственной вселенской гражданской войны, то не было бы на свете и страдания. Но это чисто теоретическое объяснение нам здесь недостаточно. Если учесть, сколько есть невинного страдания на свете (вспомним Достоевского и его «слезинку ребенка»!), то сама эта причинная связь между страданием и виной представляется нам чудовищной бессмыслицей и несправедливостью и мы готовы вместе с Иваном Карамазовым воскликнуть: «На что тогда нужно само это чертово добро и зло!»
Мы не поднимаем здесь заново проблемы теодицеи – после того, как мы уже «разрешили» ее в той единственной форме, в которой она «разрешима», – в форме усмотрения трансрационального основания ее рациональной неразрешимости. Тем не менее универсальный факт мирового страдания, свидетельствующий о некой роковой бессмысленности мирового бытия, не может не смущать нашей мысли; в лице этого факта мы стоим перед необходимостью принять как нечто последнее слепую, темную, тяжкую фактичность. Если страдание не имеет никакого смысла, никакого оправдания – а в отличие от морального зла страдание допускает по крайней мере возможность искать его смысла, – то все наше бытие все же остается бессмысленным, даже несмотря на самоочевидность его божественной первоосновы.
Усматривая в страдании зло, мы молчаливо исходим из совпадения совершенства или добра с блаженством, в смысле ничем не замутненного, незатуманенного счастья, безущербной радости и наслаждения. Таким, казалось бы, должна была бы быть вся наша жизнь, поскольку она действительно проистекает из Бога и есть в нем, ибо Бог, всеобосновывающее и всеосмысляющее первооснование, абсолютно совершенен и есть первоисточник всякого совершенства; поэтому его самого мы должны, казалось бы, естественно представлять себе абсолютно блаженным или абсолютным блаженством. Однако в этом популярном представлении то сущностно-трансрациональное, а тем самым антиномистическое единство, в форме которого мы только и можем адекватно мыслить реальность и ее Первоисточник, уже опять-таки в каком-то смысле рационализируется и, следовательно, сужается и искажается. Почему мы так уверены, что неисповедимое, безымянное или всеимянное существо Того, кого мы называем Богом, исчерпывается тем признаком, который мы мыслим как безмятежное блаженство? Но уже тот факт, что страдание – вопреки всем столь явно софистическим и неубедительным попыткам описать его как чистое «умаление» – есть нечто, имеющее положительное содержание, – что боль есть не «малое удовольствие», а большая реальная мука – уже этот факт должен был бы заставить нас призадуматься. Страдание не есть, подобно моральному злу, призрак, сущая иллюзия, реальность как обман – страдание есть подлинная, хотя и тягостная, реальность. И в отличие от морального зла, которое, будучи пустотой и безосновностью, в бессмысленном упорстве хочет утверждать себя как реальность, – страдание есть род реальности, сознающей, что он не должен быть и стремящийся победить или преодолеть себя. Как лапидарно это выражает Ницше: «Weh spricht: vergeh!» («Боль говорит себе: пройди!»). Правда, именно потому в лице страдания как чего-то, что не должно быть и все же есть реальность, мы как будто наталкиваемся на нечто противоречащее основной религиозной интуиции о совпадении в Первооснове реальности и ценности. Но и здесь мы не должны забывать, что таинственность, непостижимость, трансрациональность образует само существо реальности и что мы все же можем через само усмотрение этой трансрациональности обрести некое положительное знание или постижение.
Страдание, возникая из зла, разделяет со злом его безосновность и неосмысленность и в этом смысле само есть зло, которое никогда не может быть так «объяснено», чтобы этим быть оправдано. Но, содержа в самом себе стремление преодолеть себя, страдание есть вместе с тем движение возврата к реальности и в этом смысле уже нами есть подлинная реальность или благо, а не зло. Момент безнадежной, бессмысленной мучительности – мучительности, доводящей до отчаяния, – лежит не в самом страдании как таковом, а в том волнении, отвращении, противоборстве, с которым мы его испытываем, – т.е. в стремлении избавиться от него как бы внешним механическим способом, просто уничтожить его – предать его чистому, абсолютно разделяющему и уничтожающему «не» или «нет». Чистое же существо страдания открывается нам в той форме его преодоления, которая заключается в духовном приятии или претерпевании страдания – в нашей способности выстрадать и перестрадать страдание. Тогда страдание испытывается и открывает себя не как бессмысленное зло, не как нечто безусловно недолжное, даже не как извне наложенная на нас кара, а, напротив, как исцеление от зла и бедствий, как желанный Богу и в этом смысле уже сущностно божественный возвратный путь на родину, к совершенству реальности. Одна из самых очевидных закономерностей духовной жизни состоит в том, что вне страдания нет совершенства, нет полного, завершенного, незыблемо-прочно утвержденного блаженства. «Блаженны плачущие, ибо они утешатся»; «тесны врата и узок путь, ведущий в жизнь» и «многими скорбями надлежит нам войти в царствие Божие»cxci[xi]. Или, как то же выражает Мейстер Экхарт: «Быстрейший конь, который доведет тебя до совершенства, есть страдание». Страдание есть как бы раскаленный зонд, очищающий и расширяющий наши духовные дыхательные пути и тем впервые открывающий нам свободный доступ к блаженной глубине подлинной реальности. Нет надобности особо повторять и здесь, что страдание открывает это свое глубочайшее существо, только будучи внутренне пережито в моем опыте, т.е. как мое страдание, и только в этом своем аспекте, как мое страдание, находит этот свой смысл и оправдание. Но это мое страдание в силу всеединства бытия есть страдание за общий грех, – за грех как таковой. В этом заключается истинный смысл – смысл, открывающийся уже в общем и вечном откровении, – не только христианской идеи искупления, но и общей идеи жертвы, как мы ее встречаем едва ли не во всех религиях.
Поскольку сущностно антиномистическая реальность есть живая реальность и вместе с тем, в качестве отпавшей и распавшейся реальности, стоит под знаком небытия, как бы несет в себе жало небытия, она тем самым есть по своему внутреннему существу антагонистическая реальность. Именно в качестве реальности она есть антагония, – агония в античном смысле этого слова, внутренняя борьба с самим собой, самовосстановление и исцеление через самоопределение, через лишения и жертву – т.е. через трагизм и страдание. Только замкнутой в себе душе страдание есть адская мука, доводящая до отчаяния, – мука бессмысленного горения в пожирающем пламени; душе, уже открывшейся вглубь, оно есть тяжкий подъем к небесному блаженству – чудо причастия неизреченному и неисповедимому таинству божественной жизни. И здесь истинное всемогущество и истинная всеблагость Бога обнаруживаются в своей непостижимости в том, что он никогда не уничтожает страдания как бы извне и механически, истребляя его молнией с неба, а через наше претерпевание страдания и на этом внутреннем, необходимо антиномистическом и антагонистическом пути дарует торжество подлинной реальности.
Но это понимание лишь в том случае оправдано и делает для нас «прозрачной», внутренне убедительной саму реальность целокупного бытия, если мы не будем мыслить и абсолютное совершенство – и, тем самым, блаженство – самого Бога на пошлый, рационалистически искаженный лад безграничного самоуслаждения и благополучия и монотонно неподвижного покоя. Именно абсолютное совершенство Бога мыслимо – или, вернее, чуемо – лишь в форме полноты всеобъемлющей, – и тем самым объемлющей и противоположности – неисповедимо глубокой и осмысленной жизни. И поскольку мы можем с некоторой адекватностью уловить эту полноту, это последнее единство Бога лишь в единстве Творца и творения, мы не имеем и права утверждать, что Бог остается сам перед лицом мирового страдания в состоянии несмущенного блаженного покоя. Все положительное принадлежит к Богу, возникает из Бога, совершается в Боге – следовательно, и та положительность, которая заключена в претерпевании страдания. Возврат творения к Богу через страдание совершается сам – как все вообще – в самом Боге. Это есть вечное общее откровение, содержащееся в конкретно-положительном христианском откровении о страдающем, приносящем себя в искупительную жертву за грех мира Богочеловеке. Сало собою разумеется, что и это не должно пониматься как рациональное «определение» существа и жизни Бога, как адекватное и исчерпывающее раскрытие его неисповедимой тайны; и из всех рациональных богословских «теорий», быть может, самой жалкой, беспомощной – и самой кощунственной – оказывается рациональная теория «искупления». Здесь достаточно сказать одно: поскольку мы вообще в состоянии отдать себе умственный отчет в этой непостижимой реальности, мы должны и здесь мыслить ее по принципу антиномистического монодуализма. Бог пребывает в вечно отрешенном, трансцендентном, блаженном покое (или, точнее, есть этот покой) и одновременно все же соучаствует в мировом страдании, «берет» его «на себя», сопереживает всю трагедию мирового бытия и именно в этом проявляет свое существо как осмысляющего первооснования и первоначала всяческого бытия. Или, еще точнее: Бог «сам по себе» не есть ни то, ни другое – как он вообще не есть никакое «то или другое» – и только в нашем человеческом приближении есть антиномистическое единство того и другого. Только в этой непостижимой и неисповедимой форме он есть абсолютное совершенство, и мы находим в нем блаженную вечную родину – нашего «я» и мирового бытия.