6 Население

7 Культура

Государственное устройство и политическая структура

Люксембург — конституционная монархия. Глава государства — великий герцог. Согласно конституции, он единолично осуществляет исполнительную власть; определяет порядок организации правительства в его состав, утверждает и обнародует законы, назначает на гражданские и военные должности, командует вооружёнными силами, заключает международные договоры и т. д. Фактически вся исполнительная власть принадлежит правительству, назначаемому великим герцогом в составе председателя (государственного министра) и министров. Высший орган законодательной власти — однопалатный парламент (палата депутатов), избирается населением на 5 лет путём всеобщих прямых выборов по системе пропорциональных представительств. Избирательное право предоставляется всем гражданам, достигшим 18 лет.

Управление в округах осуществляется комиссарами, в кантонах — бургомистрами. Органами самоуправления в коммунах являются выборные советы. В судебную систему входят мировые судьи, окружные суды и Верховный суд. Консультативный орган по вопросам права и высший административный суд — назначаемый великим герцогом Государственный совет. Основной правоохранительный орган — Полиция Великого Герцогства Люксембург.

Основные политические партии:

Христианско-социальная народная партия — самая крупная в стране — 9 500 членов. Основана в 1870-х годах.

Люксембургская социалистическая рабочая партия — вторая по численности партия страны — около 5 500 членов. Основана в 1890-х годах.

Демократическая партия — возникла в 1947 году. В ней состоит около 2 000 членов.

Комитет действий за демократию и права пенсионеров — действует с 1989 года.

Партия «зеленых» — создана в 1994 году.

Объединение «Левые» — создано в 1999 году.

Коммунистическая партия Люксембурга — основана в 1921 году.

Свободная партия Люксембурга — создана в 2004 году.

Административное деление

В административном отношении Люксембург делится на округа, которые, в свою очередь, делятся на кантоны, а кантоны — на коммуны.

3 округа (Люксембург, Дикирш, Гревенмахер) 12 кантонов:

Вианден — г. Вианден

Вильц — г. Вильц

Гревенмахер — г. Гревенмахер

Дикирш — г. Дикирш

Еш — г. Ещ-Альзет

Ештернах — г. Ештернах

Капеллен — г. Капеллен

Клерво — г. Клерво

Люксембург — г. Люксембург

Мерш — г. Мерш

Ремищ — г. Ремиш

Роданж — г. Роданж

118 коммун (городских и сельских). Управление в округах осуществляется комиссарами, в кантонах бургомистрами. Органами самоуправления в коммунах являются выборные советы.

Природно-географические особенности страны

Страна расположена в Западной Европе, окружена Бельгией, Германией и Францией. Вместе с Бельгией и Нидерландами входит в Бенилюкс. На востоке страна ограничивается рекой Мозель. Рельеф в основном холмистая возвышенная равнина, на севере которой возвышаются отроги Арденн (высшая точка — холм Кнейфф, 560 метров). Общая площадь страны — около 2600 кв. км.

Экономическое развитие страны

В городе Люксембург располагаются многие организации ЕС. Благодаря выгодным условиям в столице размещены ок. 1000 инвестиционных фондов и более 200 банков — больше, чем в любом другом городе мира. Второе место в мире по уровню доходов населения (в 2004 г. $ 39840 на чел. в год).

Доходы от услуг международным партнерам составляют 65 % ВВП, что делает страну чувствительной от изменений в других странах.

Основу экономики прежде всего составляет развитая сфера услуг, в том числе в финансовой области.

ВВП в 2008 году составил 56,950 млрд. долл ($). Исходя из паритета покупательной способности, расходы населения Люксембурга составляли в душевом исчислении 16 827 долл. (в США — 17 834 долл.). В экономике Люксембурга важное место занимает банковское дело, уделяется значительное внимание созданию телекоммуникационных сетей и производству аудио- и видеотехники. Выпускаются химические продукты, машины, пластмассы, ткани, стекло, фарфор. Много новых предприятий было создано крупными фирмами США. Для иностранных компаний весьма привлекательным фактором является то, что местные рабочие знают несколько языков.

Почти вся энергия, потребляемая в Люксембурге, импортируется, включая нефть, природный газ, каменный уголь. Банковское дело и финансовые услуги стали основным видом экономической деятельности. Люксембург — один из финансовых центров Европы, здесь находятся представительства 220 иностранных банков, которых привлекают принятые в конце 1970-х годов самые благоприятные в ЕС законы о банковской деятельности, гарантирующие сохранение тайны вкладов. С момента входа в еврозону в Люксембурге обращается евро (ранее обращались люксембургский франк и бельгийский франк, выпускавшиеся Люксембургским монетным институтом). Центральным банком является Национальный банк Бельгии.

Суммарные доходы от налогов составляли 45 % ВВП — самый высокий показатель для стран ЕС.

Внешняя торговля Люксембурга связана с внешней торговлей Бельгии, и Национальный банк Бельгии осуществляет международные операции Люксембурга. Большая часть промышленной продукции идёт на экспорт, причём 1/3 её составляют металлы и готовые изделия. Люксембург полностью импортирует энергоносители для промышленности — каменный уголь и нефть; ввозятся также автомобили, ткани, хлопок, продовольствие и сельскохозяйственные машины. Основные внешнеторговые партнёры Люксембурга — страны ЕС. В 2008 году Люксембург был признан богатейшим государством ЕС.

Люксембуржский рынок недвижимости один их самых консервативных в Европе. По данным Global Property Guide средняя цена квадратного метра в 2008 году составляет 4745 Евро. Недвижимость все равно остается наиболее доходным рынком по сравнению, например, с рынком акций.

Качество строительства в Люксембурге следует за высоким уровнем жизни и, как правило, лучше, чем в соседних Франции, Германии и Бельгии. Иностранцы в Люксембурге могут свободно приобретать недвижимость.

Значительную часть поступлений в бюджет государства составляют налоги.

Население

Основное население Люксембурга — люксембуржцы, лётцебургер (самоназвание) . Живут также в Италии, Германии и Франции. Общая численность 473 тыс. человек, в том числе в Люксембурге 285 тыс. человек. Говорят на люксембургском языке германской группы индоевропейской семьи. Распространены также немецкий и французский языки. Письменность на основе латинского алфавита. Подавляющее число верующих — католики, есть протестанты.

Культура

В раннесредневековый период главным художественным центром был монастырь в Эхтернахе, где выполнялись прекрасные миниатюры, отражавшие в VIII—X вв. ирландские, а на рубеже X и XI вв. германские традиции. Исполнялись и резные оклады Евангелий с пластинами из слоновой кости. В XI в. возводились многочисленные замки (сохранились в руинах), романские капеллы (десятигранная капелла замка Вианден) и базилики (церковь Санкт-Виллибрордус в Эхтернахе, 1017-31) со скульптурным убранством. Готические церкви XIV—XVI вв. (в гг. Люксембург, Риндшлейден, Сет-Фонтен и др.) отличались обилием скульптуры в интерьерах (табернакли, статуи мадонн и святых, надгробия). Во второй половине XVI в. распространился стиль ренессанса (ратуша, ныне герцогский музей, в Люксембурге, 1563), а в XVII в. — барокко (собор в Люксембурге, 1613-21). Возводились укреплённые резиденции знати (замки Витранж, Анзембург и др.). В XVIII в. переживало расцвет декоративно-прикладное искусство (производство мебели, изделий из металла, фаянса). В архитектуре XIX в. классицизм уступил место эклектизму. Интенсивный рост промышленности вызвал в конце XIX — начале XX вв. обширное индустриальное и жилищное строительство (рабочие посёлки в Эше, Дюделанже и др.). Изобразительное искусство XIX в. развивалось под французским воздействием (портреты Ж. Б. Фрезе, романтические пейзажи М. Кирша). После Первой мировой войны 1914-18 проявилось влияние немецкого экспрессионизма, затем — французского фовизма. Чертами острого гротеска, сочностью гаммы, сочувствием к обездоленным отмечена живопись Й. Куттера. В произведениях современных художников (В. Кесселер, Ж. Пробст, М. Хофман и др.) ощутимы влияния А. Матисса, П. Пикассо, Ф. Леже и других французских мастеров.

Вайнахтен - Рождество в Германии

Вопреки распространенному представлению о немцах - "трудоголиках", готовых целый год работать, не разгибая спины, в Германии довольно много официальных праздников, отмеченных в рабочих календарях красным цветом отдыха. Большинство, конечно, религиозных, но немало и вполне светских - от Первомая до учреждённого после объединения Германии Дня объединения страны. Однако главный и самый любимый - несомненно Вайнахт (Святой Вечер), а по-русски - Рождество.

Основательные немцы готовятся к нему долго и тщательно, никак не меньше месяца. За четыре воскресенья до Святого Вечера о грядущем празднике вспоминает каждый: отмечается первый Адвент. Во многих немецких домах в этот день зажигается первая из четырех свечей на заранее приготовленном нарядно украшенном венке, и самые близкие друзья усаживаются за празднично накрытый стол, чтобы отведать гордость хозяйки - "штоллен" – рождественская выпечка - дрожжевой кекс с душистыми пряностями, изюмом, цукатами и другими вкусностями. В каждое воскресенье за четыре недели до Рождества на на рождественском венке зажигается по одной свече.

Первым признаком приближающегося рождества и первым из рождественских праздников в Германии является день Святого Николая, который празднуется в Германии с 1555 года. В давние времена Святой Николай (Николаус) дарил детям орехи, сухофрукты, сладкий хлеб, выпеченный по особому рецепту с добавлением сушёной груши, одежду и другие необходимые для ежедневной жизни вещи. Также и в наши дни, в ночь с 5-го на 6-ое декабря немецкие дети выставляют начищенные ботинки или сапоги за дверь, либо вешают носочки, чтобы Святой Николай положил туда сладости и фрукты. Правда, Святой Николаус приносит вкусные подарки только послушным детям, а те, которые целый год сердили родителей и не слушались, получат в подарок розги. Декабрь в Германии - месяц покупок. Люди заполняют с самого утра гигантские универмаги и небольшие сувенирные лавчонки. Всем известно, что после Нового года начнутся распродажи, все резко подешевеет, но ведь ложка дорога к обеду, а подарок - к празднику. Статистика утверждает, что за этот месяц немцы спускают едва ли не больше денег, чем за весь остальной год. Во многих фирмах в трудовое соглашение включается обязательство работодателя выплачивать своим работникам специальную рождественскую премию.

Обычно накануне первого Адвента начинают работать рождественские базары. В разных городах страны разворачиваются почти три сотни таких ярмарок, и туристические агентства начинают наперебой приглашать в поездки к соседям - посмотреть, чем торгуют у них. Но самый главный, самый популярный рождественский базар Германии, по традиции, организуется в Нюрнберге, куда устремляются тысячи гостей со всех концов Земли.

На Рыночной площади, расположенной в самом центре любого немецкого города, по соседству с главным городским собором и ратушей вырастают сказочные теремки, домики-пряники, украшенные еловыми ветвями и яркой иллюминацией. Чего в них только нет: елочные игрушки и ювелирные изделия, нарядные куклы и забавные звери, миниатюрные керамические домики, в окнах которых колеблется пламя свечи, огромные вручную расписанные шары, звезды и ангелочки, золото и серебро, стекло и фарфор, камни-самоцветы и кораллы. Все сияет, блестит, переливается, манит.

Однако рождественский базар - это не только грандиозное торжище. Это - и выставка местных промыслов, и парад мастерства народных умельцев, и концертная площадка, и место семейных прогулок. Музыкальные ансамбли и солисты-одиночки со всех концов планеты сменяют друг друга на специально сооруженной эстраде под сенью огромной елки, да и просто на близлежащих улочках. Пожилая шарманщица, похожая на госпожу Метелицу, - фрау Холле, одной рукой крутит рукоятку своего инструмента, другой - достает из мешка леденцы, угощает малышей. Сияют детские глаза: кругом настоящая сказка! А за порядком наблюдает огромный Щелкунчик ростом под три метра - какое же без него Рождество в Германии?

Часами можно бродить вокруг Рыночной площади по средневековым улочкам, где готические шпили пронзают низкие зимние тучи, где таинственным перезвоном о чем-то предупреждают старинные куранты, а хвойный аромат смешивается с запахом горящих свечей. Легкий морозец - не помеха, ведь на каждом шагу можно согреться кружкой горячего, ароматного глинтвейна. А красивую керамическую кружку с изображением праздничной Рыночной площади стоит прихватить на память. Каждый город готовит для рождественского базара свои сувенирные кружки, ежегодно их расцветки и рисунок меняются, так что за несколько лет можно собрать забавную коллекцию. До позднего вечера шумит на площади веселей торг, а наутро возобновляется с новой силой. И так - четыре недели.

Близится кульминация! Рождество празднуется в Германии три дня: 24 декабря (Сочельник), 25 декабря (первый день Рождества, рождение Христа), 26 декабря (второй день Рождества). В Сочельник в христианских семьях Германии принято дарить друг другу подарки. Этот обычай называется Bescherung – одаривание. Оно происходит в мерцании ёлочных свечей, которые зажигаются до или после рождественского богослужения. Звучат рождественские песни, члены семьи одаривают друг друга. В этот вечер вся семья собирается за рождественским столом, на котором главенствует, конечно же, традиционный гусь с яблоками и капустой, часто подаётся карп. Начинается Святой Вечер, когда каждый стремится оказаться в кругу самых близких людей, насладиться радостью общения друг с другом.. Детям рассказывают сказку о том, что подарки принёс Санта Клаус или немецкий Дед Мороз – Weihnachtsmann или младенец Христос. В первый и второй день Рождества многие идут в церковь на праздничное богослужение или мессу. Кирха тоже празднично украшена пушистыми елями, над алтарем сияет Вифлеемская звезда, а у входа под витринным стеклом целая композиция: вертеп, ясли младенца Христа, вдали торжественные процессии - приближаются волхвы с дарами.

После месячной кутерьмы предпраздничных приготовлений два рождественских дня поражают тихой торжественностью и камерностью.

Но зато через неделю в Новогоднюю ночь, когда стрелки часов сойдутся на двенадцати, - и стар и млад высыпают на улицу. Стреляют петарды, рассыпаются в небе разноцветные снопы, вертятся огненные шутихи - долго длится грандиозный фейерверк. Все поздравляют друг друга, ни на миг не расстаются с мобильными телефонами - желают далеким друзьям счастья в наступившем году.

Немецкая литература

Немецкая литература

1 Дописьменный период

2 Песнь о Хильдебранте

3 Евангельские мотивы

4 Поэзия шпильманов

5 Рыцарская лирика

6 Мейстерзанг

7 Молодая Германия

8 Восьмидесятые годы XIX столетия

Дописьменный период

От римских и ранних средневековых писателей мы имеем длинный ряд свидетельств о поэзии германцев до распространения среди них письменности. Тацит (Germ. 2 и след., Hist. II, 22 и др., Ann. I, 65 и др.) говорит о их мифологических; героических и исторических песнях: «Они воспевают землёю рождённого бога Туиско и его сына Манна, родоначальника своего рода»; не один раз упоминает он о песнях, которыми германцы воодушевляли себя перед сражением, а также и о тех, которыми они забавляли себя на ночных пирах после битвы; он же говорит, что Арминий, победитель Вара, «до сих пор (то есть по истечении почти ста лет) воспевается у варварских народов». В последнем нельзя не видеть указания на зарождающейся героически эпос; подобное же свидетельство мы имеем от более позднего времени относительно Албоина, короля лангобардского (Paulus Diaconus, I, 27). Былины такого рода, по свидетельству Эгингарда («Vita Caroli», с. 29), были собраны и записаны по приказанию Карла Великого, но этот сборник утрачен без следа. О хоровых песнях при жертвоприношениях у языческих лангобардов упоминают Диалоги Григория. Есть документальные указания на свадебные песни древних германцев (brûtesang), погребальные (siswa), любовные (winileod), насмешливые, а также на гномы и загадки; в последних, а ещё яснее в хоровых песнях проявлялся драматический элемент. Поэзией были проникнуты и такие стороны жизни, которые позднее отошли в область чистейшей деловой прозы, напр. правовые отношения, медицина. Все это вначале было продуктом массового творчества и общенародным достоянием; но рано встречаются указания и на певцов-специалистов.

По англосаксонскому Беовульфу мы получаем довольно определённое понятие о положении этих поэтов. (scop, нем. scof-vates, scopfsanc-poësis) при княжеских дворах и о характере их лирико-эпических песен. К более ранней и вполне определённой эпохе относятся упоминаемые Приском при дворе Аттилы готские певцы; известная просьба Гилимера к Велисарию доказывает, что благородным искусством поэзии и музыки не пренебрегали и немецкие конунги.

Если оставить в стороне рано усвоивших себе некоторую культуру и рано сошедших с исторической сцены готов, с их письменностью, древнейшим дошедшим до нас памятником немецкой литературы являются заговоры (Zauber-Sprüche), сохранившиеся в записях христианского времени (IX—XII в.), но представляющие мировоззрение языческой древности; в важнейших из них, двух мерзебургских (записаны в конце IX или в Х в.; один на освобождение пленных, другой против хромоты коня; их близкое родство с древнерусс. заклинаниями указано Ф. И. Буслаевым ещё в 1849 г., «Москвитянин», № 20, 103), лирическому заклинанию предшествует мифоэпическое введение. Украшением стиха служит аллитерация, которая не даёт ему мелодии, но сообщает звучность и силу. Важнейший памятник аллитерированной немецкой поэзии — «Песнь о Гильдебранде», записанная ок. 800 г. двумя писцами, вероятно, в монастыре Фульда, на обороте переплёта лат. рукописи, и состоящая всего из 68 стихов. Содержание её — встреча Хильдебранда, спутника Дитриха, который бежал к гуннам от Отахера (Одоакра), после 30-летнего отсутствия из дома, со своим сыном Гадубрандом, и начавшийся бой их (исход поединка неизвестен, так как песня без конца; предполагается конец трагический: отец убивает сына). Доказано, что писцы имели перед собой оригинал, где песня была записана по памяти; пестрота форм объясняется тем, что писец из верхней Германии записывал нижненемецкую народную былину. Аллитерацию же мы встречаем и в древнейшем памятнике немецкой христианской поэзии — вессобруннской молитве, но позднейшая на несколько десятелетий «Песнь о Людвиге» (Ludwigslied) написана уже с рифмами; это единственный образчик ранней придворной поэзии эпико-лирического характера; автор её — из прирейнских франков, лицо духовное, но всецело проникнутое национальными интересами; герой — внук Карла Лысого, родившийся между 863 и 865 гг.; совсем юношей, 3 августа 881 г., он разбил норманнов при Сокуре, на ЮЗ от устья Соммы; песня сочинена вслед за событием, ещё при жизни героя, а записана в самом конце IX в.: в латинском заглавии стихотворения герой называется «Королём Людвигом блаженныя памяти».

Как по времени записи, так и по форме между вессобруннской молитвой и песнью о Людвиге следует поместить так наз. Муспили — поэму, сочинённую около 800 г. баварцем недуховного чина и изображающую в 1-й части, как душа расстаётся с телом, во 2-й — Страшный суд; записана она, как полагают, рукой самого Людвига Немецкого, в половине IX в. Король, записывающий немецкую поэму, и клирик, воспевающий стихами победу Людвига — два характерных проявления последствий реформы Карла Вел., который, предписав духовенству говорить проповеди по немецки, явился сеятелем письменности и духовной поэзии на родном языке. В такой же мере с ним связаны и две «Мессиады» IX в. : саксонская «Гелианд» и франконская «Книга Евангелий», Отфрида Вейссенбургского. Хотя между их составлением прошло всего 3-4 десятка лет, эти две поэмы представляют большое различие и в форме, и в мировоззрении: настолько различались культура нижней и верхней Германии. Отфрид (писал около 870 г.) вместо аллитерации употребляет звучную рифму; он любит хитрые акростихи. Он человек учёный и пользуется всяким случаем, чтоб проявить свою учёность. Факты евангельской истории для него на втором плане; он часто не излагает их, а только ссылается на источник. На первом месте у него толкование и наука: так, осел, на котором Христос въехал в Иерусалим, для него преобразование глупого и чувственного человека; говоря о вознесении, он перечисляет все звезды, мимо которых проносился Христос, все инструменты, на которых играли ангелы, и пр. Отфрид является видным представителем целой школы духовных поэтов, главным центром деятельности которых в Х ст. был м-рь С.-Галленский, и которые, подобно Отфриду, имели целью дать народу, вместо нечестивых светских песен, поэзию и благочестивую, и понятную. Для этого они перелагали псалмы, сочиняли молитвы, обрабатывали эпизоды евангельские (напр. сцену Христа с самаритянкой) и ветхозаветные (Юдифь) и некоторые жития святых (напр. св. Георгия). В том же С.-Галлене (а за ним и в других центрах культуры) развивается и Н. духовно-учёная проза: пишутся толкования на Св. Писание, переводятся учебники, «слова» блаж. Августина и доступные философские монографии, записываются проповеди. Одним из самых плодовитых прозаиков С.-Галлена был Ноткер Немецкий, или Толстогубый (ум. 1022). В С.-Галлене же написана и латинская поэма, обработавшая немецкое героическое сказание о Вальтарии. В XI в. круг сюжетов немецкой духовной поэзии и свобода их обработки значительно увеличиваются, как это можно видеть на песне бамбергского схоластика Эццо о чудесах Христа; она сочинена им по поручению епископа Гунтера, незадолго до задуманного им похода в св. Землю (1064), и удачно выдерживает тон гимна. Немного позднее песня об Анноне. В речи о вере «бедного Гартмана» (первой половины XII в.) уже слышны обличения против рыцарей, которые из-за слова честь губят и душу, и тело.

Поэзия шпильманов

Рядом с этой поэзией для интеллигенции (и рядом с вечно живой, но неуловимой по отношению к столь отдалённой эпохе народной песней), существовала другая — для народа и безграмотных людей: поэзия шпильманов, то есть бродячих певцов, сделавших себе ремесло из забавы публики. По мере распространения латинского образования в монастырских и епископских школах Германии, в среду этих шпильманов все чаще и чаще попадают ваганты. Иногда монахи и клерики пользуются материалом песен шпильманов для упражнения в латинской стилистике и версификации; так возникают поэмы вроде «Ruodlieb» и стихотворные рассказы из животного эпоса (Ecbasis и пр.; см. J. Grimm и A. Schmeller, «Lateinische Gedichte des X und XI Jahrb.», Гёттинген, 1838). Изредка произведения шпильманов записываются в оригинале, и тогда содержание, грубость формы, наклонность к шутке и преувеличению довольно резко отличают их от поэзии духовенства. Со временем это различие значительно сглаживается; шпильманы пользуются сюжетами из священной истории; познакомившись с новыми географическими и историческими именами, они распространяют и украшают ими свои песни. С другой стороны, поэзия духовных все более и более примиряется с жизнью и светским миросозерцанием. С половины XI в. на Германию, особенно на прирейнские страны, начинает сильно влиять Франция; из области костюма и причёски франц. влияние переходит в область мыслей и идеалов, и носители этих идеалов, поэты из среды духовенства, усваивают французские сюжеты, французские модные воззрения и даже французские слова. Важным моментом в этом деле были крестовые походы, сблизившие дворянство всех стран и объединившие на время интересы и идеалы военного и духовного сословий. В первой половине XII в. действуют поэты-священники Конрад, давший Германии песнь о Роланде и Лампрехт, обработавший поэму об Александре; в средине столетия является «Императорская хроника» (нем. Kaiserchronik), в которой и международные, и национальные предания обработаны духовным лицом, но всецело во вкусе модного рыцарства. Тогда же на литературное поприще выступают и сами рыцари, и с 60-х годов XII в. начинается полный расцвет немецкой дворянской поэзии, возбуждённой подражанием Франции. Французский любовный эпос проникает сперва на нижний Рейн: около 1170 г. переводится история Флора и Бланшфлоры; Эйльгард фон Оберге вводит в обиход трагических любовников — Тристана и Изольду и пр. Настоящим отцом придворного эпоса считается автор немецкой Энеиды, Генрих Фельдеке (Veldeke). Его преемниками в Тюрингии были Генрих Морунгенский, Герборт из Фрицлара, Альбрехт из Гальберштадта. Все эти поэты работают над сюжетами античными; другие пользуются сказаниями библейскими, национальными, чаще всего кельтскими.

Рыцарская лирика

Главное дело здесь не в сюжете, а в модном рыцарственном миросозерцании и в манере изображения: чистая звучная рифма, изящество и мягкость до слащавости, тонкая отделка движений чувства, смесь эпоса с лирикой и даже дидактикой. Сравнительно с французскими оригиналами у немцев больше сдержанности и внешнего благородства; рыцари ещё учтивей и дамы ещё нежнее. Одновременно в юго-зап. Германии развивается и рыцарск. лирика, под явным влиянием провансальских трубадуров; у подражателей, естественно, меньше живости и чувства, больше искусственности и размышления. Темы этой лирики довольно разнообразны, но на первом месте стоит идеальная любовь — minne, отчего и поэты называются миннезингерами. Характерная черты миннезанга выражаются уже в эпоху Фридриха Барбароссы, во вдумчивой лирике его приверженца Фридриха фон Гаузена (ум. в 119 0) и в произведениях ученика и подражателя Гаузена, проживавшего при австрийском дворе — Рейнмара фон Гагенау. Последний особенно типичен: он вечно плачется на небывалые или, по крайней мере, очень преувеличенные любовные страдания, которым подвергает его дама сердца, далеко превышающая красотой и добродетелью всех других женщин. Над содержанием его песен готовы были смеяться его слушатели, но они же были в восторге от чистоты его рифмы и разнообразия метра. При таком же изяществе формы несравненно больше жизни и оригинальности у его последователя, Вальтера фон дер Фогельвейде. Из его младших современников и последователей наиболее самостоятельности и народных черт мы встречаем у автора шпрюхов, Рейнмара фон Цветера (род. на Рейне, вырос в Австрии, действовал от конца 20-х годов XIII ст. до 1250 г.). Время полного расцвета немецкой рыцарской лирики было непродолжительно: уже у непосредственных учеников Вальтера замечается или ненатурально-изысканная тонкость чувства «высокой любви», или, как у иных баварско-австрийских поэтов, возвращение к реализму народной песни (Ульрих ф. Лихтенштейн, Нидгарт и Таннгейзер). С конца XIII в. придворный миннезанг начинае уступать место более реальной и грубой лирике. Правда, около того же времени образуются новые центры поэзии при дворах сев.-вост. князей, даже в Чехии; но эти поздние беспочвенные отпрыски скоро замирают, и лирика переходит в руки шпильманов, из среды которых выдвигаются поэты со школьным образованием — мейстеры.

Мейстерзанг

Когда эти певцы водворяются в городах, где находят многочисленных учеников, они превращаются в так назыв. мейстерзингеров. Представителем переходной эпохи можно считать Генриха Мейсенского, который, после многолетних странствований, в 1311 г. поселяется в Майнце; Иог. Гадлуб — уже совсем горожанин. Придворный эпос имел более продолжительное существование, но вся деятельность великих эпиков — Гартмана ф. Ауэ, Вольфрама Эшенбаха и Готфрида Страсбургского — прошла между 1190 г. и 1220 г. Гартман по отношению к Вольфраму и Готфриду является зачинателем, в идеях и приёмах которого ещё мало индивидуального. Вольфрам и Готфрид — родоначальники двух школ; последователи Готфрида близко держатся источника, ученики Вольфрама отдаются свободе фантазии; первые стремятся к ясности и, при недостатке таланта, впадают в тривиальность; у вторых, при том же условии, глубокомыслие учителя переходит в крайнюю темноту. Школы различаются и географически: последователи Готфрида действуют в Швабии, последователи Вольфрама — в Баварии. К школе Готфрида принадлежат Рудольф Эмсский (дворянин, начал писать ок. 1225 г., ум. ок. 1251-4 г.), предпочитавший назидательные темы и обработавший, между прочим, знаменитый византийский роман о Варлааме и Иоасафе, и горожанин Конрад Вюрцбургский, охотно выводивший на сцену аллегорические фигуры. Манеру Вольфрама усвоили весьма учёный для своего времени Альбрехт из Шарфенберга, Рейнбот ф. Дюрн (v. Dürn), состоявший на службе герцога Оттона (1231—1253) и превративший в рыцарский роман житие св. Георгия, автор баварской поэмы о Лоэнгрине, написанной около 1290 г., и др. В лучшее время немецкой придворной поэзии заметна борьба двух мировоззрений — благочестиво-духовного и модного рыцарского, так как носителями поэзии были или клерики, или дворяне; но уже и тогда приходский священник Ульрих из Цациковена (Zatzikhoven) обрабатывает Ланцелота, а рыцарь Конрад ф. Фуссебруннен излагает по апокрифам детство Христа. К концу XIII в.белое духовенство забирает поэзию в свои руки, но само, в большинстве случаев, подчиняется модным веяниям, превращая творчество в ремесло и усиливая элементы аллегории и нравоучительности невысокого уровня. Традиционные сюжеты бретонского цикла истощаются: являются свободные переделки их (начало этому положено уже в классический период: около 1220 г. Генрих ф. Тюрлин составил поэму «Der Aventiure Krone», изд. в 1852 г. в XXVII т. в «Bibliothek d. literarischen Vereins zu Stuttgart»), подражания, основанные на собственном вымысле, переработки в том же тоне поэм шпильманов и исторических сказаний. Затем и рыцарским эпосом овладевают поэты профессиональные, между которыми видную роль играют люди, получившие кое-какое школьное образование, но в то же время тесно связанные и с народом. Такой же ход дела замечаем мы и в поэтической дидактике: к началу XIII в. относится рыцарское поучение отца сыну, Винсбеке, благородный автор которого твёрдо уверен в ангелоподобии женщин и в несокрушимости своих рыцарских идеалов. Это единственная дошедшая до нас поучительная поэма, написанная дворянином; последующие сочиняются клериками, которые в значительной степени усвоили себе рыцарственно-светское мировоззрение. В 1215—1216 гг. каноник Томазин Цирклария, итальянец по происхождению, пишет длинную (в 15000 стихов) поэму «Итальянский гость» («Welscher Gast»), где излагает правила светскости. Фрейданк, автор поэмы «Скромность», по взглядам и тону — поэт профессиональный и народный, вводящий массу пословиц и сильно негодующий на папу и курию, которые эксплуатируют немцев. Значительно дальше в сторону школы и мейстерзингеров идёт творивший в начале XIV в. Гуго из Тримберга. Реалистические по самому существу своему виды поэзии — новелла и басня очень рано оказались в руках профессиональных поэтов (см. Штриккер) и привлекали особенное внимание горожан. Напротив того, эпос духовный — легенды, которые в XIV в. уже циклизируются и составляют сборники, — остаётся, главным образом, в руках духовенства. Таков общий ход искусственной поэзии в наиболее передовых и подверженных французскому влиянию частях Германии; но и здесь все время действуют шпильманы, создавая или перерабатывая массу песен. В Саксонии они всего дольше являются главными носителями поэзии. В Австрии и Баварии народная поэзия облагораживается и совершенствуется под влиянием просвещённого рыцарства; здесь главным образом получают литературную форму национальные поэмы немцев: «Нибелунги», «Гудруна», поэмы о Дитрихе Бернском, «Лаурин», «Ротер», «Ортнит», «Гуг и Вольфдитрих» и др. Иные из этих поэм, попав в письменность, переделывались по несколько раз, до XV в. включительно. Те же странствующие певцы овладели и несколькими историч. и легендарными сюжетами: о герцоге Эрнсте, короле Освальде, Оренделе, Соломоне и Морольфе, св. Брандане и проч. и обрабатывали их (напр. Оренделя) с такой свободой, что литературно заимствованная тема обращалась в героическую и даже мифическую сагу. Около 1300 г. в немецкой литературе «красота должна покинуть свой престол» и уступить место благочестию и занимательности: первому служит немецкая проповедь, которая ещё в ХШ в. имела даровитого представителя в Бертольде Регенсбургском (см. соотв. статью), а в XIV веке подвергается влиянию могучей и в данном случае плодотворной школы мистиков (см. Franz Pfeiffer, «Deutsche Mystiker des XIV Jahrhundert», I—II, Лпц., 1857). Стремление к занимательному чтению превращается здесь в любознательность, которой удовлетворяют появляющиеся уже в XIV в. немецкие учебники по астрономии и естествен. наукам, сокращения энциклопедий, разнообразные исторические сочинения (городские хроники, переработки и компиляции из лат. сводов и пр.). Другие ищут услады для воображения, и для них в XV в. в огромном количестве (первые образцы — ещё в XIII в.) составляются немецкие прозаические романы и повести; фабулы собирают отовсюду, начиная от Панчатантры до обработанных во Франции сказаний о Гуго Капете; над романами усердно работают и горожане, и врачи, и благородные дамы; их читают с одинаковой жадностью и в замках, и в домах бюргеров.

Мейстерзингеры действуют в городах (редко при княжеских дворах, где, в большинстве случаев, их заменяют придворные музыканты); иные из них, напр. Ганс Розенблют в Нюрнберге, приобретают обширную известность. Мейстерзингеры доставляют удовольствие себе и немногим любителям; для забавы толпы как городской, так и деревенской, служат площадные певцы — Bänkelsänger’ы, наследники шпильманов. Все классы городского населения привлекает развившаяся в XIV в. немецкая духовная драма

(Мистерия, Моралитэ, Миракль), сочиняемая рифм. двустишиями и разыгрываемая на площади при крайне простой обстановке. В XV в. выдвигается на первый план комический элемент; развивается масленичное представление (Fastnachtspiel), разнообразное по содержанию, часто живое и остроумное, скоро почти поглощающее остальные виды немецкой средневековой драмы и сильно влияющее на повествовательную и нравоучительную поэзию, многие и лучшие произведения которой принимают форму диалога и судебного разбирательства. Под влиянием первых проблесков возрождения появляются на сцене переводы из Плавта и Теренция.

Кроме драмы, в этот городской период в развитии немецкой литературы самостоятельное развитие в стихотв. форме получают сатира. Интересный образец последнего мы встречаем ещё в XIII в. в Крестьянине Гельмбрехте (Meier Helmbrecht), баварца Вернера Садовника, изображающем нравственное падение и злоключения крестьянского парня из богатой семьи, презревшего своё состояние и вздумавшего стать рыцарем; но здесь есть серьёзная цель и некоторая идеализация крестьянской жизни, тогда как в произведениях позднейшего периода, напр. в поэме Кольцо (Ring) Генриха Виттенвейлера (ок. 1450 г.), цель автора — посмешить читателя на счёт грубости и глупости крестьян, причём он не жалеет и героев национального эпоса, Дитриха и Гильдебранда. Та же цель и сходная точка зрения на крестьянство выражается и в нижненемецком рассказе о Тиле Эйленшпигеле, написаном в 1483 г. В конце XV столетия появляется нижненем. переделка нидерландской поэмы о Рейнвеке, вполне пришедшаяся по вкусу всей несмецкой публике (верхненем. переделка с франц. сделана Глихезером ещё в XII в.) На границе XV и XVI вв. за народную сатиру берутся люди с хорошим школьным образованием; таков, напр., юрист Себастьян Брант, автор «Корабля дураков». В то же время не забывалась и старая поэзия; в XV в. было немало её любителей и собирателей; в первой половине его переработаны поэмы об Ортните, Гуге и Вольдфитрихе и короле Лаурине, под именем книги о героях (Heldenbuch; 1-е изд. без года, 2-е 1491 г., потом 1509, 1545, 1560, 1590 и т. д.); ок. 1472 г. площадной певец Каспар фон дер Рён из Мюннерштадта ещё раз переделал те же сюжеты, вместе с другими. В начале XVI в. во главе почитателей старины стоит «последний рыцарь», имп. Максимилиан I; по его распоряжению составлен знаменитый амбразовский сборник; он сам, при участии своих секретарей, сочинил аллегорическую рыцарскую поэму «Тейерданк» (Theuerbank), в которой изложил свою жизнь и свои идеалы; этот образец переживания в литературе был напечатан в 3517 г. и имел успех. Идеи раннего итальянского гуманизма впервые проникают в Германию ещё при Карле IV, который состоял в переписке с Петраркой. Во время констанцского (1414-18) и в особенности базельского (1431-50) соборов учёные немцы сталкиваются с гуманистами итальянскими и во многом подчиняются их влиянию. Этому заимствованному движению идёт навстречу уже с конца XIV в. движение туземное — от братьев общей жизни, или Гергардинистов (см. соотв. статью), которые к этому времени распространились по Германии. Они не любят схоластики, требуют Библии на родном языке; с них начинается применение филологии к изучению Св. Писания. С другой стороны, в их школах рано начали читать классиков с полным пониманием; один из их влиятельнейших педагогов и писателей - Вессель, выносит из Италии прекрасное знание греч. яз. и страсть к пропаганде новой науки. Нет сомнения, что влияние братьев, вместе с национальным характером и историч. условиями, придали немецкому гуманизму те черты, которыми он так резко отличается от итальянского. Эразм воспитывается в Девентерской школе, устроенной и направляемой «братьями»; Рейхлин в Париже слушает наставления Весселя, труды которого увидали свет благодаря Лютеру. Немецкий гуманизм имеет теснейшую связь с родным языком и с любовью к родной старине. Конрад Цельтес (1459—1508) всю вторую половину жизни собирает материал для «Germania illustrata»; «Похвала Глупости» Эразма развивает идеи и отчасти пользуется формой «Корабля Дураков» Бранта; Рейхлин в брошюрах ведёт борьбу со схоластиками; Гуттен (см. соотв. статью) с 1520 г. окончательно переходит от латыни к немецкому языку и в стихах, и в прозе, и он же, вместе с Цельтесом, является родоначальником культа Арминия. Ещё более благотворное действие на немецкую литературу оказывает, в начале, реформация: перевод Лютером Библии (1521-34) — такой крупный факт, что равного ему по значению нельзя указать во всей истории немецкой литературы; она объединяет многомиллионный народ и создаёт орудие для выражения всех сторон его духовной жизни. Одинаково интересуясь привлечением и массы народной, и передовых людей, получивших школьное образование, сторонники реформы должны были создать национальную литературу, выражающую интересы всех классов общества, и руководитель дела, «виттенбергский соловей», которого собираются слушать и львы и овцы, объединяет в своём протесте всю немецкую нацию. Лютер был и влиятельнейшим лириком своего времени (духовная песнь XIV и XV вв. далеко не имела такого значения и притом носила иной, слишком светский и вялый характер; Лютер же, вдохновлённый псалмами, придал ей мужественный, искренний тон); он же был настоящим родоначальником немецкой публицистики. Его сильно, резко и вполне целесообразно написанные брошюры волнуют всю немецкую нацию, без различия сословий, и служат образцом не только для друзей реформы, но и для её противников (самый даровитый из них — Томас Мурнер, очень талантливый сатирик). Бесконечно важны идеи произведений Лютера, они занимают целый ряд поколений и разрабатываются во всевозможных литературных формах: им всецело служит и популярнейший поэт времен Лютера Ганс Сакс; им служит или с ними борется бесчисленная литература пасквилей и летучих листков (см. Oscar Schade, «Satiren u. P asquile aus der Reformationszeit», 1856; Scheibl, «Die Fliegenden Blätter d. XVI u. XVII Jahrb.», Штуттг., 1850). Несмотря на ожесточение борьбы, сами современники замечают, что в их литературных приёмах (как и в жизни) развивается особый дух грубости, для обозначения которого ещё С. Брант нашёл подходящее слово: поклонение св. Гробиану. Фр. Додекинд (1530—1598) в 1549 г. сочинил на эту тему целую сатирическую поэму в лат. двустишиях: «Grobianus», которую Каспар Шейд переделал по-немецки. Племянник и ученик Шейда, Фишарт — один из наиболее даровитых и влиятельных писателей конца XVI в.; не лишённый тонкости и нежности чувства в изображении семейных добродетелей, он горячий приверженец св. Гробиана в изображении других сторон жизни. Он переделывает на немецкий яз. знаменитый роман Рабле, увеличив смехотворно-сатирич. элемент и без того резкого оригинала; его стремление — обогащать немецкую литературу всевозможными заимствованиями. Вообще в этот период количество переводов и переделок поразительно велико. В XVI в. богата литература басен и новелл, тоже не отличающихся изяществом формы, но грубо-весёлых и сатирически-резких. В 1522 г. вышел сборник Иоганна Паули (см.) «Schimpf und Ernst»; во второй половине столетия подобные ему печатаются десятками. Страсти к лёгкому чтению удовлетворяют многочисленные переводные или переделанные с франц. романы; во второй половине XVI в. под их влиянием являются довольно удачные попытки самостоятельного творчества, в смысле изображения действительной жизни. Занимают фантазию и прозаические рассказы, тесно связанные со стариной и преданием: о Тиле Эйленшпигеле, Шильдбюргерах, Вечном Жиде, д-ре Фаусте и пр.; вместе с рыцарскими романами и переделками сказок, легенд и национального эпоса они начинают выделяться в простонародную «лубочную» литературу. В силу объединяющего духа реформы, и в немецкой драме XVI в. народный элемент сливается со школьным; с одной стороны, Ганс Сакс делит свои пьесы на акты; с другой, все интересные по содержанию лат. пьесы немедленно переводятся на немецкий язык. Дух полемики проникает и в мистерии (например, черт, стремящийся погубить пророка Даниила, является в виде католического монаха). Было немало даровитых драматургов — напр. Фома Наогеорг, Никодим Фришлин и др., — но пьесы их поражают крайней небрежностью обработки. В конце XVI века при некоторых дворах являются «английские труппы»; кое-где строятся особые здании для театра; совершенствуется сценическая техника. Учениками англичан должны считаться Яков Айрер и Генрих-Юлий, герцог Брауншвейгский. Перед 30-летней войной во всех сферах духовной жизни замечается сильное и многообещающее возбуждение; везде совершенствуется форма, а в содержании везде национальное берет перевес над заимствованным. Между 1610 и 1617 гг. чрезвычайно сильно развивается книжная торговля. В общем, южная Германия в это время идёт впереди северной: в Штутгарте действует Веккерлин; в Веймаре в 1617 г. образуется «Плодоносное общество», цель которого — очищение языка; в Гейдельберге славится Цинкгреф, около которого составляется кружок образованных писателей; в 1619 г. в его состав вступает юный Мартин Опиц, но уже в 1620 г. испанские войска разогнали гейдельб. поэтов, и Опиц стал с тех пор действовать в одиночку. Война, чуть не на ²/3 уменьшившая население Германии, отчасти задержала, отчасти видоизменила ход умственного развития немецкого народа: начавшееся слияние народного элемента литературы с учёным не состоялось; второй почти во всех областях (исключения — духовная песня и отчасти забавная литература) взял явный перевес и кое-где господствует безраздельно. В поэзии опять и больше, чем когда-нибудь прежде, подавлено все национальное и царит подражание; при отсутствии искренности и чувства, дидактика становится на первом плане. Бюргерство ограблено и унижено; дворяне и князья всему дают тон, но их связь с народом крайне слаба. При них плохо кормятся поэты, воспевающие их домашние праздники. В общем, картина крайне печальная, и её мало скрашивают многочисленные литературные общества (иные из них возникали и во время войны, в местностях сравнительно спокойных), так как и они, главным образом, ищут образцов для подражания и внешних авторитетов, занимаются скорее стихоплётством, чем стихотворством, забавляют себя пустой обрядностью, вымышленными именами и пр.

Прогресс замечается только в метрике и в чистоте литературного языка. В этом отношении больше всех сделал М. Опиц своей книгой о немецкой поэтике (1624), в которой он, подобно нашему Ломоносову, установил различие стилей. Он же — главный проводник французско-голландской манеры и настоящий основатель немецкого псевдоклассицизма. У него масса поклонников и подражателей; сам он по природе чувствует наклонность к лёгкой поэзии, и из его последователей больше всего таланта проявляют сочинители песенок — Пав. Флемминг (1609—1640) из Лейпцига (спутник Олеария по его путешествию в Московию) и Симон Дах (1605—1659) в Кенигсберге. Более рабски следует Опицу и как теоретик продолжает его Авг. Бухнер (1591—1661), профессор в Виттенберге (по происхождению Опица и по месту действия многих его последователей их объединяют под именем первой силезской школы). В ином, чем Опиц, направлении действует с 1644 г. в Нюрнберге «Общество пегницских пастухов», или «Цветочный орден», основанный Гарсдорфером: он подчиняется итальянскому влиянию и особенно культивирует пастораль, но, в силу национального характера, усложняет её глубокомысленной аллегорией и учёностью. Несколько больше жизни в гамбургском «Розовом ордене», во главе которого стоит Филипп фон Цезен (1619-89), очень образованный человек, исключительно посвятивший себя литературе; он был и поэт, переводчик и теоретик; он старался изгнать из немецкого языка варваризмы и, подобно горячим пуристам всех стран и времён, доходил до неуместной крайности; даже имена классических богов и богинь переводил он по-немецки. Наибольшую славу приобрёл он своими растянутыми романами, успех которых породил массу подражателей; между ними считались знаменитостями священник Андрей Генр. Бухгольц (1607—1671), Дан. Каспар фон Лоэнштейн (1635—1683), герцог Антон Ульрих Брауншвейг-Вольфенбюттельский (1633—1714) и Генр. Ансельм фон Циглер (1663—1697). Немецкие романы XVII в. всегда многотомные, будто бы исторические, но на самом деле изображающие вместо людей — манекенов, произносящих бесконечные высокопарные речи и пересылающихся такими же посланиями, читались с жадностью, так как служили школой благородных чувств, вкуса и слога. Отрадное исключение представляет явившийся в 1669 г. «Симплициссимус» Гриммельсгаузена, роман интересный, живой и довольно реальный. Реформатором немецкой драмы был Андреас Грифиус, разделявший взгляды Опица, но больше дававший места искренности чувства и народности. Лоэнштейн идёт дальше Грифиуса в смысле внешней правильности и подражания древним (у него даже есть хоры между действиями), но у него непреодолимое стремление к кровавому, ужасному и вообще к изображению самых дурных страстей человеческих. Силезец Лоэнштейн, вместе со своим земляком и старшим современником Гофмансвальдау и его последователями, образует в лирике так наз. вторую силезскую школу, которая больше подчиняется крайне цветистым и вычурным итальянцам, нежели Опицу и его образцам; ах axa (Ach des Achs) может служить её девизом. Тем не менее, национальный элемент и жизненность не замирают в немецкой литературе и в это печальное время: в Вене гремит своими грубо-остроумными проповедями Абрагам а Санта Клара, в Берлине распеваются прекрасные гимны Гергардта, во многих песнях Христиана Вейзе слышно искреннее чувство, а стиль его поражает простотой и ясностью. Последователи его, у которых простота перешла в крайнюю прозаичность, называются водяными поэтами (Wasserpoeten), да и его романы несравненно ближе к «Симплициссимусу», чем к героическим романам Бухгольца и др. Совершенно сознательно выступает против нелепого подражания иностранцам сатирик Мошерош, поклонник родной старины; даже псевдоклассик по приёмам Логау возмущается французскими модами. Главную роль в деле умственного возрождения Германии сыграла немецкая наука, которая именно в это время переходит от латыни к родному языку: во второй половине XVII в. жил и действовал Самуил Пуфендорф (1632—1634), основатель естественного права, освободивший историю от влияния богословия. Начинается усиленное изучение родной старины и даже средневековой поэзии. Дан. Моргаф (1639—1691) знакомит публику с результатами новых историко-литературных открытий. В 1687 г. Хр. Томазиус, смелый боец за права науки, начинает читать в Лейпцигском университете лекции по-немецки, дело до тех пор неслыханное. Когда его вытеснили за свободомыслие, он поселяется в Галле, привлекает туда своих юных поклонников из Лейпцига, и там в 1692 г. основывается новый университет, где в первой половине XVIII в. с такой славой действует Хр. Вольф. К началу нового столетия во всех родах поэзии замечается сильное движение: многие, начав с подражания Лоэнштейну, переходят в ряды последователей французского «здравого смысла». В области романа с 20-х гг. входят в моду так наз. Робинзонады, из которых одна — «Остров Фельзенбург», написанная Шнабелем в 1733 г., — имела огромный и вполне заслуженный успех; в них легко подметить первые проблески романа психологического.

В лирике действуют три поэта: Гюнтер, Галлер и Гагедорн, совсем не сходные по направленно, но в одинаковой степени далёкие от бессодержательной шумихи слов и рифм силезской школы; двое последних указывают своим примером новые образцы и возвращают немецкой литературе уважение серьёзных и образованных людей. Их успех подготовляет влияние Геллерта и Глейма; последний, несмотря на свой полунапускной пафос, является уже истинно-национальным поэтом, выразителем чувств всего народа. В то же время вступают в борьбу две литературные школы — Готшеда и Бодмера, которые долго действовали заодно в смысле подъёма интереса к родной литературе; они работали с такой верой в своё дело и с такой энергией, и в обществе настолько назрела потребность в широкой и здоровой умственной жизни, что, когда они разошлись в основных принципах («здравый смысл» и чувство меры или фантазия и свобода? французские классики или великие англичане?), в их полемике оказались заинтересованными все образованные немцы.

По6еда Бодмера и швейцарцев повела за собой подъем национального самосознания, которому семилетняя война дала твёрдое основание. Клопшток и его сторонники доводят это самосознание до крайностей самообожания (необходимой реакции против прежнего самоунижения), но более холодный и реальный Виланд, а главное — здоровое и развитое наукой чувство серьёзной нации, заставлявшее её передовых людей относиться с законным уважением к великим умам других стран, возвращают германофильство в надлежащие пределы. Тогда наступает эпоха Лессинга, объединившего науку и литературу, установившего принципы новой критики, которая отчасти подготовила, отчасти создала эпоху немецких классиков. Современники Лессинга или связывают новую поэзию с её прошлым, как идиллик Гесснер, или заглядывают далеко вперёд, как первый романтик Бюргер и великий основатель изучения народности Гердер. Все, что было истинно прекрасного и оригинального в чужих литературах, было перенесено в немецкую и возбуждало в молодёжи недовольство своим и благотворное соревнование. Полное разрушение старой пиитики и отрицание устарелых форм жизни, вместе с могущественным влиянием горячей проповеди Руссо, произвело в 70-х годах недолговременную, но сильную умственную революцию, известную под именем периода бурных стремлений (Sturm- und Drangperiode), которая вихрем пронеслась по всей молодой интеллигентной Германии, иных, как Клингера, Ленца и беззаветных поклонников гетевского «Вертера», увлекла всецело, но для большинства только очистила воздух и обусловила целостное восприятие произведений великих художников и мыслителей. С конца 80-х годов настаёт время господства Гёте, Канта, Шиллера, не без основания сравниваемое с эпохой Перикла в Афинах; но так как масса общества не могла стоять на столь высоком уровне развития и нуждалась в ежедневной, хотя бы и не особенно тонкой пище, то, одновременно с драмами Гёте и Шиллера и часто ещё с большим удовольствием, смотрелись пьесы Коцебу и Иффланда, а одновременно с Вильг.

Мейстером с наслаждением читались сентиментальные и страшные романы, в которых не больше мысли и художественной правды (но больше занимательности), чем в произведениях Цезена и Бухгольца. Уже в 90-х гг., в лучшую пору деятельности веймарских корифеев, замечается как бы некоторое пресыщение чистым искусством, является потребность в чём-то радикально новом, более пикантном; этой потребности призвана удовлетворить тогда же формирующаяся романтическая школа, предшественником которой является Жан Поль Рихтер, со своими задушевно-юмористическими, бесформенными произведениями (1790 — «Schulmeisterlein Wuz», 1793 — «Unsichtbare Loge», 1795 — «Hesperus»). Основатели романтической школы —братья Шлегели. Вскоре после смерти Шиллера (1805 г.), под влиянием политических событий, вся немецкая литература и даже, отчасти, наука принимают горячий публицистический тон, от которого Гёте держится как можно далее, тогда как большинство романтиков, покинув на время свой индифферентизм к живой действительности и беззаветную иронию, энергично устремляются в борьбу и становятся горячими вожаками немецкой нации. Этим они приобретают симпатию сперва угнетённых, потом победоносных немцев, которая, естественно, переносится и на проводимые ими историко-эстетические взгляды. Но вражда романтиков к идеям революционного «просвещения», их мистицизм и преклонение перед всем средневековым, уже в 1803 г. побудившее Фр. Шлегеля перейти в католичество, сделало многих из них усердными служителями реакции, первые признаки которой проявляются немедленно после войны за освобождение и которая после убийства Коцебу (1819) достигла своего апогея. Иные из бывших патриотов и демагогов обратились в сторонников застоя и безусловного повиновения, и тем оттолкнули от себя наиболее живую часть общества. Далеко не все крупные литературные деятели военного времени кончили, однако, столь печально, как Фр. Шлегель и Генц; так, один из лучших немецких лириков, воодушевлявших немцев своими песнями, Э. М. Арндт, всю жизнь оставался передовым человеком нации, и его литературная деятельность представляет переход от романтизма к позднейшим, более здоровым течениям — изучению народности и стойкому, глубоко убеждённому либерализму. Славу Н. Тиртея с ним разделяет рано погибший Теод. Кёрнер, который по таланту и по светлым идеям ближе всех стоял к Шиллеру. Третий лирик той эпохи, Макс ф. Шенкендорф (1787—1817), имел меньше влияния, так как его элегический тон не вполне подходил к настроению минуты. Кёрнер и Шенкендорф принадлежат к группе младших романтиков, приобретающих литературную известность в первые два десятилетия XIX в. Они гораздо производительнее, нежели родоначальники школы, уже потому, что им не приходилось тратить силы на борьбу с противниками и на выработку теории: романтизм стал модой, и в ряды его горячих приверженцев устремились все второстепенные и третьестепенные литераторы. Из них старше других издатели сборника народных песен («Des Knaben Wunderhorn», 1806—1808), Брентано и Ахим ф. Арним. Брентано к 40-м годам становится отчаянным мистиком и визионером и умирает полусумасшедшим. Для Арнима все естественное есть кажущееся и существует только как символ сверхъестественного; поразительное богатство его капризной фантазии производит не особенно приятное впечатление на читателя, так как создания её редко согреты чувством любви к людям и редко достигают эстетического совершенства. Больше жизни придал своим произведениям плодовитый Ламотт-Фуке (1777—1843), основал их на внимательном, хотя и одностороннем изучении средних веков. Его близкий приятель Шамиссо — или, как немцы его называют, Хамиссо (1781—1838), — основательный знаток естественных наук, подчинился романтикам относительно формы, но сохранил франц. ясность и трезвость ума; его повесть «Чудесная история Петра Шлемиля» (1814), переведённая на все европ. языки — ультраромантическое произведение по основной теме, но приятно поражает рельефностью и конкретностью изложения. Самый даровитый и характерный из младших романтиков, Амедей Гофман, с таким глубоким убеждением и энергией проводил идею основателей школы относительно объединения поэзии с жизнью, что дальше некуда было идти в этом направлении; необходимо должны были начаться уклонения в сторону, предшествующие реакции. Одно из таких уклонений представляет собой Фр. Рюккерт (1788—1866), отмежевавший себе особую область в Н. романтизме — восточно-этнографическую. По виртуозности в стихосложении к нему близко подходят Платен (1796—1835), от мечтательного Востока перешедший к красоте классической, и в особенности Людвиг Уланд (1787—1862), поэт, учёный и политик, всегда одинаково чистый и передовой человек, лучший в своё время представитель типичных черт своей нации и удачно, как никто другой, попавший в тон и дух народной песни. Уланда ставят во главе так наз. швабской школы (главным образом — по происхождению поэтов), члены которой многому научились у романтиков, но не разделяют их односторонних воззрений и остаются в более или менее тесном общении с художественными принципами Шиллера и Гёте. Сюда принадлежат Густ. Шваб (1792—1850), разносторонний и плодовитый Вильг. Гауф, Эд. Мёрике и др. Из северных поэтов в сходном отношении к романтизму стоит Вильг. Мюллер, который своими прекрасными «Песнями Греков» много способствовал развитию фиделлинизма в Германии. Только как формой пользуется романтизмом, во вторую половину своей деятельности, и Карл Иммерман, очень разносторонний талант, но более ловкий и умный литератор, чем поэт, имевший в своё время большое и благотворное влияние. Ближе к романтикам австриец Христиан-Иосиф ф. Цедлиц (1790—1862), автор «Воздушного корабля» и «Ночного смотра», в своих драмах подражавший испанцам. Австрийский драматург Франц Грильпарцер, начав с архиромантической трагедии судьбы, позже перешёл к психологической драме. Всецело остаются верными основным принципам школы Юстин Кёрнер и Эйхендорф (1788—1857), «поэт леса», которого часто называют и последним романтиком; в своём романе («Aus dem Leben eines Taugenichts», 1824) он возводит в принцип отвращение от борьбы и труда. Если период после войны за освобождение до 1830 г. был не очень богат выдающимися художественными произведениями, зато он поражает напряжением умственной деятельности в филологических и исторических науках. Братья Гримм и их товарищи кладут прочные основы германистики: издаются десятки до тех пор неведомых памятников, изучаются германские древности всех родов и видов; Бопп основывает сравнительную грамматику; Савиньи начинает историческое изучение права; Нибур и его последователи стремятся довести приёмы изучения самого отдалённого прошлого до математической точности и последовательности; все это так или иначе связано с идеями Гердера и родоначальников романтизма. Правда, мистика романтиков приносит некоторый вред историческим и даже естественным наукам, влияя на учёных, как Крейдер, Стеффенс, Окен и др.; но их крайности находят мало последователей.

Продолжительнее было влияние романтической школы через философию, главные представители которой, Фихте, Шеллинг и в особенности Гегель, обусловливают в значительной степени всю умственную деятельность даже и за пределами Германии. Головоломная терминология и глубокомысленная диалектика Гегеля были приложимы к самому разнообразному содержанию: из его учения, рядом с крайними идеалистами и даже мистиками, вышли Штраус и даже Фейербах. Не без влияния романтиков сильно прогрессирует и так назыв. изящная словесность, если не вглубь, то вширь; цензурные строгости, от которых страдают газеты и журналы, не простираются на чистую беллетристику, альманахи выходят в огромном количестве; библиотеки для чтения процветают и вновь открываются десятками. В большом ходу исторические романы; массу их сочиняют второстепенные писатели вроде Цшокке, и все же в них чувствуется недостаток в такой степени, что их переводят со всех языков, не исключая даже русского (лучшее, что явилось в этом роде, кроме «Лихтенштейнов» Гауффа — романы Вилибальда Алексиса, (1798—1871). Сцена также требует новинок, приспособленных ко вкусу публики. Классические драмы, написанные ямбом, не могут удержаться долго; драмы судьбы, в руках Мюлльнера и Гоувальда (Houwald), скоро доходят до карикатурных нелепостей; романтически-идейные драмы Иммермана имели больше успеха в чтении, чем на сцене; пьесы из жизни художников (Künsllerdramen) тоже были понятны не всем; таким образом, и здесь понадобились фабриканты, поставщики пьес, из которых талантливый Раупах (1784—1852) долго царствовал в Берлине и на других сценах. В комедии с ним удачно соперничали фон Штейгентет, Альбини и др. сочинители пьес интриги и комических положений. На венской сцене чувствуется свежая струя народности в пьесах Ферд. Раймунда (1790—183 6); появляются и в других местах пьесы на диалектах. В 20-х же годах выступает Мих. Беэр с социальной драмой, громкий успех которой указывает на приближение нового периода.

Молодая Германия

К 1830 г. слишком продолжительная реакция усыпила патриотизм и придала немецкой мысли космополитический характер; ничтожество немецких правительств во внешней политике и их угнетательная система внутри страны развили иронию — не философскую, парящую над миром иронию романтиков, а иронию энергичную и вполне реальную, не пропускающую без замечания ни одного крупного явления общественной жизни. Когда-то сентиментальные и восторженные, немцы стремятся превзойти французов в насмешках над высокими чувствами и собственным недавним увлечением. Известие об июльских днях было ближайшим поводом к тому, что бродившие до тех пор элементы сложились в определённую школу, известную под названием Молодой Германии; под её влиянием талантливая молодёжь спешит покинуть идеальное для реального, прошлое — для настоящего, науку — для политики, и стремится обратить всю литературу, не исключая и поэзии, в орудие для пропаганды либерализма и объединения Германии. Главы школы — Бёрне, Гейне и Гуцков — несмотря на различие в характере дарований, все были великими публицистами, только в разных формах. Генр. Лаубе был талант посредственный, склонявшийся к индустриализму; с большей честью для школы к ней причисляют серьёзного учёного и даровитого лирика Гофмана фон Фаллерслебена. Приблизительно до 1840 г. на первом плане стоит проза, а после, до 1848 г. — политическая лирика. Самый крупный талант между лириками младшего, сравнительно с Гейне поколения, завлечённый положением вещей в политическую борьбу — Ферд. Фрейдиграт (1810-76), представитель так наз. объективной лирики. Одно время слава его была заглушена громом имени Гервега, но дарование последнего оказалось слишком односторонним, и Фрейлиграт так и оставался царём тенденциозной поэзии. С начала 40-х гг. выдающиеся австр. поэты — Ленау (Николай Штреленау), Анастасий Грюн (Ауэрсперг) — также отдаются политической пропаганде и являются певцами либеральной оппозиции; по их стопам идут молодые поэты из евреев, К. Исидор Бекк и даровитый Мориц Гартман. Из талантливых лириков чуждым политике и верным чистому искусству оставался только Гейбель. Средний класс нуждался в огромном количестве повестей и романов, и за поставку их брались не бездарные люди, пробившие новые пути: являются деревенские рассказы, американские и вообще этнографические романы; Александр Унгерн-Штернберг и Ида Ган-Ган пишут недурные салонные романы, Карл фон Гольтей (Holtei) изображает жизнь подонков общества; являются архаические романы, с ведьмами (Мейнгольд); исторические романы и повести, ввиду успехов исторической науки, с большим против прежнего вниманием относятся к фактам и культуры прошлого. В то же время не без влияния швабской школы развивается поэзия на диалектах, да и на литературном языке является масса песен и баллад, и комических (Копиш), и серьёзных. Вследствие политического возбуждения от чтения газет (в них, рядом с крупными публицистическими талантами, пользуются успехом и бессодержательные остроумцы, вроде Сафира), вечером в театре публика желает отдыхать, и поэтому наибольшим успехом пользуются салонные пьесы Бауэрнфельда, остроумные, но пустые комедии «Н. Скриба» — Бенедикса, эффектные, но тривиальные пьесы Бирх-Пфейфера и др. После неудачной революции 1848 г., между 1850 и 70 гг., в немецкой литературе чувствуется истощение прогрессирующей энергии и стремление к покою (чему соответствует и влияние пессимистической философии Шопенгауэра); появляются признаки оживания романтизма; возрождаются старые формы; имеют успех эпические поэмы Редвица и др. (самая талантливая и общеизвестная — «Trompeter von Säckingen» Шеффеля, 1854). Вместе с воспроизведением средних веков выказывается симпатия и к античному миру, и к Востоку (Боденштедт). Действует с успехом мюнхенский кружок поэтов, любителей живописи, враждебно относящийся ко всякой политической тенденции. Силой таланта превосходит современников австриец Роберт Гамерлинг, чистокровный художник по направлению, обращающий большое внимание на строгость формы; и все же у него идея господствует над воображением. Менее его подчиняется духу времени Мозен, пытавшийся восстановить романтическую символику; но влияние его было очень непродолжительно и неглубоко. Н. сцена этого времени представляет немного оригинального и сильного: при хорошем исполнении потрясают зрителя драмы Гуцкова; в 1856 г. произвёл фурор «Нарцисс» Брахфогеля, но в нём больше всего нравятся горячие монологи героя, устами которого говорить сам автор. Большую пользу принёс немецкой публике Дингельштедт умелой постановкой Шекспира и «классиков». Собственного пригодного материала не хватает, и немцы поневоле должны усваивать продукты плодовитой французской драматургии. Гораздо более самостоятельного представляют немецкие повесть и роман; здесь появляются новые виды творчества, которым предстоит более или менее крупная будущность. Ещё с 1843 г. начинают выходить симпатичные «Шварцвальдские деревенские истории» Ауэрбаха, который с 60-х гг. становится одним из популярнейших романистов во всей Европе (хотя мировоззрение его именно к тому времени становится значительно уже и одностороннее); с 1856 г. появляются «Культурно-исторические новеллы» историка и политико-эконома Риля (Riehl), который искусно и умело вводить нас в обыденную жизнь прошлого, не вплетая в неё любовных приключений (первые и весьма удачные попытки такого соединения науки с вымыслом относятся к предшествующему периоду: «Галл» и «Харикл» проф. Беккера, ум. в 1846 г., переведены почти на все европейские языки). Около того же времени Гейзе приобретает славу первого новеллиста Германии, истинного художника «прекрасной природы». Рядом с ним ставят мрачного, но тонко чувствующего Шторма. В новелле является художником и Готфр. Келлер из Цюриха, отличающийся тонкостью психологического анализа. Немецкий роман как «семейный», так и исторический заметно стремится к возможному для него реализму; почти одновременно выступают Густ. Фрейтаг (род. 1816) и Фр. Шпильгаген (род. 1829), крупные, но разнохарактерные силы; первый — сторонник трезвого взгляда на жизнь, второй, начиная с «Загадочных Натур», — искатель идеала, золотой середины «между молотом и наковальней». Шпильгаген позднее становится все более и более тенденциозным и риторичным; Фрейтаг, всю жизнь серьёзно занимавшийся историей, с 1872 г. начинает серию исторических романов «Предки», написанных с огромной эрудицией, но с устарелыми приёмами В. Скотта. Оригинальное явление представляют археологические романы проф. Эберса (род. 1837), египтолога по специальности; научное достоинство их выше всякой критики, но чтение их — труд, облегчённый ловким педагогическим приёмом. Этнографическая новеллистика имеет в эту эпоху высокодаровитого представителя в лице Фрица Рейтера из Мекленбурга (1810—1874), соединяющего лирическую теплоту с реализмом и юмором. В то же время низший слой читателей имеет к своим услугам массу произведений Н. индустриализма, который не доходит до такой беззастенчивой откровенности как во Франции, но проявляет ещё меньше таланта. Самые горячие патриоты, называющие Бисмарка и Мольтке великими прозаиками, должны сознаться, что свобода и империя не подняли немецкую литературу, и жалуются на чрезмерное преобладание материальных интересов. Влияние Франции стало ещё больше прежнего и проявляется больше в дурном, чем в хорошем. Национальное явление (для этого времени) представляет Kulturkampf, отражение которого мы находим почти везде и в женских (с тонкой психологией женских характеров, но часто с банальной интригой) романах Марлитт (Евг. Ион), Е. Вернер (Елис. Бюрстенбиндер) и др., и в народных драмах австрийца Анценгрубера (1839—1895), и в комическом эпосе Буша. В верхнем слое литературы действуют знаменитости прежнего поколения, в тех же родах и видах. Процветает историко-археологический роман Эберса, Дана, Гаусрата, Вихерта и др. Большой, но скоропреходящий успех имел современно-исторический роман Грегора Самарова, с его грубыми эффектами. Из новеллистов лучшие Конр. Ферд. Мейер, Захер Мазох, в своих галицийских рассказах, Вакано, Линдау, Францоз; у всех них продолжается стремление к крайнему реализму, у иных, как Линдау, умеряемое немецким благодушием, у других переходящее в тривиальность.

Наиболее отрадное явление представляет беспритязательный семейно-юмористический роман Юлия Штинде (род. в 1841 г.), уводящий читателя из сутолоки столицы в тихие уголки. В последнее десятилетие в немецкой литературе заметно возрождение, вследствие прилива свежих сил: имена Гауптмана и Германа Зудермана известны далеко за пределами Германии. Помимо этих выдающихся талантов, в немецкой современной изящной литературе царствует хаотический беспорядок, в котором сказываются весьма разнообразные иностранные влияния — и Л. Толстого, и Достоевского, и Ибсена, а больше всех Мопассана и Золя. Под влиянием последнего входит в моду крайний реализм (здесь ещё более грубый, чем в оригинале); под влиянием первых с немецкой усидчивостью исследуются глубочайшие тайники души человеческой. Большие романы редко удаются; несравненно лучше очерки и небольшие повести. Около 10 лет назад появляется школа «юнейшей Германии» («Das jüngste Deutschland»), которая переносит крайний натурализм в; её стиль и приёмы возмущают всех, кто воспитан на «классиках», и школа подвергается сферу лирики ожесточённому гонению (в Лейпциге троих её представителей потребовали к суду и осудили за оскорбление нравственности); тем не менее, число сторонников нового направления все возрастает, не без влияния Ницше.

Старший из школы М. Г. Конрад, в спокойном Мюнхене основал журнал «Die Gesellschaft»; в Берлине в сходном направлении издаётся «Freie Bühne» (теперь «Neue deutsche Rundschau»). Самый крупный, но один из наименее упорядоченных талантов школы — Блейбтрей. У других натурализм соединяется с последней французской модой — символизмом, который имеет массу приверженцев (и даже особых издателей) в Берлине; символизм естественно соединяется с необузданной фантастикой. Другие, с лёгкой руки Лассаля, в разнообразных поэтических формах разрабатывают социальные темы в самом радикальном духе, за что подвергаются преследованиям администрации (наиболее даровитые из них — Карл Генкель и Макей. Драматические произведения ультрареалистов и социалистов почти не допускаются на большие сцены, из цензурных соображений; иные, по своей крайней несценичности, не попадают и на маленькие. Один из остроумнейших представителей современной поэзии — Отто Эрих Гартлебен, отрицание которого простирается и на самих отрицателей. Представителем сатанизма в немецкой поэзии является Пшебышевский, но он пока остаётся единственным в своём роде. Очень талантливым лириком, значительно более близким к классикам, является Детлев фон Лилиензерон; его ученики — Бирбаум и Демель. В Вене символика и фантастика современной немецкой поэзии сказывается ещё резче и болезненнее; во главе венской изящной литературы стоит Герман Бар (Bahr), талант очень разнообразный, но неглубокий, отличный стилист и знаток французской литературы, человек со вкусом, но без убеждений, вечно гоняющийся за «последним словом». Наиболее даровитыми венскими поэтами считаются Лорис (Hugo v. Hofmannsthal, пишет с 17 лет) и Дерман.

Очень характерное явление представляет австрийская романистка бар. Берта фон Суттнер, умный и стройный, хотя и узкотенденциозный роман которой «Против войны» («Die Waffen nieder») переведён почти на все европейские языки и в Германии читался всеми классами. Это — редкий в настоящее время случай; обыкновенно идейные и тонкопсихологические романы читаются немногими любителями, а для «публики» сенсационные романы или фабрикуются в Штутгарте, Лейпциге и Гамбурге, или переводятся с французского. Сходное с Суттнер по широкой популярности явление представляет и педагогический рассказ Лангбена. Лучшую сторону современной немецкой литературы составляет проповедь гуманности, в самом широком смысле слова, и антипатия к узкому милитаризму и преклонению перед силой; в самые последние годы среди литературной молодёжи все чаще и чаще замечается стремление возвратиться от символизма к ясному и простому искусству лучших времён. В заключение нельзя не указать на весьма отрадное явление в области немецкой исторической науки: в последние десятилетия она, не переставая быть солидной и серьёзной, делается в то же время популярной и литературной. Немецкая литература богаче всех остальных как прекрасными монографиями по её истории, так и общими обзорами.

Для читателей более развитых до сих пор занимательна и полезна глубоко задуманная и талантливо написанная книга Гервинуса: «Geschichte der deutschen Dichtung», переиздаваемая с дополнениями и фактическими поправками. Для тех же серьёзных читателей служит вполне стоящая на уровне современной науки, мастерски изложенная книга берлинского проф. Вильг. Шерера (ум. 1886): «Geschichte d. deutsch. Litteratur»; переведена на русский яз. под ред. А. Н. Пыпина («История Н. литературы», СПб., 1893).

Восьмидесятые годы XIX столетия

были в немецкой литературе эпохой так называемого «последовательного натурализма». Литературное движение следующего десятилетия было отчасти развитием тех же начал, но вместе с тем оно имело характер реакции против них: его девиз гласил: «преодоление натурализма» (Ueberwindung des Naturalismus). Этот термин, принадлежащий Герм. Бару, означал, в сущности, только освобождение от крайностей механически усвоенного натурализма. Путь, пройденный за это время немецкой литературой, может быть намечен теми влияниями, которые она испытала. Из этих влияний важнее иноземные. Литературные воспоминания одного из виднейших участников нового движения, М. Г. Конрада, носят название: «Von E. Zola bis G. Hauptmann» — и это название верно характеризует исходный пункт движения. Золя был для немецких борцов за художественную правду не столько учителем, сколько знаменем. Немецкая молодёжь нашла образец бесстрашия в Зола. Немецкие искатели нашли иной реализм, более сильный и более творческий — реализм современных скандинавских писателей (Якобсен, Ибсен, Бьёрнсон, Ли, Кьелланд) и классиков русского романа. Наивный позитивизм усложнялся; выше недавней борьбы грубого шовинизма с пошлым космополитизмом стало сознание высокой ценности национального творчества. Ещё в семидесятых годах Шерер указывал на близость «нового поколения» к романтизму. Влияние Рих. Вагнера оправдало эту характеристику. Оно обусловливается не только музыкальным гением и своеобразной философией Вагнера, но и его драматическим искусством: Вагнер — один из наиболее могучих деятелей «возрождения трагизма», характерного для современной поэзии. В этой стороне влияния с ним сошёлся его единомышленник и противник Фр. Ницше. Не только основами своего индивидуалистического мировоззрения, не только красотами своей художественной прозы подействовал Ницше на современную немецкую литературу, но прежде всего глубокой серьёзностью, можно сказать самоотвержением, с которым он ставил проблемы. Эта серьёзность сообщилась литературе, в которой в то же время возродилось влияние отодвинутых на второй план таких классиков, как напр. Фр. Геббель, К. Ф. Мейер, Готфрид Келлер, Отто Людвиг. Понемногу немецкая литература, едва ли имевшая серьёзное европейское значение в 1860—1890 гг., начинает занимать видное место, и оксфордский университет, увенчавший в 1905 г. наиболее выдающегося её представителя, Герг. Гауптмана, выразил это общее воззрение. Хорошо характеризует разные стадии современного литературного движения его историк Рих. Майер: «во всех областях литературы замечается порывистое искание и нащупывание. Руководящая роль, перешедшая от драмы к роману, достаётся в конце концов лирике; но именно во время ожесточеннейшей борьбы за форму и содержание новой поэзии, эта роль принадлежит ещё роману. На первом плане — как и для пластических искусств нашего времени — стоит вопрос техники… надо найти соответствующую форму для нового содержания. Для большинства литературной молодёжи важна, однако, не одна техника: этим вдумчивым и нервным людям так много надо было сказать, так много поучительного видели они в своих образах, что внешность изображения казалась им несущественной». Поэзия рефлексии, литературная философия не знали такого расцвета со времён «Молодой Германии». Тенденциозный роман почти вымирает; из заметных представителей его можно назвать разве социалиста Конрада Тельмана, да талантливую католическую романистку Энрику ф.-Гандель-Мацетти (род. в 1871 г.), которую Рих. Майер причисляет к самым выдающимся дарованиям современной Н. литературы. Другие католические писательницы: Эмиль Мариот-Матайя, популярная в известных кругах Фердинанда фон-Бракель (1836—1905), баронесса Анна фон-Лилиен (род. в 1841 г.), Жозефина Гиау («Das Lob des Kreuzes», 1879), Эмми ф.-Динклаге (1825—1891), M. Герберт (род. в 1859 г.; «Von unmodernen Frauen», 1902). Представителями других общественных тенденций, проводимых в романе, также охотно являются женщины. Среди этих писательниц выдаются Габриель Рейтер, каждый роман которой посвящён определённой социальной проблеме, Мария Яничек, Осип Шубин (псевдоним Лолы Киршнер), Маргарита ф.-Бюлов (1860—1885), Гедвига Дом. Обновляется в сюжетах и повышается в исполнении роман для лёгкого чтения. Кл. Ритланд в «Ihr Sieg» (1896), «Unter Palmen» (1896), «Weltbummler» (1897) «освежает международный роман и путевую новеллу Рудольфа Линдау»; Лео Гильдек (Леони Мейергоф, род. в 1860 г.) изображает в «Feuersäule» (1895) Макса Штирнера; София Гехштеттер (род. в 1873 г.), в мало оформленных «Sehnsucht, Schönheit, Dämme rung» (1898) и «Der Pfeifer» (1904) является последовательницей Ницше; особенно энергично ведётся её малооригинальная борьба с условностями, нашедшая ещё более боевое выражение в «истерических» романах Тони Швабе (род. в 1877 г.) — «Die Hochzeit der Esther Franzenius» (1902) и «Die Stadt mit lichten Türmen» (1905). Смелым, подчас до непристойности, натурализмом запечатлены произведения Ганса фон-Каленберг (Елены фон-Монбарт, род. в 1870 г.): «Familie Barchwitz» (1899), «Nixchen» (1899), «Sembritykys» (1900). Особенный успех в романе для лёгкого чтения имеют Ганс фон-Цобельтиц и Вольцоген. К области довольно фотографического и отчасти уже пережитого реализма относится так называемый «берлинский роман». Вслед за представителями старого поколения П. Линдау («Der Zug nach dem Westen», 1886, «Arme Mädchen», 1887, «Spitzen», 1888), Фр. Маутнером («Berlin W», 1889—1890) и неизмеримо более их даровитым Т. Фонтаном, литературная молодёжь обращается к жизни растущего с невероятной быстротой громадного «мирового города». Общественные, подчас прямо обличительные тенденции ещё не так давно соединял с этим городским реализмом Макс Крецер, впоследствии от своего социального «Meister Тimре» (1888) перешедший к символизму («Das Gesicht Christi», 1897). Наиболее выдающимся представителем немецкого романа в первой половине рассматриваемого периода является Зудерман, в своих достоинствах, как и недостатках, равно проникнутый новыми стремлениями, быть может более всего обязанный успехом своих романов («Frau Sorge» — более 70 изданий) своему широкому, здоровому юмору. Он спокойно ставит крупные проблемы, умеет оформить богатые наблюдения, но часто терпит неудачу в погоне за эффектами, которые больше удаются ему в драме. Не без влияния Мопассана в девяностых годах выдвинулся ряд умелых, живых рассказчиков, из которых всего более замечательны Эрнст фон-Вольцоген и Георг фон-Омитеда. Особенное внимание оказывает реальная беллетристика священнику, учителю, офицеру. С разнообразнейших точек зрения изображены столь частые в немецком духовенстве нашего времени конфликты в романах талантливого базельского теолога Карда Бернулли (род. в 1868 г.; «Lukas Heland», 1901), Гегелера, Тельмана, Поленца; военная жизнь нашла живого изобразителя в Ф. А. Бейерлейне. Студенческой жизни посвящена «Waclavbude» (1902) К. H. Штробля (род. в 1877 г.). Дипломатическая среда изображена в имевших шумный успех анонимных «Briefe, die ihn nicht erreichten» (1903), принадлежащих перу баронессы E. фон-Гейкинг (род. в 1861 г.). Ещё более широкий успех имел банальный, но усердно рекламированный «Götz Krafft» Э. Штильгебауэра (род. в 1868 г.). Требования художественной правды, выставляемые с равной силой и поучающим натурализмом, и последовательной теорией «чистого» искусства привели к пропаганде так называемаго «областного искусства» — Heimatkunst; не без влияния было здесь и глубокое национальное сознание, поддерживаемое такими духовными вождями, как Вагнер или Трейчке. Громадный успех и значение имела в начале 1890-х гг. анонимная книга (Юл. Лангбена), «Rembrandt als Erzieher», в колоритной и страстной форме проповедующая национальные основы творчества. В критике Генр. Зонрей и Фриц Лингард доказывали, что только в пределах своей узкой родины поэт находит надлежащую пищу вдохновению; в том же направлении действовал Цезарь Флайшлен, редактор художественного «Пана» и автор замечательного предисловия к сборнику «Neuland» (1894). Среди представителей этого «пахнущего землёй» романа особенно видное место занимают Вильг. фон-Поленц («Büttnerbauer»), Густав Френсен («Jörn Uhl» и «Hilligenlei»), Томас Манн («Buddenbroks»). Независимо от общечеловеческого и идейного содержания этих романов обращает на себя внимание их глубокое проникновение местным колоритом, не поверхностно-этнографическим, но действительно народно-психологическим. Близко к этим трём северянам стоят менее выдающиеся: голштинец Тимм Крёгер (род. в 1844 г.), с его «Eine stille Welt» (1891), «Der Schulmeister von Handewitt»(1893), «Die Wohnung des Gl ü cks» (1897), «Hein Wieck» (1900); гамбургец Отто Эрнст, мекленбургец Макс Дрейер, ганноверец Генрих Зонрей, богемец Филипп Лангман, баварец Иосиф Рудерер, эльзасец Фриц Лингарт, прирейнский уроженец Эрнст Мюлленбах, баварец Л. Том. Северное побережье нашло — наряду с Т. Манном и Френсеном — хорошую изобразительницу в Шарлотте Низе (род. в 1854 г.), Гессен — в В. Гольцамере (род. в 1870 г.; «Peter Nockler», 1902) и Адаме Карильоне (род. в 1853 г.; «Michael Hely», 1904), Лотарингия — в Г. Штегемане (см.), Вестфалия — в Германе Ветте (род. в 1857 г.; «Krauskopf», 1903), альпийский мир — в И. Геерсе (род. в 1859 г.; «Felix Notwest», 1901; «Joggeli», 1902) и особенно в сильном и простом Э. Цане. Женщины, выдвинувшие за это время несколько выдающихся талантов, отдают также значительную долю внимания «местному» роману, в котором хорошо проявляется их детальная наблюдательность. Таковы Ильза Фрапан, Гермина Виллингер (род. в 1849 г.; «Aus meiner Heimat», 1887, «Schwarzwaldgeschichten», 1892 «Unter Bauern», 1894); Шарлотта Низе (род. в 1854 г.; «Aus dänischer Zeit», 1892), Елена Фойхт («Schleswig-Holsteiner Landleute») и, наконец, наиболее выдающаяся из них — Клара Фибих. Расцвёл роман психологический. И здесь на первом месте должны быть названы три женских таланта: Изольда Курц (род. в 1854 г.; «Florentiner Novellen», 1890; «Italienische Erz ä hlungen», 1895), Елена Белау и Рикарда Гух. Ряд оригинальных фигур создал и анализировал Германн Гессе (род. в 1877 г.; «Hermann Lauschers Nachlass», 1901; «Peter Kamenzind», 1904; «Unterm Rad», 1906); до болезненности доходит сложность психологического изучения у Германа Штера. Характерен для психологии нового немецкого художника роман Вальтера Зигфрида (род. в 1858 г.) «Tino Moralt» (1890), после которого он написал: «Fermont» (1893), «Um der Heimat willen» (1897), «Die Fremde» (1905). Широкую историческую основу пытался дать индивидуальной психологии Яков Вассерман (род. в 1873 г.) в "Geschichte der jungen Renate Fuch s " (1900), «Die Juden von Zirndorf» (1897), «Alexander in Babylon» (1905). Подают надежды Эмиль Штраус, Фридрих Гух («Peter Michel», 1901; «Geschwister», 1903; «Wandlungen», 1904), Pyдольф Гух, Курт Мартенс (род. в 1870 г.; «Roman aus der Décadence», 1898; «Die Vollendung», 1902; «Katastrophen», 1905). Склонны к символистике Сельма (в псевдониме: Ансельм) Гейне (род. в 1855 г.; «Drei Novellen», «Unterwegs», 1897, «Auf der Schwelle», 1900) и вдумчивый Рудольф Штрац, последний роман которого («Gieb mir die Hand», 1906) имеет местом действия Одессу. Новелла, повесть и раcсказ нашли интересных представителей и заняли более видное место. Особенное внимание оказали этим сжатым формам австрийские писатели (были даже неосновательные попытки выделить как особую форму «Wiener Novelle»). Мария Делле-Грациэ (род. в 1864 г.), после своей эпопеи «Robespierre» (1894), обратилась к новеллам («Liebe»). В этой же области выдвинулись Я. Ю. Давид (род. в 1859 г.; «Frühschein», 1897), Вильгельм Фишер, Эмиль Эртль, Отто фон-Лейтгеб (род. в 1860 г.). Эклектиками формы — ещё более чем содержания — можно назвать О. Э. Гартлебена, О. Ю. Бирбаума (род. в 1865 г.; романы «Pancrazius Graunzer», «Die Schlangendame», «Stilpe»), Отто Эрнста, Юлиану Дери (1864—1899), Рихарда цур-Мегеде (род. в 1864 г.).

Новая немецкая драма также начала с натурализма; правда, здесь «натурализм» был скорее художественным реализмом, особенно если сравнить драму с романом. Учителями из стариков были: в теории — Фридрих Геббель и Отто Людвиг, в её осуществлении — Грильпарцер и более всего Ибсен. Из молодых теоретиков наиболее энергичны Отто Брам, Поль Шлентер, братья Гарт, отчасти Максимильян Гарден. Предлагалась борьба с «условностями», с «эффектами»; социальное воздействие было на втором плане в теории, но заняло подобающее место на практике. Журнал и сцена, основанные в 1889 г. под общим названием «Die Freie Bühne», были осуществлением идеи натуралистического театра. Первыми драматургами его, без высокого подъёма творчества, но с чуткостью и энтузиазмом явились Арно Гольц и Иоганн Шлаф. В сущности их последователем — хотя и тогда уже неизмеримо более сильным — явился сначала глава современной немецкой драмы Г. Гауптман. От натурализма «Ткачей» до символизма его последних пьес — драматизированной легенды «Elga» (1905) и аллегорической «Und Pippa tanzt» (1906) — Гауптман прошёл все стадии, пережитые за это время немецкой литературой, но прошёл их самостоятельно, творчески перерабатывая в себе господствующие настроения, обогащая их глубоко-индивидуальным содержанием и сообщая им своеобразную национальную окраску. Теперь уже перестали — что делали на первых порах — ставить его наравне с Зудерманом, в последних пьесах которого («Die Schmetterlingschlacht», 1895; «Das Glück im Winkel», 1896; «Johannes», 1896; «Morituri», 1896; «Die drei Rei herfedern», 1898; «Johannisfeuer», 1901; «Es lebe das Leben», 1902; «Sturmgeselle Socrates», 1903; «Steim unter Steinen», 1905; «Blumenhoot», 1905) тенденция, правда, менее настойчива, жизнь сложнее и изображение её устойчивее, но погоня за внешними эффектами и склонность к банальному по-прежнему не побеждены талантливым автором. Умелые, но мало самостоятельные пьесы дал Э. Росмер; ему же принадлежит «драматическая сказка» («K ö nigskinder», 1905), ставшая обязательной для среднего немецкого драматурга после успеха «Талисмана» Людвига Фульды. Последний — чуткий эстетик мюнхенской школы, свободный от ходячих влияний, но достаточно близкий новым течениям, чтобы стать одним из основателей «Свободного театра». Если нельзя говорить об «австрийской школе» в современной немецкой драматургии, то следует во всяком случае признать, что австрийцы составляют своеобразную и кое в чём связанную группу; в её «лирической мягкости» Р. Мейер склонён видеть даже традицию, вынесенную ею из старой школы австрийцев — от Нестроя до Анценгрубера. Уже упомянутый Як. Юл. Давид (новеллы: «Höferecht», 1890; «Blut», 1891; «Probleme», 1 892; «Am Wege Sterben», 1899; ром. «Der Uebergang», 1902) принадлежит лишь как драматург («Hagars Sohn», 1891; «Ein Regentag», 1895) к новому течению, наиболее выдающимся представителем которого в Австрии является Артур Шницлер, более тонкий чем глубокий реалист, хорошо владеющий сценой, хотя драматическое настроение предпочитает драматическому движению. Венская болезненная изысканность отразилась также на серьёзном даровании символиста Гуго фон-Гофмансталя. «Открывший» его Герм. Бар — не только влиятельный критик, но и драматург. Третий типичный венец, Рихард Беер-Гофман (род. в 1866 г.), подобно Гофмансталю склонный к обновлению старых драматических сюжетов, имел большой успех с «Graf von Charolais» (1904), заимствованным у Мэссинджера. Рядом с «литературной» драмой, иногда реальной по форме, но всегда символичной по намерениям авторов, расцветает народная сцена. В Швейцарии, в Эльзасе, в Тироле из любительских попыток вырастает реальная драма на диалекте, играющая, особенно в Эльзасе, серьёзную роль в политической борьбе за культурное своеобразие края. Вообще политика занимает в современной немецкой драме больше места, чем в лирике и даже в романе. Настоящим продуктом политической борьбы являются пьесы Фил. Лангмана (род. в 1862 г.; «Bartel Turaser», 1897), Франца Адамуса (Фердин. Броннер, род. в 1867 г.; «Die Familie Wawroch», 1899), Карла Шенгера («Sonnwendtag», 1902) и особенно Иосифа Рюдерера. Злая сатира пьес Франка Ведекинда сближает его с анархизмом.

В общем обновлении немецкой литературы лирика дала ряд дарований, если не глубже, то ярче всего отмеченных печатью нового направления. Воскрес общий интерес к лирике, которую давно отодвинула на второй план повествовательная литература. Уже в эпоху «последовательного натурализма» не было недостатка в теоретических и практических попытках создать новую лирику. Одни авторы соединяют новизну поэзии с новизной боевых политических мотивов - таковы М. Р. ф.-Штерн (род. в 1860 г.), Дж. Г. Макай и выступивший значительно ранее Леопольд Якоби (1840—1895), стихотворный сборник которого «Es werde Licht» (1870) открывал изданный после закона о социалистах (1878) список запрещённых книг. Самым выдающимся в этой группе был Карл Генкель, перешедший от риторики революционных песен к интимной лирике; о внимании его к поэзии свидетельствует лирический сборник «Sonnenblumen», беспристрастно составляемый им с 1896 г. Арно Гольц и Иоганн Шлаф указали не только новую драматическую, но и новую лирическую технику. К ним с самого начала примкнул самостоятельно сформировавшийся Детлев фон-Лилиенкрон — бесспорно крупнейший представитель немецкой лирики в минувшую четверть века. Здоровый, непосредственный в поэтических переживаниях и изысканно внимательный к форме, он представляет, в известной степени, противоположность своему другу, разделяющему с ним главенство среди лириков, нервозному и склонному к рефлексии Рихарду Дэмелю. К Лилиенкрону, в общем, примыкает своим здоровым дарованием, отчасти склонный к эклектике Ферд. Авенариус (род. в 1856 г.; сборники «Wandern und Werden», 1881; «Lebe!», 1 8 97; «Stimmen und Bilder», 1897), издатель лирической антологии «Deutsche Lyrik der Gegenwart» и прогрессивного художественного журнала «Kunstwart». Просты и по манере скорее принадлежат к прошлому Густав Фальке, Георг фон-Дигеррн, Эмиль Шенайх-Каролат. Заметны Гуго фон-Гофмансталь и Стефан Георгэ, с их многочисленными соратниками — Р. Шаукалом (род. в 1874 г.; «Verse», 1896; «Meine G ä rten», 1897; «Tristia»,1898), Максом Даутендеем, Альфр. Момбертом («Tag und Nacht», 1894; «Der Gl ühende», 1896; «Die Schö pfung», 1898). Вне школы стоят поэты, воспринявшие многое из созданного новыми настроениями и новой техникой — Карл Буссе (род. в 1872 г.; «Gedichte», 1892; «Neue Gedichte», 1895; реалист в романе «Ich weiss es nicht»), Гуго Салус (род. в 1866 г.; «Gedichte», 1898 и 1899), Людвигт Якобовский, Бэррис фон-Мюнхгаузен (род. в 1874 г.; «Gedichte», 1896; «Juda», 1903), Альберт фон-Путкамер, «народная» поэтесса Иоганна Амброзиус (род. в 1854 г.), Густав Реннер (род. в 1866 г.), Франц Эверс (см.), Анна Риттер.

Литературное движение, проявления которого намечены выше, было столько же художественным, сколько общественным. С одной стороны, несмотря на глубокие иностранные влияния, оно было весьма национально; с другой стороны его эстетический характер не мешал ему быть нередко глубоко демократическим, иногда социалистическим. В этих антиномиях не могла не быть выдающейся роль критики, создававшей настроения, расчищавшей путь для художников, способствовавшей их пониманию. Пионеры натуралистического направления — братья Гарты, М. Г. Конрад — были одновременно и художниками, и критиками. Рядом с ними действовали П. Шлентер, Отто Брам, Лео Берг, Фриц Лингард (род. в 1856 г.; «Die Vorherrschaft Berlins», 1900; «Neue Ideale», 1901), В. Вейганд («Essays», 1894; «Das Elend der Kritik», 1895), Вильг. Бельше. Поворот от натурализма обозначила деятельность Герм. Бара, к которому примыкают импрессионисты Франц Сервас (род. в 1862 г.; «Präludien», 1899), Альфред Керр (род. в 1867 г.; «Das neue Drama», 1905), Феликс Поппенберг (род. в 1869 г.; «Bibelots», 1905). Наоборот, Р. Лотар (род. в 1865 г.; «Das deutsche Drama der Gegenwart», 1905) склонён к догматическому и историческому анализу. Бесспорное значение имели труды эстетиков Генр. фон-Штейна и Рих. фон-Кралика (род. в 1852 г.; «Weltschönheit», 1893; «Kunstbüchlein»), историков искусства Э. Гроссе («Die Anfänge der Kunst», 1894), Бюхера («Arbeit u. Rhythmus», 1896), Мутера («Geschichte der Malerei in XIX Jahr.», 1893), равно как обширная критическая литература, посвящённая современному движению в пластических искусствах. Своеобразное соединение национализма с индивидуализмом характеризует немецкую литературу последних десятилетий 19 века..