Вопрос 22

Религиозно-философская поэзия Державина.

«На смерть князя Мещерского» смотреть в вопросе 20.

В философских одах Д-на человек оказывается перед лицом вечности. В поздней филос-й лирике понятие вечности может конкретизироваться через идею божества и картину мироздания, космоса в целом (ода «Бог» 1780-1784); через понятия времени и исторической памяти (ода «Водопад» 1791-1794); через идею творчества и посмертной вечной жизни человеческого духа в творении (ода «Памятник» 1795). И каждый раз в этих антитезах человек оказывается причастен бессмертию.

Ода «Бог». Написана под явным влиянием Ломоносовских духовных од. Д-н создает близкую ломоносовской поэтике картину бесконечности космоса и непостижимости божества, причем эта картина замкнута в каноническую строфу ломоносовской торжественной оды. На фоне этой грандиозной космической картины человек не теряется именно потому, что в нем слиты материальное и духовное, земное и божественное начала – так поэтика державинского контрастного мировосприятия получает свое философское и теологическое обоснование. От сознания двойственности человеческой природы рождается державинское убеждение в том, что истинный удел человека – бессмертие духа, которого не может упразднить конечность плоти. Именно эта мысль является внутренне организующей для всего цикла филос-й лирики Д-на.

Следующую стадию ее развития можно наблюдать в философско-аллегорической оде «Водопад». Д-н идет от зрительного впечатления. В первых строфах изображен водопад Кивач на реке Суне в Олонецкой губернии. Однако эта пейзажная зарисовка сразу приобретает смысл символа чел-й жизни – открытой и доступной взору в своей земной фазе и теряющейся во мраке вечности после смерти чел-ка. И далее эта аллегория развивается очень последовательно: открытый взорам сверкающий и гремящий водопад, и берущий из него начало скромный ручеек, затерявшийся в глухом лесу, но поящий совей водою всех приходящих к его берегам, уподобляются времени и человеческой славе. Основная часть оды персонифицирует эту аллегорию с судьбами двух великих современников Державина – фаворита Екатерины князя Потёмкина и опального полководца Румянцева.

Румянцева, пребывающего в тьме опалы Д избегает называть по фамилии, но его образ, возникающий в оде, весь окутан метафорами, созвучными ей: «как румяной луч зари», «в венце из молненных румянцев». Напротив, Потёмкин, блистательная личность, бывшая при жизни на виду, в оде «Водопад» погружен в тьму безвременной смертью – яркая и громкая прижизненная слава Потемкина, как и сама его личность, уподобляются в оде великому, но бесполезному водопаду. Жизнь же не менее талантливого, но незаслуженно обойденного славой и почестями Румянцева вызывает в сознании поэта образ ручейка, чье тихое журчание не потеряется в потоке времени. Если образ Румянцева, созданный поэтом в оде «Водопад», в высшей степени соответствует державинским представлениям об идеальном государственном деятеле, то образ Потемкина, настигнутого внезапной смертью на высшем взлете его блистательной судьбы, овеян проникновенной авторской лирической эмоцией: «Не ты ли с высоты честей внезапно пал среди степей?». Разрешение проблемы бессмертия ч-ка в памяти потомков дается в общечеловеческом плане и абстрактно-понятийном ключе.

«Водопады, или сильные люди мира, тогда только заслуживают истинные похвалы, когда споспешествовали благоденствию смертных».

В эволюции жанра филос-й оды Державина заметна тенденция к конкретизации ее объекта: от общефилос-й проблемы («На смерть князя Мещерского») к общечеловеческим аспектам личностного бытия («Бог») к осмыслению в русле этих проблем конкретных судеб своих исторических современников («Водопад»).

В творчестве Д второй половины 1790-х – начала 1800-х гг. наступает момент, когда объект филос-й лирики – человек вообще, сливается с ее субъектом – автором филос-й оды. И она преобразуется в эстетический манифест: размышление поэта о своей личности и творчестве, о своем месте в истор. современности и о посмертной жизни поэтического духа, воплощенного в стихотворных текстах («Мой истукан», «Памятник»).