Erlikh_S_E_DEKABRISTY_V_ISTORIChESKOJ_PAMYaTI

Социолог и историк Николай Митрохин оспаривает тезис о советских фронтовиках — потенциальных «декабристах». Он считает, что такое представление возникло задним числом, так как «свидетельств о разлагающих советскую систему рассказах фронтовиков о Европе не имеется»: «Фронтовики не стали декабристами, <…> не создали вооруженного антисоветского подполья, <…> организаций, направленных на изменение советской системы. <…> Они даже не написали ни одного известного <…> текста, который бы трансформировал их накопленный европейский опыт <…> в преображение советских реалий. <…> “Фронтовики” составили тот костяк низшей и средней номенклатуры, которая от жэков до аппарата ЦК вплоть до горбачевского времени жестко подавляла все “шестидесятнические” порывы, была опорой, если не основным кадровым резервуаром, “сталинистов” и была неукротима в своем желании увеличить собственные привилегии»384.

Дневниковую запись филолога Леонида Тимофеева (24 июля 1943): «Русская кровь льется во имя строя, а не России. Строй же испытает большие потрясения в дни мира. Война многих изменила, они вернутся с войны “декабристами” и найдут где-нибудь Сенатскую площадь», — нельзя признать голосом «детей 1941 года»385. Тимофеев из-за инвалидности в войне не участвовал. Запись, сделанная академическим ученым вдали от фронта, представляет умозрительную историческую аналогию. Она характеризует стиль русского интеллигента, готового в любой ситуации «плясать» от герценовского мифа героев-мучеников 14 декабря.

Тема различного воздействия царского и советского «заграничных походов» на их участников требует изучения. Согласно мнению философа и культуролога Михаила Эпштейна, советские ветераны, в отличие от декабри-

384Митрохин Н. Заметки о советской социологии (по прочтении книги Бориса Фирсова). Рец.: Фирсов Б.М. Разномыслие в СССР. 1940–1960-е годы. История, теория, практика. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге; Европейский дом, 2008. 544 с. // Новое литературное обозрение. 2009. № 98. URL: http://magazines.russ.ru/nlo/2009/98/mi13.html.

385Тимофеев Л. Дневник военных лет / Публикация О.Л. Тимофеевой // Знамя. 2003. № 12. URL: http://magazines.russ.ru/znamia/2003/12/timofeev.html.

171

стов, не могли импортировать вольнодумство. «Запад» нацистской Германии не имел ничего общего с «Западом» наполеоновской Франции: «Россия заразилась вольномыслием и “декабризмом” от побежденной наполеоновской Франции. СССР заразился вирусом антисемитизма и ненавистью к “космополитизму” от побежденной нацистской Германии»386.

Представитель «поколения победителей» — писатель и историк Даниил Альшиц (Д. Аль) усматривает «декабристские» ассоциации не в импорте мятежных идей, а в собственном послевоенном лагерном опыте. Он сближает «тюремные» представления интеллигентов — победителей Гитлера и свободолюбивых дворян — победителей Наполеона. И те, и другие, в отличие от народовольцев и большевиков, не считали своих следователей исудей «заклятыми врагами». Прошедшие фронт сталинские зэка, подобно декабристам, «исповедовали общий кодекс чести» с представителями «репрессивных органов»:«Человек нашего поколения “политических арестантов” до ареста был по одну сторону “баррикады” со своим следователем, был воспитан в духе одной идеологии. <…> Кодекс чести, в котором было воспитано наше поколение, содержал свой главный параграф — верность идеалам революции и своей советской стране в непрекращающейся борьбе с врагами»387.

«Мятежное» высказывание Тимофеева и «каторжное» — Альшица сближает одно — нахождение ассоциаций между своим поколением и «осевым» — декабристским. Использование декабристского наследия в «объясняющих» моделях несходных ситуаций собственного времени свидетельствует о мощном влиянии герценовского мифа на первые советские поколения.

По мнению швейцарского слависта Жоржа Нива, Александр Солженицын также прилагал метафору «новых декабристов» в тюремном контексте: «В “Круге” дракону бюрократии противостоят рыцари шарашки: пиру сытых

386Климова М., Эпштейн М. Культура — это переселение душ... Беседа Маруси Климовой с Михаилом Эпштейном // Слово/Word. 2006. № 50. URL: http://magazines.russ.ru/slovo/2006/50/ku38.html.

387Мороз Э. «Я пишу исторический роман». Рец.: Фрид В. 58 1/2, или Записки лагерного придурка. М.: Новая газета, 2011; Аль Д. Хорошо посидели! СПб.: Нестор-

История, 2010. // Знамя. 2012. № 3. URL: http://magazines.russ.ru/znamia/2012/3/m23.html.

172

<…> противопоставляется нищенский пир розенкрейцеров, “новых декабристов”. <…> Этим аристократам духа выпали, пусть и в ином масштабе, те же испытания, что и декабристам, — чистая жертвенность, противопоставленная почти безграничному угнетению»388.

Еще один ветеран — Б.А. Слуцкий в «Записках о войне», писавшихся по горячим следам в 1944–45, не усматривает декабристов в советских солдатах и офицерах. Они обнаруживаются в среде русских эмигрантов — офицеров и дворян, с которыми автор «Записок» встречался в Югославии: «Сдержанность, ощущение старой культуры заставляли отвергнуть <…> сопоставление со сходками народовольцев. Скорее всего это были декабристы, декабристы XX века». К «декабристам» Слуцкий относит не только ту часть эмиграции, что встала на путь «сотрудничества» со сталинским режимом, но и союзников Гитлера из «Русского корпуса», отличавшихся «офицерской уважительностью в обхождении»389. Перенос «благородного» декабристского образа на противников является еще одним свидетельством, что ассоциация поколений «детей» 1812 и 1945 возникла задним числом.

Датский исследователь творчества Бродского Йон Кюст принимает в качестве «осевого» поколения русской интеллигенции героев-мучеников 14 декабря. В основу анализа Кюст кладет «принадлежность поэта к <…> советской интеллигенции послесталинской эпохи». Особенности стилистики Бродского объясняются в контексте декабристского мифа послесталинской интеллигенции, изложенного в программной статье Ю.М. Лотмана «Декабрист в повседневной жизни» о «маркированном знаковом поведении»: «И декабрист, и представитель “поколения 56-го года” чувствуют себя избранными и в то же время ощущают постоянную угрозу, исходящую от властей»390.

388Нива Ж. Феномен Солженицына. Главы из книги // Звезда. 2013. № 9. URL: http://magazines.russ.ru/zvezda/2013/9/16n-pr.html.

389Елисеев Н. «Полный вдох свободы» // Новый мир. 2000. № 3. URL: http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2000/3/eliseev.html.

390Кюст Й. Name-dropping: об одном поэтико-риторическом приеме в творчестве Иосифа Бродского (на материале «Школьной антологии») // Новое литературное обозре-

ние. 2004. № 67. URL: http://magazines.russ.ru:8080/nlo/2004/67/ku12.html.

173

Драматург Юлиу Эдлис, по мнению литературного критика Евгения Ермолина, воспроизводит в своих мемуарах «локальный, но красивый миф: шестидесятничество ХХ века». Рецензент рассматривает их, «как текст поколения», манифестацию его, если так можно выразиться, самомнения, что оно «считает главным, сущностным в характере своих людей и эпохи». Драма- тург-шестидесятник критически относится к своим ровесникам: «Принципиальных поступков маловато, героизма нет вовсе». На солнце шестидесятников присутствуют не только пятна. Поколение отличали «дух свободы» и презрение к внешней «презентабельности» и «рыночному спросу». При всех своих недостатках они совершили главное: «Разбудили умеющих слышать и думать». Можно гадать: была ли мемуаристом предусмотрена скрытая цитата или советская идеологема прорвалась из тьмы подсознания? Рецензент не смог удержаться, чтобы не съязвить: «Совсем как когда-то, не помню в чьем изложении, декабристы разбудили Герцена, а тот и пошел шуровать»391.

Юрий Левада считает, что речь надо вести не о темных и светлых сторонах единого мировоззрения шестидесятников, а о праведных и неправедных представителях поколения. В «смутные годы наших перемен и катаклизмов» принцип стяжания, «чтобы нам было получше», стал национальной идеей современной России. «“Стойкие” шестидесятники» воспринимаются циничными младшими современниками как белые и пушистые вороны, как люди «“из другого поколенья”, с другими нравственными критериями и ожиданиями». Альтруисты позднесоветских времен «не нашли своего места в 90-х примерно так же, как не нашли его вернувшиеся из ссылки декабристы»392. Упоминание «стойких» позволяет предположить, что большинство представителей поколения Ю. Левады не сумели проявить декабристскую стойкость на чужом празднике жизни.

391Ермолин Е. Рец.: Эдлис Ю. Четверо в дубленках и другие фигуранты. Записки недотепы. М.: Агентство «КРПА Олимп»; АСТ; Астрель, 2003. 348 с. // Новый мир. 2004.

№10. URL: http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2004/10/ee21-pr.html.

392Левада Ю. Юрий Буртин: человек и время // Новое литературное обозрение. 2001. № 48. URL: http://magazines.russ.ru/nlo%20/2001/48/levada.html.

174

Леонид Юзефович считает, что недиссидентское большинство «шестидесятников» можно сравнить с «прогрессивными бюрократами» первой половины XIX в., вроде М.С. Воронцова, А.П. Ермолова, П.Д. Киселева и др. Представители «оппозиции Его величества», равно чуждые «и мечтаниям декабристов, и идеалам аракчеевщины», напоминают «шестидесятников, которые, не отрицая основные ценности системы, требовали их очищения и <…> готовы были на сотрудничество с властью, пожелай та ими воспользовать-

ся»393.

«Бард» Юлий Ким утверждает, что этику шестидесятников воплощали в жизнь не «стойкие» представители лояльного интеллигентного большинства, а меньшинство — отчаянные диссиденты. Лучшие представители поколения превзошли мужеством дворянских революционеров: «Наше диссидентство для истории России значило не меньше, чем восстание декабристов, а если учесть, из-под какого чудовищного пресса сталинщины выбралось наше общество в 60–70-е гг., то еще вопрос, кому понадобилось больше мужества для сопротивления режиму: тогдашним дворянам или теперешним интеллигентам». «Как должно о них еще толком не сказано и не спето»394.

Бывший заключенный Феликс Светов не может согласиться с Кимом. Светову декабристы вспомнились в омской пересыльной тюрьме еще царской постройки. Вот какие «ощущения и ассоциации» с собственным поколением «инакомыслящих» у него тогда возникли.

Советскому человеку тюрьма не показывала ничего нового в сравнении со структурами его убогой повседневности: «Подумаешь, смрад, параша, теснота и правовой беспредел! Разве не было того всю нашу жизнь?». В отличие от ко всему привычных советских людей, аристократам-декабристам в подобных условиях было «невыносимо тяжело»: «После Петербурга и Пари-

393Юзефович Л. Оппозиционеры, но не карбонарии. Рец.: Давыдов М.А. «Оппозиция Его Величества». Дворянство и реформы в начале XIX века. М.; Геттинген, 1994. 197

с. // Новый мир. 1995. № 3. URL: http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1995/3/bookrev01.html.

394Ким Ю. Моя жизнь в искусстве кино. Главы из будущей книги // Иерусалимский журнал. 2011. № 40. URL: http://magazines.russ.ru/ier/2011/40/k2.html.

175

жа, после конногвардейских парадов и балов, после шампанского, клико и шабли, после бесед с Пушкиным и Чаадаевым, после высокой и ничем еще не замутненной мечты о свободе и равенстве». Шампанское соотносится с клико не как род и вид, но как разные вина. Лейб-гвардии Конный полк, напротив, отождествляется со всей гвардейской кавалерией. Высказывание характеризует не только исторические познания автора. В нем воплощаются мифологические представления советской интеллигенции. Референтом «красивых», не отчетливо понимаемых слов служили не прозаические отношения с исторической реальностью. За ними стояла наполненная блеском и благородным смыслом прекрасная «во всех отношениях» жизнь поколения декабристов и Пушкина.

Трагедию декабристов Светов видит в их неопосредованной социальными привилегиями сибирской встрече с «тем самым народом», ради которого они вышли на площадь: «Несомненно, они почувствовали неприязнь, ненависть к себе — к барчукам. <…> Вот что для них было самым страшным». Представителю народной интеллигенции ужас тюремной встречи с представителями уголовных масс был неведом: «Разве учились мы не в одной школе, глотали не ту же самую ложь, не бегали в одном дворе?»

Диссидент считает, что декабристам было труднее. Они не знали, «во что может вылиться свобода», не пережили «опыт бесовщины, кровавого террора, большой и мелкой лжи и корыстного лицемерия». Они не ведали многих печалей, о которых диссидентов, накануне их антисоветского выбора, предуведомляла русская история. Неподготовленные опытом предшественников благородные мятежники попали «сразу, как в прорубь, в ад» арестов, допросов, казней, каторги, ссылки.

При сравнении тяжести антиправительственного жизненного выбора двух поколений Светов не полностью осознал историческую ответственность, взятую его товарищами по борьбе с «Советами». Декабристы, вооруженные только опытом французской революции, могли надеяться, что «у нас все будет иначе». А на что могли надеяться диссиденты? Каковы были их ос-

176

нования думать, что в России на этот раз будет не так, как в ней всегда бывает?

В первой из «ассоциаций» автор обыгрывает идущее от революционного барчука Герцена противопоставление тех, кому нечего терять, «аристократам, сыновьям лучших русских фамилий». Они положили свое благополучие на алтарь освобождения России от тирании самодержавия395. Источником второго сравнения послужила ленинская формула о страшно далеких от народа дворянских революционерах. Размышления о знании судеб русской революции можно возвести к книге Екклезиаста. Ветхозаветный подтекст не отменяет факта, что представления поколения диссидентов о декабристах формировались под сильным влиянием как герценовского, так и ленинского изводов мятежного мифа 14 декабря.

Политолог Владимир Гельман и экономист Дмитрий Травин соотносят «александровское» поколение и «лишних людей» николаевского царствования с «межпоколенческим различием» между «шестидесятниками» и «семидесятниками». Они опираются на метафору Юрия Тынянова. В романе «Смерть Вазир-Мухтара» различаются «люди вина», сформировавшиеся в атмосфере общественного подъема после Отечественной войны 1812 года. Им противопоставлены «люди уксуса», чьи карьеры развивались вскоре после подавления восстания декабристов в 1825: «Предложенная Тыняновым дихотомия во многом адекватна и для поколений ХХ века — “шестидесятников” и “семидесятников”. <…> Водоразделом между поколениями второй половины ХХ века послужило, с одной стороны, подавление Пражской весны 1968 года в Чехословакии, <…> а с другой стороны, распад СССР в 1991 году».

Приняв за основу аналогии межпоколенческий «водораздел» 1825/1968, необходимо соотнести «атмосферу общественного подъема после Отечественной войны 1812 года» с «оттепельным» периодом середины 50-х

395 Светов Ф. Чижик-пыжик. Повесть // Знамя. 2001. № 11. URL: http://magazines.russ.ru/znamia/2001/11/svet.html.

177

— середины 60-х годов XX в. «Распад СССР в 1991» должен сравниваться с поражением Российской империи в Крымской войне. Не сделав очевидных сопоставлений, авторы не замечают, что их выводы о различиях двух советских поколений не находят соответствия в противопоставлении тыняновских людей «вина» и «уксуса».

Они справедливо пишут: «Смена политического климата в России после 1825 года не только нанесла непоправимый удар по поколению “людей вина”, но и отложила модернизацию страны на три десятилетия, пока не подошло к концу время “людей уксуса”». До ознаменованного «Евпаторией в легких» конца николаевского царствования (аналогом которого служит 1991) «люди уксуса» (аналог «семидесятников») внедряли в жизнь охранительнофеодальные нерешительные меры. Поколение декабристов (аналог «шестидесятников») не имело возможностей реализовать свои буржуазные замыслы, взлелеянные в «атмосфере общественного подъема после Отечественной войны 1812 года». После Крымской войны «люди вина» увидели запоздалое торжество своих давних планов. Самые энергичные из них успели поучаствовать в деле освобождения крепостного большинства русского народа.

С «шестидесятниками» и «семидесятниками» все обстояло наоборот. Люди вина, залитого в сталинские мехи «XX съездом», до самого «распада

СССР» не оставляли попыток реформировать «прежнюю политическую и экономическую систему» социализма, придав ему человеческое лицо. «Уксусные» же люди, воспитанные в духе лицемерия и цинизма, поразившего страну после 1968, только в 1991 получили «возможности для построения новой системы» нерыночного капитализма со звериным оскалом государственных преференций и «откатов»396.

ВXIX веке «люди вина» в итоге одержали верх над «людьми уксуса».

Ввеке XX произошло обратное. «Межпоколенческая» аналогия не работает.

396 Гельман В., Травин Д. «Загогулины» российской модернизации: смена поколений и траектории реформ // Неприкосновенный запас. 2013. № 4. URL: http://magazines.russ.ru/nz/2013/4/2g.html.

178

В погоне за одной из ярких метафор, которые русская интеллигенция породила в ходе двухвековых размышлений над судьбами «осевого» поколения, авторы не замечают логических провалов своих построений. Декабристская мифология, загнанная в подсознание, переламывает железную логику представителей несентиментальных отраслей гуманитарной науки.

Тот же Дмитрий Травин в соавторстве с Еленой Травиной проводит водораздел поколений «шестидесятников» и «семидесятников» по признакам самоотверженного общественного служения и циничного эгоизма: «Характерной для шестидесятников чертой было сожаление об отсутствии места для подвига в современной жизни. <…> “Зачитывались мы книгами о Спартаке, Пугачеве, Гарибальди, о декабристах и парижских коммунарах… Мы горевали, <…> что не осталось на нашу долю борьбы с деспотами и царскими сатрапами”. Поколение семидесятников отвергло идеализм шестидесятников, их мечту о социализме “с человеческим лицом”. <…> Семидесятники <…> стали строить не менее идеальный капитализм с его “звериным оскалом” свободного хищника»397.

Следует согласиться с противопоставлением шестидесятников, воспитанных на книгах о декабристах-альтруистах, циничным семидесятникамхищникам.

«Семидесятница» Ирина Полянская считает, что радикального ценностного конфликта между ее «застойным» поколением и энтузиастами «оттепели» не существовало. Связь времен рвалась «в индивидуальном порядке», усилиями «продвинутых» представителей молодежи. Молодых «индивидуалистов» не устраивало умильное отношение шестидесятников к пропахшим нафталином декабристам и прочим консервам «золотого века». Полянская вспоминает свои культурные пристрастия: «Я <…> читала <…> папиросные, хрупкие, полуслепые стихи Бродского, “Лебединый стан” и “Искусство при свете совести” Цветаевой, Ходасевича, Ахматову, “Заратустру”, слушала

397 Травина Е., Травин Д. Дети и отцы. Миф семидесятников о самих себе // Звезда. 2010. № 7. URL: http://magazines.russ.ru/zvezda/2010/7/tr10-pr.html.

179

Свиридова и Шостаковича». Возникал конфликт с «вечными ценностями» «воспитанной девятнадцатым веком» матери — преподавателя литературы. Для нее «девятнадцатый век был убежищем, <…> она ощущала его как некий храм, пространство, заполненное ничем не замутненными образами и еще не извращенными звучаниями: декабристы, Наталья Николаевна, Рим- ский-Корсаков, Левитан, Толстой застыли в нем, как мраморные изваяния».

Святые для интеллигенции ценности базируются на пушкинскодекабристском мифе, представляющем эстетическое (Пушкин) и этическое (декабристы) совершенство. Превзойти его невозможно. В сизифовом труде преодоления искусства «золотого века» нет необходимости. Оно вместило весь объем эстетических и нравственных запросов интеллигенции. Задача современного художника состоит в том, чтобы, подобно средневековому иконописцу, приблизиться к недосягаемым образцам застывших «мраморных изваяний» классиков. По этой причине мать-преподаватель «боготворила», а ее студенты с подачи педагога «зачитывались Вознесенским и Евтушенко» 398. Общее для двух советских поколений «боготворение» почти подекабристски фрондирующих «прогрессивных» поэтов рождалось из восприятия их творчества через «золотовековые» пушкинские очки.

Представитель поколения «младших семидесятников», ныне проживающий в Израиле писатель Александр Бараш подтверждает «золотовечную» солидарность с поколением родителей. Он объясняет, почему в брежневскую эпоху не мог возникнуть всеобщий ценностный конфликт отцов и детей. Ориентация на «золотой век» русской культуры «с его сердцевиной — от 1812 года до 25-го, когда часы как бы остановились»: «Стрелки “стали” в параличе исторической воли на Сенатской площади... а литература пошла себе дальше, как никогда ни до, ни после...», —была для его сверстников выбором по «остаточному принципу» из репертуара культурных ценностей, дозволенных советской цензурой. Серебряный век даже до московского рядово-

398 Полянская И. Прохождение тени. Роман. Окончание // Новый мир. 1997. № 2. URL: http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1997/2/polyan.html.

180